ГЛАВА 31
Пери пришел домой очень поздно, даже позже нас, возвратившихся с безумно скучного бала после половины второго. Поэтому мы увиделись только на следующее утро, когда Пери постучал ко мне.
Он небрежно кивнул горничной, и она поспешно вышла из комнаты. Продолжая поправлять перед зеркалом шляпку, я подумала, что, пожалуй, в жизни не выучусь таким великосветским манерам.
— Сара, у тебя при себе много денег? — отрывисто спросил он. — Я оказался на мели, вчера я опять здорово проигрался.
Я потянулась за перчатками и стала, не торопясь, их разглаживать.
— Я действительно еще не потратила своего содержания за ближайшие месяцы, но оно мне потребуется для оплаты некоторых счетов. Мы с твоей мамой непрестанно покупаем платья с тех пор, как приехали в Лондон.
Пери кивнул, вид у него был нездоровый, руки безостановочно дрожали, а глаза, казалось, налились кровью.
— Ну, будь паинькой, одолжи их мне. Завтра я тебе все верну.
Я заколебалась.
— Не думаю, Пери, что мне стоит это делать. Если ты проиграл все свои деньги в карты, то тебе следует прекратить играть, а не брать взаймы.
— Черт возьми, Сара, ты разговариваешь как моя мать, — зло проговорил он. — Я никогда не говорил, что мне хватает моих денег. То, что ты ведешь себя с деньгами как маленькая ханжа, еще не значит, что я должен делать то же самое.
Я громко рассмеялась в ответ на эту мальчишескую выходку.
— Я вовсе не ханжа. Просто я сомневаюсь, что увижу когда-нибудь свои денежки, если они попадут в твой карман.
— Ну и что из этого? — беззаботно улыбнулся Пери. — Когда мы поженимся и у нас будет много денег, я верну тебе все.
— Легко сказать, — упрямо стояла на своем я. — Если ты будешь продолжать играть, то оставишь нас обоих без гроша. Игроку всегда мало денег.
Неожиданно Пери принял покаянный вид.
— Я знаю, — печально сказал он. — Не вини меня, Сара. Это все из-за этой жизни, которую мы вынуждены вести в Лондоне. Я все время играю и все время пью. Я уже так много должен, что боюсь даже думать об этом. Я весь в дерьме, Сара. Я так хочу, чтобы мы уехали отсюда.
— Тебе нравится играть в карты? — поинтересовалась я.
Еще раньше я встречала людей, погибших из-за игры, но там счет шел на пенни, а тут на сотни фунтов.
— Нет, — откровенно сказал он. — Выигрывать, конечно, приятно, но я ненавижу проигрыши. И я терпеть не могу, когда игра не ладится. Поверь мне хоть один раз, Сара, и я побыстрее заплачу свои долги и больше не стану играть.
— Но это волнующее ощущение, правда?
Я доискивалась до истины, поскольку помнила замечание Уилла, что Пери в душе игрок.
— Только не тогда, когда я проигрываю, — честно ответил он. — Я занимаюсь этим, чтобы убить время, не больше. И потом, ведь все играют. Ты же знаешь это, Сара.
Мне пришлось согласиться с ним. Аристократы проигрывали в карты целые состояния. Я верила, что Пери играет только потому, что это делают другие, потому что это часть лондонской светской жизни. В душе он все же не был игроком. И если я смогу увезти его из Лондона, я спасу его от карт и пьянства.
Кроме того, я ведь обещала не оставлять его. Он просил меня об этом. Мы были помолвлены. Я не хотела омрачать нашу жизнь из-за пригоршни гиней.
— Вот, возьми.
С этими словами я открыла правый ящик моего туалетного столика. Свои деньги я хранила в кошельке, запертом в шкатулке для драгоценностей. Сейчас в нем лежало пятьдесят золотых соверенов, мистер Фортескью был щедр ко мне.
— Ты можешь взять сорок из них, — сказала я. — Остальные я должна заплатить портнихам, иначе стану должником не хуже тебя.
