8
Отыскать, где поселился Кристофер Фрич, не составило труда, но, как сообщила дежурная по этажу в гостинице «Москва», гость появился в своих апартаментах вчера поздно вечером, затем вызвал такси и куда-то уехал. Мамонт снял номер в том же коридоре — небольшой, однокомнатный, какой оказался свободным, и позвонил Даре.
— К обеду меня не жди, дорогая, — сказал он и сообщил свой номер телефона.
Несколько часов подряд, приоткрыв дверь, он слушал коридор — мягкие шаги по ковровой дорожке, бренчание ключей в замках, — к двери апартаментов никто не подходил. Пришлось звонить домой и отказываться от ужина.
— Ты опять не придёшь ночевать, милый? — с тоской спросила Дара.
— Отдохни от меня, дорогая…
Он сходил в буфет, купил бутерброды, сок и, возвращаясь назад, увидел впереди себя высокого молодого человека с сиреневой сумкой. Мамонт замедлил шаг. Гость небрежно отпер дверь апартаментов, отворил её ногой и вошёл. Мамонт тут же позвонил Даре и, отыскав в справочнике телефон, попросил её поговорить с молодым человеком, уточнить его имя, а потом перезвонить ему. Через пять минут Дара сообщила, что это действительно Кристофер, что к нему есть очень простой и хороший путь — его гиперсексуальность.
— Спасибо, дорогая, — поблагодарил он и положил трубку.
Стратиг рекомендовал ему в таких случаях никогда не приступать к каким-либо действиям без тщательного изучения личности и психологических возможностей. Если с первой попытки Мамонту не удастся расположить к себе Кристофера и установить контакт, другого раза просто не будет. Он сам к себе уже не подпусгит никого либо позаботится, чтобы не подпускали. Не зря он в разговоре с «пожарником» очень беспокоился об охране…
Да, это был тот случай, когда следовало пустить вперёд «постельную разведку», и Дара почти прямо ему об этом сказала. Она бы смогла обработать этого иностранца — вытянуть дополнительную информацию, выстроить его логику поведения таким образом, что он сам побежит искать встречи с Мамонтом. Интуитивно узнавая ключевую фигуру фирмы «Валькирия» в молчаливом, невзрачном Джоноване Фриче, Иван Сергеевич, даже имея с ним деловые контакты, не смог приблизиться к таинственному представителю Интернационала ни на миллиметр. Эти люди окружали себя защитным полем и сами выбирали партнёров.
У наследника «Валькирии» было уязвимое место… Однако Мамонт понял, что никогда не сможет воспользоваться возможностью «бархатного» контакта. Одна мысль, что Дара готова сейчас исполнить свой урок, войти в апартаменты, вызывала у Мамонта глухую ревность. Он был готов, как тот лось во время гона, видеть соперника в каждом предмете, который движется. Он не мог объяснить этого чувства, понять его природы. Их отношения были формальными, как, впрочем, и документы, имена, под которыми они сейчас жили. По всей вероятности, это щебетание, эти «голубиные» взаимоотношения и жизнь под одной крышей, эта бесконечная забота, которую Мамонт никогда не испытывал в супружеской жизни, наполняли его чувством семьи. И формально, служебно произносимые слова — милый, дорогой, — действуя на подсознание своим «волшебным» смыслом, на самом деле создавали образ милого и дорогого человека.
Это никаким образом не вписывалось в каноны жёсткого и сурового существования гоев — людей, приобщённых к тайне сокровищ варваров. Мамонт помнил наставления Стратига — во имя дела не жалеть ни своих чувств, ни личных привязанностей. Иначе в мире изгоев было не выжить. Наверное, в холодной бесстрастности был высший смысл, но он отказывался понимать его, когда это касалось женщины, по воле судьбы ставшей ему близкой.
Следовало искать иной подход, может быть, более жестокий, но не оскорбляющий вещей нетленных и вечных — святости женского начала.
Гиперсексуальный наследник, видимо, страдал без женского общества. Спустя час после возвращения в номер он подошёл к дежурной по этажу, о чём-то поговорил, и скоро в апартаменты тихо постучала молодая женщина, скорее всего, гостиничная путана. Через некоторое время туда же провезли каталку с ужином и бутылками. У богатых были свои привычки…
Путана натолкнула его на мысль устроить гиперсексуальному мальчику настоящий праздник. Он спустился в холл и, обращаясь по-английски, спросил швейцара, где тут можно познакомиться с девочками. Тот всё понял и указал на невзрачного парня, сидевшего в кресле под пальмой. Мамонт попросил сутенёра прислать трёх самых лучших девочек в апартаменты на четвёртом этаже и тут же за них рассчитался долларами. Он ожидал, что Кристофер поднимет скандал, станет выгонять незваных проституток из номера и тогда можно будет выйти на шум в коридоре, прийти на помощь одолеваемому путанами «фирмачу» и таким образом познакомиться, разобравшись, что оба они — из Канады. Однако этот план провалился с самого начала: Кристофер открыл девочкам дверь, послышался его радостный возглас и приглашение войти. Оплаченные путаны пошли исполнять заказ…
С точки зрения своих способностей наследник вызывал уважение: не так-то просто было поколебать его самообладание.
