11
За мгновение до того, как выйти из подъезда, Самохин физически ощутил дуновение свободы и опасности одновременно. Повинуясь некой неосознанной силе, ОН сначала толкнул генерала под лестницу.
— Тихо… Они идут.
— Кто?.. — начал было Хлопец и умолк.
Двери резко растворились, и двое парней ринулись по лестнице вверх. Самохин не видел их лиц, лишь тени на стене, слышал стук торопливых шагов над головой, но от всего этого разило опасностью.
— Теперь выходим на улицу, — приказал он генералу, и тот неожиданно повиновался, схватил коробку и заспешил вперед.
У подъезда стояла «ауди» с работающим двигателем, передние двери распахнуты, в кабине никого…
Сергей Николаевич откинул крышку багажника, стал пихать туда чемодан, но Хлопец пришел в себя и взял инициативу в руки.
— Сначала жемчуг!
Самохин помог ему втиснуть тяжелую ношу в багажник и, когда генерал склонился к чемодану, прыгнул за руль и резко надавил педаль — коробка оказалась автоматическая. На миг он увидел в зеркале искаженное лицо Хлопца, свой чемодан в его руках, и резко свернул за угол.
Он совершенно не знал города, поэтому гнал машину наобум, лишь бы подальше от того места, где оставил генерала и людей, от которых исходила угроза. Вышка сотовой связи, мелькнувшая впереди, напомнила ему о телефоне: связь была, но отыскать на ходу входящий звонок Плюхача и позвонить он не мог, надо было притормозить хотя бы на минуту, однако затылок все еще холодило от чувства настигающей погони.
Наконец, каменный город внезапно оборвался, потянулись деревянные домишки с тихими улочками, и Самохин рискнул остановиться. Помощник ответил не сразу и голосом совершенно будничным:
— Слушаю, Сергей Николаевич.
— Немедленно ко мне! — приказал он, озираясь. — Я нахожусь… Не знаю, где! Где-то за городом!
— Что случилось?
— Это потом. Я угнал машину! Ее начнут искать! Быстрее сюда!
— У меня джип на подъемнике!..
— Спускай! Бери такси! — заорал Самохин. — Делай что-нибудь!
— Понял, понял! — затараторил Плюхач. — Уточни, где находишься?
— Сейчас, не отключайся!
Он бросил трубку на сиденье, проехал до конца улицы, свернул направо — ни одной таблички с названием, только номера домов! И ни одного человека!
Свернул еще раз — там сгружали дрова с тракторной телеги.
— Это какая улица? — спросил Самохин, высунувшись из окна.
— Нахаловка!
— Так и называется?
— Нет, называется она Двадцати шести бакинских комиссаров.
Плюхач уже достаточно изучил город, по крайней мере имел представление, в каком районе она находится.
— Я на темно-синей «ауди», — предупредил Самохин. — Буду стоять неподалеку от кучи дров.
Вздоха облегчения не получилось: тракторист выпрыгнул из телеги и подошел к машине.
— А ты кого ищешь?
Привлекать к себе внимание не хотелось, но и отгонять мужика не следовало — крепче запомнит.
— Дом номер девять.
— Это во-он там. — Тракторист указал вперед и еще что-то хотел спросить, но Самохин нажал педаль.
— Спасибо!
Возле девятого дома он подрулил к воротам и схватил телефон. Липовой не разрешил записывать свой номер, велел запомнить, и сейчас Самохин с ужасом понял, что забыл его напрочь. Он откинулся на спинку, закрыл глаза и попытался отвлечься от реальности — не дали.
— Вы к кому, дяденька? — за стеклом стоял мальчишка. — Папы дома нет.
— Он что, на работе?
— В лес поехал, за грибами.
— Жаль, не застал, — Самохин сдал назад. — Ну, будь здоров!
Нравы здесь были деревенские, и простота сейчас была хуже воровства…
Самохин проехал до конца улицы — дальше начиналось болото с озерцом, где плескались гуси, и густые ивняки. Наконец-то вроде бы никого, а время, как обычно бывает, остановилось. Самохин развернул машину так, чтоб видеть на просвет всю улицу, перетащил коробку в салон и закрылся изнутри: даже если его внезапно обнаружат эти двое или генерал и удрать не удастся, то им придется бить стекла. Сделать это не так-то просто, вокруг ни камней, ни кирпичей, пока найдут подходящий инструмент, пройдут необходимые для Плюхача минуты. Да и местный народ быстро откликнется на разбой…
— Ты где? — спросил Самохин помощника по телефону.
— Выехал из автосервиса! — доложил тот. — Инжектор на машине барахлит, причину не нашли.
— Я в конце Нахаловки, у озерца.
— Сейчас буду!
Самохин лег на руль, закрыл глаза. Надо отвлечься, абстрагироваться от всего, уйти в себя или вспомнить что-нибудь приятное, и тогда номер сам всплывет — ведь выучил, затвердил…
Самым приятным за последние полгода было знакомство с Сашей. Если бы не ее высвобожденная энергия и одержимый нрав, может быть, что-то и получилось бы…
Он вспомнил яму на Красной Полянке, где копали метеориты, ее глухой, угрожающий голос:
— Мне никто не нужен…
И ощутил желание сейчас же поехать к ней и попросить прощения. За то, что не понял ее и целеустремленность принял за вздорный нрав избалованной девчонки. А она так настрадалась за годы болезни, что чудесное исцеление посчитала знаком судьбы, проявлением божьего промысла. А ему же тогда и в голову не пришло…
Самохин встряхнулся: телефон Липового оказался простым, как карандаш. К тому же адмирал отозвался сразу.
— Это я, звоню из мест не столь отдаленных, — начал было Сергей Николаевич, но адмирал прервал его:
— Узнал, давай по делу.
— У меня непредвиденные обстоятельства. Наш помощник председателя колхоза решил уйти в соседнюю деревню, с урожаем зерновых, — на ходу сочинил Самохин. — Хлеб я отнял, пришлось грузовик нанять, чужой. А тут еще какие-то проходимцы пытаются отнять. Куда мне теперь деваться?