Пери схватил мою руку и попытался поцеловать ее, но когда я ее отняла, не возобновил своей попытки.
— Спасибо тебе, дорогая, — сердечно поблагодарил он. — Этим я смогу расплатиться с самыми неотложными долгами. В следующем месяце я получу свои деньги, да и фортуна должна мне улыбнуться. Я чувствую это. Кроме того, мы ведь скоро поженимся, и я получу все свои деньги, а не это жалкое содержание.
— А почему ты не попросишь леди Кларенс давать тебе больше денег?
Пери уже шел к двери, но остановился и послал мне оттуда одну из своих очаровательных полуулыбок.
— А ей нравится, когда я в долгах. Тогда она может заставить меня делать то, что она захочет.
Мне все стало ясно.
— Ладно, тогда береги деньги, иначе я заставлю тебя делать то, что я захочу.
— Но ты же ничего от меня не хочешь, разве только увезти из Лондона? Пожалуйста, только прикажи.
Я хотела ответить, но тут послышался стук во входную дверь.
— Это за мной! — воскликнула я, хватая со стола перчатки. — Я должна бежать, Пери! Я еду кататься в парк с леди Джейн Уитли.
Пери церемонно поклонился мне, как бы отдавая должное моему блестящему обществу, и мы вместе сбежали по лестнице.
Мне кажется, леди Джейн выбрала меня в ближайшие подруги потому, что ее светло-каштановые волосы и орехового цвета глаза выглядели чрезвычайно изысканно рядом с непокорной копной моих рыжих кудрей.
Она всегда держалась очень томно: избегала сквозняков, не танцевала после полуночи, не ела ничего слишком горячего или слишком холодного. Ее матушка, видимо, полагала, что те поклонники, которых шокировала моя необузданность, с удовольствием остановят взгляд на ее анемичной дочери.
Сама леди Джейн со всей откровенностью делилась со мной своими планами поскорее выйти замуж, пока ее больной, прикованный к постели отец не подсчитал в точности расходы на содержание дочери во время лондонского сезона и срочно не вернул ее домой.
Она была единственной дочерью в семье, и выезжать ей, кроме меня, было не с кем. Меня же ее общество вполне устраивало, как устроило бы и общество любой другой леди, которая не расспрашивала бы меня о моем детстве и родителях. Единственное, что я в ней не переносила, это ее манеру словно бы присасываться к моему боку во время прогулок или брать меня под руку, когда мы сидели в экипаже. Интимность этих жестов заставляла меня буквально стискивать зубы.
Мы уселись в ландо ее отца, и леди Джейн раскрыла свой зонтик. Она была бледной, словно гриб, и по сравнению с ней я выглядела загорелым и обветренным пиратом, несмотря на все кремы и лосьоны, которыми в изобилии снабжала меня леди Кларенс. Как бы то ни было, я тоже элегантным жестом раскрыла зонтик и стала слушать почти бессмысленную болтовню своей спутницы.
Она рассказывала о каких-то перчатках, которые купила, и я словно со стороны слышала свой голос, произносящий «Что вы говорите?» или «Вообразите только!» во время редких пауз. Почти не понимая, что она говорит, я следила за тем, как лошади прокладывают дорогу среди уличной толкотни, и думала, что, пожалуй, знаю тут уже каждый камень. А ведь если мне суждено изучить что-то до такого совершенства, то лучше бы это был мой родной Вайдекр.
При мысли о доме мое сердце сжалось от тоски. Зима сделала Лондон холодным и промозглым, уличные торговцы поставили печурки прямо на улицах и торговали печеным картофелем, горячими имбирными пряниками и жареными каштанами. Они были немногими людьми на улицах Лондона, которые мерзли не так отчаянно.
