6. Проклятие рода Мейердорф
К вечеру жутко захотелось есть. Сказывались и переживания, и пылкие ласки моего законного муженька. При одном воспоминании о них мои щеки вспыхивали, а в груди поднималась злость. Как он мог? Мерзавец! Чудовище! Как можно так поступить с честной девицей? Я останавливалась и вздыхала, прижимая ладони к полыхающим щекам. Нет, это не мое тело, а тело невинной Мэрион. Тело, еще не познавшее мужской ласки и слишком легко отзывающееся на нее. Хотя есть в генерале что-то гипнотическое, какая-то магия, от которой честная девушка теряет волю и позволяет творить с собой такое… такое! Но если тело чужое, то разум мой, собственный. И меня настоящую это чудовище не получит!
Я встряхивала головой, садилась на софу, вскакивала и продолжала кружить по комнате, как голодная виверна.
— Пожалуйста, милая Марта, — канючила я у полной служанки. — Принесите мне хотя бы булочку. Или конфетку. Ну что вам стоит?
— Нельзя, — пугливо косилась по сторонам служанка. — Его Сиятельство не велел.
— А я тебя поцелую, — я льнула к ее рукам и смотрела круглыми щенячьими глазами. Марта вздыхала, но сдалась и вскоре я уминала плюшку с ароматным чаем.
— Никому ни слова! — пригрозила Марта.
— Вот те крест! — перекрестилась я плюшкой.
Не щи с котлеткой, конечно, но на голодный желудок и это счастье.
Генерал сдержал свое слово и в покои не явился. Я засыпала, нервничая и скручивая в руках простыню, ворочалась с боку на бок, взбивала подушки и подскакивала от каждого скрипа. Приставленная ко мне Марта спала на софе, откинув голову на мягкий валик спинки, и тревожно всхрапывала.
«Нет, это совершенно невозможно!», — наконец подумала я, откинула одеяло и спустила ноги в мягкие пушистые тапочки. Теплая сорочка упала до щиколоток, потянулась за мной шлейфом. Я одернула складки и крадучись прошла по комнате. В приоткрытые шторы лился мягкий лунный свет, месяц улыбался, как Чеширский кот.
— Смейся, — проворчала я. — Тебе там хорошо, не голодно и не страшно. А я одна в этом жутком месте, всеми оставленная и обреченная на голодную смерть, как узник замка Иф.
Мне вдруг стало себя жалко, я даже всхлипнула и закусила губу, чтобы не разбудить служанку. Бедная Маша, бедная Мэрион, в теле которой я оказалась! Умерла ли она от болезни или тихо угасла после того, как я переселилась в ее тело? Или, может, ее сознание тоже перебросилось в другой мир? И теперь она вместо меня очнулась в незнакомом городе перед остановившейся «Приорой» и перепуганной Юлькой? Радует одно, если фройлен Мэрион попала в мой мир, то завалить зачет по немецкому не сможет при всем желании.
Я привычно замотала волосы в хвост, взяла со стола керосиновую лампу и двинулась к выходу.
Фитиль горел ровно, тени сновали под ногами, а в коридорах было безлюдно и жутко. Наверное, в таких замках водятся привидения. Может, даже неупокоенные души мертвых жен. Я зябко поджала ногу, подол ночной сорочки колыхался от сквозняка, и я замерла, размышляя, идти ли мне дальше или вернуться в постель и дожидаться утра.
«Ну уж дудки!» — подумала я, упрямо сдвинула брови и скользнула к лестнице. Мысль о побеге снова затрепетала в мозгу, спуститься бы вниз, оттуда в холл и на выход, мимо часовых, мимо аллеи со статуями, опустить мост…
Я вздохнула и потеребила кулон. Размечталась, Маша! Если и бежать отсюда, то продуманно и хитро. Склонить кого-нибудь на свою сторону, и сделать это до того, как генерал придет исполнять свой супружеский долг. Вот только как, как?