А его нужно было не поколебать, а взорвать. Мамонт выждал минут сорок и набрал телефон Кристофера. Трубку долго никто не поднимал. Наконец послышался запалённый, петушиный голос:
— Алло, я слушаю.
— Сэр Кристофер, прошу вас слушать внимательно, — по-английски, медленно проговорил Мамонт. — Уберите из номера девочек и ждите. Я приду через четверть часа.
— Кто вы? Что вам нужно? — Голос его стал насторожённым и, несмотря на это, властным.
— Мой визит больше нужен вам, — прежним, медленным и холодным тоном сказал Мамонт. — Вы ищете тело отца, не так ли?
Он замолчал на несколько секунд, затем проронил натянуто:
— Да, сэр…
— В таком случае очистите номер от посторонних и ждите.
— Вы намерены что-то сообщить мне? — спросил Кристофер.
— Намерен сделать вам выгодное предложение, — заявил Мамонт.
— Я должен проконсультироваться, — после паузы сказал он. — Нельзя ли ваш визит перенести на завтра?
— Завтра будет поздно. Если вы приехали сюда развлекаться с русскими девочками — развлекайтесь.
— Простите, сэр, вы — американец?
— Нет, я ваш соотечественник, мистер Фрич.
— Я согласен, — наконец, решился Кристофер. — Хотя это не в моих правилах встречаться с незнакомыми людьми.
— Забудьте ваши правила, — холодно посоветовал Мамонт. — Вы в России. Прошу вас, не выходите из номера и никуда не звоните. Наш разговор строго конфиденциален.
— Это очень жёсткие условия… Есть основания опасаться…
— Есть основания опасаться девочек, которых я вам прислал, мистер Фрич, — безапелляционно заявил Мамонт. — Смотрите, чтобы они не вывернули ваши карманы. Или не подбросили снотворного в ваш бокал.
Кажется, этот аргумент его окончательно добил. Он сделал очередную паузу и решился:
— Жду вас через полчаса.
— Через четверть часа, — напомнил Мамонт. — И не вешайте трубку.
Он и это принял — положил трубку рядом с аппаратом: было слышно, как Кристофер, подбирая слова, объясняет девочкам, что он не нуждается больше в услугах, и просит их покинуть номер. Спустя несколько минут дверь апартаментов открылась, и путаны оказались в коридоре. Мамонт выждал отпущенное время, положил трубку на аппарат и направился к двери номера. Вошёл без стука. Кристофер успел привести себя в порядок, обрядившись в строгий тёмный костюм. Несмотря на молодость, это был довольно опытный и сильный человек. Мамонт заметил его пристальный, оценивающий взгляд и без приглашения сел в кресло.
— Простите, сэр. Я хотел бы знать ваше имя, — проговорил Фрич, оставаясь на ногах.
Мамонт устроился в кресле и вытянул ноги.
— Ваш отец, Джонован Фрич, мог упоминать моё имя. Меня зовут Майкл Прист.
— Нет, не слышал, — Кристофер сел по другую сторону журнального столика. — Вы были знакомы с моим отцом?
— Да, недолго, но довольно тесно. Здесь, в России, столкнулись наши интересы… И Джоновану не повезло.
— Объясните, мистер Прист, что значит — столкнулись интересы? — сохраняя спокойствие, спросил Кристофер.
— Мы оказались конкурентами на Урале.
— Конкурентами? — слегка удивился Фрич. — Я не слышал, что у фирмы «Валькирия» был конкурент. Работы на Урале проводились лишь совместным российско-шведским предприятием, и это было согласовано с властями. Он говорил, что в фирме произошёл раскол, образовалась некая криминальная группа во главе с бывшим директором. Но она не могла составить конкуренции, поскольку в ней собрались непрофессионалы.
— Возможно, подобных групп на Урале существует ещё несколько, — проговорил Мамонт. — В России золотая лихорадка… Но как вы считаете, мистер Фрич, почему вашему отцу так и не удалось развернуть работы, хотя он имел поддержку властей? Штат из профессионалов?
— Я приехал выяснить это.
— И тоже заручились поддержкой властей, высоких чинов Министерства безопасности? Насколько мне известно, пытаетесь создать лобби, коррумпируетесь с государственными чиновниками? А это наказуемо даже в России.
— Вы шантажируете меня! — первый раз не сдержался Кристофер. — Я соблюдаю закон этой страны, и мои действия всегда носят официальный характер.
— Мистер Фрич, вашу горячность я объясняю молодостью. — Мамонт не спеша достал из кармана портативный магнитофон. — Я бы мог устно изложить смысл ваших «официальных» переговоров на правительственной даче, но убедительнее будет послушать запись. Вы узнаёте свой голос?
Он включил воспроизведение. Кристофер послушал несколько секунд — речь шла об организации экспедиции на Урал, используя базу фирмы «Валькирия». Попросил выключить. И не растерялся, не смутился — умел проигрывать.
