ГЛАВА 16

Мимо нас пробежали пони с трепещущими разноцветными флажками, а мы с Джеком устало соскользнули со спины Блубелли. Кэти и Данди вернулись с подносом сластей и булочек и большим кувшином лимонада.

— Им понравился ваш номер, — кивнула Данди в сторону зала.

Джек был на вершине блаженства.

— Они вызывали нас сто раз и бросали монеты, — захлебываясь, рассказывал он. — А тот из Лондона смеялся как помешанный. Так что не знаю, как вы, а мы с Мери точно будем в Лондоне.

Данди загадочно взглянула на него из-под черных ресниц.

— Думаю, что Лондон ждет всех нас, — многозначительно сказала она. — Я, во всяком случае, поеду с тобой, Джек.

— Они так отчаянно хлопали. — Джек не слышал ее. — Я даже не знал, что это так смешно.

— Сегодня ты был в ударе, Джек, — отдавая ему должное, сказала я. — Ты выглядел точь-в-точь как пьяный крестьянин. Когда ты появился из толпы, все подумали, что это чужой, даже человек из Лондона. Я видела, как он смотрел на Роберта и не понимал, в чем дело.

— Я тоже видел его лицо, — кивнул Джек. — И сам чуть не рассмеялся. У него прямо глаза выпучились.

— Интересно, кто он? — спросила я сквозь смех. — Твой отец еще не сказал.

Джек оглянулся, не пора ли нам поторопиться, но Роберт еще представлял с пони битву при Бленхейме, и мы услышали, как все запели старинный гимн. В голосах крестьян отчетливо звучал протяжный суссекский выговор.

— У него в Лондоне шоу, которое он называет цирк, — тихо стал объяснять Джек. Кэти и Данди не слушали, готовясь отправиться в зал с подносами. — Это специально построенное здание с огромной ареной и залом со множеством мест. Люди платят целый шиллинг за вход.

— За одно представление? — не веря своим ушам, переспросила я.

— Да, — утвердительно кивнул Джек. — И деньги, которые у него получают артисты, потрясающие. Дэвид знаком с ним и рассказал ему о нас. Мой отец прав, Мери: если мы ему понравимся, то наше будущее обеспечено. Он нанимает артистов на целый сезон и платит им золотом. За один год мы заработаем столько, что всю остальную жизнь сможем не работать, если не захотим.

Я сразу же подумала о Вайде. Данди могла забыть о нем, но со мной этого никогда не случалось. Мои сны пугали меня, но они становились все яснее и яснее. Вайд не мог быть далеко, я точно знала это. Каждое утро я предчувствовала, что следующий наш переезд приближает то, что я ждала всю жизнь. Там росли такие же деревья, небо было такого же цвета. Если Вайд недалеко и его можно купить… Я оторвалась от своих мыслей и повернулась к Джеку.

— Как у тебя с Данди? — вдруг спросила я.

— Нормально, — коротко бросил он. Затем оглянулся и посмотрел на меня почти умоляюще. — Ну и время ты нашла для своих расспросов, Мери. В любую секунду может появиться мой отец, да и этот человек здесь. У нас с ней все как обычно. Мы хотим друг друга, как две собаки во время течки, а потом разбегаемся. Она редко нормально и мирно говорит со мной, а я… я хочу ее так же сильно, как ненавижу. А сейчас оставь это, Мэри, спроси лучше ее. Я стараюсь даже не думать об этом.

Ри открыл двери, и вся стайка пони ворвалась внутрь. Джек схватил двух первых, я — следующих, а Ри остановил последних трех, считая самого маленького. Мы привязали их неподалеку, и я попросила цыгана накормить их и снять с них упряжь. Сама я побежала переодеваться к следующему выходу. Одновременно со мной отправился и Джек.

Вернулась я первой, в блестящей голубой рубашке и облегающих белых бриджах, точном подобии наряда Джека. Своего номера я совсем не боялась, моя задача была заинтриговать зрителей перед главным выступлением на настоящей трапеции. Но мои ноги были ледяными и все тело болело, будто я упала и ударилась животом. Я едва слышала возбужденные голоса Кэти и Данди, рассказывающих о рекордной распродаже булочек и о ласковом тоне незнакомца из Лондона, когда он сказал: «Нет! Благодарю вас». У меня было странное ощущение, будто я заблудилась в глубоком темном тоннеле, и голоса долетали до меня как эхо, отдающееся от его стен.

