Глава 2. Украденная бомба

В 1998 году этот человек получил Звезду Героя России за события сорокалетней давности. По крупицам собрав историю нашего героя, мы впервые рассказываем вам о том, как была создана советская атомная бомба.

Коктебель, гора Карадаг, раннее октябрьское утро. Гора Клементьева – знаменитое место, отчизна советского планеризма в то время. Она свободна от облаков и будет летная погода. Поселок спит, но планеристы уже бодрствуют. Среди них – Владимир Барковский. Еще учась в институте, он научился летать на планере в студенческом аэроклубе, освоил фигуры высшего пилотажа. Он совершенно четко решил, что будет не инженером, а военным летчиком. Думал он об этом и сейчас, делая свой круг и плавно приземляясь. Но судьба распорядилась иначе.

Соединенные Штаты Америки, 1947 год. В небольшом городке на берегу океана собрались представители творческой интеллигенции Америки и Советского Союза. Молодой Шостакович что-то произносит в кинокамеру, среди участников есть также режиссер Сергей Герасимов. Эта избранная публика ведет себя непринужденно, здесь нет журналистов и камер, это закрытый съезд людей независимых профессий. Несмотря на то что наши страны уже вступили в эпоху «холодной войны», творческая элита Америки и Советского Союза активно обсуждает совместные планы на будущее, планы, которым, увы, не суждено будет сбыться никогда. Уже прогремели взрывы над Хиросимой и Нагасаки, вот-вот пройдут испытания советской атомной бомбы, совсем скоро все они окажутся на долгие годы по разные стороны баррикад, но пока об этом не знает никто. Все активно обсуждают мировые проблемы, и в первую очередь проблему запрета создания атомного оружия. Больше всех об атомной бомбе здесь знает один человек, который предпочитает об этом не говорить.

Учебник по прикладной физике, изданный в США в 1939 году, является одним из самых ценных раритетов в судьбе внешней разведки Российской Федерации, именно с него начиналась история атомного шпионажа. Куплен этот учебник был на одном книжном лондонском развале нашим молодым разведчиком Владимиром Барковским.

Поначалу атомная бомба была для Барковского всего лишь параграфом в книге об оружии и из общего списка не выделялась, теряясь в массе сведений о военной технике и современных вооружениях противников и союзников. Когда появилась идея об атомной бомбе, Барковский поначалу не придавал этому большого значения.

Первой страной, которая стала серьезно заниматься проблемами ядерного распада, была Америка. В конце 1930-х годов со страниц западных журналов вдруг исчезают статьи известных ученых-физиков, у страны появляется самый оберегаемый секрет – секрет создания атомной бомбы. В 1939 году великий Эйнштейн пишет письмо президенту Рузвельту, в котором убеждает его выделить несколько миллионов долларов на создание спецлабораторий. Рузвельт зачитывает это письмо на закрытом заседании Конгресса США и доказывает конгрессменам всю необходимость производства атомного оружия. Практическую часть берет на себя молодой ученый Роберт Оппенгеймер. Под его руководством создано несколько лабораторий, где лучшие мировые физики работают над производством атомной бомбы. Он посвящает в свои планы только одну страну, и эта страна – Англия. В 1940 году начинается их секретное сотрудничество. Осенью 1941 года в Лондоне был организован комитет с кодовым названием «Tube Alloys». За полгода до его создания в Лондон прибывает молодой советский дипломат Владимир Барковский. Его должность – атташе по культуре, отличительные особенности – мягкие манеры, безупречный английский. Но это всего лишь маска. У Владимира Барковского есть еще несколько имен, например Джерри или Дэн. Его первые дни в Лондоне были наиболее тяжелыми, потому что в одночасье пришлось переиграть собственную судьбу.

Вот что вспоминал Владимир Барковский: «Пришел, попал на какую-то комиссию. Разговоры, расспросы, заполнение анкет, а потом все замолчало. Где-то в июне приходит ко мне в общежитие человек и говорит, что нужно быть завтра у планетария в такое-то время. Взять с собой трусы, зубную щетку, мыло, полотенце, в общем, все, что нужно для короткого пребывания на воздухе. Мне это было совершенно непонятно, потому что я был в разгаре дипломной работы, а тут меня отвлекают. Когда мы туда приехали, это было 20 июня, нам объяснили, что вместо инженеров мы будем разведчиками. Для меня это было, конечно, крушением всех жизненных планов: инженером я не стал, в военную авиацию тоже не попал, а здесь открывалась совершенно новая дорога.

В Европе в это время уже шла война. В Лондоне почти каждый день объявляли воздушные тревоги из-за налетов и бомбардировок немецкой авиации. Восстановление старых агентурных связей и вербовки было практически невозможно. Более того, в Лондоне работали всего лишь два человека: Барковский и его резидент Анатолий Горский. Впрочем, такая же ситуация была во всех европейских резидентурах. С 1937 года НКВД ведет жестокую чистку не только внутри страны, но и за ее пределами, причем со своими расправляется особенно жестоко. В 1939 году Берия отзывает из-за границы ряд резидентов и оперативных работников, большинство из них расстреливают как врагов народа. Из-за нелепой шпиономании вождей Страны Советов работа нашей разведки в странах главного противника оказывается практически парализована. Всего лишь за год до войны уничтожены сотни лучших разведчиков, тысячи сосланы в лагеря. Нехватку людей пытаются восполнить набором новых кадров в органы госбезопасности. В самых лучших вузах страны отбирают молодых людей, которые наиболее подходят для службы в разведке. Владимир Барковский был одним из этих молодых людей, разведчиков призыва 1939 года, разведчиков-романтиков. 20 июня его вызывают на Лубянку и объявляют, что отныне он является сотрудником органов госбезопасности. Это было крушение всех его надежд. О том, что ему предстоит в будущем, и о том, какую роль он сыграет в мировой истории, Владимир Барковский не мог тогда даже представить.

Вернемся к событиям 1941 года. США, Лос-Анджелес. Здесь, в секретной лаборатории, американцы работают над проектом «Манхэттен», аналогичным английскому. Уже есть первые успехи. Американцы с присущим им оптимизмом предсказывают, что к концу 1943 года может быть создано мощнейшее оружие с использованием урана-235. Всеми полученными результатами они делятся с английскими коллегами, и это на руку нашей разведке. Английские ученые, а большинство из них выходцы из других европейских стран, в том числе из стран Восточной Европы, идут на контакт с нашей разведкой более охотно, нежели американские, идут на вербовку по идеологическим причинам, а не ради денег. Все агенты – впрочем, ученых называют исключительно информаторами, а не агентами – прекрасно понимают, что любые отношения с представителями СССР могут им стоить не только карьеры, но и жизни.