— Дарю вам на память. — Мамонт положил кассету перед собеседником. — Это не шантаж, Кристофер. Это нормальная конкуренция, которую не выдержал ваш отец. Как вы считаете, достаточно ли вашего опыта и возможностей, чтобы противостоять ей? Должен отметить, вы сильный мужчина, если способны развлекаться сразу с четырьмя девочками. Но на Урале этого будет маловато. Там требуются несколько иные силы и достоинства.
Фрич вскинул голову, полные его губы затвердели.
— Это вы убили отца!
— Нет, просто ему не повезло, — спокойно проговорил Мамонт. — Он зафрахтовал вертолёт, и ему подсунули старую, изношенную машину. В России сейчас ужасная авиатехника.
— Где же его тело? Где этот вертолёт?.. Я лично летал с американской экспедицией. Мы не обнаружили места катастрофы.
— Мы побеспокоились об этом, мистер Фрич.
— Он мёртв?
— Да. И я знаю, что у вас проблемы с наследованием капиталов и имущества.
— Значит, тело его у вас?
— Разумеется, и поэтому я ждал, когда вы проснётесь и откроете глаза.
Фрич встал и не спеша походил по просторной гостиной. Движение успокаивало его, возвращало самообладание и ясность мысли.
— В чём заключается суть вашего предложения? — наконец спросил он деловым тоном.
— Прошу вас, сядьте. — Мамонт сделал лишь движение пальцем — указал на кресло.
— Вы поступаете незаконно! — усаживаясь к журнальному столику, спокойно, но отрывисто бросил Фрич.
— А вы?.. Возможно ли поступать законно в стране, где не существует законов, мистер Фрич? Вы не знаете сегодняшнюю Россию. Она напоминает времена Дикого Запада. Происходит процесс перераспределения капитала, и потому все спешат, потому высшие чиновники государственных служб вступают с вами в деловые отношения и требуют высокого процента от прибыли.
— Что же вы хотите?
— Помочь вам решить некоторые проблемы, — сказал Мамонт. — Предлагаю вам деловые отношения. Вы получите тело отца, определитесь с наследством и избавитесь от конкуренции, справиться с которой Джонован не смог.
— Какова же будет цена ваших услуг, мистер Прист?
— Наше партнёрство. Передадите мне все ваши связи в России, а также фирму «Валькирия», точнее, всё, что от неё осталось. И замкнёте на меня людей, с кем у вас уже сложились отношения. В частности, меня интересует генерал. Мамонт постучал пальцем по подаренной кассете. — И человек по фамилии Зямщиц.
— Это слишком дорогая цена, — заявил Кристофер.
Мамонт холодно рассмеялся:
— Не обольщайтесь, мой молодой друг! Вам кажется, что несчастный, больной Зямщиц приведёт к пещере, наполненной несметными сокровищами?.. Будьте благоразумны: подобные устремления тешили многих. В том числе и сэра Джонована… Но где они теперь, Кристофер?
Фрич снова вскочил. Расчёт Мамонта был верный — начать диалог с ним после того, когда он разрядится с девочками. Обладающие гиперсексуальностью подростки и совсем молодые люди мгновенно растрачивали энергию, но мгновенно и набирали её. Только для этого им требовались движения — спортивные упражнения, танцы или просто бег. Кристофер теперь метался по гостиной, интуитивно жаждал движения. Одно дело восстанавливать свою потенцию с ласковыми девочками, и другое — вести эти трудные для него переговоры.
«Всякий зверь после соития печален…»
Он повиновался окрику и сел.
— Мне нужно проконсультироваться! Вы требуете у меня всё, что было достигнуто моим отцом в России.
— Но вы можете лишиться всего, не получив за это ни одного цента. Я же предлагаю партнёрство. И не забывайте о проблемах вашего наследства.
— Зямщиц не станет работать с вами!
— Станет, — усмехнулся Мамонт и выложил на стеклянный лаковый стол золотой значок НСДАП. — Как вы считаете, откуда эта вещица?
Взгляд Кристофера замер на значке. Пальцы на подлокотнике побелели от напряжения: кожа на руках была тонкая, женская…
— Уверяю вас, и работать станет очень хорошо, продуктивно, как сейчас работает человек по прозвищу «Мамонт».
Он слышал это прозвище, потому что вскинул голову и, скрывая это движение, поправил галстук-«бабочку». Потом потянулся рукой к значку, тронул его пальцем. Золотой кружок качнулся, играя отблесками на зеркальном лаке.
— Мистер Прист… Партнёрство подразумевает равную долю от прибыли…
— Договоримся об этом позже, — отрезал Мамонт. — Сейчас мне важно услышать ваше согласие. Принципиальное согласие.
— Насколько я понимаю, вы работаете в России… конспиративно. И вам требуется официальный статус.
— Правильно понимаете, Кристофер. Только я жду от вас не любопытства, а согласия.
— Вы должны дать мне время, мистер Прист.
— Я вам ничего не должен.