— Ты в порядке, Мери? — участливо спросил возвратившийся Джек. — У тебя больной вид.

Я поискала его глазами. Передо мной все слегка кружилось, и его лицо то приближалось, то удалялось.

— Я, кажется, заболела, — едва выговорила я и затем, ощутив знакомый холод в животе, добавила: — И мне страшно.

Рука Джека легла на мое плечо, и я сбросила ее.

— Ну как же, — насмешливо обронила Кэти. — Ты ведь выступаешь на такой опасной трапеции.

Я взглянула в ее сторону сквозь туман, застилавший мне глаза.

— Нет, — слабо отозвалась я. — Дело не в этом.

Глазами я поискала Данди. Тут вышел Роберт и велел Джеку помочь им с Ри установить трапецию.

— Данди! — испуганно позвала я, и тут же ее любимое лицо появилось передо мной и она мягко спросила:

— Что случилось, Меридон? Ты такая бледная, будто увидела привидение. Это мне полагалось бы плохо себя чувствовать, а не тебе.

У меня зашумело в ушах, словно невдалеке находился водопад.

— Почему? — требовательно спросила я. — Почему ты должна себя чувствовать плохо?

Данди откинула назад голову и рассмеялась.

— Давай я расскажу тебе об этом попозже, — сказала она.

Она замолчала, и я услышала голос Роберта, доносившийся из-за дверей:

— А сейчас, леди и джентльмены, а также наш почетный гость, мы представляем вам вторую половину нашего всемирно известного шоу. На арене Воздушные Акробаты Роберта Гауэра! Первой выступает мамзель Меридон на Своей Трапеции!

— Выходи! — нетерпеливо скомандовала Кэти, открывая для меня дверь.

В образовавшуюся щель я увидела Джека и Ри, укрепляющих сетку на столбах. Джек стоял спиной ко мне, но по лицу Ри я поняла, что беспокоиться не из-за чего, он все сделает на совесть.

Я слышала нетерпеливые хлопки публики, но мои ноги будто приросли к полу. Возвратившийся с арены Джек, поравнявшись со мной, ободрил меня:

— Ступай, Меридон! Пора!

Он подошел к маленькому зеркалу Данди, прибитому на дверях, чтобы поправить волосы.

— Я не пойду, пока ты мне все не расскажешь, — обернулась я к сестре.

Мне показалось, будто я ищу выход из своего тоннеля.

Данди легонько подтолкнула меня в спину, ее лицо светилось торжеством и радостью.

— Иди, пожалуйста, Мери. Ты упряма как мул. — Но поскольку я не сделала ни шага, она, еще раз подтолкнув меня, добавила: — Все будет, как я сказала, Мери. Я поймала Джека и собираюсь рассказать об этом его отцу. Я беременна от него, и это будет внук Роберта, которому все здесь станет принадлежать. А я буду хозяйкой шоу. Я сказала тебе, что сделаю это, и сделала. Я поймала его, и он никуда теперь не денется. Я расскажу ему все после представления.

Круто повернувшись, я схватила ее за руки, но Кэти оторвала меня от нее и вытолкала за дверь. Уже выходя, я краем глаза заметила искаженное ужасом лицо Джека и поняла, что он все слышал. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть ее улыбку и услышать ее слова: «Я поймала его, и он никуда не денется».

Я беспомощно стояла перед публикой, будто забыв, зачем я здесь. Оглянувшись назад, я увидела, как Джек помогает Ри притворить створку двери, послушный, как всегда, воле отца, велевшего во время выступления держать дверь закрытой.

Я подошла к низкой трапеции, установленной под платформой девушек, и скинула башмаки. Роберт поднял меня, и я на минуту застыла без движения. Но затем я стала выполнять чисто механически все, что было положено.

Я еще не осознала смысла слов, сказанных Данди, и была слишком вымотана, чтобы вдумываться в них. У шоу свои законы и свой непреклонный ритм. И я сгибала и разгибала ноги, подтягивалась, вращалась и, зацепив коленями перекладину, висела вниз головой. Зрители зааплодировали.

Мне казалось, что где-то далеко отсюда одна в пустом доме рыжеволосая женщина ожидает своей судьбы. А здесь я ожидаю своей. У нас обеих высоко поднята голова, и мы улыбаемся. Мои красные ленты развязались и упали мне на глаза. Но они мне не мешали, я медленно погружалась в густой красный туман и не могла ни видеть, ни даже думать.

