Глава 1. «Малыш» из Лос-Аламоса

Потсдам, Германия. 16 июля 1945 года. До запланированного начала конференции лидеров стран антигитлеровской коалиции остаются считаные часы, однако западные союзники почему-то оттягивают ее открытие до следующего дня. Ближе к вечеру президент США Трумэн получает секретную телеграмму, в ней всего три слова: «Ребенок родился здоровым».

В этот же день на американском полигоне Аламагордо в 5 часов 29 минут утра в укрытии царит нервное ожидание. Наконец, окрестности потрясает страшный гул, и над землей поднимается облако высотой около 12 километров. 30-метровая металлическая башня, на которой находилась первая атомная бомба, сгорела без следа, на ее месте образовался кратер диаметром 800 метров, песок превратился в стекло. Позже, когда над Хиросимой взорвалась бомба, которую американцы назвали «Малыш», научный руководитель проекта Роберт Оппенгеймер скажет: «Мы сделали работу за дьявола».

Уже через неделю после испытаний президент США Трумэн решил припугнуть Сталина, когда как бы невзначай бросил: «У нас есть новое оружие необычайной разрушительной силы». Сталин всего лишь кивнул головой и сказал: «Благодарю вас». Трумэн и Черчилль решили, что человек, не окончивший даже духовную семинарию, просто не понял, что речь идет об атомной бомбе, хотя информацию о ней Сталин получил еще до отъезда в Потсдам и знал о ней, наверное, больше, чем Трумэн.

За две недели до этого резидент советской разведки в США передал в центр: испытания пройдут в середине июля, а также сообщил параметры бомбы и объем запасов урана. Сталин отдал распоряжение Берии и Курчатову ускорить работу по подготовке адекватного ответа американцам.

Непосредственное отношение к этой информации имел Анатолий Антонович Яцков. Вот скупые строки его характеристики: по образованию инженер; полковник; Герой России. Оперативный псевдоним «Джонни». С 1943 по 1946 год находился в командировке в США, работал с ценными источниками в американском атомном центре.

В 1942 году в США заработал так называемый «Манхэттенский проект», целью которого было создание атомной бомбы. Руководителем программы «Манхэттен» назначается генерал Лесли Гровс. Под его началом сконцентрирован огромный интеллектуальный потенциал. По признанию сотрудника технической разведки Главного разведуправления, участие в проекте принимала целая плеяда совершенно гениальных ученых-физиков, многие из них были будущими лауреатами Нобелевских премий.

Эмигрировавших из Европы ученых поселили в крохотном городке Лос-Аламос среди скал и песков штата Нью-Мексико. Его обитатели жили, словно птицы в золотой клетке, на всем готовом, при баснословных гонорарах, но практически без права покидать базу.

Еще один герой нашего повествования – Владимир Борисович Барковский. По образованию инженер; полковник; Герой России. В годы войны работал в Англии с ценными агентами, имевшими доступ к атомным секретам. В 1950-е годы – резидент в США. Оперативный псевдоним «Дэн». По информации Владимира Барковского, «очень быстро стало понятно, что эти работы в Англии и Америке ведутся под покровом глубочайшей секретности. На карту было поставлено слишком многое, едва ли не все. В Лос-Аламосе работали три контрразведки: G2 – военная, FBI и собственная разведка генерала Гросса. Во главе стоял Борис Пашковский, страшный антисоветчик, полковник американской армии. Их главная задача была – не дать Советскому Союзу возможности хотя бы что-то узнать о работах в области атомной энергии».

В Москве данным нашей разведки с первого раза не поверили, но в начале войны у убитого немецкого офицера был найден планшет с формулами. После изучения этой находки стало ясно, что гитлеровцы стоят на пороге создания бомбы.

Угроза была расценена как более чем реальная – если так пойдет и дальше, то с высокой степенью вероятности можно было заключить, что Гитлер будет иметь супероружие…

Молодой ученый Георгий Флеров пишет письмо Сталину, в котором обращает внимание на то, что из всех западных научных изданий исчезли упоминания о работах по ядерной проблематике. Значит, они засекречены и, следовательно, имеют военное значение. В Америке сеть советской научно-технической разведки еще не развернута, и информация приходит через Лондон от своего человека, который тоже был участником деятельности уранового комитета. Эта информация подтверждала по существу то, что передал генерал Гровс, и даже добавила дополнительные сведения о том, что работы будут вестись и в Америке. И тогда, в марте 1942 года, был подготовлен проект письма Сталину о том, что атомная бомба – реальность и что надо обязательно создавать в Госкомитете обороны специальный орган, который бы руководил этими работами у нас на новой основе.