В раздумьях спустилась по лестнице на второй этаж и остановилась. Помнится, Кристоф говорил, что где-то здесь покои самого генерала. Я надеялась, что он не выйдет посреди ночи в уборную, где бы она ни находилась. Представляю, какой будет сюрприз: пичужка упорхнула в третий раз, да еще из его собственной клетки. Пусть злится, сколько угодно! Он не получит меня! Никогда! Хотела перегнуться через перила и посмотреть, стоят ли на страже часовые, но испугалась, что огонек моей лампы будет хорошо виден снизу.
Черт, черт, черт!
Я едва не застонала от бессилия и тут услышала шаркающие шаги. Замерла, вытянувшись в струнку, лампа в руках задрожала, фитиль затрепетал, бросая на стены пугливые тени. Надо потушить лампу и спрятаться в нише! Да хотя бы вон в той, где когда-то стояла скульптура, а теперь нет ничего, лишь голый постамент. Бросилась туда, взобралась, поддерживая длинную сорочку.
Шарк, шарк по коридору.
Кто-то шел неверной походкой, подволакивая ноги. Может, генерал напился и возвращается в постель? С него станется. Вот бы проходил мимо, тогда огреть его по макушке этим самым фонарем. Я подобралась, как дикая кошка, готовясь к прыжку. Вот подходит ближе… сейчас!
— Ах ты, мразь! Получай! — завизжала я и махнула фонарем. Огонь плеснул внутри стеклянной колбы, свет волною окатил перепуганное лицо, на стену прыгнула горбатая тень.
— Чур меня, чур, нечисть! — заорал конюх, падая ничком и закрывая голову руками.
— Спаси мою душу, пресвятая дева! Сгинь!
Я замерла с поднятым фонарем, тяжело дыша и глядя круглыми глазами на хнычущего горбуна.
— Тьфу, черт. Игор, ты?
— Я, госпожа! — пискнул горбун, украдкой глядя сквозь распяленные пальцы. — А вы что здесь? В смысле, не в своих покоях?
— А ты чего?
— А я к герру Гансу ходил. На эту… как его? Ауди… енцию! — он протянул волосатую лапу и осторожно пощупал мою сорочку. Я отпрыгнула, а горбун глупо улыбнулся, оскалив кривые желтые зубы, и прохрипел:
— Не привидение вы, точно! Не гневайтесь, госпожа! Не признал сразу!
Он пополз ко мне, хватаясь за подол и пытаясь его поцеловать. Я брезгливо дернула ногой:
— Не нужно, ладно? Брысь, Игор, брысь! Поднимись, пожалуйста.
Кряхтя, горбун поднялся на кривые ноги и встал передо мной, подобострастно скалясь и поблескивая глазками.
— Вы не скажете хозяину, что видели меня тут? — жалостно спросил он. — Узнает — побьет. Больно.
Он весь сморщился, почесывая горб, и я вспомнила, как кнут генерала гулял по спине конюха.
— Но ведь ты пришел сюда по приказу адъютанта Ганса, — осторожно заметила я. — Разве он не оправдает тебя перед хозяином?
— И герра Ганса прибьет, — совсем скукожился Игор. — И вас, добрая госпожа, если узнает, что вы здесь были в неурочное время.
— Но ты ведь не скажешь, правда? — забеспокоилась я, прислушиваясь, не раздадутся ли тяжелые шаги по коридорам.
Горбун затряс головой, прижал руки к груди и зачастил, задыхаясь и пуская слюну на подбородок:
— Ни за что! Не скажу! Под плетьми не скажу! Пусть кожу крючьями дерут, не скажу! Пусть ногти рвет, не скажу! Только и вы меня не выдавайте, добрая фрау! Не выдавайте!
— Да что ты, я и не собиралась! — я попыталась улыбнуться, но от слов конюха по спине пополз холодок. Горбун снова кинулся целовать мне подол, повторяя:
— Добрая фрау! Добрая фрау! — поднял уродливое лицо и скривился в улыбке. — Красивая вы! Ах, как красива! Жалко… бежать бы вам.
Мое сердце сразу же заколотилось. Я оглянулась по сторонам, прижала ладонь к груди.
— Бежать! — громким шепотом повторила я. — Как, Игор? Ты знаешь?
Он тоже огляделся и прижал палец к губам.
— Тсс, моя добрая фрау! Не надо так громко, услышат часовые. Вот, доверьтесь конюху Игору! Вы одна добры ко мне, идемте!