Закрытые исследования по проблемам ядерного распада проводят и в советских лабораториях, но они носят пока чисто теоретический характер – нашим ученым не хватает средств на дорогостоящие материалы, многие из них полагают, что создание советской атомной бомбы займет от 10 до 20 лет. Они, конечно, не могут и предположить, что разведка уже придает любой информации по атому первостепенное значение.

Когда разведка начинала разрабатывать атомную проблематику, у нее не было никакого контакта с нашими учеными. Для спецслужб явилось новостью, что существует урановый комитет Академии наук, который тоже не предполагал, что разведслужбы могут оказать его работе существенную помощь. Впрочем, комитет с началом войны прекратил свое существование, и теперь все зависело от разведки.

Огромную роль в советском ядерном проекте сыграл человек, который мог бы стать одним из самых известных советских ученых, но его судьба тоже изменилась в 1939 году. Это Леонид Квасников, о котором мы уже рассказывали в нашей книге. Он вовремя обратил внимание на исчезновение публикаций по урановой проблеме, и именно он отправил соответствующую директиву резидентурам США, Англии, Франции и Германии. О цепной реакции наши ученые тогда вообще даже не знали, равно как и сам Квасников. Он просто дал телеграмму, в которой сигнализировал о том, что ведутся работы в области возможности использования атомной энергии в военных целях.

Резидент в Лондоне Анатолий Горский работал под псевдонимом «Вадим». Получив директиву Квасникова, он стал пытаться выйти на тех, кто так или иначе связан с британским урановым комитетом. В разрушенном Лондоне, где постоянно происходила миграция людей, это было почти невозможно. Большая часть агентов была утеряна, кроме того, с поступлением первой информации о реальности появления ядерного оружия возникла острая необходимость специализированной агентурной сети. С учетом этого и началась вербовочная работа.

Конец лета 1941 года, война шла уже и в нашей стране. Многие англичане, будучи союзниками, с радостью были готовы помочь, но среди них не было нужных людей, связанных с атомной бомбой. В резидентуре катастрофически не хватало оперативников. Кроме приоритетной на тот момент научно-технической информации Горскому и Барковскому приходилось добывать и политическую информацию. Тем не менее Барковскому удается завербовать инженера-физика одного из английских университетов, который входил в систему уранового комитета. Условно назовем этого агента, или информатора, Кром.

Кром был идейно близким Советам человеком. Непосредственный участник разработки атомного оружия, он узнал, что эта важная информация хранится в тайне от союзника по борьбе с фашизмом, Советского Союза, и решил эту несправедливость исправить. Кром попытался отправить информацию в советское посольство через близкого Барковскому человека. Этот человек был уже знаком с резидентом, Горским. Он сказал, что есть один ученый, который готов нас проинформировать. К этому моменту Кром уже подготовил доклад, где было подробно описано, что делается в Англии, какие наработки есть у США. Когда наши разведчики увидели эту информацию, то поняли, что это золотое дно.

Итак, уже были установлены первые контакты с учеными, получена первая информация. Однако работа наших разведчиков осложнялась тем, что за ними постоянно, буквально по пятам, следовала британская контрразведка. Постоянно висела угроза разоблачения – провал, высылка из страны, арест агента и международный скандал. Встречи с агентами проходили либо рано утром, либо поздно вечером. Дело в том, что Великобритания и СССР являлись странами-союзниками, значит, проводить разведку на территориях друг друга формально права не имели.

Однажды произошел случай, из-за которого Владимиру Барковскому грозило не только объявление его персоной нон грата, но и гибель. Один из его агентов, за которым велось наружное наблюдение, приводит за собой на встречу сотрудников MI5. Барковский посадил агента в такси и на первом же повороте обнаружил хвост. Прекрасно понимая, что может произойти дальше, он решает прекратить встречу и заявляет агенту, что якобы плохо себя чувствует. Выскочив из машины, Владимир спускается в первую попавшуюся станцию метро. Преследователи выбегают за ним, спасти разведчика может только случай.

Владимир Барковский так описывал этот эпизод: «Когда мы сели в метро, то, на мое счастье, они рассредоточились по концам вагона. А там от конца вагона до крайних дверей довольно порядочное расстояние. Я сел в центре, около центральной двери. На той станции, где поезда расходились, когда двери зашипели, собираясь закрыться, я успел выскочить. Я спокойно встал, вышел из двери, и мне больших трудов стоило остаться на платформе и никуда не бежать, чтобы показать им, что я никуда не тороплюсь, что я скорее всего сел не в тот поезд и что теперь ожидаю поезд в другом направлении. Зато когда состав ушел, я оттуда улепетывал со всех ног».

Ученые секретных лабораторий США и Великобритании живут практически в резервации. Но тем не менее агентура всего лишь за два года добывает 286 секретных научных документов. До появления самого первого образца смертоносного оружия остается всего лишь два года. Через этот промежуток научные эксперименты принесут смерть нескольким десяткам тысяч человек.

Представлял ли человек, стоявший за пресловутым делением урана-235, недавний мальчишка, мечтающий стать военным летчиком, какую роль сыграет его информация в мировой истории, в том числе и в мировой истории атомного шпионажа? Да, представлял, потому что он не только стал блестящим разведчиком, но и по-прежнему оставался блестящим инженером. Один из его агентов стал причиной того, что в течение всей работы Барковский постигал азы прикладной ядерной физики.

«Этот агент пришел сам через своего знакомого к Горскому. Горский с ним встретился, изучил его, проверил и завербовал, а потом передал его мне на связь. На первой же встрече, когда он мне стал с увлечением рассказывать, что такое принципы ядерной физики, как сейчас помню – сечение захвата нейтронов ядрами урана-235, – он убедился, что я ничего в этом деле не понимаю и спросил: «А как же мы будем с вами дальше работать?» Я сказал: «Я думаю, что очень просто. Я буду давать вам вопросы наших физиков, вы будете отвечать». – «Нет, так не пойдет. Я хочу, чтобы в вашем списке был человек, который что-то знает, что-то умеет и что-то понимает. Идите в такой-то книжный магазин, купите там американский учебник «Прикладная ядерная физика», изучите его, и потом мы с вами будем разговаривать», – рассказывал Владимир Барковский.

Мы переходим к важнейшему моменту в создании советской агентурной сети в Англии – той сети, которая с 1935 года почти 20 лет играла ключевую роль во всей мировой политике. Великолепная кембриджская пятерка была одним из основных звеньев в советском атомном шпионаже. Ким Филби, Дональд Маклейн, Энтони Блант, Гай Берджесс. Имя последнего члена пятерки до недавнего времени было закрыто. Это Джон Кернкросс, псевдоним «Мольер». Сенсационный факт – именно Мольер был первым, кто сообщил нашей разведке о работах по созданию атомной бомбы, это произошло в октябре 1940 года. Джон Кернкросс был личным секретарем лорда Хэнки, главы британского комитета по науке.