— Но я не могу вот так сразу принять ваше предложение, — посетовал Фрич. Я не могу решать один и обязан провести консультации со своими… партнёрами. Пока не решён вопрос с наследством, моё положение не совсем… устойчивое.
— Это ваши проблемы, Кристофер!
— Дайте мне срок до утра, — попросил он.
— Хорошо, — согласился Мамонт. — Но помните: время будет уменьшать вашу долю в нашем предприятий. А в России время бежит весьма стремительно.
— Да-да, я понимаю!
Мамонт щелчком подвинул кассету ближе к Фричу, взял значок и встал:
— И не забывайте, что каждый ваш шаг под контролем.
Он открыл дверь и с порога предупредил:
— Позвоню вам в восьмом часу. Не болтайте долго по телефону: в России очень высокие тарифы на международные переговоры.
Ковровая дорожка в коридоре глушила шаги. Мамонт тихо открыл дверь своего номера, так же тихо притворил её и сразу же позвонил Даре.
— Дорогая, я скоро приеду и избавлю тебя от тоски, — пообещал он. — А пока через каждые пять минут звони Кристоферу и дыши в трубку.
— Хорошо, милый! — воскликнула она. — Я жду тебя!
Телефонные сети в Москве, исключая спецсвязь, были совершенно не защищены, а в магазинах и даже в палатках-времянках вместе с телефонными аппаратами для конфиденциальных разговоров продавались аппараты, позволяющие подключаться к самым «защищённым» абонентам.
Они были символами времени в России и существовали так же естественно, как левая и правая рука…
Скорее всего, Кристофер знал об этом и до утра не сделал ни одного звонка по телефону из своих апартаментов. Интернационал наверняка имел свои способы и средства связи. Однако, соблюдая правила игры, не ленился каждый раз снимать трубку, когда ему звонила Дара, тем самым как бы подчёркивая свою выдержку и спокойствие.
Около семи утра телефон Кристофера перестал отзываться. Дара выждала сорок минут и разбудила Мамонта. Он тут же позвонил дежурной по этажу и получил исчерпывающую информацию: гость из апартаментов около часа назад съехал из гостиницы, разумеется, в неизвестном направлении.
Бегство Фрича было для Мамонта несколько неожиданным. Ему казалось, вчера вечером он убедил, что за ним действительно есть полный контроль и дёргаться не имеет смысла. Значит, Кристофер на что-то рассчитывал или получил чёткое указание от своих партнёров — скрыться от конкурента.
Отпускать его было нельзя! Иначе «всемогущая конкуренция» обратится в прах, а он предстанет обыкновенным авантюристом, каким-то образом получившим некоторую информацию и теперь использующим её для грубого шантажа. Нужно во что бы то ни стало доказать, что вездесущий и незримый Интернационал может быть и уловимым, и управляемым. Доказать это хотя бы Кристоферу Фричу.
Реально он мог объявиться в двух местах — у «пожарника» или у Зямщица. Но входить в контакт с тем и другим Мамонт планировал на следующем этапе, когда он станет полномочным партнёром Кристофера. Соваться к ним, чтобы выведать что-то о наследнике «Валькирии», значило обрубить будущие пути. Оставалось единственное — проведать горбоносого наблюдателя на Сущёвском валу, который по долгу службы мог знать, где обитал Кристофер все дни до прихода в гостиницу.
К счастью, потасканный «жигулёнок» оказался на стоянке, только с другими государственными номерами: служба наблюдения меняла их часто. Ждать, когда его хозяин спустится вниз, не было времени. Мамонт огляделся и вошёл в подъезд. Он поднялся на второй этаж и услышал стук затворяемой на четвёртом этаже двери. Потом брякнул ключ и зашелестели шаги по ступеням. Когда между ними оставался один лестничный пролёт, Мамонт встал посредине площадки. Горбоносый мгновенно узнал его, хотя было сумрачно, лишь на мгновение замедлив шаг, стал спускаться быстрее.
— Привет, коллега, — тихо сказал Мамонт.
— Привет…
— Есть разговор.
— Ну?..
У него не было никакого желания разговаривать и видеть Мамонта. Похоже, он хорошо выспался, позавтракал и отлично владел собой; это был уже совершенно другой человек, чем тот, промёрзший до костей и теряющий рассудок и осторожность.
— Один наш общий знакомый сегодня утром исчез из гостиницы, — проговорил Мамонт. — Ты не знаешь, где он может быть?
— Не знаю, — просто ответил горбоносый.
— Ты же катался за ним?
— Я катался за тобой.
Он обезоруживал простотой. И заинтересовать его сейчас было нечем. Он на глазах, как хорошая сильная рыба, сходил с крючка, и во второй раз можно было не рассчитывать, что клюнет.
— Кто из ваших отслеживал иностранца? — без надежды спросил Мамонт.
— Не знаю…
Он и в самом деле мог не знать, выполняя конкретный «урок», заданный начальником.
— Ну, извини, — бросил Мамонт.
