12
Их везли в закрытом отсеке грузового микроавтобуса, проще говоря, в жестяной громыхающей коробке, даже не сняв наручников, вот уже часов пятнадцать. Останавливались всего один раз, судя по звукам, на заправке, после чего рука водителя вкатила в отсек несколько бутылок с водой и чуть погодя — картонную коробку с хлебом и консервами да пластмассовое ведро с крышкой.
— Вот вам параша, господа, — объяснили уже через дверцу.
Все это означало, что дорога будет дальней…
Первых несколько часов Плюхач возмущался, изумлялся и терялся одновременно, поскольку был уверен, что выследить их никак не могли и скорее всего это чистое совпадение. Он чувствовал себя виноватым — не засек еще одних наблюдателей, не обеспечил безопасность, утратил контроль над ситуацией и теперь навязчиво хотел помириться с Самохиным, хоть как-то исправить положение. Несколько раз начинал разговоры с охраной, однако из-за перегородки не отвечали.
— Если нужно бежать, я это организую, — предложил он. — Их всего двое…
— Не побежим…
— Хочешь, избавлю от наручников? На самом деле это ловкость рук…
— Не хочу.
— Смотри, а то я сейчас подниму пол и уйдем на ходу.
— А как же отдельное поручение руководства?
— Мне приказано обеспечивать безопасность твоей работы. Прежде всего…
— Вот и обеспечивай.
— Связи нет. Одна надежда, если нас ведет наша наружка…
Во время захвата их тщательно обыскали, отняли телефоны, деньги и документы прикрытия, выданные Хлопцом, однако впопыхах не нашли удостоверение полковника ФСБ на имя Самохина, спрятанное в специальный карманчик под мышкой, и не обратили внимания на пеленку, видимо, приняв ее за салфетку.
Размахивать корочками он не собирался, считая их бесполезной или даже вредной бумажкой, а вот пеленка, этот еще неведомый знак, грел сердце и вселял спокойствие.
Несколько смирившись с положением, Плюхач шепотом пересказывал «прибалтийскую» легенду и инструктировал, как себя вести на допросах. Он был уверен, что они нужны живыми: во-первых, далеко и долго везут (хотели бы кончить, сделали бы это в любом придорожном лесу), во-вторых, дали воду и пищу, никто из охранников не ругается, не говорит на жаргоне — значит, они не звери, не бандиты, и в-третьих, говорят только на русском, уж всяко не исламские экстремисты. К тому же их интересовал исключительно жемчуг, особенно его целостность, а когда Плюхач услышал, что захватчики называют его слезами, и вовсе вдохновился.
— Все в порядке, Сергей Николаевич. Нам повезло, мы попали в нужные руки.
По его логике, сказать так могли только владельцы жемчуга, тем паче назвать его слезами, что к тому же подтверждало сны-видения Плюхача о происхождении перлов.
Самохин чувствовал, захватчики и есть те самые алхимики, а значит началось движение к главной цели: люди, сдавшие жемчуг в камнерезку, вернули себе утраченное и попутно взяли воров. Коробка с приманкой сработала, но от того, что все произошло внезапно, непредсказуемо и жестко, ощущалось горячее и ноющее, как язвенная боль, разочарование.
Кроме того, во время захвата один из алхимиков взял все время звонивший телефон Самохина — а это звонила Саша! — послушал и ответил жестко:
— Не звони больше по этому номеру!
И выключил телефон.
Не такими представлялись неведомые люди, ценящие жемчуг за родовую песчинку: те, кому подвластно будущее, обречены быть благородными.
Кроме того, Самохина сильно смущала «прибалтийская» легенда. Вряд ли примут за правду, но если даже и поверят, кто их, алхимиков, знает, что они могут сделать с двумя литовцами, взятыми с поличным?
Ехали всю ночь, и по подсчетам Плюхача, в общей сложности Забавинск отдалился примерно на полторы тысячи километров. Только вот неизвестно, в какую сторону: ориентироваться в пространстве можно было лишь по температуре в железной коробке. Ночью было душно, а с утра обшивка начала раскаляться на солнце — кажется, везли на юг. Судя потому, что иногда останавливались на светофорах, проезжали какие-то города — слышны были даже голоса людей и музыка из других автомобилей, стоящих рядом; дважды останавливались на закрытых железнодорожных переездах и просто так, в чистом поле: охрана справляла естественные надобности.
И надо же, за целые сутки пути хоть бы раз гаишник остановил! Война в Чечне, кругом теракты, а тут идет грузовой, закрытый микроавтобус и никому дела нет…
Может, у алхимиков есть какой-нибудь пропуск?
Днем, когда в отсеке стало и дышать трудно, помощник вынул из ботинка шнурок, его пластмассовым наконечником довольно быстро отомкнул одну скобу наручника, после чего ею же вывернул в железном полу три шурупа и отогнул жестянку. Из-под днища машины ударила горячая от асфальта, но все-таки свежая струя воздуха. Плюхач снова замкнул браслет на руке и подставил лицо.
— Охлаждайся, Всеволод Римасович!
В отверстие было видно крутящийся карданный вал и стремительный бег черной дороги — все разнообразие.
Через несколько минут зарябило в глазах, однако помощник распрямился.
— Видишь, откуда солнце? Так что мы едем не на юг, а на восток. Но почему так жарко?