Нам нужно было свои действия тоже облечь в такие формы секретности, по которым нас нельзя было бы обнаружить. Были приняты, может быть, не такие же выдающиеся, но, во всяком случае, очень действенные меры. О работе по атомной проблематике знали только резидент и тот разведчик, который руководил деятельностью источников информации. В Центре этим занимались начальник научно-технической разведки и его доверенный помощник. Нам надо было сделать то же самое – принять меры, чтобы нигде не стало известно, где и кто ведет эти работы у нас, то есть засекретить еще и нашу собственную деятельность. Поэтому вся информация передавалась только лично Курчатову.

Наступает кульминационный момент работы Владимира Барковского в Лондоне. Он организовывает фантастически сложную по исполнению спецоперацию, это настоящая шпионская история. Цель операции – изъятие из сейфа одного из руководителей уранового комитета секретных документов по атомной бомбе. Самое главное – среди этих документов были чертежи атомной бомбы. Все происходило примерно так: агент Уилки, имеющий доступ к сейфу, в определенное время должен был передать документы Джерри, то есть Барковскому. На машине Джерри привез их в резидентуру для перефотографирования. Тем же путем секретные материалы были возвращены агенту. Вся операция длилась не более одного часа, но именно благодаря этому часу советские ученые на несколько лет приблизились к созданию нашей атомной бомбы.

Существует уникальный документ: справка под номером 7073. Вот ее текст: «Вадим сообщает о полученном 24 сентября 41-го года докладе о работе уранового комитета. В докладе освещаются следующие вопросы: определение критической массы урана зависит от определения поперечного сечения ядра урана-235. Сообщается, что помимо огромного разрушительного эффекта урановой бомбы, воздух на месте ее взрыва будет насыщен радиоактивными частицами, способными убивать все живое, что попадет под действие этих частиц».

На следующий день этот документ лежал на столе Лаврентия Берии. Но под Москвой шли ожесточенные бои, и Берия не стал докладывать эту информацию Сталину, кроме того, он посчитал ее непроверенной и не важной. Тем не менее, Берия отправляет этот документ в закрытый институт, так называемую шарашку. Ученые выносят свой вердикт: из этого документа следует, что создание первой советской атомной бомбы может быть оттянуто на десятилетия.

Документы 10-го отдела ПГУ, управление «Т», или научно-технической разведки, агентурно-наблюдательное дело «Энормоз». Справка резидента Горского, где, кстати, и по сей день закрыто имя Кернкросса. Сейчас эти документы аккуратно подшиты в толстые папки, на большинстве которых стоит гриф «Совершенно секретно». Многие из них действительно уникальны, на некоторых стоит подпись Курчатова, которого называют отцом нашей атомной бомбы. Великий ученый не мог даже предположить, кто является посредником его аналитических записок и откуда время от времени к нему в лабораторию поступает столь ценная информация. Резолюция самого Сталина на многих документах говорит о том, насколько вождь народов считал важным создание атомной бомбы. К 1943 году принимается решение отправить в США Леонида Квасникова.

Состоялся такой разговор: «Вот вы поставили вопрос об атомной проблеме. Вы представляете себе, что это такое?» – «Да, представляю». – «Так вот, то, что получен материал, – это хорошо, но требуется дальнейшее получение сведений о ходе работы, разработки этих областей. Поэтому принято решение, чтобы вы в срочном порядке выехали в Нью-Йорк и обеспечили последующее получение материала».

В 1944 и 1945 годах советские ученые, опираясь на данные, полученные из Штатов и из Англии, в специальной лаборатории, о существовании которой знали едва ли не несколько человек из правящей верхушки нашей страны, получают реальные результаты. В Семипалатинске уже был подготовлен закрытый полигон, на котором должно было пройти испытание первой советской атомной бомбы. Запад даже не предполагал того, что у Страны Советов уже есть своя бомба. На Потсдамской конференции в 1945 году президент США Трумэн не удержался и произнес Сталину историческую фразу: «Малышка родилась». Сталин в ответ лишь хитро улыбнулся. Примерно в это же время в лондонскую резидентуру пришла шифровка: «Капитану госбезопасности Барковскому срочно прибыть в Центр». Лондонская миссия Дэна была успешно завершена.

Но в это время у Барковского вышло «небольшое осложнение» – то, что он является разведчиком, перестало быть секретом. Он завербовал молодого человека, с которым познакомился на частном приеме, привлек его к работе, и тот стал давать информацию по тем направлениям, которые он сам вел. Когда Барковский уезжал, всем его агентам было дано указание дать условия связи на летний период времени, чтобы не восстанавливать их зимой. Такие же условия были поставлены и агенту, о котором идет речь. Это убедило его в том, что Барковский – шпион, и после его отъезда он пошел в контрразведку и пожаловался, что его вовлекли в разведывательную деятельность, теперь он понимает, что это было нехорошо и неправильно, и теперь пришел покаяться. Конечно, для них это было откровением – вот так определенно и четко получить сведения, что Барковский занимался разведкой.

Прошло несколько самых счастливых лет Владимира Барковского. После Лондона его почти сразу отправили в США, с ним уже была семья: дети Ирина и Борис, которые родились в далекой заокеанской стране, и жена Вера, которую Владимир Борисович любил до беспамятства.

В длительных командировках в США Владимир Барковский был дважды. Это один из немногих наших разведчиков, кто в годы знаменитой американской «охоты на ведьм», или, попросту говоря, шпиономании, под прикрытием представительства СССР при ООН возрождал нью-йоркскую резидентуру. Он незаметно присутствовал при встречах самых видных мировых политиков, вел блестящую дипломатическую работу и посещал с красавицей женой все светские рауты. Он находился всего лишь в метре от Хрущева, когда тот показывал Америке «кузькину мать». Но опять же это была всего лишь маска. На самом деле Владимир Барковский был руководителем нью-йоркской резидентуры, он по-прежнему занимался научно-технической разведкой. С присущим ему обаянием он вербовал агентов, которые передавали ему уникальные сведения. Но об этой стороне работы великого разведчика нельзя будет говорить никогда. В 1996 году указом Президента Российской Федерации Бориса Ельцина полковникам Квасникову, Яцкову, Феклисову и Барковскому было присвоено звание Героя России.

«Столько времени прошло, и вдруг – на тебе героя, – удивлялся Владимир Барковский. – Было, конечно, очень приятно, неожиданно, но разведчики никогда не испытывали жажду наград и назначений. Мы делаем свое дело. Отметили – хорошо, не отметили – ну и ладно».