— Ничего, — проронил тот и, обойдя Мамонта, пошёл вниз.
Рассчитывать на иное было и невозможно. Следовало заранее проиграть подобную ситуацию и вообще не ездить сюда. Потому что в следующий раз будет трудно найти с горбоносым общий язык и взаимные интересы.
Подводила спешка, следовало взять себя в руки и досконально проанализировать создавшееся положение.
Мамонт подождал, когда горбоносый выедет со двора, после чего спустился вниз и, огибая дом с другой стороны, вышел к «Линкольну», стоящему на противоположной стороне улицы.
Это был серьёзный, практически безвыходный тупик. Ошибка заключалась в том, что он пошёл к Кристоферу без предварительной разведки и изучения личности. Дара бы могла вытянуть из него не только адреса явок и его московских знакомых, но, возможно, и телефоны партнёров, с которыми Фрич консультировался ночью. Наверное, она бы сумела вползти к нему не только за пазуху, но и в душу. Даже если бы он потом сбежал и скрылся, осталась бы возможность связи с ним, потому что любовь такой женщины, как Дара, забыть невозможно.
По крайней мере, так представлялось Мамонту…
Он сидел в машине и перебирал все возможные варианты выхода. Устанавливать контакт с полковником Арчеладзе было преждевременно. К этому монстру просто так не подъедешь, даже если он, оставаясь один, может плакать, как уверяла Дара. Минуты слабости бывают даже у львов. Маловероятно, однако можно допустить, что Кристофер появится в фирме «Валькирия» — место для отсидки неплохое, под охраной своей команды, но в такое знакомое здание Института Мамонту вообще не было пути: там осталась обслуга, которая знала его в лицо, и можно было влететь, как недавно влетел горбоносый наблюдатель. Разумно было бы запустить туда Дару. Она бы прошла через посты охраны, вползла бы в недоступные теперь кабинеты, но вряд ли Кристофер сейчас подпустит её к себе. Ему, как пуганой вороне, «конкурент» будет видеться в каждом новом человеке. И его гиперсексуальность после таких событий наверняка резко упала.
Даже сейчас, ощущая тупик, Мамонт чувствовал тихую, непроходящую ревность, будто собака на сене.
Подумав о Даре, он немедленно захотел к ней. Он поехал к дому, кляня себя по дороге, что из-за этой странной тяги прохлопал Кристофера, ибо не следовало уезжать из гостиницы «Москва», а плотно сидеть до восьми часов утра в своём номере. И никуда бы он не делся!
Дара встретила его у порога и по виду поняла, что вернулся он без всякого результата. Мамонт тоже понял, что новостей нет…
— Ничего, милый, никуда он от нас не исчезнет, — уверенно сказала она. — Ты его скоро найдёшь.
— Спасибо, дорогая, — сдержанно произнёс он. — Я плохо в это верю.
— Твоё состояние никуда не годится! — вдруг заявила Дара. — Сейчас я верну тебе хорошую форму. Пожалуйста, без всякого сопротивления выполни все мои требования.
— Хорошо, — согласился Мамонт. — Скажи мне, когда вчера ты звонила ему по моей просьбе, о чём вы говорили?
— Разумеется, о любви, — призналась она. — Кристофер попросил меня приехать к нему в гостиницу.
— Ты ему отказала… надеюсь?
— Нет, — улыбнулась она. — Я сказала, что не встречаюсь с мужчинами в гостинцах, а люблю, когда для меня снимают отдельную квартиру.
— Как же ты объяснила свой звонок? Откуда номер телефона?
— Очень просто! В этих апартаментах жил мой прежний любовник.
— Я представляю, как ты с ним разговаривала, — не сдержался Мамонт.
— О! Ты меня ревнуешь! — догадалась она. — Что с тобой, Мамонт?
Он помотал головой:
— Не могу объяснить…
Дара огладила ладонями его волосы, поцеловала в щёку.
— А я — могу… Стратиг, как всегда, в своём амплуа. Он всё время пытается изменить судьбы людей. Вот и тебе задал чужой урок. Прости, милый, но тебе никогда не подняться до мужества Страги. Это не твой рок. Я работала с настоящим Страгой несколько лет. Он никогда не раздумывал и не ревновал меня… Не думай, он не был жестоким и бессердечным. Настоящее мужество повиноваться своему року. Ты обязан был послать меня к этому… выродку.
— Нет! — бесстрастно и холодно сказал Мамонт. — А как же святость женского начала?
— Женское начало — это Валькирии, — грустно проговорила Дара. — Им открыт высший смысл близости мужчины и женщины. Ты же испытал эту близость?.. Мой рок — любовь земная. Но я не торгую своим телом, как путана. Мне приходится исполнять свой урок, и ты знаешь, во имя чего. Милый Мамонт, ты должен привыкнуть к этому. Пока мир на земле под властью изгоев, не будет гармонии.
— Не привыкну, — он потряс головой.
Дара обняла его и уткнулась в грудь.
— Спасибо, милый. Если бы ты знал, как мне приятно это слышать от Страги. Ты не случайно избран Валькирией… Но не стремись изменить мою судьбу, не уподобляйся Стратигу.