Спрыгнув с трапеции, я выполнила положенное сальто и, раскинув руки, застыла перед публикой. Мне хлопали очень громко, почти восторженно. Я оглянулась на Данди.

— А сейчас, — раздался голос Роберта, — мы представляем Отважного, Великолепного… Джека Гауэра!

На арене появился Джек и склонился в поклоне. Я видела, что он бледен, как полотно его бриджей. Его глаза смотрели так странно, будто перед ним разверзлась земля. Он бросил косой взгляд туда, где стояла я, протянув к нему руку, как учил нас Дэвид. Лицо Джека было недоумевающим и обиженным, как у испуганного ребенка.

Я попыталась улыбнуться ему, дать понять, что сейчас он не должен думать ни о чем, кроме своего номера, но не смогла. Мои губы застыли в каком-то страшном подобии улыбки. Я скалила публике зубы, а не улыбалась. Джек посмотрел на меня так, будто ожидал от меня помощи, будто спрашивал меня, что же ему теперь делать. Будто не верил тому, что только что услышал.

Мое лицо застыло. Я едва видела Джека. Мы были далеко, очень далеко друг от друга, и оба знали, что после этого представления кончится наша прежняя жизнь, наша дружба, спокойные ранние утра и трудовые дни. Страшная ссора положит конец той жизни. И все долгие месяцы тренировок и триумф нынешнего представления окажутся напрасными.

Данди не уломать Роберта, а уступить она не захочет. Бедный Джек будет разрываться между двумя конфликтующими сторонами. И мне придется забрать ее отсюда, беременную, ленивую, не способную заработать ни фартинга. Она и я, да еще лошадь, да еще маленький кошелек с гинеями. Джек сделал грациозный жест, как бы переадресуя аплодисменты мне, но лицо его по-прежнему оставалось бледным и умоляющим.

Глаза Роберта на секунду задержались на нем, словно спрашивая, в чем дело. Затем он провозгласил:

— А также представляю вашему вниманию: Единственные Летающие Девушки в Мире. Ангелы без Крыльев: Мамзель Кэти. — Кэти вышла на арену, низко присела в поклоне, адресованном человеку из Лондона, и начала взбираться по лестнице, — и Мамзель Данди.

Данди вышла, не глянув на меня. Я стояла в футе от ее лестницы, как пугало протягивая руки к середине арены, где моя сестра с ослепительной улыбкой присела в поклоне. Я подошла придержать подножие лестницы, и она, глядя смеющимися глазами на меня, прошептала:

— Старая ворчунья! Я давно уже задумала это. Ты увидишь, как все будет здорово!

Не глядя вверх, я подождала, пока Данди перейдет с лестницы на платформу. Я никогда не смотрела вверх. После этого я оставила арену, уходя с высоко поднятой головой и бессмысленной улыбкой. Двери за мной захлопнулись, я прижалась лицом к их гладкой поверхности и застыла. Я всегда слушала, что происходит на арене. Сначала послышался вздох толпы, это означало, что одна из девушек соскользнула с платформы на трапецию. Потом громкое «а-а-ах!» зрителей возвестило, что она вернулась от толчка Джека обратно на платформу. Сейчас я знала, что моя сестра в безопасности. Опять восторженные хлопки зрителей: это Джек на своей платформе сделал стойку на руках. Зал замер в молчании. Значит, Джек укрепил на себе пояс, сунул ноги в специальные подставки и потер руки, как он это делал всегда.

Затем он красивым открытым жестом протянул руки навстречу девушкам, и это заставило толпу перевести взгляд на них. Я услышала громкое «о-о-ох!», когда Кэти, ухватившись за перекладину, скользнула в пустоту. Она всегда шла первой, я знала это. Публика затаила дыхание, и возглас Джека «Приготовилась!» я услышала так ясно, будто сидела в первом ряду. Я вцепилась пальцами в дверь и почувствовала, что кто-то находится рядом. Это был Ри.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

Изнутри послышались возглас Джека «Ап!» и приглушенный стон толпы. Кэти оставила перекладину и мгновение летела в воздухе, затем раздался хлопок ладоней Джека о ее лодыжки и восторженный рев толпы, говоривший о том, что, подброшенная Джеком, Кэти снова схватила трапецию и вернулась на платформу.