Снова перенесемся в Потсдам 17 июля 1945 года и попробуем взглянуть на эти события с точки зрения одного человека. Частное лицо подчас может сыграть важную роль в делах государственных, даже оставаясь в тени. Особенно если это частное лицо – разведчик.

Ядерный щит нашей страны ковался сотнями и тысячами рук. Давайте прикоснемся еще к одной судьбе, узнаем, как дела государственные, в том числе связанные с ядерной безопасностью СССР, переплетались с частной сферой жизни, и погрузимся в рядовые будни нелегала, проследив за перипетиями непростой, но прекрасной судьбы.

…В Потсдаме проходят переговоры лидеров США, Англии и СССР о послевоенном устройстве мира. Именно сюда американскому президенту Трумэну доставляют срочную шифровку: «Атомная бомба к испытанию готова». Мир с напряжением следит за ходом этих переговоров, сотни журналистов, освещая события, подчеркивают важность сохранения всей структуры мирового сообщества. Однако лидер нашей страны уже знает о предстоящих испытаниях. 6 августа 1945 года, спустя всего лишь несколько недель после мирных переговоров в Потсдаме, американцы сбрасывают атомные бомбы на Японию. С этого момента в донесениях советской разведки США называют главным противником, отныне атомные секреты – основная цель советской разведки за рубежом.

Информация разведчиков поступает к советским ученым. В атомном проекте принимают участие лучшие физики нашей страны под руководством академика Капицы. Высшее руководство Советского Союза неустанно ему повторяет: «Работу необходимо завершить прежде, чем разгорится новая, атомная война».

Елена Косова рассказала мне во время нашей встречи следующее: «Это было время разгара холодной войны, когда к нам резко ухудшилось отношение даже среди простых иностранцев. Мы знаем, что из-за атомного шантажа, в результате которого Черчилль в Фултоне произнес свою речь, – фактически это и было объявлением начала холодной войны, – началась настоящая борьба с коммунизмом и охота за коммунистами. Готовилась атомная бомбардировка Советского Союза, мы даже знали, какие районы будут поражены, как планируется разрушение нашего государства: вывести из строя угольные бассейны, основные города и так далее. Это было очень тревожное время. Появилось такое жуткое явление, как маккартизм, погоня за ведьмами, когда в Америке стали преследовать прогрессивных людей. Мы это, конечно, ощущали. А ведь сначала нас радушно встречали, как победителей: на витринах в магазинах стояли портеры Жукова, Рокоссовского, когда мы входили, нам подавали стул. Когда я приехала на Запад, то была поражена: я нахожусь в стране главного противника, а люди к нам хорошо относятся».

После победы над Японией казалось, что отныне внешняя политика США будет носить мирный характер. Американцы даже подписывают первую резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН о ликвидации атомного и других видов оружия массового поражения. Однако в послании к Конгрессу президент Трумэн заявляет, что безопасность страны находится под угрозой. Американцы фактически отказываются от принятой резолюции. В штаб-квартире ООН разворачивается настоящая битва разведок, внешняя разведка КГБ СССР направляет туда свои лучшие кадры.

Вот как описывает будни разведки Елена Косова: «В газете «Монд» появляется объявление, что на работу впервые принята женщина из Советского Союза. Это было как в зоопарке: люди приходили, открывали дверь, смотрели, кто-то кланялся. Я была в их вкусе – тогда худенькая, ну, молодые все мы были симпатичными. Наших сотрудников – разведчиков – было несколько человек, я не могу сказать, что мы как-то кучковались, но когда мы все перезнакомились, наши встречи были естественны, например, в условиях кафетерия, и так вот мы встречались. Все хотели со мной дружить главным образом потому, что я ездила на машине. Был четырехэтажный гараж, у меня набивалась полная машина, и я их всех везла в нашу делегацию, где начиналась другая жизнь и другие разговоры – главная работа была там. Как-то раз наш новый резидент Николай Иванович сказал мне: «Елена, мы даем вам работу с нашим старым агентом, это женщина».

Эта хрупкая, молодая женщина вряд ли могла бы вызвать подозрение даже у самых ярых противников Советского Союза. Она научилась мастерски уходить от наружки, растворяясь в огромном и чужом Нью-Йорке, ее частые отъезды из посольства американская контрразведка расценивает как легкомысленные прогулки по многочисленным магазинам. Между тем каждая такая прогулка могла стоить Елене высылки из страны, серьезных последствий в дальнейшей карьере, а быть может, даже и жизни. В эти годы США захлестывает волна шпиономании, арестован Абель, объявлены персонами нон грата несколько советских дипломатов, над многими нашими нелегалами нависает реальная опасность. Предотвратить провал целой агентурной сети может только человек, который находится вне подозрений у контрразведки ЦРУ.

Елена Косова продолжила свой рассказ: «Неожиданно меня вызывает босс и говорит: «Лена, надо действовать срочно, сейчас за всеми наружка, наш сотрудник вышел на встречу с нелегалом в другом городе, в другом штате. Мы сейчас никого туда послать не можем, вы должны ехать. Но я вам даю еще, так сказать, компаньона» – им был пожилой полковник. Мы с ним легендировали, почему мы едем в соседний штат, оторвались от наружки – она иногда колесит вокруг зданий представительства, и мы должны были очень тщательно провериться. И потом, существовало правило: когда наш сотрудник выходил на такую важную встречу, работал план проверки – человек в определенные часы должен был находиться в тех местах, где его можно было проверить по маршруту, потому что вы понимаете, какой опасности он подвергал очень важного разведчика-нелегала. Мы проехали в соответствии с этими данными в два места, прибыли в другой город, но нигде его не нашли. Мне было показано последнее место – уже само место встречи. В соответствии с происходящим я должна была остановить встречу, не дать ему дойти до этого места. Вдруг, смотрю, идет наш товарищ. Я ему говорю: «Вы знаете, что есть указания Центра не проводить эту встречу». – «Да что за ерунда. Я уже сюда приехал, я целый день еду на это дело». Я говорю: «Но вы поймите, что я должна выполнить приказ босса и сообщить вам об этом». – «Нет, я пойду». – «Нет, вы не должны идти». Он пошел, а я тогда громко свистнула, как мальчишка. Он обернулся, я ему говорю: «Ну, как же вы уйдете?» Но когда я подошла к этому месту, то увидела, как из кустов вышел смуглый человек, у него были кудрявые волосы и что-то цыганское в облике. Я поняла, что он – наш, он сразу стал мне дорог. Обо мне он не знал, только понял, что на обозначенном месте произошла какая-то суматоха. Увидев это, он три дня путал следы по стране, как нам потом стало известно…

Вот что рассказывал мне муж Елены Николай Косов: «Елена по своему характеру отличается большой непосредственностью, открытостью и прямотой. Это и было то, что привлекло меня в ее характере, я уже не говорю о ее достоинствах просто красивой девушки с замечательными блестящими карими глазами и стройной фигурой. Лена была очень интересным собеседником. Все началось с того, что Лена училась в той же школе, которую я закончил немного раньше, но я периодически туда заходил. Однажды, когда она была дежурной, то привлекла мое внимание: изумительная девушка, которая так строго относится к своим обязанностям… Мы познакомились, стали встречаться, гуляли на Чистых прудах, смотрели на уток. Чувствовалось, что наше общение приятно для обоих. Это продолжалось довольно длительное время, но не очень долго, потому что возникал вопрос о моей командировке по службе, и надо было определяться. Не принято было в нашей службе отправлять в командировку холостяков, предпочтение отдавалось семейным».