— Почему он это делает? — тихо спросил Мамонт.
— Не знаю… Возможно, это воля Владыки. Мужественные Страги вдруг влюбляются, как юноши — романтично и безрассудно. Мудрым Авегам начинает казаться, что в мире больше нет изгоев, что он чист и светел. Варги в пещерах добывают соль и мечтают увидеть солнце, но не могут смотреть на него. Наверное, есть смысл и в противоречии Стратига.
Она дышала Мамонту в солнечное сплетение…
И от этого жаркого дыхания он ощущал, как светлеет разум и мысль становится чистой и острой, словно морозная игла в зимний день. Незаметно для себя он вновь вернулся в думах к утреннему исчезновению Кристофера и как бы заново прошёл его путь от аэропорта Шереметьево до вчерашней ночи в гостинице. Тонкая игла неожиданно нанизала на себя выпавшее из памяти событие: когда Зямщиц привёз его из Шереметьева, то они останавливались во дворе какого-то дома на улице Восьмого марта. Именно там остался иностранец! Но тогда Мамонта интересовал только Зямщиц, и он поехал за ним.
Значит, в этом доме есть знакомые Кристофера! И не там ли он обитал все ночи?!
От дыхания Дары в груди стало горячо. Ему не хотелось отстранять её, поэтому Мамонт наклонился к её уху и прошептал:
— Мне стало хорошо, дорогая. Прости, я должен срочно уехать.
— Езжай, милый, — как всегда, проворковала она. — Я буду ждать тебя.
Для того чтобы вертеться по чужим дворам, следовало бы взять невзрачный зелёный «Москвич», однако «Линкольн» стоял у ворот с разогретым двигателем, и Мамонт, чтобы не терять времени, сел за его руль. Он довольно скоро отыскал дом на улице Восьмого марта, чтобы не засвечиваться, бросил машину в каком-то переулке и пешком отправился в знакомый двор.
Всё было, как тогда: за доминошным столом сидели и опохмелялись четверо алкоголиков. Водку разливали маленькими порциями — растягивали удовольствие. У обочин подъездной дорожки стояли автомобили, засыпанные листьями, некоторые на спущенных колёсах — примитивное противоугонное средство. Одним словом, ничем не выдающийся дом постройки шестидесятых годов, но не «хрущёвка», а более расширенный вариант, сейчас давно утративший былую привилегированность, если судить по вольготному существованию здесь алкоголиков. Что мог делать здесь мультимиллионер, владелец приисков и алмазных копей?
Впрочем, для него-то как раз подходящее место для «отстоя». Скорее всего, принцип действия Интернационала заключается в нелогичности. В прошлый раз Зямщиц и Кристофер расстались возле третьего подъезда. Мамонт не видел, что делал последний — вошёл в дом или отправился ещё куда-то: пришлось срочно бежать к машине, чтобы поспеть за Зямщицем. Вероятнее всего, Фрич к кому-то заходил. Иначе бы услужливый и воспитанный работник МИДа не бросил иностранца.
Стараясь не поворачиваться лицом к дому, Мамонт обогнул хоккейную коробку и подсел к алкоголикам, спиной к окнам. Мужики уставились на него с уже готовой неприязнью, в красных глазах таилась злоба. Самый дипломатичный из них спросил:
— Тебе чего, мужик?
— Ребята, вы давно тут торчите? — без напора поинтересовался Мамонт.
— А тебе чего? — Злости уже прибавилось.
— Ну, с восьми? Магазины-то с восьми? А вышли ещё раньше?
— С восьми, а тебе чего?
— В третий подъезд иностранец не забегал? С сиреневой сумкой? — несмотря на взрывоопасную ситуацию, спросил Мамонт.
— Гони на бутылку! — приказал дипломатичный.
— Может, сначала про иностранца?..
— Сначала про бутылку!
Мамонт молча достал деньги, отсчитал на поллитру, выложил на стол. Вся злоба, лютая и непримиримая, улетучилась мгновенно. Так у людей уже не бывает; так бывает у некоторых видов животных.
Один из алкашей схватил деньги и помчался к магазину, белевшему за деревьями. А дипломатичный весело сказал:
— Иностранца не видели.
— Это точно?
— Не сомневайся. Мы тут всех видим, а иностранцев особенно.
— Чего ты видишь-то? Чего видишь? — возмутился на сотоварища алкаш, сидевший напротив. — У тебя с утра глаза заплывают!
И рассмеялся над собственной шуткой.
— А часто иностранцы наведываются в этот подъезд?
— Ни разу не видали, — признался дипломатичный.
— Понятно… Ещё одна загадка, мужики, — Мамонт сунул руку в карман, где были деньги. — Тут есть одинокая и молодая женщина? Лёгкого поведения?
Они непонимающе запереглядывались, а ответить хотелось!
— Ну, тёлка такая, клёвая! — пояснил Мамонт. — Валютная проститутка.