К вечеру погода изменилась, приятный ветерок из дыры сменился водяной пылью, а скоро вообще пришлось заделать дыру, ибо остуженный корпус машины стал источать холод. Впервые за дорогу Самохин уснул, подобрав колени, и потерял счет времени. А проснулся от жесткой руки Плюхача.
— Тихо… И как ты можешь спать в такой обстановке?
— Ночь на дворе, привык…
На воле висела непривычная тишина, микроавтобус стоял с выключенным двигателем, слышно было, как пощелкивает, остывая, глушитель, за стенкой шаркали чьи-то шаги, в грузовом отсеке полная темнота.
— Сейчас сниму с тебя наручники, — задышал в ухо помощник.
Руки у самого уже были свободны.
— Зачем?
— Они с кем-то разговаривали по телефону. Кажется, получили приказ нас того… ликвидировать. Или только одного меня, я не понял. Стоят, ждут какого-то уточнения.
— Что будем делать?
— Мочить. Ну не умирать же из-за этого долбанного жемчуга…
Он отомкнул один браслет на руках Самохина, второй оставил. Прислушался, затем осторожно подтянул ведро.
— Как откроется дверь — я плесну из параши. А ты кувырком выкатывайся из машины, понял? Только кубарем, на ноги не вставай и грудь не подставляй. И старайся сразу в кювет, в траву…
— А ты?
— Я работать буду. Главное, не бойся выстрелов. В темноте да впопыхах все будет мимо. Даже если зацепят, старайся уйти подальше от дороги. И по прямой не беги. Если у меня все получится, я тебе крикну.
— Да я тоже не инвалид…
— Молчи… Здесь командую я. Значит так, если не удастся выкатиться, блокируют — старайся бить в глаза, пальцами, по яйцам и по кадыку. Хотя… это не мальчишки. Но в любом случае сопротивляйся, чтоб не прижали сразу, а я помогу.
Под ногами водителя и охранника скрипел гравий, значит, машина стояла на обочине. Самохин мысленно проиграл все свои действия — в воображении получалось красиво.
— А говорил, мы им нужны живые…
— Ты им нужен. Я, скорее всего, лишний свидетель…
— Тогда беги один, подстрахую…
— Что я потом скажу своему начальству?
— И Принцессе…
— И Принцессе!
Прошло минут пять настороженной тишины, даже охранники перестали шастать туда-сюда. Наконец, у кого-то из них зазвонил телефон и послышалось полусонное:
— На связи…
Помощник толкнул Самохина и поднял ведро.
— Понял, — через несколько секунд произнес охранник.
Будто по тревоге, почти одновременно щелкнули замки, хлопнули передние двери и заурчал мотор.
— Ну, ребята, вам повезло, — прошептал Плюхач. — Еще поживете…
Под утро машина съехала с асфальта на гравийную дорогу, которая становилась все хуже и хуже. Мотало и трясло так, что клацали зубы и ехать можно было лишь на корточках или стоя на коленях. Потом под колесами застучали стыки бетонных плит, и через два часа голова загудела, как железная громыхающая коробка, и казалось, что внешнего мира уже не существует. Даже крепкого, спортивного Плюхача начало тошнить, и он скрипя зубами подавлял рвотные позывы.
— Я знаю, куда нас везут. — попытался вдохновить его Самохин. — Дорога знакомая…
— Мне все равно, — просипел тот. — Скорее бы все кончилось…
— А все только начинается.
— Утешил…
Наконец, микроавтобус забуксовал и увяз. Его попробовали раскачать и вытолкнуть, однако у водителя с охранником силенок не хватило.
— Мы на болоте, — сказал Самохин. — Недалеко осталось.
— Докуда недалеко?
— До цели. Мы с тобой на юге Западной Сибири.
— Ты это точно знаешь?
— Не знаю, а чувствую.
— Тогда нам пора с этими поменяться ролями, — судя по звукам, Плюхач стал ковыряться в замке наручника. — Они успокоились, расслабились… Обоих вырублю, грузим в машину и едем.
— И куда же мы приедем?
— Ты же знаешь?
— Свободных нас там не примут. Мы им нужны в качестве пленников. А хозяев надо уважать.
Помощник молча согласился и тоскливо прошептал:
— Хоть бы выпустили воздухом подышать…
Его мольбы были услышаны, скоро дверь открылась, опахнуло свежестью.
— Выходите.
Ожидаемого болота не оказалось, хотя вокруг было влажно и сумеречно, ветер гнал низкие тучи над высоким лесом. Где-то в небе выли турбины пассажирского самолета — мир все-таки продолжал существовать. Разве что земля все еще качалась под ногами.
— Парашу освободите, — как-то профессионально скомандовал охранник в маске. — От машины не отходить.
Самохин не узнавал ни дороги, ни места, однако не мог отвязаться от ощущения, будто они остановились где-то недалеко от Горицкого стеклозавода. После душной коробки все запахи ощущались ярко и казались знакомыми, может, оттого, что пахло отсыревшим мхом…
Охранник дождался чьей-то команды по телефону, приковал пленников друг к другу наручниками, заставив взяться под руки, и повел по узкой дорожной насыпи, размытой дождями. Похоже, дорога эта была недостроена: попадались кучи гравия, едва прикрытые грунтом трубы водопропусков и самое смешное — верстовые столбы с пустыми табличками.
Прошли километра четыре, прежде чем окончательно рассвело и открылось широкое озеро с высоким берегом, на котором стали проглядывать крыши домов. Место было живописное, вокруг поднимался старый сосновый бор, а за озером тонкой полоской белел чистый березовый лес.