Схватив меня за рукав, горбун потянул в сторону, умоляюще глядя своими маленькими слезящимися глазами.
— Куда? — испуганно спросила я. Свет в лампе качался, освещая анфиладу, уходящую во мрак.
— Поверьте мне, поверьте! — умоляюще повторил Игор и дернул за сорочку. — Скорее!
Я колебалась. Инстинкт самосохранения сомневался и шептал: «Не ходи никуда, возвращайся в постель, тебе обещан еще один день, а там увидим…» Но там, куда тянул меня Игор, была свобода, была надежда выбраться из этого драконьего гнезда, надежда вернуться домой… Да и чем опасен этот забитый уродец? Он сам ненавидит генерала, а я не сделала ему ничего плохого, он обязательно поможет, чтобы не наговаривала на него Марта.
И я рискнула и шагнула во тьму коридора.
— Куда мы идем? — шепнула я, наклоняясь к горбуну.
— Потайной ход, — ответил он и засеменил, нелепо переваливаясь с боку на бок. — Идемте, госпожа, идемте!
— Но кругом обрывы и скалы, как же…
— Ход прорублен в скале еще при жизни Его Сиятельства Готтлиба Мейердорфского!
— А генерал о нем знает?
— Мне известно лишь, что он ни разу им не пользовался. Вот сюда, пожалуйста. Ход через библиотеку…
Ту самую, куда женщинам входить нельзя? Я мстительно усмехнулась и плечом отодвинула массивную дверь. Лампа выхватила очертания стеллажей с книгами, горбун метнулся между ними, махнул рукой:
— Сюда, сюда!
Я бросилась за ним, он юркнул влево, и я туда. Свет прыгал, мельтешил по старинным книгам, пыль плясала и лезла в ноздри. Я чихнула раз, другой. Окликнула Игора:
— Подожди!
Топоток ног в глухой тишине, далекий смешок. Я растерянно крутанулась на месте, да где же он?
— Игор!
Повернула влево, потом еще. Стеллажи кончились слишком быстро. И я влетела в ворох каких-то полотен, свернутых в рулоны. Старый мольберт не удержался на подставке и грохнулся на пол, обдав меня пылью. Я громко чихнула и услышала, как за дверью со скрежетом поворачивается засов.
— Игор! — вскричала я, обернувшись на звук.
Снова смешок, на этот раз издевательский, и голос издалека:
— Не волнуйтесь, добрая фрау! Отдыхайте тут, наслаждайтесь вашими последними часами жизни. А я пока позову хозяина, хе-хе!
— Оставь эти шутки! — я бросилась назад, к массивным дубовым дверям, задергала ручки, замолотила кулаками.
— Не трепыхайтесь, пичужка, — прохрипел горбун. — Из вас получится прекрасная статуя для коллекции, хе-хее!
Издевательский хохот, удаляющиеся шаги.
— Обманщик! — прокричала я вслед и из всех силы ударила кулаком в дверь. — Предатель!
На глаза навернулись слезы. Я в бессилии опустилась у стены и закрыла лицо руками.
Обманул, обманул! Сердце пугливо колотилось, от возмущения слезы текли, не переставая, прожигая на моих щеках дорожки. Да как я могла так глупо поверить?! Ведь говорила же Марта…
— Предатель! — в сердцах снова выругалась я и пнула подкатившийся рулон холста.
— А я дура, дура! Курица!
Но кто бы мог подумать? Зачем это горбуну? Выслужиться перед хозяином?
В волнении я затеребила кулон, его приятная гладкость и теплота успокаивали, свет лампы блестел в его глубине, и лунные блики плясали по пыльным книгам и тугим рулонам, сваленным там и сям в хаотическом беспорядке. Я в растерянности подтянула один, развернула.
Это был пейзаж, нарисованный маслом: зеленая долина, водопад, притаившаяся на склоне деревенька и уходящая ввысь скала, на которой трезубцем высился замок Черного Дракона. Правда, совсем не мрачный. Восходящее солнце золотило крыши, окна горели, как звезды, и прозрачные облака текли в вышине, как молочная река.
Может, так замок выглядел раньше, при первом хозяине?