— Ладно, хватит молоть, скажи, как есть. Хлопец решил с жемчугом за кордон уйти?
— Да, хотел.
— Вот зараза… Жемчуг у тебя?
— У меня.
Адмирал заговорил отрывисто:
— Держи его при себе. Никого не подпускай. Вывези из района куда-нибудь подальше, но не к нам. Забейся в щель и сиди пока. Я тебе толкового человека пришлю, полномочного посла. Но попозже.
— Со мной будет мой помощник…
— Это плохо. А избавиться от него нельзя?
— Без него я не выкручусь. Пришлось машину угнать, а она приметная, не проскочить…
— У тебя есть удостоверение ФСБ!
— Да что с него толку в Забавинске? Менты этого не поймут. Все равно полезут проверять…
— Ладно, тогда спрячь подальше, а помощника держи на коротком поводке. И все время будь на связи. Я им сейчас весь колхоз разорю…
Самохин глянул на часы: с момента побега прошло всего двадцать три минуты, а кажется, жизнь пролетела! И вот уже семь минут к нему едет Плюхач.
За это время можно через весь город проскочить…
Неужели что-то с машиной?
Наконец, на другом конце улицы появился джип, и Самохин запустил двигатель: неизвестно, кто там внутри, за темными стеклами? Если что, надо рвать ему навстречу, разъезжаться как-то и уходить на асфальт…
Джип мигнул фарами — заметил! Но не остановился и прошел мимо, по проселку в болотистое поле. Самохин пристроился ему в хвост, машина заскрябала днищем, из колеи полетела вода. Плюхач остановился далеко за поселком, где трава поднималась в рост человека.
— Это чтобы никто не видел, в какую машину пересели, — не спеша объяснил он. — В деревне глаз много… Что случилось, Сергей Николаевич?
— Быстро перегружаем жемчуг!
— Жемчуг?!
Помощник засуетился, коробку спрятали в багажнике джипа, после чего прокололи колеса у «ауди» и поехали назад.
И лишь когда выпутались из города и встали на ленинградскую дорогу, Самохин рассказал, что произошло.
Плюхач окончательно утратил молодцеватый вид.
— Я должен был предвидеть… Мне нужно доложить руководству, это очень серьезно.
— Думаю, руководство уже знает. И будет много шума.
— Замнут, — уверенно заявил помощник. — Генерала еще и пострадавшим признают. Он ведь финансы добывал для нашей конторы, с банками работал.
— Для нас тоже…
— У Хлопца такая специализация. Раньше был начальником спецотдела. В общем, по своим каналам гнал валюту за рубеж для подпольных компартий. А каналы, они что… Они и на Марсе до сих пор сохранились.
— Может, все это тоже комбинация? Чтоб на бесхозном жемчуге денег заработать?
— Не знаю, — осторожно и не сразу произнес майор. — Все может быть… Мне поручено установить происхождение жемчуга. У нас в конторе строгое разграничение полномочий. Не принято соваться в чужие дела.
Минут десять ехали молча, собирались с мыслями, настороженно отслеживали все обгоняющие автомобили и прислушивались к двигателю. Иногда машина начинала ощутимо дергаться, но после перегазовки шла ровнее, и все равно выше ста километров в час было не разогнаться: то ли захлебывалась, то ли, напротив, не хватало топлива.
— Мы вообще-то сейчас куда? — поинтересовался Плюхач.
Самохин вспомнил наказ Липового держать помощника на коротком поводке.
— До Вычегорска едем прямо.
— Я все-таки свяжусь с руководством. — Плюхач достал телефон, но Сергей Николаевич перехватил его руку.
— Отдай, так будет спокойнее. Помощник подчинился, но сказал с обидой:
— Не доверяешь…
— Перестраховываюсь.
— Ладно, придется завоевывать доверие.
В Вычегорск они приехали затемно и уже почти успокоенные: кажется, оторвались от всяческих погонь. Отыскали ночной магазин, где оказался и аптечный киоск, купили альмагель, продукты и встали возле какой-то деревни за городом. После ужина Плюхач помялся и вдруг попросил показать жемчуг, которого он еще не видел. Самохин поднял заднюю дверцу и вскрыл коробку.
— Смотри.
Сам же отошел в сторону, но так, чтобы не терять помощника из виду, и, связавшись с Липовым, доложил, где находится.
— Возвращайся назад, в Забавинск, — спокойно и без всякого иносказания приказал тот. — В ту самую квартиру, что Хлопец снял. Трубы там починили…
— Как — назад?
— Так надо.
— Нельзя возвращаться! — чуть не закричал Самохин. — Это опасно! Кроме генерала товаром интересуются еще какие-то люди…
— Не волнуйся, это наши люди.
— Как — наши?
— Мои. Они теперь станут вести себя правильно.
— А Хлопец тоже наш?
— Наш. Только он не знает об этом.
Сергей Николаевич вспомнил, с кем имеет дело, и все равно подломился: в этих закулисных многоходовых играх шею себе сломаешь…
— Они похожи на бандитов, — вяло пожаловался он.
— А на кого же им походить? На чекистов? — показалось, адмирал усмехнулся, однако заговорил жестко: — Я ищу объект. Ты выполняешь свою функцию. Вот и выполняй. И все должно быть естественно. Жить в Забавинске будешь свободно. Выходи на улицу, гуляй, взаперти не сиди. Надо, чтобы тебя видели. Кому надо. Товар все время держи в квартире. Своего помощника отошлешь, как только я пришлю к тебе своего посла.
— Понял…
— Пока он не прибудет, никаких самостоятельных действий не предпринимай. Никуда больше не лезь!
— Когда его ждать?
— Как будет готов… Я позвоню сам. Инструкции он получит, выполняй все его распоряжения. Это очень опытный специалист, выйдет на тебя сам, так что не суетись.
Плюхач все еще рассматривал жемчуг, играл им, как дети песком, благоговейно черпая пригоршнями и медленно ссыпая назад.
— Это какой-то особый жемчуг, Сергей Николаевич, — задумчиво проговорил он. — Я как-то раньше не подумал… Ты только посмотри! Он же светится в темноте.