— Похоже на среднюю полосу России, — шепнул помощник. — Примерно, как в Воронежской области. Но отчего же так долго ехали?.. Смотри! Это не дома. Вернее, не крыши…
На вытянутой вдоль озера площадке, обрамленной старыми соснами, двумя ровными рядами стояли самые настоящие пирамиды. В основном каменные, покрытые чем-то блестящим, но были и стеклянные, напоминающие оранжереи. Все примерно одного размера, высотой с двухэтажный дом, без окон и видимых дверей, отчего создавалось ощущение мрачной монолитности. Две из них выделялись особенно: одна стояла на отшибе прямо в сосняке, облицованная скорее всего искристым гранитом, а вторая — в центре этого странного поселка — была чуть ли не вдвое выше остальных.
— Кажется, мы в Египте. — ухмыльнулся Самохин.
— Да в каком Египте? — Плюхач утратил остатки чувства юмора. — Хрен знает, что… Там же пески крутом, пустыня!
— Тихо, не кричи… Будет тебе и пустыня. Охранник окончательно расслабился и молча плелся сзади с видом человека, после долгих скитаний вернувшегося в родные места.
— Я знаю, как называется этот город, — оглянувшись, похвастался Самохин.
— Как?
— Тартарары.
— Хочешь сказать, загремели в тартарары?
— Сквозь землю провалились.
— Уже крыша едет… Я скоро и в это поверю.
— Да ладно, я пошутил. Мы действительно в Сибири, на поверхности родной земли.
Пирамид было десятка полтора, и еще две только строились на дальнем конце площадки: несмотря на ранний час, водил стрелой автокран, на деревянных лесах мелькали люди.
Тема пирамид изучалась в «Бурводстрое» года два назад, когда началось новое поветрие среди ищущих чуда — лечения в их пространстве, исправления либо зарядки воды, и коль появился спрос, то тотчас последовало предложение: предприимчивые и сообразительные люди начали возводить пирамиды из стекла и металла — для богатых клиентов, из досок или брезента — для бедных. Десятки внешне нормальных и, в общем-то, благополучных людей сутками, а то и месяцами ели, пили и спали в них, бездетные пытались зачать детей, инвалиды надеялись, что отрастут руки и ноги, раковые больные ждали, когда пирамида начнет разрушать злокачественные опухоли. Даже была обеспечена широкая рекламная кампания, где умные и нищие ученые за небольшую плату старались обосновать чудодейственность пространства, ограниченного стенами под определенным углом. Однако пирамидная шизофрения в Москве и ее окрестностях продлилась недолго ввиду слишком уж махрового мошенничества.
Похоже, здесь она только расцвела и обрела сокрушительную мощь, поскольку бросались в глаза размах и монументальность, с которой возводились пирамиды. Территория вокруг них тоже была оформлена соответственно: брусчатые гранитные дорожки вместо улицы, а все остальное засыпано белым кварцевым песком, и хоть бы одна зеленая былинка!
Кусок пустынного пейзажа среди дремучего бора и синей воды!
Все это напоминало бы сон, ибо только во сне возможна подобная бессмысленность и абсолютная несочетаемость предметов, если б не обостренное
после долгой дороги в замкнутом пространстве ощущение реального существования земли, воздуха, солнца.
И если бы судьба не свела Самохина со смершевским сексотом Допшем, который рассказывал о городе из пирамид, называемом Тартарары.
Помощник шел напряженным, вертел головой, рассеянно глядя по сторонам.
— Ну и как тебе? — тихо спросил Самохин. — Ты не про эти пирамиды говорил?
— Нет… Это же новострой какой-то. И спрашивается, на хрен? Для туристов, что ли? Для лечения?..
Охранник подвел их к центральной пирамиде и знаком велел сесть на песок. Сам же приблизился к арочному выступу — вход все-таки был, надавил кнопку звонка и через минуту гранитная плита медленно поднялась, обнажив крутую каменную лестницу, уходившую вниз. Охранник встал рядом и жестом указал — входите.
Идти по узким ступеням было неловко, пленники мешали друг другу, к тому же свет хоть и был, но неяркий, как в мавзолее.
— Снимите наручники! — потребовал Плюхач. — Мы что, так и будем ходить под ручку?
Дюжий молодец, не обронив ни слова, открыл железную дверь, подождал, когда они войдут, и закрыл ее на ключ.
Помещение напоминало гараж — на полу свежая бетонная стяжка, стены недавно оштукатурены, под потолком заляпанная раствором лампочка: вместо железной коробки теперь угодили в каменную, где даже присесть не на что. Внутри была еще одна дверь, тоже стальная и запертая снаружи.
— Ну, мы с тобой попали, — почему-то шепотом проговорил помощник. — Склеп какой-то… Но если надо, уйдем и отсюда.
— Отсюда не уйти… Да и не надо.
— Хочешь сказать, все идет по плану?
— Примерно… Только прибалтийская легенда никуда не годится.
— У нас другой нет, а документы у них. Я на своих надеюсь. Столько наружки вокруг дома крутилось… Неужели не отследили? Нет, думаю, они уже сели им на хвост и сейчас где-то поблизости. Ну, уж если что… Вырвемся и отсюда. Мокрым ходом.
— Это как?
— Это значит, будем оставлять за собой трупы. Но это на крайний случай. Там ведь, возле дома, и ваши люди ползали, тоже не зря. Человек твой зачем к нам шел?