Человеком, который предоставил информацию в Лондоне, был член кембриджской пятерки советских разведчиков под псевдонимом «Гомер». Его настоящее имя Дональд Маклейн, высокопоставленный сотрудник британского МИДа. В середине 1930-х годов советской разведке удалось создать в Англии разведывательную сеть, которая не имела аналогов в истории. В нее входили выпускники привилегированных британских университетов, в первую очередь Кембриджа, оттуда и название – «кембриджская пятерка». Вскоре эти люди поступили на работу в ключевые ведомства Великобритании. В течение 20 лет они передавали в Москву ценнейшую военную и политическую информацию.

В сентябре 1942 года Государственный комитет обороны СССР постановляет возобновить работу по урановой проблематике. В Академии наук создается лаборатория № 2. Ее руководителем назначен Игорь Курчатов. Разведке поручено оказывать физикам всемерную помощь. Москва начинает операцию под кодовым названием «Энормоз».

Теперь на авансцену выходит Леонид Романович Квасников. По образованию – инженер; полковник; Герой России. С 1942 по 1945 год – заместитель резидента советской разведки в США по атомной проблематике. Оперативный псевдоним «Антон».

Перед ним была поставлена сложная задача. Советскому Союзу требуется дальнейшее получение сведений о ходе разработок в области атомной энергии. Поэтому принимается решение, чтобы Квасников в срочном порядке выехал в Нью-Йорк и обеспечил дальнейшее получение материалов по этой проблематике.

В Нью-Йорке в 1943 году создается мощная резидентура советской разведки. В ней работают молодые специалисты, имеющие высшее техническое образование. Четверо из них станут Героями России, правда, только через полвека. Им удастся добыть уникальные сведения об американских разработках в Лос-Аламосе, которые день и ночь охраняли люди ФБР и американская пустыня. Позднее, когда контакты между ветеранами российских и американских спецслужб стали обычным явлением, американцы очень удивлялись, как это русским удалось тогда взломать код Лос-Аламоса.

Воспоминания Владимира Барковского: «Меня спросили: «А как вам удавалось преодолевать наши строгие меры секретности?» – «Скажите спасибо близлежащим магазинам в Санта-Фе, куда ваши ученые иногда выезжали, – и за покупками, и развлечься, а мы с ними в это время там встречались». Для американцев было весьма удивительно, что мы сумели преодолеть все препятствия, которые они воздвигали на нашем пути».

Именно в Санта-Фе раз в неделю в те несколько часов, на которые физикам разрешалось покинуть базу, советским разведчикам удалось завербовать нескольких ценнейших источников информации из числа обитателей Лос-Аламоса.

Анатолий Яцков раскрывает некоторые секреты работы разведчика: «Какая была компания и сколько человек принимали участие в этом, так сказать, атомном деле? Начнем с источников информации. У меня на связи их было пять человек. Плюс два вербовщика вспомогательной агентуры, которые не участвовали в поддержании связи, и три человека, которые ездили в Санта-Фе, для того чтобы получать материалы уже оттуда – еще пять человек. Таким образом, получается команда из 10 человек, которая и занималась этим проектом».

Далеко не все из этих людей симпатизировали коммунистам, но они понимали, что означает монополия одной страны на атомное оружие. Осведомленные люди на Лубянке знали, что им в Америке помогают Стар и Млад. В этом не было ни капли иронии: псевдоним Стар носил Севел Сакс, связник советской разведки, один из тех, кому ученые, работавшие в Лос-Аламосе, передавали чертежи и формулы. Один из них в разведдонесениях значился под именем Млад. Он был в числе самых эффективных агентов Москвы, и его подлинное имя удалось выяснить только сейчас.

Млад – это кодовое наименование Теодора Холла, нью-йоркского еврея из бедной семьи, талантливого математика и физика. Холлу очень повезло, он поступил на работу в Лос-Аламос, его взяли туда как ученого, подающего большие надежды. Холл уже в 19 лет или даже еще в более раннем возрасте тоже считал, что монополии на ядерную бомбу быть не должно, и он передавал через нашего консула всю доступную ему информацию.

Холл по своей инициативе предложил услуги советской разведке. Когда бомба в СССР была создана, он отошел от сотрудничества с русскими, уехал в Англию, стал преподавать в Кембриджском университете, который не без иронии называли кузницей кадров для советской разведки. Тайной покрыто и имя другого советского агента, который работал под псевдонимом «Персей». До сих пор специалисты спорят, существовал ли за этим именем реальный персонаж или это искусная мистификация советской разведки, чтобы сбить с толку американцев.

На данный момент считается, что это был реальный, глубоко законспирированный человек, который работал достаточно на высоком уровне в Лос-Аламосе, и что на самом деле его звали Артур Филдинг.