Я взглянула на встревоженное лицо Ри, которое расплывалось, как и все вокруг меня.

— Ты почему-то вся в поту и дрожишь, — послышался его голос. — И лицо ужасно бледное. Ты больна, Меридон?

Я услышала движение толпы, означавшее, что девушки поменялись местами и теперь Данди взяла в руки перекладину трапеции. Затем она зацепилась за перекладину согнутыми в коленях ногами и при возгласе Джека «Приготовилась!» оттолкнулась от платформы. Теперь она летела к нему с торжествующей улыбкой, которая говорила Джеку, что она его поймала и теперь не отпустит, что она погубит его вместе с отцом.

— Тебе плохо? — продолжал тревожно спрашивать меня Ри. — Ты слышишь меня, Меридон?

— Ап! — крикнул в это время Джек, и я услышала в его голосе что-то странное, чего никогда не слышала прежде.

Туман в моей голове рассеялся, и мир вновь стал осязаемым и привычным.

— Дай мне войти туда! — крикнула я и, распахнув дверь, посмотрела вверх.

Как раз в это время их руки соприкоснулись, я видела крепкую, надежную хватку Джека. А затем он вдруг бросил Данди на всей скорости полета и со всей своей проклятой силой прямо на каменную стену амбара. Когда моя сестра летела туда, руками беспомощно хватая воздух, она вдруг завизжала страшным долгим, отчаянным визгом, который я мгновенно узнала, будто слышала за месяцы до того. Потом раздался глухой удар ее головы о стену и тело упало на пол. Эхо ее крика, многократно повторенное каждым человеком в толпе, раздалось в зале.

Я ворвалась на арену, как взбесившаяся лошадь. Все вскочили, смотря в ту сторону, где лежала Данди, я пробиралась сквозь толпу, отчаянно извиваясь всем телом. Кому-то я наступила на ногу, кого-то оттолкнула плечом, и вот я уже увидела край ее розовой юбки и странно вывернутую голую ногу.

Где-то позади кричал Роберт:

— Отойдите! Отойдите все назад! Дайте девушке воздуху! Есть ли здесь хирург? Или цирюльник? Хоть кто-нибудь?

Я схватила за плечо какого-то ребенка и отшвырнула его, он упал и заплакал. В этот момент я уже была рядом с Данди.

Тут же все будто стихло вокруг.

Я положила руку на спутанную массу черных волос и повернула ее лицом ко мне. Ее плечи были еще теплыми и влажными от пота, но голова легко откинулась назад, потому что была сломана шея. Лицо искажала гримаса ужаса, а крик, казалось, еще дрожал в горле. Верхняя часть головы представляла собой жуткую массу раздробленных костей, но кровь больше не текла. Глаза так сильно закатились вверх, что видны были только белки.

Я осторожно опустила голову Данди и одернула задравшуюся юбку. Она лежала в странной, неестественной позе: плечи и голова — в одну сторону, ноги и бедра — в другую. Ее спина была так же изломана, как и ее шея. Она лежала как кукла из драгоценного китайского фарфора, поломанная неосторожным ребенком. И только в углу рта запеклась капелька крови.

Конечно, она была мертва. Она была мертвее всего, что я когда-либо видела. Моя любимая, единственная, сверкающая улыбками, как капля росы, так хитроумно интриговавшая сестра была теперь далеко отсюда. Если она вообще где-либо была.

Я взглянула вверх. Джек пытался расстегнуть пояс, но, видимо, его руки так дрожали, что он даже не мог удержать пряжку в пальцах. Когда наши глаза встретились, его рот приоткрылся, будто он хотел мне пожаловаться на то, что он сделал.

Я встала.

Толпа подалась назад от этого моего движения. Я ясно видела их взволнованные лица, двигающиеся рты, но я не слышала ни звука.

Ри стоял рядом со мной. Когда я обратилась к нему, мой голос звучал совершенно спокойно.

— Последи, пожалуйста, чтобы ее сожгли по всем правилам, — попросила я. — Как принято у нашего народа.

Он кивнул, его лицо было желтым от ужаса.

— Чтобы сожгли всю ее одежду и тарелку ее разбили, — продолжала я. — Не фургон, фургон принадлежит Роберту, — все так же ровно говорила я. — Но все, что она носила, одеяла, постельное белье тоже надо сжечь.

Он опять кивнул.