Самохин ответить не успел, внутренняя дверь с шумом отворилась, и на пороге оказался явно перекачанный атлет, одетый, как балерун, в трико и тоже в маске — они не демонстрировали своих лиц и почему-то все делали молча.
Атлет сделал знак рукой, приглашая выйти.
— Браслетики-то сними! — опять потребовал помощник. — Или боишься?
Атлет как заведенный трижды показал — на выход.
По узким, освещенным, как на корабле, коридорам и лестницам их привели в небольшую, с ярким светом, комнату и поставили лицом к стене. Неуклюже ступая из-за толстых мышц, балерун вошел в сводчатый проем, немного помаячил там и встал рядом как часовой. Скоро оттуда появилась полная женщина средних лет в бесформенном, однако же полупрозрачном балахоне, под которым подрагивали такие же бесформенные телеса, освобожденные от всякого белья. В пухлых руках ее был глиняный сосуд с кистью, который она несла, как драгоценность. При виде ее атлет поспешно бросился к пленникам и с профессиональной скоростью сдернул с них наручники, после чего показал на обувь.
— Что? — спросил Самохин. — Снять, что ли? Атлет склонился и потянул шнурок ботинка на его ноге.
— Уже разувают, — проворчал помощник, скидывая туфли.
Балерун подал деревянные сандалии с веревочками, а толстуха приблизилась к ним, незаметно переступая ногами под одеянием, и опрыскала кистью руки, ноги и, в последнюю очередь, голову. Все эти приготовления напоминали некий древний ритуал, отдающий Востоком, однако Самохин успел заметить, что сосуд у нее явно из магазина сувениров, а кисть — не что иное, как кисточка для бритья, насаженная на деревянную ручку.
Вот только запах был незнакомым, приятно терпким и смолянистым.
Толстуха встала в глубоком дверном проеме и поманила их рукой. Вместо дверей там оказалось три занавеса из шуршащей ткани, и, преодолев последний, Самохин увидел полуосвещенный квадратный зал, естественно, без окон, с таким же глубоким сводчатым дверным проемом, обрамленным красным деревом. Из обстановки была только одна широкая кровать, точнее, ложе из того же красного дерева с мелким резным узором эротического толка, застеленная бордовым покрывалом. Такая мебель года четыре назад внезапно появилась в элитных московских магазинах: какой-то находчивый бизнесмен отыскал в Индии свалку, куда выбрасывали старую отделку храма, — там тепло, и потому на дрова хлам не пускают, свез ее в Россию и стал делать кресла, такие вот кровати и даже троны с сюжетами из Камасутры.
Правда, говорили, сидеть и спать на них было опасно, мучили сексуальные кошмары.
Зал был пуст, тусклые бра на стенах создавали полумрак, чувствовалось движение воздуха, пахло, кажется, сосновой смолой. Женщина знаком остановила пленников в центре и сама встала чуть сбоку, смиренно опустив голову, — кого-то ждали.
И тот, кого ждали, появился бесшумно и незаметно, возможно, потому, что бра над дверным проемом излучало более тусклый, по сравнению с другими, свет. Было ощущение, что он возник, как привидение, но прежде послышался его низкий, какой-то булькающий от густоты бас:
— Здравствуйте, господа… Пожалуйста, поставьте два сиденья.
Пока полуобнаженная толстуха ходила, в зале висела могильная тишина, и то ли лампочки разгорелись ярче, то ли Самохин попросту присмотрелся в полумраке, поскольку наконец-то различил контуры человека, стоящего в сводчатом дверном проеме. Отделка из красного дерева над его головой напоминала нимб.
— Добавьте света, — попросил тот же голос, когда женщина принесла две низких банкетки с той же храмовой отделкой.
Света добавили, но с ним начались какие-то фокусы: лампочки мигали, создавая иллюзию отблесков пожара и ветра, и эта цветомузыка, вероятно, должна была давить на психику пленников и одновременно придавать фигуре хозяина пирамиды властный и, по возможности, зловещий вид. Однако через несколько секунд свет выровнялся и Самохин увидел мужчину лет за пятьдесят, правда, уже полулежащим на кровати. И ничего зловещего в нем не было — круглолицый, мешки под глазами, под шапочкой в виде монашеской скуфейки прослеживались глубокие залысины, тяжелые, мясистые уши и немигающий взгляд.
— Представьтесь, пожалуйста, господа, — пробулькал он.
— У вас наши документы, — поспешил заметить Плюхач, ничуть не смущенный этим театральным антуражем. — Что тут представляться?
— Ах, да… Принесите их документы. Толстуха удалилась, и снова повисла безмолвная пауза — рассматривали друг друга. Когда паспорта оказались в руках хозяина, он включил лампочку в изголовье, внимательно полистал страницы, вроде бы даже на свет посмотрел.
— Кто из вас Людвиг Летувнинкас?
— Я, — отозвался Плюхач.
— Скажите, а где вы так хорошо овладели русским языком? Я совершенно не слышу акцента.
— Родился в Сибири, в Красноярском крае. Послевоенные ссыльнопоселенцы. Там написано…
— И воспитывались в детдоме?
— Почему в детдоме? — Он играл простака. — В семье у нас говорили на русском…
— При задержании у вас нашли пистолет… Почему вы ходите с оружием в чужой стране?
— Для личной безопасности.
— А почему вы все время молчите, Всеволод Римасович? — он перевел тяжелый взгляд на Самохина. — Не знаете языка?