Как и Млад, Персей после 1949 года с советской разведкой не сотрудничал, полагал, что его миссия завершена. Но в 1954 году он неожиданно попросил встречи с советским связником и сделал прощальный подарок Москве, подарок поистине царский.

Уже в 1950-е годы от него поступали данные, которые в принципе могли содействовать в разработке советской водородной бомбы. То есть по времени он еще функционировал, тогда как все другие, так сказать, известные источники уже или были раскрыты или перестали предоставлять информацию.

По сведениям американских экспертов, Персей до глубокой старости работал в атомном центре США. Филдинг – это не настоящее его имя, всего лишь очередной псевдоним. Ученого завербовал школьный друг, которого звали Моррис Коэн. Он убедил будущего Персея, что помощь русским – это не предательство, а шанс спасти человечество. Так тогда думали многие.

В середине 1944 года советские разведчики обратили внимание на то, что поток информации из Лос-Аламоса сократился. Разработчики бомбы столкнулись с трудностями: не хватало оружейного урана, не удавалось решить проблему взрывателей. В этот момент американские разведчики отправляются в Европу, чтобы приступить к реализации операции «Алсос». Гитлеровская Германия довольно далеко продвинулась на пути создания своей бомбы, некоторые теоретические разработки немцев были даже успешнее американских. Им удалось создать мощную центрифугу для получения обогащенного урана, а именно он и является начинкой атомной бомбы.

Американцы проводят в освобожденной части Европы спецоперацию, в результате которой в Германии захвачена группа немецких физиков-ядерщиков, оборудование немецких ядерных центров и, что самое главное, – часть запасов урана.

В рамках этой операции немецкие ученые были вывезены в Англию на секретный объект, который назывался Фарм-Холл, где они жили в течение достаточно длительного времени. Среди них был Вернер Гейзенберг, нобелевский лауреат, человек, который ввел в современную науку основополагающее понятие современной физики «принцип неопределенности».

В поместье Фарм-Холл находился один из английских исследовательских атомных центров. Здесь физиков весьма тщательно допросили, особенно после того, как появились сведения о том, что в марте 1945 года в Тюрингии, в районе лагеря для советских пленных, был произведен невиданной силы взрыв. По всем признакам это было ядерное устройство, и донесения советской военной разведки подтверждали это предположение. Немцы не смогли или не успели создать полноценное атомное оружие, но могли сделать другое – то, что мы называем радиологическим оружием.

В так называемой грязной бомбе срабатывала смесь обогащенного урана и обыкновенного взрывчатого вещества. При взрыве такой бомбы уровень радиации повышается даже больше, чем при взрыве ядерных зарядов, которые используются сейчас. На пленных изучали воздействие радиации и силу взрывной волны.

Зима 1945 года. О том, что американцам удалось с помощью немецких физиков сделать шаг к созданию бомбы, разведка доложила в Москву. НКВД ведет тщательный поиск немецких специалистов и атомных центров рейха, оказавшихся в советской зоне оккупации. Им предоставлены весьма достойные для того времени условия жизни, но без права свободного передвижения за пределы объекта.

Всего было обнаружено порядка полутора тысяч ученых, из них были отобраны 300–400 человек, они потом были привезены в Советский Союз и весьма успешно работали в лабораториях, в частности в Обнинске, Ногинске, в Абхазии. Один из них, Николаус Риль, даже получил Сталинскую премию.

После испытания первой советской бомбы немцы вернулись на родину, за исключением нескольких человек, которые обзавелись в Советском Союзе семьями и предпочли остаться.

Свою роль сыграло то, что уже в послевоенные годы работа немецких специалистов, которые были привлечены к нашим проектам, а также запасы урана, которые были привезены из Германии, – все это безусловно внесло свой вклад в разработку изделий, которые были взорваны на советских полигонах.

16 июля 1945 года проходят испытания первой американской бомбы, а 6 августа американцы сбрасывают бомбу на Хиросиму. До испытания советского ядерного боеприпаса в Семипалатинске остается 1484 дня. Создание атомной бомбы в одиночку оказалось не под силу ни США, ни Советскому Союзу. Американцам пришлось для этого собирать у себя лучших физиков мира, захватывать немецких разработчиков и немецкий уран. Советским ученым разведка помогла сократить сроки работы над бомбой и обойти ряд сложных технических проблем, над которыми годами бились американцы.

Как считал Владимир Барковский, «наша информация помогла приложить к самостоятельным усилиям ученых еще и наши сведения, которые в реальном масштабе времени показывали, что делается в Америке и в Англии».

Сегодня официально известно имя только одного западного ученого, который помогал нам создавать бомбу. Основным источником был, конечно, физик Клаус Фукс.