Самохин заглянул в коробку: пересыпаемые перлы и в самом деле светились, словно внутри мерцал огонь.
— Интересное явление…
— Удивительное! — восхищенно произнес Плю-хач. — Может, это светятся песчинки, которые из него добывают алхимики?
— Не исключено, — согласился Самохин. Помощник посмотрел на него разочарованно.
— Неужели это тебя не вдохновляет? Не будит воображение?
— Если бы все подобные явления будили воображение, — с расстановкой сказал Самохин, усаживаясь за руль, — я бы не работал в «Бур вод строе».
— А-а… — отстраненно протянул Плюхач.
— Закрывай коробку и поехали, — велел Самохин.
— Куда?
— Обратно в Забавинск.
— Ничего себе!..
— Так надо. Садись назад и спи. Часа через четыре разбужу, подменишь.
Плюхач молча забрался на заднее сиденье, однако спать не лег, а развернулся, опустил сегмент спинки и подтянул к себе коробку.
— Я еще подержу его в руках, — с детской непосредственностью проговорил он. — Так забавно…
— Держи.
— А, слушай, что ты начинал про нищих говорить? Подал милостыню первый раз, и началось… Что началось-то?
— Везение.
— Ты серьезно?.. Ну и в чем же?
— Во всем. Во-первых я опоздал на самолет, который гробанулся. Помнишь, на прошлой неделе террористы взорвали?
— Ну!..
— Я должен был лететь на нем. Даже билет сохранился, могу показать.
— А откуда должен был лететь?
— Это уже не имеет значения. Главное, я на него не успел.
— Поэтому прилетел в Забавинск на два дня позже? И я, как дурак, сидел и ждал?
— Представь себе, а если бы я не опоздал на свой рейс?
— Да… То есть, подавая нищему, ты принес жертву и откупился от смерти?
— Конечно, все это мистика… Но это так.
Помощник замолчал и вроде бы скоро сонно засопел, однако вдруг сказал совершенно бодрым голосом:
— Знаешь, а я верю тебе. Мы просто мало знаем механику… всех этих чудес. Мы слишком логичны, чтобы понимать нелогичные связи. Ты счастливчик! Прикоснулся к неведомому.
— Я уже три года пытался прикоснуться, по должности, — признался Самохин. — А теперь есть опасность лишиться работы.
— Почему?
— У нас в «Бурводстрое» ежегодное тестирование. Хитрые такие блицвопросы и блицответы… Поймают и уволят, ничего не объясняя. У вас ведь тоже есть проверки на профпригодность?
Плюхач промолчал.
Первые два часа обратного пути Самохин ехал осторожно, внутренне напрягаясь от всех встречных фар, потом обвыкся и уже тупо рулил по пустеющей ночной трассе. Помощник спал, как наигравшийся ребенок, и точно так же иногда встряхивался, жадно пил воду из бутылки и снова тянул руки к коробке, как к понравившейся игрушке.
— Он все-таки археологического происхождения, — внезапно громко произнес он, хотя мгновение назад храпел. — Его достали… из пирамиды.
— Откуда? — Самохин притормозил и оглянулся.
— Из какой-то пирамиды… Но вроде не египетской. Я был в Египте.
— С чего ты взял?
— А вот трогаю его, и мне видится…
В другой раз Самохин бы посмеялся над помощником, мол, еще один ясновидящий объявился! Случалось, некоторые особо впечатлительные опера ФСБ, приданные сотрудникам «Бурводстроя», быстро увлекались чертовщиной и иногда объявляли, что у них просыпаются сверхвозможности.
Адмирал был прав: надо иметь крепкие мозги, чтобы не свихнуться, соприкасаясь с чудесными явлениями. Обычно впечатлительных отстраняли от работы, переводили на легкий, не связанный с напряжением мозгов труд и, случалось, даже увольняли.
Сейчас Самохину было не до смеха, поскольку он тотчас вспомнил бывшего смершевского сексота Допша, который проваливался в Тартарары — город, состоящий из пирамид…
Встречаться они никак не могли…
— Тебе кто сказал про пирамиды?
— Никто…
— Лучше тебе не трогать жемчуг, — посоветовал Самохин. — Этот опасно для здоровья. Закрой коробку и спи.
— Да я на самом деле видел! — Искренне признался Плюхач. — Сверху покрыты чем-то блестящим…
— Кто покрыт?
— Пирамиды… Что-то вроде слюды… Или нет, скорее стеклом или даже хрусталем.
— Ты под землю не проваливался?
— Пока Бог миловал…
— Один твой коллега проваливался в Тартарары. — Самохин пытался иронизировать, но сам чувствовал знакомый озноб, как в тот момент, когда обнаружил пеленку, материализовавшуюся из сновидения. — И знаешь, где потом оказался?
— Где?
— В специальном медучреждении.
— Нет, правда! — помощник сам светился, как хрустальный. — Ты разве не чуешь? То есть не видишь?
— По крайней мере хрустальных пирамид не вижу. Садись за руль, светает. Меня в сон клонит.
Плюхач смущенно помялся, обернулся к коробке.
— А можно, возьму одну жемчужину и подержу в руках? Так, для эксперимента? Да ты не бойся, никуда она не денется!
— Такие эксперименты плохо заканчиваются, — уже серьезно сказал Самохин.
— У меня психика нормальная. Я все комиссии прохожу на раз.
— Ну, гляди… — Сергей Николаевич остановил машину. — Только не потеряй чувства реальности. А то будем ночевать в кювете.
Плюхач достал жемчужину, закрыл коробку и сел за руль.
— Нет, в самом деле забавно!.. Откуда такие картинки?
У Самохина в связи с этим были свои картинки: стоило закрыть глаза, и бывший смершевец опять, как наваждение, возникал перед взором — сидел в песочнице и копал песок, притягивая к себе все мысли и чувства.
Через полчаса стало понятно, что, если думать о нем, то уже никак не уснуть, и тогда Самохин стал слушать гул двигателя, смотреть, как всходит солнце. Взгляд наконец-то зацепился за туманные луговины вдоль дороги, и сразу же вспомнилась
Саша, тот единственный яркий день в их жизни, когда они возвращались из Коломны, однако и это не помогло.