— Пока что не вижу предмета для разговора.
— Как же не видите? Вы похитили наш жемчуг и пытались скрыться. Теперь вы у нас в гостях… Разве это не предмет?
— Да, это предмет.
— Так спрашивайте что-нибудь. Например, что с вами будет? Или просите отпустить, кайтесь. Вы же взяли чужое?
— Мы нашли эту коробку на улице, — согласно инструкциям помощника, сказал Самохин. — Это не воровство.
— Кто же ее бросил? — Хозяин повернул голову к женщине. — Вы когда-нибудь видели, чтоб на наших улицах стояли коробки с жемчугом? Анаши скромные литовцы утверждают, что такое бывает.
Прибалтийская легенда рушилась на глазах: судя по самоуверенному тону, хозяин много чего знал и наверняка заготовил какие-то сюрпризы.
— Но я вам верю, — вдруг будто бы сдался он. — В России все возможно, и вам просто повезло, потому что я знаю, кто украл. Или, вернее, хотел украсть. Будьте добры, приведите сюда воров.
Толстуха молча скрылась за занавесом.
Несмотря на черный мешок, надетый на голову человека, Самохин сразу же узнал долговязую фигуру Хлопца. Рядом с ним стоял невысокий, плотный человек, скорее всего камнерез Власов…
— Откройте им лица, — велел хозяин пирамиды. — Перед вами настоящие воры… Но что странно, по документам они тоже приехали из Литвы и почти в то же время. Скажите, вы случайно не встречали этих людей?
Генерал щурился от света и озирался. Он явно видел Самохина, однако делал вид, будто не знает здесь никого. Власов стоял с опущенной головой, демонстрируя вздыбленные на затылке волосы.
Легенда развалилась в прах, и продолжать дальше игру не имело смысла.
Самохин переглянулся с Плюхачом — тот демонстративно вздохнул.
— Можно было и без вступления, — отозвался Сергей Николаевич.
Хозяин встал с ложа, и сразу стало видно, что он невысокого роста, упитанный, с круглым, выпирающим животом.
— Мне доставляет удовольствие наблюдать, как люди мне лгут. Не зная того, что лгать мне нельзя. Но вы меня не развеселили, господа, ваша легенда оказалась безыскусной. Кто придумывал? Наверное, вы, генерал? Как старший по званию?
Хлопец сверкнул глазами и отвернулся.
— Мы с вами еще побеседуем, — пообещал хозяин. — Да, генерал, у вас сейчас полоса неудач… Но сегодня же вечером вам повезет. Я сделаю вас самым счастливым человеком. Вы обретете наконец-то духовное умиротворение. Уведите его в мой кабинет. А вам, господин камнерез, предстоит работа по специальности.
— Что я должен делать? — хмуро отозвался тот.
— Извлекать из жемчуга родовые зерна.
— Это невозможно без станков…
— Мы привезли ваше камнерезное оборудование.
— Как это — привезли?..
— На грузовике. Не хотели работать на воле — придется делать это под конвоем. Ступайте, господин Власов, устанавливайте станки и пилите жемчуг. Нужно выполнять условия договора.
Генерала с камнерезом увели, хозяин же приблизился к Плюхачу и глянул на него сверху вниз.
— Встаньте, майор… Помощник встал и набычился.
— Хочу удовлетворить ваше любопытство… Вы же хотели узнать, откуда такой уникальный жемчуг? Отвечаю. Мы выращиваем в озере особый вид моллюсков, а они выращивают жемчужины.
— Считайте, я поверил, — с вызовом пробурчал Плюхач.
— Замечательно. Вы свободны, Владимир Иванович. Не имею права задерживать штатного сотрудника ФСБ. Извините, что пришлось применить силу и доставить сюда. Я просто пожелал взглянуть на вас… И у меня осталось хорошее впечатление. Когда снова понадобитесь, я вас найду. Сейчас вас отвезут назад, в Забавинск, там вернут все, что отняли. И прошу, не следует докладывать своему руководству, что были у меня в гостях и я вас отпустил.
— И что же мне докладывать? Спросят, куда я дел жемчуг? Где Самохин?..
— Лучше сошлитесь на что-нибудь бытовое. Например, вас ограбили какие-то люди… Только версия должна быть убедительной. А по поводу господина Самохина… Советую сослаться на то, что он среди ночи отправился к своей девушке. К нему же приехала девушка?.. Отправился, и вы больше его не видели.
— Кто же мне поверит?
— Вам поверят. Все, до свидания.
— Я без Сергея Николаевича никуда не поеду, — тупо заявил помощник.
— До свидания, майор! — словно лев, негромко прорычал хозяин. — Я не люблю, когда мне перечат…
И на его голос в тот же час в зале оказался балерун и еще один, такой же, в маске. Плюхача заковали и увели под руки.
— Я еще к вам вернусь! — зло пообещал он.
— Непременно! — Хозяин поставил освободившуюся банкетку напротив Самохина. — Только когда я приглашу…
Похоже, спектакль, рассчитанный на всех пленников, закончился и начиналась какая-то деловая часть встречи.
— Теперь можно и поговорить, господин Самохин, — бульканье в голосе хозяина исчезло. — А предмет нашего разговора — адмирал Липовой…
Самохин встал.
— Я не стану разговаривать, пока вы не вернете мне телефон.
Хозяин спорить не стал, обернулся к толстухе, исполняющей роль секретарши.