1 марта 1950 года в Лондоне Фукс был приговорен к 14 годам тюрьмы за атомный шпионаж в пользу СССР, его предал перебежчик Гузенко, но псевдоним «Чарльз» так и остался не раскрытым для английской контрразведки. Считается, что информация Фукса помогла сократить работу над созданием бомбы в СССР не меньше чем на год. В 1950 году началась война в Корее, в нее оказались вовлечены США, СССР и Китай. Если бы американцы к тому времени все еще имели монополию на ядерное оружие, последствия такой ситуации предсказать было бы трудно. Немецкий ученый Клаус Фукс бежал в Англию в 1933 году, после прихода к власти Гитлера. По своей инициативе Фукс установил контакт с советским дипломатом в Лондоне. Он работал в Бирмингемском атомном центре, затем вместе с другими британскими физиками был направлен в США. После войны вновь вернулся в Англию и в течение шести лет безвозмездно передавал Москве информацию об американских и английских исследованиях. Он тоже не хотел, чтобы бомба была только у одной страны.

29 августа 1949 года над секретным советским полигоном под Семипалатинском поднялось гигантское грибовидное облако. Монополии США на бомбу больше не существовало. В конце сентября президент Трумэн сообщил журналистам, что русские произвели атомный взрыв. В ответ газета «Правда» в своем комментарии сообщила, что в СССР с помощью взрывов большой мощности ведется строительство угольных шахт – война секретов продолжалась. Много лет спустя один из руководителей советской атомной программы скажет: «Бомбу родил Курчатов, но роды принимала разведка».

Это была удивительная женщина. Знавшие ее люди не перестают удивляться ее красоте, ее мужеству, воле и верности.

Первое главное управление КГБ СССР. Выдержка из личного дела: «Леонтина Коэн, она же – Леонтина Тереза Петке, Мария Тереза Санчес, Эмилия Бригс, Хелен Джойс Крогер, она же – агент внешней разведки КГБ СССР «Лесли». По национальности полька, родилась в 1913 году в США. Страны пребывания – США, Великобритания. Выполняла задания особой государственной важности, связанные с созданием атомного оружия в СССР. В 1961 году в результате предательства была арестована и осуждена британским судом на 20 лет за шпионаж. В тюрьме провела 8 лет. Умерла в Москве в 1992 году. В 1996 году посмертно ей было присвоено звание Героя России».

Леонтина Коэн не считала свою деятельность предательством. Она была уверена, что предотвращала новые баталии – ведь сколько людей потеряли родных во время не так давно закончившейся войны: «Должен быть паритет между державами, и тогда войны не будет».

Леонтина и ее муж Моррис полвека служили в советской разведке. В Америке они были связными, именно им передавали секретные материалы агенты советской разведки из числа ученых-физиков.

С именем Леонтины Коэн связана одна из самых ярких страниц в истории мировой разведки. В 1943 году, когда Моррис был призван в армию и отправлен в Европу, ей пришлось в одиночку осуществлять связь с сотрудниками Лос-Аламоса. Первая встреча была как раз с Персеем.

Встреча Леонтины с источником информации была назначена в воскресенье в полдень у собора. Персей не пришел, не появился он и в следующие выходные. На третью попытку встречи Леонтина пришла уже с обратным билетом в Нью-Йорк. Все это походило на провал, однако агент в тот раз все же прибыл. Рассеянный, как многие ученые, Персей перепутал дату и пришел к собору не в первое воскресенье месяца, а в третье. Через час в ее сумочке лежали материалы, которых очень ждали в лаборатории Курчатова.

Соединенные Штаты Америки, 1937 год.

Они познакомились на митинге американских коммунистов. Они были молоды, их переполняла жажда борьбы за торжество справедливости во всем мире. И, полюбив друг друга, Моррис и Леонтина поклялись хранить верность не только друг другу, но и коммунистическим идеалам. Но, участвуя в стачках и митингах, Леонтина не подозревает, что ее возлюбленный и соратник по партии – одновременно агент советской разведки. За ним охотится ФБР, его в любую минуту могут арестовать за шпионаж, как изменника родины.

Из воспоминаний Морриса Коэна: «То, что я – агент советской разведки, я мог скрывать от кого угодно, только не от нее. Любить эту женщину и обманывать ее, жить двойной жизнью было выше моих сил. Как признаться? Какие должны быть слова, чтобы она не только поняла меня и поверила, но и пошла вместе со мной одной опасной дорогой? Мы так замечательно не похожи друг на друга: она – буря, я – неприступная скала, она бушует, я безмятежен, она нетерпелива, я снисходителен и спокоен. В моей тайной работе мы обязательно должны быть вместе, иначе моя жизнь потеряет всякий смысл. Я должен ее завербовать».