Я хмыкнула и отложила картину. Василиск разрушает все, к чему прикасается. Красивое становится уродливым, живое — мертвым. Слуги — забитые им предатели. Как противно!
Я подскочила на ноги и закружила по комнате. Может, есть где-то здесь другой выход? Ведь должен быть! Лампа прыгала в руках, прыгало в груди сердце.
— Успокойся, Маша! — сказала я себе. — Сначала надо понять, куда ты попала. Горбун сказал, это библиотека…
Вдохнула, выдохнула, оттерла со щек слезы и уже медленнее пошла мимо стеллажей.
Четыре слева, четыре справа, между ними широкий проход, упирающийся в письменный стол с наваленными на него рулонами, письменными принадлежностями и красками. Вообще, для библиотеки не так уж и много книг. Больше похоже на чей-то рабочий кабинет. Может, комната генерала?
В некоторых местах полки пустовали, я вытащила книгу наугад, пролистала — какая- то рыцарская поэма, с черно-белыми иллюстрациями и старинными готическими буквами. Взяла другую — похоже на Библию. Третью — какие-то чертежи, формулы, иллюстрации усадьб и замков. К четвертой рука потянулась сама, книга стояла на довольно видном месте на уровне глаз, переплет украшен рубинами и жемчугом, золотые буквы кричали: «Фантастические твари и магические чудеса».
Я поставила лампу на стол, случайно задев лежащие на краю рисунки, и они посыпались на пол: карандашные наброски и акварельные пейзажи, дома и сады, прелестные женские головки и ощерившие пасти виверны. Упала и рассыпалась коробка с карандашами, я едва успела подхватить кисти, испачканные краской и давно засохшие, и положила их рядом с резной деревянной шкатулкой.
Странные книги, странные вещи, странная комната. Точно ли это библиотека?
Книга распахнулась на страницах, заложенных атласной лентой.
«Василиск — царь змей, — бросились в глаза крупные красные буквы. — Люди, завидев его, бегут, спасая свою жизнь, ибо, даже взглянув на человека, он убивает…»
Ниже я увидела изображение змееподобного существа с острым хвостом и драконьими крыльями. Из пасти вырывался раздвоенный язык, когти скребли растрескавшуюся землю.
«На голове василиска белое пятно, напоминающее диадему…»
Вспомнилась седая прядь в волосах генерала. Может, это своеобразная метка?
«Василиск обладает удивительной способностью, — читала я дальше, — кто видит его, тот обращается в камень. Другими словами, высвобождается магия, которая при визуальном контакте попадает на живую материю, при этом тут же идет замена углерода на кремний и все живое обращается в камень».
Как наяву, перед глазами встали статуи окаменевших девушек на аллеях и садовник, копающий не то яму под новую статую, не то мою собственную могилу. Я переступила на холодном полу и всхлипнула, но взгляд уже дальше бежал по строчкам:
«Кровь василиска ядовита, и он сам устойчив к любым ядам. Зубы, когти, кровь, язык и сердце василиска можно использовать в магических обрядах. Если ненавидите кого-то всем сердцем и желаете ему зла, измельчите в порошок язык или сердце василиска и на убывающей луне добавьте этому человеку в пищу. Тогда постигнут его страшные мучения, и умрет этот человек лютой смертью, обратившись в камень. Но есть и способы, как одолеть василиска. В первую очередь надо…»
Тут лист обрывался и следующие несколько страниц тоже оказались вырваны. Я пролистала дальше, до конца, перетрясла всю, пытаясь отыскать потерянные страницы, и бесполезно! Секрет, как победить василиска, уничтожен! Какое невезение…
Книга выпала из ослабевших рук и стукнулась о стол, хлопнув обложкой, как капканом.
Конечно, это никакая не библиотека. Это тайная комната, куда строго-настрого запрещал входить Кристоф. В старой сказке Синяя Борода держал в ней тела убитых жен, в моей реальности василиск запер тайны, напоминающие о его сути, о том, кем он стал и, возможно, кем был когда-то. Я вскинула голову и в отчаянии огляделась, взгляд зацепился за позолоченную раму, завешенную черным атласом. Догадка пронзила меня подобно молнии: конечно, в книге говорилось, что победить василиска можно с помощью зеркала! Конечно, став хозяином замка, генерал приказал убрать все зеркала и спрятать их в этой комнате!