— Принесите телефон господина Самохина. Озеро и поселок пирамид находились вроде бы далеко от населенных пунктов, однако связь была хорошая. Саша ответила сразу, голосом спокойным и даже непривычно деловитым.
— Сережа, я догадываюсь, что произошло. Ты сейчас где находишься? Можешь сказать?
— Не могу… — Самохин непроизвольно улыбнулся, услышав ее. — У тебя все в порядке?
— Не волнуйся, я поставила защиту. — самоуверенно заявила она. — Ко мне никто не посмеет приблизиться. Ты опять где-то заблудился?
— Да нет, теперь меня взяли в плен.
— Я так и чувствовала! Стоит оставить на минуту без присмотра, ты или заблудишься, или куда-то попадешь… Кто тебя взял?
Их разговор могли прослушивать, поэтому он не стал раскрывать, что знает, кто.
— Не представляются! — он посмотрел на хозяина. — Но весьма интеллигентные люди.
— Я чувствую, ты сейчас очень далеко от меня. Попробую пробить пространство…
Ее голос оборвался внезапно, как тогда, в зоне канала: похоже, их не только прослушивали, но и контролировали связь.
— Видите, она на месте и в безопасности. — хозяин пирамиды уселся поудобнее. — Хотелось, чтобы вы относились ко мне, как к союзнику. Или потенциальному партнеру и не искали врага. Вы в гостях у друзей.
— Гостей в наручниках не привозят.
— Иногда приходится искать союза и таким образом. Однако же продолжим? И так — адмирал Липовой… Кстати, при встрече он называл мое имя?
— Может, и называл, — проговорил Самохин, пряча телефон в карман. — Только я не знаю, кто вы.
— Меня зовут Ящер. Это я прислал ему прогноз на текущий год…
Призрачный образ неведомого Ящера уже как-то сложился в сознании Самохина, хотя не имел ни крови, ни плоти, а только некую духовную оболочку, однако же этот человек никак не соответствовал ей, не подходил ни по каким параметрам. Предсказатель, составлявший прогнозы для Сталина, пророк, о приходе которого предупреждал безумный смершевский сексот, мог бы иметь и барственно-высокомерные повадки, и урчащий львиный голос — что ему окружающий бренный мир, если он живет в будущем и знает, что сотворится через час, день, год или век? Но вот по определению у провидца не может быть толстого живота! Как не может быть хорошего аппетита, желания вкусно поесть, поспать на ложе с сюжетами Камасутры: все земное ему должно было быть чуждо.
Пророков цветущих, розвощеких и самодовольных, в представлении Самохина, существовать не может. Космический целитель Наседкин с кривоватой, нескладной фигурой казался намного ближе к образу Ящера, к тому же имел свои оригинальные теории и способность предвидеть хотя бы собственную смерть; даже аскетичный, угрюмый и земной костоправ Тятин больше подходил для такой роли!
Это не считая основной внешней причины — возраста. Хозяину пирамиды не требовался эликсир молодости, он и так выглядел на полета, может, немного старше.
Перед ним был явный самозванец…
— Я представлял вас другим, — сдержанно проговорил Самохин.
— Увы, наши представления чаще всего не совпадают с реальностью. — Улыбнулся пророк. — Я знаю, с какой целью адмирал Липовой откомандировал вас в Забавинск: установить, кто я, где нахожусь, выйти на моих людей или даже непосредственно на меня. Верно?
— Пожалуй, да…
— Вы завладели моим имуществом, полагая, что теперь-то мы никуда не денемся и сами найдем вас. А вы начнете торговаться, выдвигать свои условия. Вы ловили меня на жемчуг, как ловят рыбу на живца. Я правильно рассуждаю?
— В определенной степени…
— А вам приходило в голову, что мы, не обнаруживая себя, без особого труда могли бы вернуть свои драгоценности и найти другого мастера? И оставили бы вас без всего — без удачи, без надежды и даже без работы. Вы не думали, что жемчуг — это ловушка на вас?
— Не велика уж я персона, чтобы проводить такие операции…
— В отношении вашей персоны отдельный разговор. Надеюсь, вы убедились, что мои люди в оперативном плане работают безукоризненно?
— Да, это правда. Но бросается в глаза жесткость работы…
— Извините, это стиль, соответствующий психологии современного человека. Мы не можем отступать от него, нас не поймут. Что делать, если в мире насаждается культ силы, а благородство определяется как порок?
— Это верно… И все-таки мне не понятно, зачем нужна была столь сложная комбинация с жемчугом?
— А как иначе было вычислить вас? Да еще выманить из секретной, совершенно закрытой организации и взять с поличным? — Хозяин почти мурлыкал, как сытый лев. — Вы же все время работаете под прикрытием, каждый раз под новым именем… И смотрите, сколько крупных рыб попалось мне на один крючок! «Бурводстрой», ФСБ, генерал Хлопец и еще мастер-камнерез, который мне очень нужен.
— Но я-то вам зачем?
— А захотел поближе познакомиться. Вначале меня привлекли ваши доверительные отношения с Максимом Гавриловичем. Он ценит вас, как способного аналитика, владеющего навыками глубокой проработки интересующего объекта. И человека, просто здравомыслящего… Кстати, вы можете позвонить ему и доложить, что находитесь у меня. Думаю, старик обрадуется…
— Не могу, — тупо заявил Самохин.
— Почему? У вас же есть связь.
— Есть, но односторонняя. Звонят только мне.