Из воспоминаний Леонтины Коэн: «Я догадывалась, что Моррис занимается чем-то тайным, связанным с Советским Союзом. Но однажды он пришел с букетом алых роз и во всем признался сам. Я спросила его: «Зачем русским нужна разведка в Америке, когда они воюют с Германией?» Он ответил, что разведка для России – передовая линия обороны, и мы должны ей помочь. «Но ведь это же шпионаж!» – возмутилась я. «А мне плевать, – ответил Моррис. – Когда гибнут миллионы советских людей, надо не рассуждать, а действовать».

Когда он это сказал, Лона взяла со столика букет роз и, глядя на Морриса, поцеловала каждый цветок.

Лос-Аламос. Оппенгеймер с группой ученых в обстановке строгой секретности работает над созданием первой атомной бомбы. Здесь, в этих лабораториях, создается сверхмощное оружие, перед которым бессильны любые виды вооружений. Атомная бомба рассматривается руководством как инструмент воздействия на Советский Союз после его победы в Великой Отечественной войне. Эти планы становятся известны Кремлю. Достать секрет атомной бомбы – такая задача ставится перед советской разведкой.

Леонтина Коэн приезжает в Альбукерке – в город, где едва ли не каждый сантиметр находится под наблюдением американских спецслужб. Проверки, проверки, еще раз проверки. В руках этой женщины спустя месяц окажется полное техническое описание атомной бомбы.

Как рассказывал полковник Анатолий Яцков, «когда она приехала в Нью-Йорк и передавала мне свои материалы, то пошутила: «Знаешь, – говорит, – все хорошо, но только эти материалы, что у тебя в руках, в полиции побывали». Мы с ней посмеялись, хотя прекрасно понимали: если бы эти материалы были обнаружены, то, конечно, ни ей, ни нам было бы не до смеха».

Леонтина должна была сесть в поезд на станции Альбукерке и отправиться в Нью-Йорк, но вокзал был оцеплен – патрули ФБР и полиции досматривали багаж каждого пассажира. Снова замаячила угроза провала, не было возможности даже пройтись вдоль перрона и оценить обстановку, это сразу вызвало бы подозрения. И все же Лесли пошла прямо к вагону.

Она сделала вид, что не может найти билет, а пакет с документами, чтобы он не мешал ей в поисках, попросила подержать полицейского.

Эпизод на вокзале Альбукерке до сих пор изучают в разведшколах разных стран. Леонтина Коэн проявила потрясающее хладнокровие и знание человеческой психологии. Сыграв роль рассеянной молодой дамы, она обвела вокруг пальца самых опытных американских контрразведчиков.

«Другой полицейский сказал: «Вы точно как моя дочь – такая же несобранная». Когда билет был наконец найден, она пошла к вагону, а сумочка – представляете? – осталась в руках у полицейского. В тот момент, когда поезд тронулся, полицейский его догнал и закричал: «Миссис Коэн, возьмите вашу сумочку!» – вспоминает Моррис Коэн.

Так секрет атомной бомбы оказался в Москве. Сейчас в архивах хранятся папки под всеми грифами секретности, которые только возможны, где находится информация о, пожалуй, самой разрушительной тайне XX века – тайне атомной бомбы. В хранении есть подробнейшее описание бомбы до мельчайших деталей, есть персональный список, из которого ясно, кто из ученых над какой проблемой работает. Оппенгеймер, Ферми, Чедвик – какие великие имена! Каждый документ подавали Сталину лично, каждый в единственном экземпляре, в каждом перевод смерти на язык формул и цифр. Есть и донесение Лоны о дате испытания первой атомной бомбы.

Потсдам, 1945 год. Улыбающийся Трумэн пока в счастливом неведении – он ничего не знает ни об утечке секретов из лаборатории Лос-Аламоса, ни о том, что уже в ближайшее время Советский Союз испытает собственную атомную бомбу.

Кто знает, как сложилась бы судьба послевоенного мира, если бы тогда на вокзале в Альбукерке Лона мастерски не разыграла роль опоздавшей пассажирки, кто знает… Но так случилось, что люди, которые даже в секретных донесениях имели псевдонимы «Луис», «Лесли», «Джонни», остались живы, а значит, дальнейший ход истории был предопределен. Информация, добытая разведчиками, помогла ученым создать собственную атомную бомбу, и уже в 1949 году Советский Союз произвел первые испытания. В мире установился ядерный паритет. США начинают запоздало ловить советских шпионов.