— А-а! — весело протянул шутник. — Бывает! Приезжает! Тачка белая, «жигуль». Только иностранцам даёт!
— Ты откуда знаешь? — взъерепенился дипломатичный. — Не сбивай человека с толку.
— Да у наших на такую тварь денег не хватит!
— У тебя не хватит, а есть такие, что хватит!
— Тихо, мужики, — попробовал урезонить Мамонт.
— Ты глянь на неё! Она наших в упор не видит!
— Тебя в упор не видит! А вот такого бы сразу увидела! — Шутник ткнул пальцем в Мамонта.
Мамонт достал деньги, и спор мгновенно угас. Отсчитал ещё на бутылку. Следующий изгой выхватил бумажки и помчался к магазину. В это время, будто выстрел, хлопнула дверь подъезда, и на улице очутился уже знакомый мощный мужчина с бородой. На сей раз он был без фуражки, но в казачьих шароварах и с лампасами. Поигрывая нагаечкой, он пошёл к доминошному столу, и двух оставшихся алкашей будто ветром смело. Мамонт остался сидеть к нему спиной, облокотившись на стол. Казак приставил древко кнута между лопаток и спросил:
— Кто такой?
— Человек, — просто сказал Мамонт. — Садись, потолкуем.
— Об чём? — Казак обошёл столик, заглянул в лицо.
— Я ищу женщину, — признался он. — Однажды мы с ней заезжали в этот дом. Похоже, тут живут её родственники.
— Это называется — шерше ля фам, — усмехнулся казак и поиграл плетью. — Ну-ну, а дальше чего? Объегорила? Спёрла бумажник?
— Нет, брат, — вздохнул Мамонт. — Забыть не могу…
Этот огромный, крупный человек с нагайкой был доверчивым, как ребёнок.
— Пошли ко мне, — вдруг предложил он. — Жена у меня тут всех знает. Спросим — поможет.
— Если это удобно…
— Почему не удобно? — засмеялся тот. — Мы же русские люди, должны помогать друг другу. Идём!
Они поднялись на третий этаж. Казак позвонил — за дверью раздался пиликающий посвист, словно запищала стайка гусят. Казак заговорщицки зашептал и засмеялся:
— Люблю свой звонок! Так и слышу родительский курень!
Дебёлая, рослая красавица отворила дверь на всю ширину и встала, подбоченясь:
— Так, ещё одного привёл! Это тоже казак?
— Казак, мать! Такой казачина! Есаул!
— Вижу!.. Все вы есаулы.
— Ему помочь надо, — извиняющимся тоном заговорил этот могучий человек. — У него беда приключилась, мать. Он женщину ищет…
— Женщину? Стало быть, потерял?
— Потерял, мать, потерял. Как не помочь? Свой же, станичник!
— Твой станичник верхом-то когда сидел, нет? — усмехнулась казачка. — Ладно, заходи, подкидыш! Сейчас разберёмся.
Она затворила дверь, подала тапочки, открыла дверь комнаты.
— Ночевать будешь здесь. Кровать жёсткая, да тебе полезно.
Этот неожиданный поворот и обескуражил, и развеселил Мамонта.
— Я бы остался у вас, — признался он, — да не могу сейчас…
— Тебе чего, кровать не понравилась? — возмутилась казачка. — Да на ней сам Клепа спал. И ничего! Только покряхтывал!
— Клепа — это друг наш, — охотно пояснил казак-богатырь. — Композитор. Как на балалайке играет! Оркестр! Мы сидим и плачем!
— Простите, я обманул вас, — признался Мамонт. — Я действительно ищу женщину. Но… у нас нет никаких отношений.
Хозяева враз замолчали, как-то виновато переглянулись.
— Обманул? — с какой-то тоской спросила казачка.
— Да, простите меня…
— Всё равно помочь бы, — пользуясь паузой, проговорил казак. — В нашем подъезде…
— Обрисуй, что за баба? — в упор спросила его жена.
— По всей вероятности, одинокая, лёгкого поведения. Приезжает на белых «Жигулях», — начал было Мамонт.
— Всё ясно! — бросила она и, потеряв интерес, отправилась на кухню. — Ну чаю-то попьёшь?
— Кто это такая? — спросил казак.
— А ты сразу — кто такая! — передразнила его жена. — Сиди, мухомор!
— Нет, правда, кто?
— Да сучка эта! За которой кобели-то табуном ходят!
— Это которая иностранцев возит?
— Будто иностранцы — не кобели!..
— У неё тут квартира пустая стоит. Матушка недавно умерла, — пояснил казак. — Иногда появляется.
— И ты тоже кобель! — вдруг сказала она мужу.
— Мать, я не по этой части, — благодушно протянул тот. — Я по электрической.
— Сейчас есть кто-нибудь в её квартире? — спросил Мамонт.
— Нет, сегодня пусто, — заверил казак. — Несколько дней пусто.
— А ты-то откуда знаешь? — подозрительно спросила жена.
— Дверь немазаная! — отпарировал он. — Скрипит, как телега, на весь подъезд. Я во сне даже слышу.