Теперь по реакции пророка было необходимо определить, прослушивались ли прежние разговоры и удалось ли им что-либо выудить из хитрого аппарата Липового, который был защищен и ничего не хранил в памяти. Если да, то самозванец станет испытывать его на ложь, чтобы потом посмеяться и получить удовольствие.
— Значит, вы не можете действовать самостоятельно?
— Только по инструкции.
— Инструкций на все случаи жизни не бывает. А в экстренных ситуациях? Как, например, сейчас? С кем вы связываетесь?
— Ни с кем. Я ждал личного посланника адмирала, непосредственного руководителя. Вы опередили его часа на полтора…
— Мы всегда опережаем, — самоуверенно заявил самозванец.
Все-таки его люди хоть и были отличными профессионалами, но не всесильными, как хотел это представить Лжеящер — разговоров с Липовым они не прослушали.
— Адмирал ознакомил вас с моими прогнозами на текущий год?
— Посчитал, что рано мне знать будущее…
— А как он сам их оценил?
— Очень высоко. Сказал, по всем положениям попадание в десятку.
— Что он говорил о моих предложениях?
— В общем-то, ничего конкретного. Мол, чтобы получить прогноз на двенадцать лет вперед, нужно выполнить некоторые условия.
Самозванец неторопливо встал, прогулялся по залу, выпятив живот.
— Теперь я удовлетворю ваше любопытство, зачем нужна была операция с жемчугом.
— Да уж пожалуйста.
— Хочу сделать предложение о сотрудничестве.
— С кем? Конкретно с вами?
— С Орденом Молчащих.
— Любопытно, какую же роль вы хотите отвести скромному госслужащему? В столь совершенном Ордене?
— В скором времени мне потребуется связь с адмиралом. Прямая и надежная. — Он резко обернулся, видимо, желая отследить реакцию Самохина. — Но это роль не связного, не курьера — своеобразного посредника, который, занимаясь челночной дипломатией, мог бы в любой момент урегулировать любой возникающий вопрос. Между Орденом и адмиралом. А они будут возникать.
— И кому же я буду служить? Вам или Липовому?
— Будущему.
— Это слишком абстрактно.
— Через некоторое время я смогу раскрыть многие детали сотрудничества, — многозначительно пообещал самозванец. — Определить круг обязанностей, размер вознаграждения… Для вас это будет интересно. Сейчас требуется лишь предварительное согласие, могу ли я рассчитывать на вашу помощь.
Ответ был готов, и Самохин бы согласился в тот час же, если бы перед ним был настоящий Ящер.
— Через некоторое время я и отвечу вам, — в том же тоне пообещал он. — Пока что я в плену, недавно наручники сняли…
— Хотите подумать и осмотреться?
— Слишком неожиданное предложение. Скажу честно, я обязан проконсультироваться хотя бы у своего непосредственного начальника. Которого вы опередили…
— Разве это не обсуждалось с адмиралом?
— Мне было строго-настрого запрещено вступать с вами в контакт.
— То есть вы нарушили инструкции?
— Я ничего не нарушал. Меня привезли сюда помимо моей воли.
— Хорошо, доставим сюда вашего непосредственного начальника, консультируйтесь.
— Неужели это возможно?
Самозванец посмотрел на него со снисходительной улыбкой.
— Человек, который шел к вам от Липового, только этого и ждет.
— Но чтобы принимать решения, на что-то соглашаться, я должен быть, по крайней мере, свободным человеком.
— Вы уже свободны. Я даже вернул вам телефон. Теперь вы гость Ордена и мой лично.
— Но звонить я могу только под контролем.
— Этого не может быть.
— Когда я разговаривал с Забавинском, меня прервали.
— Внутри пирамид очень неустойчивая связь, да и место уединенное, достаточно далекое от больших дорог…
— Да, возможно. — Пошел на уступку Самохин. — Если я свободен, вы должны хотя бы сказать, в какой точке земного шара я нахожусь. Меня везли долго и в закрытой машине.
— Это элементарные меры безопасности, — мгновенно ответил самозванец. — всякая система имеет право на защиту. А по поводу точки… Вы же знаете, где находитесь.
— Не имею представления.
— Я вас предупреждал, мне нужно говорить только правду. Скажите, что вы делали в Горицком Бору?.. Да, эта пустыня по-прежнему так называется, потому что там когда-то стоял бор.
Выкручиваться было бесполезно.
— Я там заблудился…
— Это мне известно. — В его голосе послышалось сочувственное недоумение. — Каким образом вы туда попали?
— По собственной воле, без принуждения начальства. Сел в самолет, прилетел…
Хозяин, скорее всего, не знал о «Канализации» или не захотел показывать этого, а потребовать прямого ответа после объявления его гостем Ордена Самохину казалось несолидным. И так все это напоминало допрос.
— С этого момента подробнее, — попросил он. — Прилетели, вышли на стоянку такси. И что увидели?
— Ненавязчивый сервис. Никак не мог поймать такси…
— Нет, что вам бросилось в глаза? Поразило воображение?
— Ничего особенного, суета, как и во всех аэропортах…
— Там были нищие? — как-то осторожно спросил самозванец.
На миг Самохин ощутил знакомое оцепенение чувств и ответил не сразу:
— Кажется, были… Да где их нет?
— Вы запомнили лица этих побирушек? Неожиданная и какая-то бережная въедливость хозяина настораживала все больше.
— Нет… Они все кажутся одинаковыми.