Вспоминает Моррис Коэн: «Неожиданно к нам пришел большой Юрий – так мы его называли – и сказал, что мы должны немедленно готовиться к отъезду из страны, потому что в Америке, когда узнали, что русским стали известны секреты атомной бомбы, начали повсюду искать шпионов. Много людей тогда пострадало. В любую минуту мы могли оказаться под подозрением, вот Юрий и пришел к нам (00:16:29) прямо домой, хотя это было очень опасно».

Юрий Соколов тогда сказал, что разговор будет на бумаге. Он написал: мы высоко ценим ваши возможности и вас лично, но ваша безопасность нам дороже.

Первое главное управление КГБ СССР, выдержка из личного дела: «Соколов Юрий Сергеевич, он же – сотрудник МИД СССР Юрий Глебов, он же – сотрудник внешней разведки КГБ СССР «Клод». Год рождения – 1919. Образование – Московский авиационный институт. Страны пребывания – США, Великобритания. За рубежом выполнял задания особой государственной важности, связанные с созданием атомного оружия в СССР».

Юрий Соколов вспоминал: «Моррис пишет: «Это что, совет нам или это указание?» Я говорю, что это категорическая рекомендация Центра. Моррис пишет: «Ну, если это рассматривать как приказ…» Я говорю: «Можете рассматривать как приказ». – «Тогда, если это приказ, то с приказами не спорят, мы – люди дисциплинированные и приказ будем выполнять». Мы вели переговоры с Моррисом и листочек за листочком передавали Лоне, а она их сжигала. Перед концом разговора Лона открыла дверь из ванной, а оттуда прямо дым идет. Ну, думаю, так не сжигают. «Что же у тебя дым-то идет?» Она: «Ну, а что делать?» Я говорю: «Надо взять листочек бумаги, свернуть его соответствующим образом, согнуть эту бумажку и поджечь сверху. Сверху пепел остается – и никакого дыма». Она испытала и осталась довольна советом».

С этого момента каждый час пребывания в Америке для Морриса и Леонтины мог обернуться арестом. Их уже ищут. Юрий Соколов, готовивший отъезд, передает им чужие паспорта, по которым они должны сесть на пароход. Они знают, что спецслужбы идут по пятам, но сохраняют спокойствие, они играют из последних сил. И вот настают минуты прощания с Америкой – со страной, где они выросли, где они встретили и полюбили друг друга, со страной, которая подарила им столько счастья, но так и не стала родиной. Через две недели Моррис и Леонтина оказались в Советском Союзе – в государстве рабочих и крестьян, ради которого они так много сделали, ради которого они столько лет рисковали жизнью, любя и восхищаясь им заочно.

Леонтина Коэн: «Я думаю, это тяжелая работа, и страха в ней было достаточно. Были моменты, когда я испытывала просто приступы страха. Но это нормально для нашей работы».

Моррис Коэн: «Я думаю, сам вопрос следовало бы поставить иначе. Мы должны были быть осторожными и предусмотрительными, быть начеку – это было необходимо. Быть осторожными – наша обязанность».

В Москве они окружены вниманием и заботой. Но жизнь советских пенсионеров вскоре для них становится невыносимой. Чужая страна, чужой язык, а главное, бездеятельность. Однажды на Лубянке их знакомят с человеком, которого зовут Конон Трофимович, он прекрасно говорит по-английски. Они задают ему тысячи вопросов: почему в магазинах очереди, почему дефицит продуктов и еще огромное количество «почему». Новый знакомый рассказывает о Стране Советов много того, что в Америке они посчитали бы наглой клеветой. Позднее они узнают, что Конон Трофимович тоже выполнял особые задания в Америке и был связан с полковником Абелем.

Первое главное управление КГБ СССР, выдержка из личного дела: «Молодый Конон Трофимович, он же – сэр Гордон Лонсдейл, он же – сотрудник внешней разведки КГБ СССР «Бен». Год рождения – 1924. Свободно владел английским, немецким и французским языками. Воинское звание – полковник. Страны пребывания – США, Германия, Канада, Великобритания. Выполнял задания особой государственной важности в качестве разведчика-нелегала. В 1961 году в результате предательства был арестован и осужден британским судом на 25 лет за шпионаж. В 1964 году был обменян. Умер в 1970 году».

Моррис Коэн: «Бен был единственным человеком, который откровенно говорил со мной о Сталине и об ошибках, которые были им допущены, когда он был у власти. Мы были очень удивлены, и, я думаю, мы не до конца понимали, что происходит в Советском Союзе на самом деле. Нам следовало бы побольше знать, что было в период правления Сталина».

В 1955 году руководство внешней разведки удовлетворяет просьбу Морриса и Леонтины Коэн дать им новое задание. Они проходят курс специальной подготовки, осваивают новую технику шифровки материалов и через некоторое время оказываются в Лондоне. По легенде, они – новозеландские бизнесмены Питер и Хелен Крогеры, приехали в Англию, чтобы организовать собственное дело. Через некоторое время в Центр была отправлена первая шифровка.