Елена тогда думала – понравилась она или нет, потому что Николай уехал в командировку и не звонил. Но все равно она разругалась со своими прежними поклонниками, запретила им звонить ей и ждала звонка только от Николая.

И вот возникла «чекистская пара». Елена, закончив школу, тоже приступила к работе, сначала в центральном аппарате, а потом, когда они поехали в командировку, была таким же сотрудником, как и Николай.

Семь лет семья разведчиков провела в командировке в Америке. Семь лет головокружительной, рискованной, двойной жизни, слежки, вербовок, встреч с агентами. И вот, наконец, долгожданная телеграмма из Центра: теперь они могут навсегда покинуть разноцветный неоновый Нью-Йорк. Целую ночь перед отъездом в Москву Елена и Николай колесят по знакомым улочкам и прощаются с этим городом. Разведчики понимают, что больше они сюда никогда не вернутся, но они счастливы, потому что они вместе, любят друг друга и, самое главное, потому что у них очень скоро появится малыш.

Вспоминая то время, Елена Косова расставляла важные акценты: «Я считала, что рождение ребенка это так же важно, как и служба в разведке. Это какой-то особый этап в жизни. Я никому не могла доверить сына, я понимала, что, получив такую подготовку, получив такие знания, я, конечно, должна идти работать, у меня были угрызения совести, но я понимала, что это тоже очень важный момент в жизни. Я пошла в отдел кадров и сказала: «Вы меня, пожалуйста, отпустите на какое-то время. Я сейчас, наверное, года два-три не смогу работать». Начальник отдела кадров сказал: «Елена Александровна, увольняйтесь тогда совсем. Было время, когда мы очень нуждались в вас, а сейчас у нас уже все укомплектовано, мы взяли на работу много женщин. Когда захотите, приходите, мы опять оформим». И я ушла. Я знала, что меня и в МИД могли взять, я же под крышей МИДа работала. Но у меня в то время было так, как в песне из «Семнадцати мгновений весны»: «Мгновения спрессованы в года, мгновения спрессованы в столетия». Все, что было спрессовано, вдруг стало оттаивать, и я почувствовала, как прекрасно быть матерью, женой, просто вот наслаждаться жизнью. Работал один муж. Конечно, многие могут сказать: «У вас все есть, вы были в Америке». Что значит «все есть»? У нас никогда не было задачи обогатиться, у нас есть то, что нам надо для жизни. Мы никогда себе ни в чем не отказывали в Америке, мы ездили по стране, ходили в театры, в музеи, то есть жили нормально. И на родине продолжали так же жить, только теперь уже с сынулей, маленьким мальчиком. Он иногда меня спрашивал: «Мама, а кто ты? Вот у Нины мама учительница, а ты, мама, кто?» Я говорю: «Сынок, я повар». Этот малыш вырос и в третьем классе залез в наш блестящий сундук, который мы привезли из Америки, раньше с сундуками путешествовали. И там он нашел документы, где сказано, что мой муж и я – сотрудники внешней разведки. Что с ним было! Мне показалось, что он даже заикаться начал. Я говорю: «Сынок, успокойся. Ты уже взрослый мальчик, ты должен понять, что это такая профессия, что сейчас такое время… Мы когда-нибудь тебе все расскажем, а пока мы об этом не говорим». Каким-то образом я ему, как ребенку, доходчиво объяснила. Он гордился, конечно».

Вокруг маленького Коли сосредоточился весь ее мир. Когда сыну исполнилось пять лет, они уехали в Голландию. Николай Антонович стал главным резидентом внешней разведки в этой стране, но жену резидента уже совершенно не интересуют разведка, агентурные встречи, тайники. Елене Александровне порой кажется, что все это было не с ней. Так прошло 18 лет.

Ее жизнь с этого момента стала похожа на сон. Елене Александровне кажется, что она едва попробовала прикоснуться к гипсу, как ее уже называют известным скульптором, о ней снимают фильмы, проводят ее персональные выставки, пишут восторженные статьи в газетах. Венгры знают ее как советскую учительницу, страстную поклонницу поэзии Шандора Петефи, но о тайном прошлом Елены никто не подозревает.

Со дня ее первого и, казалось, нечаянного успеха прошла почти целая жизнь. Сейчас к ней на выставки приходят самые известные люди из мира искусства. Уже много лет Елена Александровна – член Союза художников. И странным образом поменялись роли, теперь не она – жена крупного разведчика, это уже Николая Антоновича все чаще представляют мужем известного скульптора.

Наверное, очень важно, что Елена состоялась как скульптор на этапе жизни зрелого человека. Она смогла понять себя и полностью реализовать свои способности. Сейчас каждая ее работа свидетельствует о творческом росте, ее работы очень выразительны и привлекательны, они получают очень высокую оценку.

Шарль де Голь, Чехов, Мэрилин Монро, Ференц Лист. Быть может, давний опыт разведчицы, ее память на лица и способность описывать увиденное помогают Елене Александровне создавать эти скульптуры, а ее невероятный внутренний свет вновь оживляет эти лица. Ее работы хранятся в коллекциях многих музеев, а недавно одна скульптура Елены Александровны появилась даже в частной коллекции Маргарет Тэтчер.

При общении с ней Елена Косова очень робела – в ее сумке лежал скульптурный портрет «железной леди». Сначала они говорили о детях, Тэтчер достала альбомы, стала показывать фотографии своих детей, женщины вспоминали о прежнем времени, даже что-то говорили о политике. Когда Елена показала ей то, что принесла, ей очень понравилась работа, хотя Елене было немного неловко, что подарок выполнен в гипсе.

Легкость, с которой Елена Александровна создает свои работы, обманчива. Каждый день она приходит в мастерскую, и окружающий мир перестает для нее существовать. В эти минуты есть только она и послушный ее рукам материал, из которого она создает живые образы этих людей.