— И ее расческу. Ленты. И маленькую подушку.

Я отвернулась от изуродованного тела и сделала два шага. Там был Роберт, он протягивал ко мне руки. Но я взглянула на него так, будто никогда прежде не видела. И опять обернулась к Ри.

— Смотри, чтобы никто, кроме тебя, не прикасался к ней. — Тут я несколько встревожилась. — Это правильно, Ри? Таков обычай нашего народа? Я не знаю точно, как это делается.

Ри пытался мне ответить, но губы его дрожали.

— Я все сделаю как положено, — наконец удалось ему выговорить.

Я кивнула и пошла через арену. Вверху все еще боролся со своей пряжкой Джек, но я не смотрела вверх. Я пошла мимо Роберта и почувствовала, как он попытался остановить меня. Я сбросила его руку, даже не взглянув в его сторону, и подошла к двери, у которой стояла, как дура, когда Данди, смеясь, летела к своей смерти. Потом вышла наружу и отправилась к лошадям.

Я навьючила седло на спину Кея, и он подставил мне голову для уздечки. Я видела, как блестят металлические защелки, но не слышала их щелчка. Затем я затянула подпругу и повела его через поле к нашему фургону.

Постель Данди все еще пахла ею. Сладким запахом, не то подсолнуха, не то свежескошенной травы. Кругом были разбросаны ее одежда, заколки для волос, ленты, коробочки с пудрой и пустой флакон из-под духов.

Я сняла с себя костюм и вынула из волос ленты. Вместо этого я надела свою старенькую рубашку, безрукавку и бриджи. У меня была пара старых ботинок Джека, и я без колебания сунула в них ноги. Потом полезла под матрац и достала свой кошелек с гинеями, одну из них я положила Кэти на подушку. Она честно ее заработала, оставив Джека для Данди. Я сунула кошелек в карман бриджей и привязала его тесемку к поясу. Затем из дыры в матраце я вынула шнурок с золотыми застежками и надела его на шею. Сверху я накинула старенькую шерстяную куртку Роберта, а оказавшуюся в кармане кепку надела на голову, спрятав под нее волосы. В дверях фургона внезапно возникла Кэти.

— Меня послал Роберт, — прошептала она еле слышно. — Он говорит, чтобы ты шла в его фургон и полежала, пока он придет. Сейчас он выводит зрителей из амбара. — Тут она на минуту заколебалась. — Ри остался с телом Данди. Он накрыл ее накидкой.

У нее вырвалось короткое рыдание, и она протянула ко мне руки.

Я озадаченно посмотрела на нее. В жизни не могла бы себе представить, чтобы она из-за чего-то плакала.

Я прошла мимо, стараясь не коснуться ее, и постояла мгновение на ступеньке фургона. Увидев меня, Кей поднял голову, и я стала разбирать поводья.

— Что ты делаешь? — встревожилась Кэти. — Роберт сказал, что ты должна…

Она замолчала с приоткрытым ртом, когда я села в седло.

— Меридон…

Я глянула на нее, мое лицо было словно стянуто морозом.

— Куда ты собираешься? — спросила она.

Я повернула Кея и поскакала к краю поля. Люди расступались передо мной, их лица светились интересом, они узнали меня даже в этом наряде. Что ж, сегодня они насладились редким зрелищем. Лучшим, которое мы когда-либо показывали. И определенно будоражащим нервы. Все-таки не каждый день можно увидеть, как девушка разбивается о каменную стену. За это стоило заплатить и дороже.

Когда я подскакала к воротам, толпа отхлынула по обе стороны. Кей немного помедлил, выбирая дорогу. Тот пляж, на котором мы были утром, находился к югу от нас. Я повернула коня к северу, и его копыта тихо застучали по влажной земле. Солнце медленно клонилось к розовому горизонту. Кей шел спокойно, и я отпустила поводья.

Я не рыдала. Я даже не пролила ни слезинки. Мы осторожно объезжали людей, возвращавшихся домой и обсуждавших высокими, взволнованными голосами, какое они видели ужасное событие! И ее лицо! И этот страшный крик! Я молча миновала их, и наконец мы выехали из деревни и направились по дороге, ведущей в Лондон. Мы все еще скакали на север, когда небосвод стал шафрановым. Мы скакали на север, когда вечерние птицы стали выводить свои трели. Мы скакали на север, и я не уронила ни одной слезы. Я едва могла дышать.