«В Центр. Легализовались успешно. Ждем связи с «Беном». Готовы приступить к выполнению задания. «Луис», «Лесли».

Они поселились в этом доме по адресу Кенни-драйв, 45, в пригороде Лондона. Питер Крогер и его очаровательная супруга Хелен быстро обзавелись друзьями и деловыми знакомствами. Ну, посудите сами, какие могут быть секреты у милой общительной пары? Они с удовольствием рассказывают, как много им пришлось поездить по миру и что здесь они теперь, очевидно, останутся навсегда.

Вот что рассказала мне в свое время Леонтина Коэн: «Мне очень нравился наш дом. Он был очень уютный, и работать в нем было очень удобно. Приемник мы держали на кухне под холодильником. Моррис и Бен сделали там специальную нишу. А на чердаке был оборудован тайник. Документы, пленки, невидимые чернила – все хранилось там».

В Портоне находится секретная лаборатория по созданию биологического оружия. Разведчики должны проникнуть в тайны лаборатории и получить информацию о смертоносном веществе, 200 граммов которого хватило бы для уничтожения всего населения Советского Союза. 17 октября 1960 года Хелен получает контейнер с образцами продукции портонской лаборатории. Руководит работой Крогеров резидент советской разведки Бен, он же – их московский знакомый Конон Трофимович Молодый. В Англии он живет под именем сэра Гордона Лонсдейла – бизнесмена, любителя женщин и дорогих машин. Портленд – военно-морская база. Здесь через свою агентуру Лонсдейл получает доступ к совершенно секретной информации об испытании новейшей подводной лодки, шифры морской разведки, а также разведывательные задания по Советскому Союзу. Его агент – морской офицер Гарри Хоутон и любовница Хоутона – Этель Джи, которая работает в Портленде. Эту крайне важную для Советского Союза информацию Хелен отправляет в Центр. Однако во время тайниковой операции разведчица чувствует, что опасность совсем рядом. Она не ошиблась – за их домом устанавливается слежка. Британская контрразведка устанавливает наблюдательный пункт в доме напротив. Офицер Скотланд-Ярда теперь круглосуточно дежурит у этого окна.

С Моррисом Коэном я тоже беседовал, он вспоминал: «Около 18 часов в дверь постучали. Мы знали, что это не Бен. Вы представляете, что мы чувствовали в этот момент? Я открыл дверь – там стоял неизвестный мне человек. Я сразу понял: этот человек из спецслужб – у него это было написано на лбу. Он был очень вежлив, с манерами истинного британца. Он спросил, может ли он войти. Как я мог ему отказать? За ним вошли еще четыре человека. Лона хотела быстро уничтожить кое-какие бумаги, но женщина-полицейский не позволила ей одной зайти в ванну. Все материалы, которые могли нас скомпрометировать, были на чердаке в тайниках. Но специальные плотники из госбезопасности оторвали все деревянные облицовки и, конечно, все нашли. Нам объявили, что мы арестованы, приказали одеться, и повезли в тюрьму. Потрясение было страшное. Мы понимали, что нам придется пережить».

Тайное оборудование разведчиков: контейнеры для микропленок, принадлежности к радиостанции и, самое главное, образец тайнописи на русском языке – все эти предметы были найдены в доме Крогеров, и они стали доказательством шпионской деятельности Питера и Хелен. Позже они узнают, что вместе с Лонсдейлом стали жертвой предательства одного из руководителей польской разведки, который знал о Хоутоне и Джи. Арест проходил с беспрецедентными мерами безопасности. Скотланд-Ярд не скрывает торжества – арестованы, пожалуй, самые крупные разведчики за всю историю Британии.

А вот и тюрьма. Обратной дороги нет. Даже по самым строгим меркам, приговор суда оказался чрезмерно суров. Лонсдейл получил 25 лет, Питер и Хелен – по 20 лет тюремного заключения, по 4 года за каждый год деятельности в Великобритании. Такой срок для уже немолодых людей был равносилен пожизненному заключению. 20 лет тюрьмы почти не оставляли шанса выйти на свободу живыми. Потянулись дни, месяцы, годы – долгие тюремные годы. Но самое страшное, что впервые Хелен и Питер оказались разлучены.

Моррис Коэн рассказывал: «Лоне пришлось тяжелее всего – она сидела вместе с уголовницами, а это ужасно. Те решили ее себе подчинить и, чтобы это сделать, хотели ее избить. Но Лона была очень смелая и решительная женщина. Однажды она вошла в столовую, заперла дверь на задвижку изнутри и сказала: «Давайте, бейте! Кто первый?» Ее никто не решился тронуть. Впоследствии от нее все-таки отстали. Но все равно в тюрьме ей было очень тяжело».