Своими впечатлениями делится пресс-секретарь директора Службы внешней разведки РФ Татьяна Самолис: «Я была просто зачарована ею, не «очарована», а именно зачарована. Она меня просто притягивала, даже не тем, что я видела ее скульптурные работы, хотя всякое приближение к таланту всегда безумно интересно. Она меня вообще притягивала как совершенный человек с уникальным восприятием жизни. Мне даже казалось, что, может быть, если я буду за ней очень долго наблюдать, я сама научусь быть такой, как она. Но это, наверное, просто невозможно, такой нужно родиться. Ей интересно все, ей интересно себя пробовать во всем, и ей радостна сама по себе жизнь. И она ей не тяжела, она ей не обременительна. Такое, знаете ли, моцартианство. Она превращает в творчество, в праздник, в искусство все, за что берется, будет ли это работа в разведке, или занятия скульптурой, или это воспитание сына, или это взаимоотношения с мужем. Иногда мне даже кажется, что, если бы ее жизнь сложилась как-то совершенно иначе, может быть, даже фундаментально иначе, с какими-то совершенно иными основными координатами, все равно это была бы яркая индивидуальность. И, самое главное, это все равно была бы счастливая женщина, и потому я думаю, что счастье для нее не вне ее, а внутри нее самой».

Скорее всего этой женщине с лицом голливудской звезды была уготована в разведке особая роль, наверняка она об этом даже знала. Но, отказавшись от такой манящей и недоступной многим карьеры разведчицы, она предпочла стать просто мамой. И все-таки те, кто в далеком 1947 году принимал Елену Александровну в разведшколу, не ошиблись. Она блестяще выполняла все задания разведки в Америке и при этом воспитала чудесного сына. Вопреки всему этому она сумела стать известным скульптором. Она прожила три совершенно разные жизни. Разве не это является высшим пилотажем в искусстве настоящего разведчика?

«Вот, говорят, судьба, а я думаю, что человек сам судьбу себе делает. Бывает так и в 35 лет, и в 40, для меня это очень молодой возраст. Иногда слышишь: «Ну что вы, уже жизнь прошла. Какие таланты, какие искусства могут быть!» А надо лишь поверить в свои силы, в то, что все заложено в нас самих. Наверное, надо любить жизнь. Я не хочу сказать, что у всех это все правильно получается, но я думаю, что в каждом человеке заложены какие-то таланты, и никогда не надо бояться возраста. Надо как-то это выводить наружу и прислушиваться к себе, и, наверное, не надо форсировать детей в раннем возрасте заниматься какими-то искусствами, потому что они иногда еще психологически не готовы. Человек должен созреть сам», – считает Елена Косова.

Елена Александровна ушла из органов госбезопасности по собственному желанию, прослужив во внешней разведке 12 лет. Личное дело оперативного работника «Анны» до сих пор хранится в спецхранах разведки под грифом «Совершенно секретно».

У нее и по сей день доверительные и нежные отношения с сыном, который когда-то мечтал стать, как и родители, разведчиком, но стал одним из самых известных советских дипломатов.

Ее работы хранятся в разных музеях России и Венгрии. Выдающийся венгерский скульптор Йене Грантнер писал: «Елена Косова очень талантлива. Она достигнет еще больших успехов».

Она удивительно легкий и светлый человек, несмотря на то что в ее жизни не всегда все складывалось гладко. Елена Александровна не обращает внимания на неприятности, обладая талантом скульптора отсекать все лишнее и ненужное.

Член Союза художников России Елена Косова никогда не упоминала о своей принадлежности к разведке, справедливо полагая, что поклонникам ее творчества она должна быть интересна только как скульптор.

Разведчицы и скульптора не стало в Москве в 2014 году, она скончалась на 90-м году жизни.

По ночам ей снится Рим, но московской студентке, страстно влюбленной в Италию, кажется невозможным увидеть наяву вечный город. В начале 1950-х для Советского Союза Италия – прежде всего недавний противник, а значит, мечтать об этом бессмысленно. Поэтому она жадно вглядывается в репродукции итальянских художников и даже сама пытается рисовать древние стены Колизея, великолепные палаццо, узкие немноголюдные улочки. Затаив дыхание, она слушает итальянских теноров и даже учит язык, чтобы потом в подлиннике прочитать Петрарку и Данте. Однако неожиданно несбыточная мечта становится реальностью. В начале 1956 года она уезжает в Италию, часами сидит с мольбертом и кисточками, теперь уже с натуры рисуя любимый город. Но об истинной причине ее приезда сюда не знает никто.

Италия нас интересовала прежде всего как член НАТО. Конечно, мы были заинтересованы знать и обстановку внутри страны, потому что от этого зависело, какую правительство будет проводить внешнюю политику, будут ли сдвиги в нашу сторону. И они были, причем большие. Ведь у нас с Италией очень развитые контакты, особенно по политической линии, а также экономические связи.

В 1920-х годах страна, над которой еще витает дух Великой Римской империи, становится родиной фашизма. Готовясь к отправке в Италию, Елена Чебурашкина подолгу смотрит кинохронику, пытаясь понять обратную сторону жизни этого государства. Для того чтобы заниматься политической разведкой, одних только знаний итальянской литературы и искусства явно недостаточно. В спецхране Лубянки она слушает выступления Бенито Муссолини, чтобы понять, почему Италия оказалась самым верным союзником фашистской Германии, каковы национальные особенности политики этой страны. И, самое главное, что это за тайные причины, которые заставили итальянских лидеров стать партнерами США в антисоветской политике, едва лишь Италия сбросила ненавистное ярмо фашизма.

Ее приезд в Италию совпал с началом холодной войны. На массовых митингах итальянские коммунисты выступают против политики США и всячески поддерживают Советский Союз. Этому противостоят наиболее радикальные политические организации, щедро финансируемые из-за океана. Главная задача нашей разведки – не допустить на Апеннинах распространения американского влияния. Наиболее ценными агентами советских спецслужб становятся люди, которые искренне верят в победу коммунизма на всей земле.

Когда Елена Чебурашкина приехала в Рим, резидент Елисеев сказал, что она станет подспорьем для резидентуры, в которой до сей поры не было ни одной женщины. Елене поручили оперативную работу. Отныне посещать достопримечательности вечного города становится ее обязанностью. Елена изучает самые живописные места в Риме для того, чтобы подыскать наиболее удобное место для тайника или для встречи с одним из агентов. Теперь она знает итальянскую столицу, пожалуй, гораздо лучше, чем Москву. Спустя некоторое время ей передают на связь одного из самых значимых агентов римской резидентуры.