Мне было прекрасно известно, что в Вайдекре сейчас тоже холодно, — я не принадлежала к числу тех, кто, восхищаясь красотами природы, забывает о жестокой боли в окоченевших ногах. Но я представляла четкие и благородные, словно на гравюрах, силуэты деревьев, сбросивших листву, вспоминала смешной круглоголовый каштан, стоявший на повороте дороги, и мягкий ковер листьев, устлавших землю под ним. Я хотела вернуться в Вайдекр, я чувствовала, что земля нуждается во мне.
— …и я совсем не люблю белый цвет, — с триумфом закончила свою болтовню Джейн.
— Я тоже, — внесла я свою лепту в беседу.
— Вам-то хорошо… — начала она опять.
Еще один поворот, и вот мы уже были в парке. Наше ландо влилось в общий поток экипажей, и мы начали нашу медленную прогулку по бесконечным аллеям. Продолжая болтать, Джейн выискивала острым взглядом знакомые лица в толпе. Каждый раз, когда яркие цвета гвардейского мундира попадали в поле ее зрения, она теряла нить разговора и пристально изучала их, размышляя, не остановить ли экипаж, чтобы поздороваться.
— К тому же это так старомодно — быть представленной ко двору в белом, — ворковала она.
Под величайшим секретом Джейн призналась мне, что на церемонию представления ко двору родные заставляют ее надеть белое атласное платье, переделанное из подвенечного наряда ее матери. Я обещала никому не рассказывать об этом, потому что знала: она умерла бы от унижения, если бы это стало широко известно.
— Как, должно быть, приятно быть богатой, — вздохнув, сказала она.
И тут же просияла. Даже не поворачивая головы, я поняла, что она увидела молодого человека.
— Кучер, остановите! — приказала она и, наклонившись вперед, бешено замахала двум прогуливающимся в отдалении фигурам.
Это были сэр Роберт Руперт и мистер Гил Девениш.
— Как вы поживаете, сэр Руперт? — поздоровалась я, когда они приблизились.
Джейн чуть не выпала из экипажа.
— О, сэр Руперт! — воскликнула она и, когда он сказал ей: «Доброе утро!» — залилась смехом, будто в этом было что-то необыкновенно забавное.
Он улыбнулся и подошел к ее стороне коляски, а мистер Девениш направился ко мне с самым томным видом, будто оказывал мне величайшую услугу.
— Увижу ли я вас сегодня на приеме у леди Кларк? — поинтересовался он.
— Да, я там буду, — ответила я. — Но сомневаюсь, что там у нас появится возможность увидеть друг друга. Леди Кларк объявила, что она пригласила две сотни гостей.
— О да, — быстро согласился мой собеседник. — Не думаю, правда, что все придут.
Я не смогла сдержать злой улыбки.
— Не допускаете же вы мысль о том, что подобные приглашения можно проигнорировать?
— Мне придется явиться туда, — скорбно сказал он. — Наши матери были в молодости закадычными подругами. Так что пойти к ней меня обязывает долг.
— Мы собираемся рано уехать, — продолжала я, — так как приглашены на карточную игру к леди Митинг.
— Но она же живет где-то за городом, — удивленно приподнял брови мистер Девениш.
— После этого мы отправимся на ужин к леди Марии.
Брови Гила Девениша поползли еще выше.
— Белокурая Мария, — с отвращением пробормотал он. — Ваша будущая золовка. Я, пожалуй, беру назад свое замечание о леди Митинг. Если бы мне предстояло выйти замуж за бедного Пери и обедать у белокурой Марии, я мог бы сбежать даже в Брайтон.
Я послала ему сдержанную улыбку.
— Скажите мне, кого в лондонском обществе вы любите?
Он хмыкнул, чтобы скрыть свое раздражение, и ответил:
— Я вполне сносно отношусь к Джорджу Уэллесу. Мой собственный отец тоже вызывает у меня большое уважение. — Тут он внезапно помолчал. — Ладно, согласен, я испытываю мало симпатий к моим приятелям, но вы, леди Сара? Кому в Лондоне удалось завоевать ваше расположение?