Но в тот же миг почему-то возникло чувство, будто ей сейчас грозит опасность.
Он пытался развеять его другими воспоминаниями, однако перед глазами теперь вместо песочницы возникла глубокая яма, в которой Сашу будто бы привалило землей и она не может выбраться…
Все! Это уже психологическое переутомление. Лучший способ — хорошо выпить и поспать часов пятнадцать до полного вытрезвления.
— И что тебе видится? — спросил Самохин, чтоб отвлечься от всяких мыслей.
— Странно… Ничего, — хрипло отозвался Плюхач. — Наверное, горсть надо было взять.
Сергей Николаевич засунул руку в коробку: жемчуг показался ему теплым…
— А где в Забавинске остановимся? — спросил помощник. — Лучше бы в гостинице, где побольше народа…
— Хлопец же снял квартиру…
— Тебе так надо?
— Начальству так надо… По пути купим водки, закуски, вмажем как следует и выспимся.
Плюхач вытаращил глаза, спросил нудным голосом добропорядочной жены:
— Это так принято в «Бурводстрое»?
После насыщенных событий первых дней забавинской командировки девять последующих оказались безмятежными, окончательно расслабили, избавили от навязчивых воспоминаний, ощущения неуверенности и страха за близких. И одновременно создали впечатление, что город насыщен «верными» людьми адмирала. Никто не приходил, не звонил, не приставал на улицах, явно не крутился возле дома; жизнь будто остановилась или, скорее, полностью оказалась под контролем Липового.
Максим Гаврилович исправно связывался с Самохиным каждый день, и лишь для того, чтобы справиться о самочувствии — однажды пришлось сказать, что последнее время мучает язва, посоветовать что-нибудь из народных средств и пожелать спокойной ночи.
Однажды рано утром позвонила Леди Ди.
— Я вернулась на службу, — сообщила она упавшим, хрипловатым голосом.
— Поздравляю, — невесело отозвался Самохин и попросил остановить машину.
— Меня поставили в известность по поводу моего помощника… Если бы вы слышали, как старик на меня кричал!.. Никто так со мной еще не разговаривал.
— Сочувствую вам, Принцесса! — Это была ее официальная кличка, когда работали под прикрытием. — Мы все виноваты, не разглядели…
Столь явная ее откровенность, проливающая свет на их отношения с Липовым, была неслыханной. Это значило, что теперь Леди Ди приблизила к себе Самохина на расстояние вытянутой руки.
Впрочем, после подтяжек лица в Германии она всегда возвращалась более доступной, чем прежде…
— Всеволод Римасович, а вы коварный мужчина! — траурная хрипловатость мгновенно превратилась в бархат. — За моей спиной, с вышестоящим начальством… Старик мне все рассказал.
— Каюсь, — искренне сказал Самохин. — Мне пальчиком погрозили, сказали, ни-ни…
— Но мне-то могли и сообщить, — ее голос слегка оледенел. — Может, вы вздумали подсидеть меня?
— Принцесса! Вас подсидеть невозможно.
— Чем вы взяли старика… Всеволод Римасович? У шарлатанов чему-то научились? Поделитесь опытом.
— Ничем не брал. Он навалил на меня — я понес…
— Тема не профильная. — Начиналась деловая часть разговора. — С этим бы разобраться нужно. Доложить готовы?
— Всегда готов.
— Ждите в гости! Скажите своему помощнику, пусть готовит обеспечение входа и выхода… Кстати, как вам он? По-моему, толковый парень.
— Нормально. — Самохин ждал вопросов о поездке в Сибирь. — Соображает, но еще слишком романтичный.
— А что так грустно? Все еще переживаете о канализации?
Она все-таки обладала даром провидца.
— Конечно. На самом интересном отняли…
— Поэтому вы решили съездить в Сибирь и опоздали в командировку?
Естественно, Баринов ей доложил о самоволке…
— Я проверял новую информацию. С ведома Старика.
— Все равно, приеду — напишите объяснительную. — Зазвенел в ее голосе булатный клинок. — И не смейте прикрываться… своими закулисными отношениями!
— Не смею…
— Вы пока еще работаете у меня!
— Я помню об этом, Принцесса…
— Ну, а результат есть какой-нибудь? — Она вложила шашку в ножны.
— Есть.
— И что, один килограмм массы там легче на два грамма?
— Даже больше, чем на два…
— Такого не может быть! Что вы мне?.. Скажите еще, вода закипает при пятидесяти градусах.
— Там вообще нет воды. Я чуть не умер от жажды…
— Надеюсь, теперь вы ее утолили?
— Да, здесь есть красивая речка…
Из трубки вдруг подуло весенним легкомысленным ветерком.
— Я уже так соскучилась по этому уютному городку! Европа, это ужасно… Там еще кувшинки не отцвели?
— Цветут…
— И колокола звонят?
— Каждое утро…
— Но вы все равно не успокаивайтесь, — приказала напоследок полковник Скрябинская. — Тишина там обманчивая.
В это время в комнату заглянул помощник, причем, сразу после телефонного разговора, словно подслушивал под дверью.
— Ждем Принцессу, — будто между прочим сообщил Самохин. — Тебе велено обеспечить прием.
Кличку Скрябинской Плюхач знал, однако известие встретил спокойно. И только поздно вечером, когда они сидели за бутылкой местной водки, его неожиданно потянуло на откровенность.
— Ты меня сегодня обрадовал, — вдруг сказал Плюхач. — Я уже и не надеялся, что мы еще встретимся…
— С кем?..
— С Дианой Васильевной… Когда приезжала сюда в первый раз… Я обалдел от нее. И до сих пор скребет…
Разница в возрасте у них была лет в двадцать…
— Принцесса у нас не обольщаема. — Попытался унять его страсть Самохин. — Говорят, ее домогался сам Юрий Владимирович.
— Я и не обольщал… Мы с ней всю ночь просидели на берегу. А в реке кувшинки только зацветали. Утром колокола…
— То-то она про кувшинки спрашивала!