Воодушевившись, я дернула атлас, и он соскользнул на пол с легким шелестом. Вот только зеркала не оказалось.
Передо мной была картина.
Сначала показалось, что я вижу портрет самого генерала: то же мужественное лицо с правильными чертами, те же смоляные волосы, уложенные красивыми волнами, те же широкие плечи и упрямо сжатые губы. Только мужчина выглядел немного старше генерала, может благодаря аккуратной черной бородке, или морщинам на аристократичном лбу. А еще на нем не было очков. Я увидела глаза, серые и холодные, поблескивающие, как речные камни. Лицо мужчины крест-накрест пересекал черный шрам. И я сглотнула комок, когда поняла, что шрам этот не нарисован, а прорезан по холсту ножом. Иссечена была и грудь, затянутая в камзол, лохмотья и нитки торчали бахромой, слева, словно черный орден, зияла глубокая дыра. Кто мог сделать такое?!
Показалось, рядом со мной колыхнулась черная тень. Я вздрогнула и повернулась влево, но это просто сквозняк тронул еще одно черное покрывало. Я сорвала его и замерла, глядя на портрет молодой женщины, одетой простенько и незатейливо. Портрет нарисован менее искусно, чем первый, но довольно старательно. Художник подловил и мягкий овал лица, и большие грустные глаза, и тронувшую губы полуулыбку, и смиренно сложенные руки, немного грубоватые для такого милого личика и почему-то присыпанные пудрой. За спиной женщины расстилался пасторальный пейзаж: зеленые холмы с пасущимися стадами, речушка и мельница на фоне прозрачно-голубого неба.
Сорванный мною атлас смахнул на пол и сухие розы, лежащие на краю стола. Кто их сюда положил? Хотела поднять одну, но зацепилась взглядом за резную шкатулку. В таких могут хранить ценные бумаги, и я вообразила, что здесь-то и найду вырванные страницы из книги, но снова ошиблась. В шкатулке лежали письма.
Пожелтевшие от времени, хрустящие под пальцами, как пергамент, с расплывающимися чернилами, они пахли тленом и пылью. Я поднесла их поближе к лампе и зашевелила губами, по слогам разбирая невнятные строчки:
«Ваше Сиятельство, герцог Мейердорфский и мой отец, — так начиналось одно из них, — хотя Вы и не считаете меня своим сыном, а я никогда ничего не просил у Вас, теперь с болью в сердце вынужден обратиться за Вашей помощью. Моя добрая матушка, Ивонна Мюллер, тяжело больна. Оспа не щадит ни женщин, ни мужчин, ни стариков, ни детей. Моих сбережений, заработанных на мельнице, хватило, чтобы продержаться пару месяцев, но теперь они подходят к концу. Сиятельный отец, я прошу Вашей помощи не безвозмездно. У меня крепкие руки, острый ум и большая выносливость. Я могу чистить конюшни, убирать выгребные ямы, валить лес. Нет такой работы, которую я не смог бы выполнить. Я прошу лишь о небольшом одолжении. Прошу Вас, умоляю, спасите мою матушку! Во имя человеколюбия и следуя заповедям Божиим! Кланяюсь низко, всегда Ваш, любящий сын и покорный слуга, Дитер».
И ниже приписано другой рукой:
«Не тебе говорить о Боге, гнусный выродок! Ты должен был сдохнуть во чреве, породившим тебя. Забудь мое имя и никогда не вспоминай, или я прикажу выпотрошить тебя, как грязную свинью! Его Сиятельство Готтлиб, герцог Мейердорфский».
Я вскинула голову и с неясным трепетом поглядела на портреты: мужской, изрезанный ножом, и женский, убранный сухими розами. Герцог и мельничиха. Отец и мать.
— Но почему они завешены полотном? — вполголоса произнесла я. — И почему у нее так напудрены руки?
— Это не пудра, — раздалось за спиной. — Это мука.
Вскрикнув от неожиданности, я обернулась и встретилась лицом к лицу с хозяином замка.