Елена Чебурашкина рассказывала мне об эпизодах будничной работы резидента: «Этот агент – женщина в то время представляла для нас большую ценность. В ее адрес поступала обширная переписка из-за границы, у нее родственники жили во многих странах, дочь училась на балерину, выписывалась масса специальной литературы. В общем, поступление такой обильной почты – это было в ее положении естественно. Среди этой почты шли послания от наших нелегалов из других стран. Очень, конечно, рискованный был способ поддержания связи с нелегалами таким образом, но, по-видимому, в тот период других возможностей не было. Как только к ней поступало какое-то послание, она давала условный сигнал, и я шла к ней на встречу. Она звонила в одно из наших учреждений, где работал наш товарищ, как будто по ошибке, но это был условный знак. Мы с ней решили, что будем встречаться в универсальных магазинах, чаще всего в каком-нибудь хозяйственном отделе, где женщины любят поговорить, – итальянки очень общительные, обсуждают разные товарные новинки. Можно было затеять разговор. А чаще, если у нее что-то было, она мне подавала знак, и мы с ней поднимались на другой этаж, заранее договаривались на какой. Пользовались эскалаторами – они очень узкие, человек стоит вплотную за тем, кто спереди, ничего не видно ни сзади, ни сбоку. Пока мы ехали на эскалаторе, я сзади нее вставала и она мне передавала пакет, и мы сразу расходились».

С тех пор как она приехала в Рим, прошло уже несколько лет. Елена Николаевна становится похожа на настоящую синьорину. У нее появляется много знакомых среди итальянцев, которые уверены, что эта симпатичная молодая женщина – атташе по культуре в советском посольстве. Домой в Москву она исправно шлет фотокарточки, на которых она почти всегда одна, и это немного печалит ее маму. Но на первом месте у нашей разведчицы работа, а в ее сердце живет только любовь к Италии. Несмотря на все трудности, это была молодость и просто интересная жизнь. Елена была очень занятым человеком, но быт совершенно ее не обременял. Каждую свободную минуту она куда-то могла пойти – в оперный театр, на концерт…

В 1949 году Италия одна из первых изъявляет желание вступить в создаваемый Североатлантический альянс. Отныне ее территория становится основным плацдармом Соединенных Штатов Америки для развертывания военной мощи в Европе. Разведывательные данные, которые шлют зарубежные резидентуры в Москву, свидетельствуют о том, что именно Италии в Пентагоне отводят ключевую роль для реализации широкомасштабных планов нанесения превентивных ядерных ударов по Советскому Союзу, известны и детали этого плана. Нашей резидентуре в Италии Центр ставит очень трудную задачу: добыть информацию о дислокации на Апеннинском полуострове американских ракет средней дальности «Polaris».

Милитаризация страны сопровождается невиданным всплеском межпартийной борьбы. Один политический кризис следует за другим. Именно в это время на выборах в итальянский парламент коммунисты терпят сокрушительное поражение. Результат подсчета голосов становится сигналом для США к очередному наступлению на правительство Италии для расширения своего военного присутствия в стране. В это время ЦРУ создает свою мощную агентурную сеть.

Елена Чебурашкина работала в политической группе и в основном занималась обработкой информации. Специальных переводчиков у нашей группы не было, все переводили сами, состав был очень квалифицированный. Елена должна была инструктировать наших товарищей, которые шли на встречу с агентами (ставить перед ними задачи, какая нам нужна информация, какие нам нужны сведения), сообразуясь с полученными заданиями Центра и с возможностями того или иного агента.

Из телефонных переговоров неких сотрудников американского посольства в Риме нашей разведке становится известно о том, что на побережье Италии разворачивается строительство нескольких военных баз НАТО. Из Москвы приходит установка на проведение разведки с целью получения более точных сведений. В нашей резидентуре разрабатывается хитроумный план по вербовке одной из сотрудниц американского посольства, от которой предполагают получить нужную информацию.

«У нас был один очень активный сотрудник по имени Юра. Я не знаю, разрешат вам его разыскать или нет, и жив ли он, я его давно не вижу, – рассказывала Елена Чебурашкина. – Он пытался завязать знакомства среди американцев, это была наша главная задача – работа по сбору информации по американцам. Он случайно познакомился с одной американкой на каком-то фестивале в Венеции, она была в культурной группе, работала третьим секретарем американского посольства, очень красивая женщина. А он парень у нас был тоже видный. В общем, у них завязалось знакомство».

Это знакомство, переросшее в бурный роман, было санкционировано Центром. Именно оно впоследствии сыграло решающую роль в поединке между американской и советской разведками. Детали этой операции до сих пор закрыты, однако известно, что благодаря той самой американке Елена Николаевна получила доступ к информации одного из самых закрытых военных учреждений Италии. Задание Центра было выполнено.

Это задание имело непосредственное отношение к первому и единственному визиту Никиты Хрущева в Соединенные Штаты Америки. Именно здесь, в перерывах между посещениями Голливуда и общением с простыми американцами, на вопрос госсекретаря США Джона Фостера Даллеса о планах реформирования Советских Вооруженных сил Никита Сергеевич ответил, что ему известно о размещении американских ядерных ракет морского базирования на базе недалеко от Неаполя. Позже, во время встречи с глазу на глаз, он заявил помрачневшему Даллесу, что в ответ Советский Союз намерен увеличить количество ядерных ракет в Восточной Европе.

Противостояние ЦРУ и КГБ нарастало по мере того, как в стране усиливалась роль коммунистов, однако своих агентов наша разведка искала вдали от партийных митингов. Агент должен быть незаметен.

«Мне передали на связь женщину, которая поставляла нам ценную документальную информацию, – вспоминала Елена Чебурашкина. – Она с самого начала сказала мне: «Синьорина, назовите просто любое имя, чтоб я знала, как к вам обращаться». Она меня знала под именем Анна. Ее завербовал один итальянец, а уже потом передал ее нам. Отношения установились, в том числе и просто человеческие. Она была одиноким больным человеком, делилась всеми своими невзгодами. Она даже просила иногда: «Анна, вы мне иногда просто звоните по телефону. Я вот услышу ваш голос, мне становится легче, что обо мне не забыли». У нее появился такой комплекс, что вот она не может активно нам помочь, и она боялась, что мы ее бросим на произвол судьбы. Но мы ей сказали, что до конца жизни мы ее будем обеспечивать, чтобы она не беспокоилась, что мы ее никогда не забудем, что мы ценим ее вклад, который она внесла».

Эта женщина, имя которой и по сей день держится в тайне, работала на советскую разведку более 15 лет. Скромная машинистка закрытого военно-технического учреждения, созданного американцами в Италии, во время конспиративных встреч передавала копирки, которые она подкладывала, печатая секретные документы. Эти копирки позволили ученым советской оборонки сэкономить сотни тысяч долларов. Не на эти ли самые деньги впоследствии и был построен в СССР автозавод по выпуску «Жигулей»?