Они писали друг другу письма, полные любви и невыразимой нежности. Шли годы, уходили на пенсию одни охранники, приходили другие, и только эти письма в тюремной жизни оставались неизменны. Лона изо всех сил старалась поддерживать мужа, а Моррис даже вступил в переписку с Маргарет Тэтчер, когда узнал, что Лона больна. Их будущее рисовалось Моррису, увы, только внутри тюремных стен. Но и за него надо было бороться.

Из воспоминаний Морриса Коэна: «Когда открыли дверь, я услышал голоса из общей камеры: «Лонсдейла обменяли!» Вся тюрьма была наполнена этими возгласами. Когда я это услышал, я будто взлетел на облака. Я не знал, что будет со мной и с Лоной, но то, что обменяли Бена, означало, что о нас помнят и за нас борются».

За них действительно боролись. С английским премьер-министром Гарольдом Вильсоном министр иностранных дел Громыко обсуждает судьбу разведчиков как самый важный государственный вопрос. Однако на это потребовалось целых 9 лет. Джеральд Брук – английский разведчик, арестованный с поличным в Москве, плюс два наркоторговца были отпущены Москвой в обмен на Питера и Хелен Крогер.

Удивительно, но чопорная и враждебная Англия провожала их почти как героев, быть может, потому что мужество не имеет государственной принадлежности. Через несколько часов самолет будет в Варшаве, а потом Москва. Они на свободе, и они снова вместе, теперь уже – они это знают точно – навсегда. Через несколько дней появился секретный указ: «За успешно выполненные задания и проявленные при этом стойкость и мужество наградить Морриса Коэна, Леонтину Коэн орденом Красного Знамени».

Леонтина Коэн говорила, что она не боится перемен: «Мы привыкли к такой жизни – у нас всегда все было временно. Вначале мы привыкали к одному месту, потом к другому, к третьему. Везде жизнь была разная. Теперь я чувствую себя гражданином Советского Союза – это моя новая родина, мой дом. Но Советский Союз – это мой последний дом, до конца своей жизни я буду жить здесь. Здесь я и умру – я так чувствую. Так жизнь сделала все».

Думали ли они, что придет время, и последний символ эпохи, ради которой они прожили такую трудную и опасную жизнь, падет под ликование толпы, что будет стерта с политической карты первая в мире Страна Советов, что идеалы, которым они так честно и преданно служили, окажутся неверными и ненужными? Вряд ли они могли предполагать, что тот восхитительный смерч, который однажды закружил два любящих сердца, через полвека перенесет их не в волшебную страну равенства и всеобщего счастья, а в осенний парк, прогулки по которому неизменно заканчиваются одинокими вечерами в стенах служебной квартиры.

В госпитале Леонтина Коэн потребовала, чтобы ей сказали правду. Наверное, если бы на ее месте был другой человек, врачи бы придумали что-нибудь утешительное, но ей было решено не врать. Это была все та же знаменитая Леонтина Коэн с железной выдержкой и самообладанием. Но болезнь брала свое. Она медленно угасала, а вместе с ней, кажется, угасал и Моррис.

Рассказывает полковник Борис Лабусов, начальник пресс-бюро Службы внешней разведки: «Мы ей сделали подарок: буквально за несколько недель до ее смерти приезжала ее родная сестра, с которой они не виделись 44 года. Когда мы ее привезли в госпиталь, где в то время находились Крогеры, Елены не было в номере, у окна стоял Питер. Когда мы открыли дверь и он услышал голос своей свояченицы – сестры Елены, он, не оборачиваясь, сразу произнес: «Ginger» (то есть это рыжик). А когда появилась Елена, то куда же делась та суровая разведчица? Это была простая женщина. Они ревели, обнявшись, наверное, минут 30 в три ручья. Здесь сестра ее была около недели, мы просто оставляли их наедине, даже Питер старался меньше участвовать в их разговоре. Сестра привезла очень много детских и юношеских фотографий тех времен. Они сидели, часами перебирали фотографии, рассказывали друг другу какие-то эпизоды из их прошлой жизни. Но ни словом ни та, ни другая не обмолвились о том периоде жизни, который их разделил».

После смерти Леонтины Коэн в 1992 году Моррис полностью утратил интерес к жизни и умер на третьем году одиночества.

Посмертно «За особые заслуги» Леонтине и Моррису было присвоено звание Героя России.

В спецхранах внешней разведки хранятся документы, касающиеся деятельности Морриса и Леонтины Коэн, с которых никогда не будет снят гриф секретности.