— Врешь?
— Да она еще в Москве про них жужжала. И тебя в помощники определила…
— Тогда я на коне!
— Тем более, Принцесса только что из Германии. Подтяжки делала…
— Вот об этом не надо! — вдруг взорвался Плюхач. — Не надо намекать на возраст!
Он ушел в зал, раскинул диван и лег, не застилая простыни, — обидчивым оказался!
— Ладно, извини, — уже перед сном сказал Самохин. — Я ни на что не намекал…
Пружины у дивана скрипели несколько минут.
— Что еще говорила? — спросил, наконец, примирительно помощник.
— Приказала не расслабляться. Тишина здесь обманчивая.
Вероятно, он понял это в прямом смысле, встал, попил воды на кухне, натянул куртку и ушел на улицу. Может, отслеживать, нет ли наблюдения, а может, на реку, где вовсю цвели кувшинки…
Конечно, успокаиваться было нельзя, на самом деле в это время что-то происходило, совершались какие-то незримые действия, но Плюхач только руками разводил, каждый день проверяя, нет ли слежки, хвоста — о жемчуге словно забыли все и по команде.
А он по-прежнему лежал в коробке, притягивая внимание одного только помощника, который продолжал свои эксперименты. В ту ночь, когда обиженный Плюхач бродил по улицам, у Самохина заболел желудок и кочевники опять поднесли ему ковш с расплавленным оловом. На сей раз он сам открыл рот, чтобы поскорее влили, думая, что будет продолжение сна, однако раскосый палач сильно потряс его за руки, засмеялся и отпустил. Словно догадался, чего или кого ждет Самохин! А к лицу его склонился Плюхач.
— Сергей Николаевич. Ты кричишь во сне.
— Меня опять казнили… — Самохин сел и поджал живот. — Язва… Сейчас выпью альмагель… Ты давно пришел?
На улице светало, и над городом уже проблескивало зоревое небо.
— Жемчуг из пирамиды, это точно, — после паузы сказал помощник. — Им была усыпана комната…
— Ты что, опять провалился?
— Можно и так сказать… Полусон какой-то с открытыми глазами. Ты тут закричал!.. Я проснулся, лежу и думаю. Я как раз входил туда через какие-то красивые ворота с орнаментом… Сейчас бы бумагу и карандаш, мог бы нарисовать, еще не забыл. Но очень сложный и совершенно не знакомый орнамент… А в комнате весь пол усыпан жемчугом, ровным слоем. И это были слезы.
— Слезы?
— Окаменевшие слезы какой-то богини. — Голос Плюхача стал напряженным. — Она сидела на троне и плакала. Будто жениха ждала, а он не приходил…
— Ты и богиню видел?
— Нет… Это мне словно кто-то нашептал. Я только вошел в комнату босым и наступил на жемчуг. И сразу узнал… Она там плакала давно-давно, так что слезы успели окаменеть… А комната огромная и пустая. И пирамида сверху покрыта граненым хрусталем! И вся светится!
Слушая его, Самохин вновь ощутил то знобящее чувство, будто опять поднимал с земли кусок ткани, неизвестно откуда взявшийся в пустыне.
Разум противился, выставляя некий, запрет — ходить дальше нельзя! Это грань, за которой сознание начнет рассыпаться, приобретая бесформенное состояние.
И тогда можно поверить во все: в хрустальные пирамиды, в россыпи жемчуга, в Тартарары и материализацию сновидений…
Потом можно сидеть и играть в песочнице…
— Тебе светит психушка, — проворчал Самохин. — Если пирамиды снятся…
— У меня такое чувство, что это был не сон, — невозмутимо произнес помощник. — Я только пришел и прилег. Даже ботинки не снимал… Ощущение реальности полное. Во сне такого придумать невозможно, фантазии не хватит. Если бы ты не закричал…
— У меня тоже полное ощущение… Олово в рот льют. — Самохин сел. — Отдай жемчуг.
— Зачем? — Плюхач разжал кулак и покатал жемчуг в ладони. — Ничего не будет!..
— Мне нужен здравомыслящий помощник. Плюхач со вздохом высыпал перлы в коробку и встал у окна, оттянув край занавески.
— Интересно, что бы я увидел, если бы взял пригоршню?
— И одной больше не получишь! Плюхач тихо рассмеялся.
— Нет, я потом еще попробую!.. Это ведь как путешествие в иной мир. Мир грез, что ли…
— Давай спать.
— Погоди! — Плюхач вдруг замер. — Ну, вот и началось!
— Что там?..
— Все точно! Час назад никого не было!
— Да что там?
— Наблюдение за домом. А точнее, за нашими окнами… Совершенно безобидная девица, джинсики, прическа… Торчит на детской площадке в пятом часу утра и таращится на наши окна… Да, точно на наши.
— Не нужно обращать внимания, — отозвался Самохин. — Пусть хоть рота девиц торчит…
— Но это явное наблюдение, Сергей Николаевич! Судя по поведению…
— Нам приказано жить, как будто ничего не происходит. Мы — приманка, наживка на крючке… Ты любишь рыбалку?
— Терпеть не могу, тупое занятие. Могут и заглотить, как червяков… Стоп, у нее и сумка с собой, тяжелая… За скамеечкой стояла.
— Отойди от окна. Наблюдатели с сумками не ходят, насколько я представляю.
— Но она достала бинокль! — помощник отпустил занавеску. — Театральный… Детский сад какой-то… Пойду-ка я вынесу мусор! А заодно познакомлюсь…
Самохин встал с постели, прошел на кухню и осторожно выглянул на улицу…
Боль в желудке мгновенно угасла… или забылась — во дворе стояла Саша!
— Погоди! — сказал он Плюхачу, который уже надевал кроссовки в передней. — Сам выйду…
— Тебе не положено. Охрана и защита объекта — мои обязанности…
— Это Саша приехала…
— Какая… Саша? — помощник ухмыльнулся и вытаращил глаза. — Почему не предупредил?
— Не знал… — Самохин торопливо одевался. — Это какое-то… чудо, как хрустальная пирамида.