«Итальянцы вообще очень неравнодушны к женщинам, – продолжала свой рассказ Елена Чебурашкина. – В 1950-х годах появился один мужчина, итальянец, который, когда я выходила на работу, поджидал меня около дверей и провожал до самого посольства. Он предлагал с ним познакомиться и так далее, довольно-таки долго ходил. Я ему говорю, что я – иностранка… В те годы с этим было вообще строго. Но он все равно регулярно меня встречал и провожал. Потом я сказала об этом нашему резиденту Елисееву и предположила, что это не наружка. Резидент: «Да ну, ерунда это! Постой, он тебя каждый день встречает и провожает? Что ж ты раньше не говорила?! Не дай бог, какой-нибудь еще тут роман завяжется на мою шею!» Пришлось сказать итальянцу, чтобы оставил меня в покое. Мы так до конца и не могли выяснить, что это было. Поскольку мне нельзя было выезжать в Москву, – боялись, что мне ликвидируют визу, – из Центра пришло указание, что я могу провести отпуск в Италии. Я говорю резиденту: «Вот, я поеду на такой-то курорт». А тот в ответ: «Какой курорт! Что там они в Москве думают?! Они что, не знают Италию?! У тебя там сразу завяжется какой-нибудь роман!» Я говорю: «Ну почему роман? Я буду ходить на пляж, купаться. Ну отдохнуть-то мне можно?» – «Можно. Просто не ходи несколько дней на работу».

Наверное, Елисеев, резидент советской разведки в Италии, при всем желании не мог поступить иначе. Любой спецслужбе не составило бы большого труда скомпрометировать сотрудницу советского посольства даже в самой безобидной ситуации. Елисеев знал, что Елена Чебурашкина – человек стальной воли, железной дисциплины и невероятного самоконтроля. Но в конце концов она все-таки оставалась женщиной, причем красивой женщиной и одинокой, риск был слишком велик. Резидент рисковать не имел права. Компенсацией за вынужденное одиночество была уютная квартирка с видом на главную торговую улицу Рима, частые походы в театры, посещение модных дефиле. Елена Николаевна становится постоянной клиенткой самых престижных магазинов итальянской столицы, но новые туалеты ей редко приносят настоящую радость. Наша разведчица сводит с ума все дипломатическое общество Рима, а ей порой так хочется быть просто любимой и единственной.

«В силу своей работы я обязана была должным образом одеваться, не отличаться от местных женщин. И потом: я была единственным дипломатом-женщиной в посольстве, поэтому я никак не могла пренебрегать своим внешним видом, должна была следить за своими туалетами. И приходилось бывать на приемах, в других общественных местах и хорошо одеваться. Итальянцы прекрасно понимают, что на вас надето: куплено ли это в каком-то дешевом магазине либо это из какого-то очень хорошего бутика, и это очень ценят. У меня есть часы, купленные еще в 1950-е годы, «Омега», они и сейчас стоят безумно дорого. Когда на вас видят такие часы, то сразу чувствуется, что вы – женщина соответствующего класса. Как я шутя говорила послу, что я не должна ронять честь нашего посольства. Ну и для приемов, конечно, нужно было иметь соответствующие туалеты, уже вечерние. У меня завязались знакомства среди модных магазинов, у меня есть меховые шубы фирмы «Fendi», которая теперь славится на весь мир, они имеют свои магазины на Пятой авеню в Нью-Йорке и везде в мире. В то время это было доступно мне по моему материальному положению», – так Елена Чебурашкина продолжила нашу беседу.

Елена Николаевна Чебурашкина была просто удивительной женщиной. Как женщина-разведчица, она обладала мужским складом ума, умением сразу схватить проблему во всей ее совокупности и вычленить главное.

А для данного момента была характерна холодная война: противостояние сверхдержав и вполне реальная опасность полномасштабных боевых действий, причем с применением ядерного оружия.

Елена продолжила рассказ о новом периоде своей жизни: «В третьей командировке я была дипломатом. Хотя это отнимало много времени, но зато я получила доступ в клуб иностранных дипломатов, который существует при итальянском МИДе, там выступают очень известные деятели из разных стран. Но по протоколу, который существует во всем дипломатическом корпусе, в качестве официального принят французский язык. И все выступления в этом клубе представителей других стран или организаций шли на французском языке. К счастью, у нас в посольстве никто французского языка не знал. Иногда приглашения шли на имя посла, он, конечно, не ходил, но я всегда туда регулярно наведывалась и могла, зная и французский язык, записать выступление тех или иных деятелей. Ну, например, как-то выступал бывший генеральный секретарь НАТО Лунс, голландец. Хотя он говорил с большим акцентом, его трудно было понимать, но тема была важная – о перспективах развития НАТО. Это была целая лекция, я ее записала. На следующий день открываю газеты, а там об этом всего две строчки: вчера в клубе иностранных дипломатов выступил генеральный секретарь Лунс, который рассказывал о перспективах развития НАТО. Все! И я на основе записанной мной информации отправила в Москву телеграмму, и она получила очень высокую оценку. То есть мы сами где-то должны были добывать информацию, а тут вам, как говорится, на блюдечке преподнесли очень интересные данные».

В том же 1972 году, в ходе первого визита в Советский Союз президента США Ричарда Никсона, был достигнут колоссальный прорыв в деле разрядки международной напряженности. Договор об ограничении стратегических вооружений на многие годы определил политику сосуществования СССР и США. В том, чтобы эти ритуальные рукопожатия состоялись, была и немалая заслуга Елены Чебурашкиной.

После возвращения из своей последней командировки Елена Николаевна продолжила работу в одном из самых закрытых подразделений Службы внешней разведки. Оперативный работник «Надежда» стала обрабатывать информацию, полученную от агентов советской разведки Италии. Через несколько лет она вышла в отставку в звании подполковника КГБ СССР. Ее секретные отчеты легли в толстые папки, чтобы еще много лет храниться под грифом «Совершенно секретно». Подполковник Чебурашкина – по-прежнему одна из лучших специалистов нашей разведки по Италии. К ней и сегодня часто обращаются за консультациями молодые разведчики. Она и по сей день остается сильным и волевым человеком, но порой кажется, что Елена Николаевна очень жалеет о том, что в ее жизни была всего лишь одна любовь – любовь к Италии: «Я об этом никогда не задумывалась, а сейчас нисколько не жалею. У меня были близкие люди, были связи. Влюбляться – влюблялась, а чтобы какая-то была любовь на всю жизнь – нет. По молодости как-то об этом мало думаешь, настолько была интенсивная жизнь. И в целом можно сказать, я не встретила человека, ради которого я могла бы пожертвовать своей карьерой. Для меня важны не внешние данные, а общие интеллектуальные интересы.