Его взгляд скользнул мимо меня к леди Джейн, которая отчаянно смеялась незамысловатым шуткам своего собеседника, а потом ко всей знатной публике, прогуливавшейся здесь по нескончаемому кругу, стараясь скоротать время до обеда, а потом еще более долгие часы до ужина.
Я пожала плечами. Неожиданно меня оставило желание быть приличной молодой леди, и я заговорила голосом грубой цыганки Меридон.
— Увы, никому. Я не виню в этом вас или кого-либо другого, но у меня нет здесь друзей или тех, кем я могла бы восхищаться. И сейчас я более одинока, чем была прежде. Я крепче спала на полу и лучше ела из деревянных тарелок. И если сказать правду, — я помолчала и кинула на него оценивающий взгляд, — я встречала гораздо более привлекательных мужчин, чем вы.
Он побагровел от ярости, и на его лице не осталось и следа улыбки.
— Вам нельзя отказать в оригинальности, — сквозь зубы прошипел он.
В его устах это было наиболее тяжкое оскорбление. Он поспешно отошел от меня, будто испугался. Увидев это движение, сэр Руперт с облегчением попрощался с леди Джейн и присоединился к нему. Джейн пыталась удержать его, но безрезультатно.
— Как вы могли позволить ему уйти? — сердито выговаривала она мне, когда наше ландо снова влилось в общий поток. — Вы должны были видеть, что я говорю с сэром Рупертом. Я уверена, что он собирался пригласить меня на танец у леди Кларк. А сейчас по вашей милости я не имею ни одного кавалера на сегодняшний вечер.
Мне вдруг стало тошно от этого мира хлыщей и кокеток.
— Извините, — с трудом произнесла я. Мое горло болело, будто я нахваталась сырого лондонского тумана. — Этот ехидный Девениш был сегодня особенно невыносим, и я хотела избавиться от него.
Джейн испуганно вытаращила на меня глаза.
— Надеюсь, вы не сказали ничего такого, что бы могло вызвать его неприязнь? Потому что в этом случае уже завтра весь Лондон будет говорить об этом.
— Я не сказала ничего такого, что не было бы правдой, — со вздохом ответила я. — А лондонские слухи мне глубоко безразличны. Джейн, вы не могли бы меня высадить у Гросвенор-сквер? У меня сильно болит горло.
— О нет! — тревожно воскликнула она, и на мгновение я приняла эту тревогу на свой счет. — Нет, Сара, давайте сделаем еще один круг. Мы можем встретить кого-нибудь интересного.
Я покорно кивнула. Джейн необходим был кавалер на сегодняшний бал, а прогуливаться одной ей не разрешали. Я подняла повыше воротник жакета и уселась в самую глубь ландо. Осеннее солнце светило ласково, мои руки согревали перчатки на меху, и еще несколько месяцев назад я почувствовала бы себя в раю, если бы имела такой теплый жакет, как этот.
— Но только один круг, — со вздохом предупредила я.
— Спасибо, милочка. А если мы встретим какого-нибудь вашего знакомого, вы меня обязательно представите, хорошо?
— Хорошо.
И я принялась пристально изучать движущийся нам навстречу людской поток. Ибо, насколько я знала Джейн, если она не найдет себе партнера на сегодня, мы будем здесь кружить до полуночи.
Я оказалась почти права. Мы сделали три круга, прежде чем встретили капитана Рейли и капитана Салливана и я смогла представить их Джейн. Они оба были всего лишь нищими охотниками за богатым приданым, но каждый из них умел отменно танцевать и знал, как следует проводить даму к столу. Джейн преисполнилась торжества, а меня уже вовсю бил озноб.
— Благодарю вас, моя дорогая. — Она захлебывалась от счастья, высаживая меня у двери. — Вы спасли мне жизнь. Клянусь! А как вы считаете, кто более привлекателен: капитан Салливан или капитан Рейли?
— Салливан, — наобум ответила я и направилась к лестнице.