— Нет, у нас так не принято! — вдруг воспротивился помощник. — Мы проводим операцию!.. Ты что? Сюда ее приведешь? Это у вас так работают в «Бурводстрое»? Девушек вызывают?..
— Никого я не вызывал… И вообще…
— А кто же ей адрес дал?
— Не знаю, отстань…
Помощник, должно быть, еще и злопамятным оказался, мстил за вчерашнее, загородил дорогу.
— Нельзя! Мы все завалим!.. Ни в коем случае!
— У нее что-то случилось! — Самохин отодвинул Плюхача. — Не волнуйся, я сам доложу Принцессе…
— А моему руководству тоже доложишь?
— Если хочешь…
Из окна Самохин сразу же узнал ее, но когда отворил дверь подъезда и не высовываясь на улицу, поманил девушку рукой — замер с чувством, что обознался…
Изменилось все — выражение лица, взгляд, движения и даже голос.
— Сергей, — проговорила она низким и немного хрипловатым голосом, — Николай Васильевич умер. — И только потом сделала два шага и как-то холодно прислонилась Самохину к груди.
— Здравствуй, — проронил он и обнял Сашу за плечи. — Пойдем в квартиру. Здесь лучше не стоять. Нас могут увидеть…
Поднял ее тяжелую сумку, взял за руку и повел по лестнице.
— Он ведь предупреждал! — полушепотом воскликнула Саша. — Ему нельзя было брать учеников…
— Как ты меня нашла?
— Он знал день и час своей смерти… И хотел оттянуть срок… Естественное желание… Он же при всем при том был земным человеком.
— А как тебе удалось дозвониться туда, где нет связи?
— Знаешь, что он поведал мне?.. Дар врачевания дается избранным людям, независимо, есть к этому талант или нет его. Научить никого невозможно, если только передать по наследству, да и то сохранится лишь форма… Поэтому истинных целителей и предсказателей так мало! Они рождаются раз в сто лет…
— Это ты мне рассказываешь? — засмеялся Самохин.
— А, да… Я вспомнила… Он так не хотел умирать! А я пришла к нему и, получается, принесла смерть. Как будто толкал кто-то!.. И он поверил в меня, научил… — Она вдруг заговорила, будто бабка-знахарка: — Болезни человеку даются Богом. Кому как испытание, кому как указание пути. А слепые люди их лечат и тем самым вступают в спор. И я взяла и избавилась от камня…
Договорить ей не дал Плюхач, внезапно отворивший дверь перед ними.
— Входите скорее!
Сергей Николаевич пропустил Сашу вперед, закрыл дверь и облегченно вздохнул.
— Вот мы и дома… Это мой товарищ.
— Пойду хвосты рубить, — хмуро отозвался помощник, глядя мимо. — Вообще-то мне все это не нравится…
Саша будто не заметила его, но когда Плюхач скрылся, обронила между прочим:
— Надежный у тебя товарищ, глаза добрые…
— Он с утра не в духе… Это тебя научил Николай Васильевич? Спорить с Богом?
— Говорю же, научить невозможно… — она пошла по квартире, как лунатик. — Врачевание — это такой же дар, как живопись или музыка. Паганини не хотел, в чулане запирали… Но стал… Это такая беда, так себя грузить надо!.. Он лишь научил искать метеориты. Дал мне скрипку…
— В сумке метеориты?
— Да, это еще живые… Те, что нельзя хоронить. Остальные умерли вместе с их обладателем, и я положила их в могилу Николая Васильевича. Так он велел. Лежит теперь с частицами звезд…
— И все же, как ты меня отыскала? — Самохин взял ее за руки и усадил на диван.
— Это было несложно. — Ее взгляд словно проявился на бумаге и стал прежним, знакомым. — Ты думал обо мне… Я шла на твои мысли, как на огонек.
— Разве это возможно?
— Для меня теперь кое-что возможно… Но еще очень мало. Я хорошо чувствую близких… — она откинула голову на спинку и закрыла глаза. — А чужих пока нет… Вот когда научусь искать чужих…
— Спать хочешь?
— С ног валюсь… У вас во дворе… на скамеечке поспала часа полтора…
— Странно… Товарищ сказал, еще час назад там никого не было.
— Я тут с половины третьего. Поставила защиту и легла поспать, как бомжиха…
— Какую защиту?
— Чтоб никто не нашел…
— А я не почувствовал, что ты близко. Наверное, у меня чакры закрыты.
— Причем здесь чакры? Все это придумано для обывателей… Погоди, ты стал совсем другой.
— Ты тоже…
— Ничего не пойму… Что с тобой произошло?
— Тебе обрадовался…
— Нет, ты мне не обрадовался, наоборот, — она положила руки на плечи и, как доктор, заглянула в глаза. — Я никогда таким не видела тебя… У меня сейчас чувство, будто это не ты!
— Чужой стал? Теперь тебе никто не нужен…
— Запомнил… Прости, тогда мне и правда никто был не нужен. Теперь старца Наседкина нет. Остались метеориты…
— Поэтому вспомнила и приехала ко мне?
— Ты же мой покровитель, а значит, поймешь… Да, точно! Теперь вижу. У тебя другие глаза.
— Счастливые?
— Нет, это не счастье. Даже напротив… Тебя что-то мучает, какие-то неразрешимые вопросы.
— А все говорят, я стал счастливым…
— Сейчас же расскажи, что тебе открылось? Тебе ведь что-то открылось, я по глазам вижу!
— А там, в яме, на Красной Поляне, ты ничего не заметила?
— Тогда я была еще непосвященной и слепой. Самохин освободился от ее рук, достал из кармана пиджака пеленку и расстелил перед Сашей.
— Если ты теперь прозрела, смотри, что это? Она потрогала ткань руками, поднесла к лицу, потом к окну, оттянув штору.
— Кажется, холст…
— Это я и сам вижу. Откуда эта тряпка? Для чего?
— Похожа на большую салфетку…
— И все?