— Ладно, садитесь чай пить, — сказала казачка. Чашки с чаем затерялись среди больших тарелок с крупно нарезанным салом, солёной рыбой, варёной картошкой, луком и яблоками в вазе. Эта простая пища неожиданно пробудила у Мамонта зверский аппетит.
— Ешь, станичник! — радовался хозяин. — Всё с Дона. Я рыбу сам ловлю и сети сам вяжу. Нажимай, есаул!
— Вина у нас нет, — предупредила хозяйка. — Мой пить бросил.
— Спасибо, я за рулём, — сказал Мамонт. — А где же она сейчас живёт?
— Кто, сучка-то эта? — Красавица казачка посмотрела так, будто вывернула Мамонта наизнанку. — А зачем тебе она?
Придумывать легенды не имело смысла, да и стыдно было изворачиваться перед этими людьми.
— Вражина один у неё прячется, иностранец. Достать бы мне его нужно.
— Кто он такой? — поинтересовался казак.
— Есть такая организация — Интернационал…
— Значит, красный! — заверил тот. — Большевик. Рубать их, гадов!
— Сиди, рубака, — отмахнулась жена. — А эта стервоза живёт где-то на Рокотова. Квартиру там купила. Вроде Жига её фамилия, а зовут Галька.
— Жуго, а не Жига, — поправил муж. — Галина Васильевна.
— Нашёл Васильевну!.. Мурзика вымыл? — вдруг спросила она грозно. — Иди и мой! Да хорошенько, чтоб блестел!
Казак крякнул, улыбнулся и пошёл в ванную.
— Мурзик — это котёнок? — чтобы поддержать разговор, спросил Мамонт.
— Да нет! — засмеялась красавица. — Коня себе купил!
— Коня?..
— Ну! — отмахнулась она. — Да такого, что между ног проскакивает. Пони называется. А видом — жеребец!
Мамонт поблагодарил и начал собираться. Из ванной доносились властные окрики.
— Стоять! Стоять, я сказал! Мурзик, стоять! Ухо отгрызу!
— Иди провожай станичника! — окликнула его жена. — И оставь Мурзика в покое. Сама вымою. Он у меня будет стоять!
Казак появился обрызганный водой с ног до головы, босой, с засученными шароварами.
— Звони, если что, — он назвал номер телефона и прошептал: — Я за квартирой присмотрю, дверь буду слушать… Эх, и песен не попели!
Впервые после возвращения в Москву Мамонт шёл по улице и беспричинно улыбался. Надежда была призрачная: следовало ещё отыскать эту женщину на улице Рокотова, и неизвестно, там ли сейчас Кристофер Фрич. Однако после казачьего дома ему вдруг стало хорошо и спокойно. В их суматошной и буйной жизни скользила радость и реальность бытия.
Потом его радовал мощный и устойчивый «Линкольн», которому везде уступали дорогу. Пусть не из уважения, а из боязни поцарапать дорогую машину, за ремонт которой не расплатишься, но и в этом что-то было. Мамонт выехал на Профсоюзную, стал в скоростной ряд и приготовился катить до самого Ясенева. Предчувствие удачи нарастало за каждым перекрёстком. На пересечении с улицей Гарибальди он попытался нажать, чтобы проскочить под жёлтый свет, и в последний момент понял, что не успеет. Тяжёлый «Линкольн» имел хорошие тормоза, однако Мамонт остановил его лишь на пешеходной «зебре». Хотел сдать назад и опоздал: почти вплотную к бамперу пристроился «Нисан-патрол». Поток людей, устремившийся по переходу, вынужден был обходить раздражающий роскошью автомобиль. Кто-то пнул, кто-то стукнул кулаком по капоту — Мамонт извиняюще разводил руками, дескать, простите, люди добрые.
И когда невысокий мужичонка плюнул на машину и погрозил кулаком, он тоже сделал жест извинения. Но вдруг этот человек остановился и, развернувшись, пошёл к водительской дверце. Мамонт надавил кнопку опускания стекла — хотел извиниться персонально, однако услышал восторженный крик:
— Мамонт! А-а, Мамонт! Я узнал вас!
Мамонт поднял стекло и отвернулся. Как назло, вереница пешеходов не кончалась и томительно долго горел красный свет.
— Русинов?! — блажил этот невзрачный, плохо одетый человек. — Ну, что ты морду воротишь, а? Разбогател, гад, не узнаёшь? Опять в начальниках?.. Русинов?! Вы поглядите, какая машина? Какое авто!
Он начал стучать по машине — люди, обтекая её, оборачивались, вглядывались в лица. Светофор будто заклинило.
— Мамонт! Я узнал тебя! Открывай двери! Это же я, Носырев! Помнишь? Гипербореец… Русинов? Саша?! Полковник Русинов?!
Прохожие замедляли шаг, останавливались…
Мамонт выключил фиксатор задней двери, потянул защёлку на себя. Гипербореец ворвался в машину, повалился на сиденье, тараща глаза.
И наконец загорелся жёлтый свет…