— А в чем мне сегодня лучше быть, в желтом или розовом? — Она никак не желала оставить меня в покое.
— В желтом. До вечера.
Дворецкий уже закрывал дверь, когда до меня долетели звуки ее голоса:
— А волосы? Как мне убрать…
Я пошла прямо наверх, чтобы поскорее оказаться у себя, но дворецкий опередил меня.
— Мистер Фортескью в гостиной с леди Кларенс и леди Марией, — сказал он. — Леди Кларенс просила вас присоединиться к ним, как только вы вернетесь с прогулки.
Я кивнула и, немного помедлив перед зеркалом, чтобы снять шляпу и перчатки, двинулась вслед за дворецким.
— Джеймс! — воскликнула я радостно при виде мистера Фортескью.
Это было первое дружеское лицо, увиденное мной в лондонском особняке леди Кларенс.
Он вскочил на ноги и устремился мне навстречу. Мельком взглянув на обеих дам, я поняла, как неуютно он чувствовал себя до моего прихода, и пожалела, что не вернулась домой раньше.
— Как я рада видеть вас! — сказала я и, сделав реверанс леди Кларенс и неловко кивнув леди Марии, села.
Горничная поставила на стол еще одну чашку.
Джеймс сказал что-то насчет того, как хорошо я выгляжу, леди Кларенс упомянула о моих улучшившихся манерах. По лицу леди Марии было ясно видно, что ей не терпится вставить какую-нибудь колкость.
— У вас много здесь друзей? Лондон не обманул ваших ожиданий? — заинтересованно спросил Джеймс.
— Много. — Мой ответ звучал не очень уверенно.
— Наша Сара обзавелась такими замечательными друзьями, — немедленно вступила в разговор Мария. — Вы катались сегодня с леди Джейн Уитли?
Я молча кивнула. Джеймс выглядел довольным.
— Это одна из ваших близких подруг? — наивно спросил он. — Я рад, что вам повезло с друзьями.
— О, она просто украшение нынешнего сезона. — Глаза Марии со злостью следили за мной. — Мисс Лейси и она — первые красавицы в этом году. Мисс Лейси уже помолвлена с нашим Пери, а леди Джейн, я уверена, сделает такую же блестящую партию.
Я вспомнила, как мы с Джейн кружили и кружили сегодня по парку в поисках для нее кавалера, и мрачно улыбнулась Марии.
— Благодарю вас, — с сарказмом произнесла я. — Но вряд ли такую же блестящую, как сделали вы.
Так как ее Бэзил был толст и имел не меньше сорока пяти лет от роду, то я почувствовала себя отомщенной. Леди Кларенс, по-видимому, была удовлетворена моим ответом и поэтому поспешила перебить открывшую было рот дочь.
— У мистера Фортескью к вам небольшое дело, Сара, — сказала она. — Не перейти ли вам с ним в столовую?
Мистер Фортескью с облегчением поторопился встать.
— Благодарю, — сказала я и повела его в просторную столовую, где в центре стоял тяжелый круглый стол и не меньше двух дюжин стульев с высокими спинками.
Он потянул один из них к себе и уселся, сцепив на столе руки.
— Вы счастливы, Сара? — спросил он. — Это та жизнь, о которой вы мечтали?
Мое горло по-прежнему болело, будто я все еще глотала холодный туман Лондона.
— Почти, — кратко ответила я.
Он подождал минуту, будто ожидая, что я добавлю еще что-нибудь.
— Я не хотел бы вас разочаровывать, — неуверенно заговорил Джеймс. — Но я не выполнил бы своего долга перед вами и перед памятью вашей матери, если бы не предостерег вас.
Прижав ладонь ко лбу, я почувствовала, как он горит, хотя сама я дрожала, будто от озноба.
— Продолжайте, прошу вас, — тихо сказала я.
Он откинулся на спинку стула и смотрел на меня, словно не зная, как начать.