— Знаешь, я почти не спала и эмоционально устала. — Она сложила пеленку вчетверо. — Потом, так много плакала… А для того, чтобы ясно видеть, плакать нельзя. От слез можно снова ослепнуть… Дай мне ее и покажи, где можно прилечь?
Он показал свою кровать.
— Днем найду тебе другое место, чтобы спокойнее было…
— Другое?.. А… рядом с тобой нельзя?
Похоже, с Плюхачом они рассорились уже серьезно, и Самохин решил ни в коем случае не оставлять Сашу в этой квартире.
— Это жилье… служебное. Тут посторонние люди. И возможно, скоро придется съехать…
— Говори мне правду, Сережа… Здесь находиться опасно, да?
— Не то чтобы опасно… Мое начальство не поймет. Она взглянула как-то отрешенно.
— Теперь я точно вижу… Ты занимаешься историей.
— Не угадала…
— Но ты все время думаешь о прошлом. Все твои мысли связаны… с какими-то далекими событиями.
— Мне казалось, я больше думаю о будущем…
— Тебя интересует какой-то древний-древний человек?..
— Неандерталец.
— Я серьезно… Ты все время думаешь о нем. Больше, чем обо мне. Кто он?
— Пророк, — признался Самохин. — Я все время думаю о пророке.
Она смотрела мимо.
— Так, постой… Это не Мохаммед и не Будда… Как его зовут?
— Ящер.
Саша мгновенно села, притянула его к себе.
— Как?!..
Это был не испуг, скорее мгновенная и крайняя степень возбуждения. Ее охватила мелкая дрожь, словно ток, через руки передавшаяся и ему.
— Ящер… И он должен быть еще живым.
— Почему мне кажется… будто он древний?
— Не знаю… Возможно, пророки не умирают. А их дух переселяется…
Она легла поверх одеяла, положив пеленку под щеку, прижала ее ладонью.
— Сейчас я все увижу во сне.
— Попробуй, если наяву не получается…
— Чтобы видеть наяву, нужно все время страдать, — отрешенно проговорила она. — Это путь к прозрению… Долгие болезни, тюремные муки, гибель детей… Страдания снимают печать с закрытой части сознания. Монахи достигают прозрения искусственно, аскетичной жизнью, лишениями, бесконечными молитвами… Но я освободилась от болезни и теперь мне так трудно… Только не буди меня, я скоро сама… Не бросай в огонь мою шкуру…
Она уснула с приоткрытыми глазами, и Самохин понял это, когда Саша замолчала и почти перестала дышать.
Неожиданное ее появление не то чтобы смутило его, а будто отдалило реальность, в которой он жил все девять дней. Конечно, забот прибавлялось, поэтому он хотел отправить Плюхача на поиски квартиры для Саши, но тот, едва переступив порог, заявил:
— Нас обложили. Я насчитал по крайней мере трех наблюдателей. С разных точек. Один даже на крыше соседнего дома, будто бы натягивает телефонный кабель, другой в мусорных баках ковыряется. Третий на улице чинит машину… Это уже серьезно.
Однако Самохин услышал в его словах намек на причастность к этому неожиданно появившейся Саши.
— Мы и сидим здесь для этого, — сказал он. — Чтоб обложили…
Помощник лукавить не стал.
— Ты хорошо знаешь… свою знакомую?
Если не сдержать себя, можно разругаться с ним вдрызг. Самохин стиснул кулаки.
— Она здесь ни при чем.
— В совпадения трудно верится… Ее могут использовать вслепую. Она и знать не будет, для чего это все… Есть такие тонкие манипуляции!..
— Саша непричастна ни к жемчугу, ни к алхимикам. У нее умер учитель…
— Какой учитель?
— Бальных танцев!
Помощник сарказм услышал и кулаки увидел, но, как говорили в «Бурводстрое», пошел буром.
— Нормальная конспиративная квартира! С бабами для прикрытия…
— Это не обсуждается! — Самохин надвинулся на него и припер к двери. — Сейчас пойдешь и снимешь Саше жилье. Надежное, чтобы никто не нашел, даже твое руководство.
— Не знал я, — заворчал Плюхач шепотом, — что придется квартиры снимать для девиц…
— Если что-то не понимаешь, лучше молчи!
— Конечно, где нам, дуракам, понять…
Едва он скрылся за дверью, Самохин заперся изнутри, ушел на кухню и набрал номер Липового.
В седьмом часу утра адмирал уже был бодр и как всегда мрачен.
— Хочешь сказать, нештатная ситуация? — спросил он так, словно знал, что происходит.
— За квартирой установлено наблюдение, — доложил Самохин. — С трех точек…
— С четырех… Это пока что мои люди…
— Ваши?..
— Сегодня ночью жди моего посла. Ключ у него есть, войдет сам.
— Как я его узнаю?
— Узнаешь. Привет передаст от меня. Тебе что еще надо?
— Помощника можно отправлять?
— Оставь пока, — вдруг заявил адмирал. — Не помешает.
— Мы с ним характерами не сошлись…
— Не суетись, все под контролем. И помощник тоже…
О внезапном приезде гостьи он не знал, возможно, его люди не засекли, куда она вошла.
Плюхач ездил больше трех часов и, когда явился, молча подал ключи с бумажкой, где был адрес.
— Спасибо, — сказал Самохин. — Кстати, наблюдатели на улице наши.
— Какая разница? Еще хуже… Твою девушку придется срочно вывозить отсюда.
— Может, ночью?
— Ночью наружка будет стоять у тебя под дверью! — приглушенно и зло прошипел он. — Вызовем такси, закатаем в ковер и вынесем.
— Это уже слишком…
— Тогда пусть вылетает в трубу!
Плюхач ушел на кухню звонить, а Сергей Николаевич вошел в комнату и тронул Сашу за руку. Она мгновенно подскочила, прижав руки с пеленкой к груди, в глазах стоял гнев.
— Зачем?.. Зачем разбудил меня?
— Пора. Я снял тебе квартиру…
— Ну, зачем?.. Я не успела понять!
— Что понять?
— Это не салфетка и не тряпка! Это пеленка!.. И в ней лежал младенец!