В темном парчовом халате, расшитом серебряными драконами, генерал возвышался надо мною подобно статуе из черного мрамора.
— Вам запрещали входить в эту комнату, — глухим голосом произнес он. — Почему вы ослушались?
— Я не…
Он покачнулся и хлопнул дверью так, что задрожали стены. Ярость разливалась в воздухе, текла от хозяина замка вместе с восточным приторно-сладким запахом. Хотелось бежать — вот только куда? Хотелось провалиться сквозь землю, но такими талантами я не обладала.
— Мне надоело терпеть ваши глупости, Мэрион, — медленно заговорил генерал, держась одной рукой за стену и перегораживая проход. — Я стерпел ваш побег через окно и выходку во время венчания. Но вы вторглись туда, куда строжайше запретили входить!
— Я не собиралась… — тихо ответила я, уже понимая, что мои слова звучат как глупое оправдание. Письмо жгло руки, в висках колотился пульс.
— Конечно, не собирались, — желчно усмехнулся генерал. Он слегка покачивался, как раздувшая капюшон кобра, слова звучали приглушенно и невнятно. Наверное, был пьян, но от этого не менее опасен.
— Я вышла по… попить. И заблудилась. Один из ваших слуг пообещал показать мне дорогу, но запер здесь, и…
— Довольно! — генерал качнулся и приблизился на шаг. — Я не желаю слушать ваших оправданий! Наверное, я дал вам слишком много свободы? Наверное, вы подумали, что можете издеваться надо мной? Рыться в моих вещах? Читать мою личную переписку?!
— Никто не собирался издеваться, Ваше Сиятельство! — с достоинством ответила я.
— Вот, видите? Кладу письмо на место, — я медленно и аккуратно свернула листок и положила его в шкатулку, показала чистые ладони. — Мне жаль… действительно жаль, что так вышло. Я вовсе не собиралась совать нос в историю вашей семьи.
— Ах, вам жаль! — губы генерала искривились в ядовитой усмешке. — И много ли вы успели узнать, моя дорогая?
— Немного, — честно призналась я. — Но достаточно, чтобы понять, отец не любил вас. Так стоит ли бередить душу и хранить эти письма и эти портреты?
— Стоит! — зарычал генерал и саданул в стеллажи кулаком. Полки закачались, книги повалились на пол и застучали о паркет, как крупные градины. — Не вам указывать мне, дорогая Мэрион! Это из-за него! — генерал вытянул палец и ткнул в порезанный портрет. — Из-за него я стал таким, какой есть. История стара, как мир, и столь же скучна, — он желчно усмехнулся, и в глубине очков сверкнули золотые искры. — Молодой и капризный богач заинтересовался дочерью мельника и овладел ею помимо ее воли и воли ее отца. Бедняжка забеременела, и тогда богач приказал избавиться от ребенка. Но дочь мельника была очень горда и богобоязнена, и отказалась брать на душу грех. И тогда, — генерал наклонился, вглядываясь в мое лицо. Я застыла, загипнотизированная его пылающим взглядом. — Тогда он решил отомстить страшной и изощренной местью. За большие деньги мой отец, герцог Мейердорфский, купил у заезжего мага сердце василиска, измельчил в порошок и поднес моей матери в питье. А дальше… вы знаете, дорогая Мэрион, что случилось дальше?
Я мотнула головой, слабея под тяжелым взглядом василиска.
— Случилось непредвиденное, моя пичужка, — продолжил генерал, понизив голос до свистящего шепота. — Какие-то невидимые силы, может бог, может дьявол, вмешались и сделали так, что весь яд, предназначавшийся матери, впитал в себя плод, который она носила под сердцем. Дочь мельника, Ивонна Мюллер, выжила. И родила чудовище. Меня.
— Мне… мне жаль, Дитер… — сердце кольнуло болью, я протянула руку в порыве дотронуться до его плеча. Жестокие слова, только что прочитанные мною в письме, обрели пугающий и отвратительный смысл.