— Я обдумываю все, что должен вам сказать, но когда начинаю говорить, то сбиваюсь на посторонние вещи, — сказал он с внезапным раздражением. — Вы смотрите на меня так, будто вам совершенно безразлично, счастливы вы или нет. Я ничего не могу рассказать вам, вместо этого начинаю сам расспрашивать вас. Сара… скажите, как бы вы хотели жить?
Я помолчала минутку, вспомнив о Данди, распростертой под легкой розовой накидкой.
Я вспомнила ее теплую сонную улыбку, ее наивную уверенность, что мир будет неизменно добр к ней, как те старые джентльмены, перед которыми она плясала.
— Я ничего не хочу, — с трудом выговорила я.
— Вы думаете, что лорд Перегрин сумеет сделать вас счастливой? — спросил Джеймс.
— Он не сумеет сделать меня несчастной, — пожав плечами, сказала я. И, увидев, что Джеймс нахмурился, добавила: — Не так уж много женщин могут на это надеяться. Для начала это неплохо. Затем я получаю Вайдекр, и мой ребенок становится наследником двух таких замечательных имений.
Джеймс не отрывал от меня взгляда, словно искал во мне тепло и любовь, чувства, обычные для молодой девушки. Но мои глаза были непрозрачны, словно зеленый фаянс.
— Вы настроены поторопиться со свадьбой? — И по его голосу я поняла, что он согласен.
— Да, — подтвердила я. — Я бы хотела выйти замуж до Рождества, чтобы на праздники быть уже дома.
— К чему такая спешка? — поднял бровь Джеймс. — Я полагал, что это будет весной.
— Жизнь в городе не подходит Пери, — честно объяснила я. — Да и мне она тоже не нравится. Я стремлюсь вернуться домой, мне там многому надо учиться. Лондон же я просто ненавижу и надеюсь никогда больше не бывать здесь. Мы не только спим за закрытыми окнами, но мы даже никогда не смотрим на улицу.
Джеймс кивнул. Хоть он почти никогда не был согласен со мной, но всегда честно старался понять меня.
— Я велю моим адвокатам ускорить дело, — ответил он. — Если вы в себе уверены.
— Я уверена.
При этих словах он поднялся и направился к двери.
— Ну что же, тогда желаю вам счастья. Похоже, мы не увидимся больше до самого венчания.
Я протянула ему руку, и мы попрощались тепло, словно были старыми друзьями.
— Вы можете пожелать мне немного спокойствия, — на прощание сказала я. — Я не ищу счастья, но мечтаю о спокойной и достойной жизни.
— Вы обретете ее, как только станете леди Хаверинг, — уверил меня Джеймс. — Я тут кое-что захватил для вас, — продолжил он. — Это проценты от вашей доли доходов за последние шестнадцать лет. Они были помещены в банк, капитал там и остался, а проценты я привез вам.
И Джеймс достал из кармана увесистый сверток.
— Они платили не слишком высокие проценты, но зато это надежный банк, — почти извиняясь, объяснил он. — Я подумал, что так будет лучше.
Я кивнула и открыла конверт: там оказалось одиннадцать больших листов пергамента, на каждом из которых стояла цифра 3000. Предъявителю сего обещали выплатить три тысячи фунтов.
— Я таких денег никогда в жизни не видела. — От почтения я даже заговорила шепотом. — И как вы только не побоялись взять их в дорогу.
— Так получилось, что меня как раз сопровождали охранники, — улыбнулся мне Джеймс. — Мне необходимо было перевезти некоторое количество золота в Лондон, и я воспользовался этим случаем. Если не возражаете, я оставлю эти чеки у вас.
— Спасибо, — сказала я.
Мы вышли в холл, и дворецкий подал ему пальто. Джеймс оделся, еще раз попрощался и вышел. Проводив его, я вернулась обратно в столовую, аккуратно сложила листы пергамента, поднялась к себе в спальню и положила их в правый ящик своего туалетного столика, где хранила шнурок с золотыми застежками.