Озноб прокатился от затылка по всему позвоночнику, и сразу же навернулись слезы.
— И что дальше? — однако же спокойно спросил он.
— Какая-то женщина кормила грудью… Я же просила не будить!
— Прости…
— Откуда это у тебя? — она подала пеленку на вытянутых руках.
— Из сна.
— Значит, это тебе знак. Только я теперь никогда не узнаю, какой… Говорила же, не бросай в огонь!..
— Теперь я тебе верю. — Самохин спрятал пеленку в карман. — Извини за это… испытание. Я сам еще толком не могу разобраться, что со мной произошло.
— Кто был этот младенец?
— Я…
— А женщина?
— Не знаю… Она явилась мне наяву и в образе нищей. Я бросил ей мелочь… А потом увидел этот сон.
— Ты и вправду заблудился?
— Двое суток ходил по пустыне. А ты дозвонилась и не захотела слушать.
Она и сейчас не хотела слушать.
— И там тебе приснилась нищая женщина?
— Нищих было двое…
— Наяву или во сне?
— Наяву и во сне…
— Ты их запомнил?
— Конечно, перед глазами стоят… Саша с горечью вздохнула.
— Если бы не бросил в огонь мою шкуру… Я бы увидела, что означает этот знак. А это точно знак! Теперь как в сказке, придется искать… А что еще было во сне?
— Помнишь, я рассказывал сон, когда меня казнят? Льют в рот олово?.. Мне было больно, страшно и я будил себя. А тут просто досмотрел его до конца и увидел себя младенцем. Кочевники ускакали, и меня взяла на руки эта женщина и стала кормить… Проснулся, а пеленка на мне. Я в нее кутался от холода…
Плюхач бесцеремонно открыл дверь в комнату.
— Такси у подъезда, господа… Поторапливайтесь, мадамузель.
Самохин понял, что общий язык с помощником больше найти не удастся, но сейчас это уже было неважно. Он проводил Сашу по лестнице до двери подъезда, высовываться не стал, посмотрел, как она загрузит сумку и сядет в такси. Будто завзятый конспиратор, Саша даже не оглянулась на дом и рукой не махнула.
Спустя минуту Плюхач выехал за ней на джипе, чтобы сопроводить до квартиры и отследить, нет ли хвоста.
Но вечером, когда Сергей Николаевич с помощником бесцельно, молча и не замечая друг друга бродили по углам, изредка поглядывая в окна, позвонил Липовой.
— У вас в квартире есть посторонние? — спросил адмирал без всяких прелюдий.
— Никого нет… — Самохин взглянул на помощника. — Целый день вдвоем…
— Ты что, думаешь, я сижу здесь и ничего не знаю? — сурово загудел адмирал. — Мне доложили, в ваш подъезд рано утром вошла какая-то девчонка, с сумкой. И не вышла!
Признаваться было уже поздно, а оправдываться — дело мерзкое.
— В этом подъезде мы не одни живем, — с вызовом заговорил Самохин. — А куда ходят девчонки с сумками, пусть ваши люди смотрят! Посторонних нет, можете проверить.
И этот грозный адмирал как-то сразу подобрел!
— Ладно, своих вздрючу… Мой посол будет у вас около двух ночи. Кроме моих людей, за вами наблюдают еще какие-то. Не исключено, это люди нужного нам объекта. Но сидите, не дергайтесь, проход послу обеспечат… Да гладите там, осторожнее. Не пальните с перепугу. Принесет наличные деньги, в твой подотчет. А то, поди, на сухарях сидите…
Его люди и в самом деле плотно обложили дом, но работали не так уж профессионально — не отследили, когда уехала Саша. Или еще доложить не успели…
— К нам опять гости, — сообщил Самохин помощнику. — Предупреждаю на сей раз…
— Кто опять? — Плюхач говорил еще сквозь зубы.
— Теперь не Принцесса и не девица — полномочный посол. Войдет со своим ключом…
Плюхач хотел еще что-то спросить, но махнул рукой и стал раскладывать диван в зале.
— Это я к тому, чтоб ты не суетился, — словами адмирала добавил Самохин. — И не стрельнул с перепугу…
— Да ладно, — проворчал Плюхач. — Могу вообще не вставать…
Когда легли спать, у Самохина опять началась изжога, но он не стал гасить ее лекарством, в тайной надежде, что удастся досмотреть сон до конца и разобраться, к чему был подан ему знак в виде детской пеленки. Он лег на живот, и в желудке затлел уголек, но в это время зазвонил мобильный телефон.
— Что случилось? — испуганно спросила Саша. — Тебе плохо?
— Нет, все нормально, — проговорил он сквозь зубы.
— Я же слышу! У тебя что-то не так!
— Ты умница, Саша. Наседкин не ошибся…
— У тебя опять язва! — угадала она.
— Да, грызет слегка…
— Значит, так, — заговорила девушка тоном лекаря. — Выпей что-нибудь, а завтра утром приезжай ко мне. Есть камень, которым тебя лечил Николай Васильевич. Я все сделаю, как надо! Сильно болит?
— Терпимо. Я хочу еще раз увидеть этот сон.
— Только не надо экспериментов. Это бесполезно. Дважды одни и те же знаки подают в плохих спектаклях. Выпей лекарство!
Он послушался, сходил на кухню, выпил альмагель и лег. Через несколько минут анестезия отозвалась в желудке привычным холодком, однако уже в полудреме Самохин увидел, как кочевники вешают котел над огнем. Потом они встали вокруг, засмеялись и заговорили — все, как в том фильме, поразившем воображение, а он лежал связанный, знал, что сейчас будет и не хотел просыпаться. И только негромкий стук за стенкой заставил вздрогнуть, но сон не прервался, а будто отдалился на второй план.
В зале вроде бы разговаривали и как-то невнятно, гундосо, словно в подушку. Самохин глянул на часы — послу еще рано, всего двенадцать, встал и толкнул дверь…
И в тот же миг услышал трели телефонного звонка у себя под подушкой, но успел лишь обернуться, поскольку сон с кочевниками сбылся: жесткие, безжалостные руки повалили его и распластали на полу…