— Да, моему отцу тоже было жаль, — глухо ответил генерал, откачнувшись от моей руки. — Он надеялся, что если не удалось убить меня во чреве, то я сам, при рождении, убью свою мать взглядом. Но этого не случилось. Проклятие вошло в силу не сразу, лет до десяти у меня было довольно обычное детство. Обычное для бедняка, разумеется. Я очень хорошо знаю, моя пичужка, что такое работа на мельнице от рассвета и до заката солнца. Знаю, сколько ударов кнутом выдержит человек, прежде чем потеряет сознание. Шрамы на моей спине не дают этого забыть. А вот у вас гладкая кожа, — он провел по моей щеке ладонью, и я задрожала не то от омерзения, не то от страха. — Мачеха не била вас, правда? Не решалась портить товар.
— Я не товар! — сквозь зубы выдавила я.
— Конечно, — без улыбки ответил генерал. — Конечно, да. Вы — товар, я — проклятый выродок. Каждый несет на себе печать предназначения. От него невозможно избавиться, невозможно отмыть, как грязь, не срезать с кожей, как клеймо. Только вынуть вместе с душой, с последним вздохом. Оно навсегда с вами, моя пичужка. Так стоит ли трепыхаться?
— Стоит! — выкрикнула я ему в лицо и сжалась пружиной. — Лучше бороться и пытаться хоть что-то изменить, чем упиваться жалостью к себе! Ваш сад превратился в кладбище, а эта комната — в склеп! — я махнула рукой, обводя помещение. — Зачем хранить вокруг себя статуи мертвых жен? Эти оскорбительные письма? Портрет человека, который приносил вам только несчастья и боль? Чтобы снова и снова ковырять рану?! Дайте ей зажить!
— Это решать не вам, — злобно ответил генерал.
— Мне! — заупрямилась я.
— На каком основании?
— На том, что я ваша жена! — я вскинула подбородок и смело глянула в бледное лицо генерала. — Дитер, да откройте окна! Впустите свежий воздух! Позвольте жить себе и другим! Вычистите весь хлам из этой комнаты и из своей души!
Я снова взмахнула рукой и нечаянно сбила со стола шкатулку. Она упала, крышка откинулась и на пол полетели смятые письма, как осенние листья, подгоняемые ветром.
— Как вы смеете! — зарычал генерал и схватил меня за плечи. — Как смеете называть мою жизнь и все, что мне дорого, хламом!
— Потому что это больше не ваша жизнь!
— Да что вы понимаете! — генерал встряхнул меня за плечи. — Вы, избалованная маленькая пичужка! В вашей голове только наряды, балы и украшения!
— А в вашей — война и смерть?
Он зарычал и навалился на меня всем весом. Я вскрикнула и толкнула его в грудь. Будь генерал трезвым, он бы удержался на ногах, зажал меня, как недавно в комнате, и я бы не вырвалась, не убежала. Но он был пьян. От моего толчка генерала повело в сторону, одна ладонь соскользнула с моего плеча и ухватилась за стол. Я рванулась мимо, к двери, к свободе!
— Куда! — генерал дернул меня за подол. Я споткнулась и полетела на пол. Успев выставить руки, все равно ободрала колени и застонала сквозь зубы. Рыча от ярости, генерал навалился следом. Я снова отпихнула его, проехала пухом по полу, зашарила вокруг себя руками и ухватила что-то тяжелое, удачно подвернувшееся под руку.
— Не нужно трепыхаться, — прохрипел генерал, нависая надо мной. — За все ошибки приходится платить, и вы…
— Заплати за свои! — выкрикнула я и ударила его по голове подсвечником в виде дракона. Удар пришелся вскользь, зато витой медный хвост зацепился за ремешок, обернутый вокруг головы генерала.
— Осторожно! — запоздало вскрикнул василиск, кренясь на бок. — Что вы де…
Застежка лопнула и отлетела. Я не успела увидеть, когда упал генерал, зато заметила, как очки соскользнули с переносицы. Под ними полыхнуло расплавленное золото, и тотчас же в мои глаза словно воткнули раскаленные спицы. Закричав, я вскинула руки. Жаркая волна разломила мою голову надвое, кровь вскипела, понеслась черным валом. Я почувствовала, как что-то на уровне груди вдруг лопнуло и окутало меня не то паром, не то облаком. Ноздри защекотала мятная прохлада, потом все заволокло темнотой, и я потеряла сознание.