— Хорошо, но на автовокзале вы их увидели снова. Пожилой мужчина с косичкой и сумой, с ним женщина… Вы подали им деньги.
— Возможно. — Уклонился от ответа Самохин. — Я подаю, не глядя в лица…
— Вы с ними долго стояли напротив друг друга и беседовали.
— Я обычно с нищими не разговариваю.
— Мой человек отследил и отснял всю встречу.
— Какую встречу? Это было мгновение, всего лишь подал милостыню нищенке.
— Мгновение, которое длилось двенадцать минут!
— Не может быть!..
— Может. Хотите, покажу пленку?
Самохин вспомнил свое состояние, когда коснулся просящей руки, и мотнул головой:
— Не нужно, я верю… Но я не разговаривал. Мне сказали, они глухонемые.
— Кто сказал?
— Таксист, с которым я ездил…
— Это не так. Пророки просто молчат… О чем вы беседовали с Ящерицей?
— Ничего не помню, — откровенно признался Самохин. — Мне кажется, я только положил в ее руку мелочь…
— Сколько вы знаете языков?
Его внезапно открывшаяся напористость следователя начинала раздражать Самохина.
— Английский и немецкий…
— И все?
— Я не полиглот…
— На пленке отчетливо видно движение губ, характерное напряжение мышц лица. Сурдопереводчик не смог перевести вашего диалога. На каком языке вы разговоривали? И о чем?
— Слушайте! — Самохин встал. — Такое ощущение, будто я не гость, как вы сказали, а подследственный. И меня в чем-то подозревают. По крайней мере, во лжи! Я что, обязан оправдываться перед вами? Отвечать на вопросы?
— Что вы, Сергей Николаевич. — Сразу подобрел самозванец. — Нет, разумеется не обязаны. Я просто хочу убедиться, не ошибся ли я в выборе. Это можно сказать, своеобразный тест. И я проверяю себя, а не вас.
— Думаю, вы ошиблись…
— Я так не считаю… Но вернемся к адмиралу. Максим Гаврилович пытался установить со мной контакт?
— Да, но столкнулся с глубокой конспирацией. Самохин принял это к сведению с легкой усмешкой.
— Это не конспирация, господин Самохин. В том смысле, как представляет ее Липовой… Это новая форма существования в будущем пространстве. Понимаете меня?
— Не очень…
Самозванец превратился в профессора.
— Как известно, никто не может дать точного определения времени. И только потому, что привыкли рассматривать его в двух плоскостях — прошлое и настоящее. Будущее выпадает, поскольку оно не известно. И вместе с этим вечным иксом утрачивается объемность времени. Да, оно имеет объем, который можно представить себе как множество точек, частиц, расположенных в пространстве. Называйте это секундами, мгновениями… Когда же появляется третья составляющая — будущее, возникает и возможность формировать это пространство, оперировать точками как вам угодно. А это и означает управление временем. Мы не занимаемся конспирацией, мы умеем входить в другое пространство, в завтрашний день, куда никто, кроме посвященных, не способен проникнуть. Если мысленно наложить кальку всего, что произойдет завтра, на день сегодняшний, можно увидеть, как поведет себя тот или иной человек.
Оттого, что говорил он заученно, складно, все это напоминало лишь теоретические выкладки некой технологии, но не саму ее; всякое явление чудесного, а управление временем относилось к нему в первую очередь, обладало определенными качествами, которые можно было пощупать руками. Будь то слезы на плачущих иконах или внезапно вышедший почечный камень — именно эти реальные детали поражали воображение, и даже самый искушенный обретал веру в чудо.
Самохин не знал, почему, но представлял себе иначе речи истинных пророков. В конце концов, они должны пророчествовать, а не пересказывать содержание неких теорий…
— В таком случае зачем вам обыкновенная земная власть? — спросил он и, вскинув голову, впервые посмотрел собеседнику прямо в глаза. — Если управляете временем? Вы ставили Липовому условия, требуя должности советника Президента и министров взамен на двенадцатилетний прогноз… А не проще ли, зная будущее, сформировать пространство завтрашнего дня так, как вам нужно. И тогда члены вашего Ордена окажутся у власти естественным образом.
Лжепророк снисходительно улыбнулся.
— Да, это напрашивается само собой… Но наши правила таковы, что мы не можем злоупотреблять своими… возможностями. Несколько позже, после подписания контракта, я открою вам, почему мы не имеем права вторгаться в существующие системы власти… — Он подошел к своей секретарше. — Прошу вас, позовите ко мне Василису.
Та склонила голову и унесла свое тело, незаметно семеня ножками, словно разжиревшее привидение.
— Если вам известно, что будет завтра, — Самохин вдруг ощутил подступающую изжогу, — вы должны знать, соглашусь я или нет. А также и то, позволит ли мне руководство… принять ваше предложение.
— Вы согласитесь, — уверенно проговорил самозванец. — А ваше руководство будет настаивать на этом. Особенно Максим Гаврилович. Сейчас он не может воспользоваться моими прогнозами, поскольку опасается, что его примут за сумасшедшего. Будущее всегда парадоксально, если смотреть на него снизу вверх. С абсолютной верой воспринимается только смерть, и то потому, что никто не соприкасался с опытом бессмертия. Все остальное кажется несбыточным, а значит, ложным. Разве вы сейчас можете представить себе, что менее чем через год займете место адмирала Липового?
— Не могу. — Честно признался Самохин, сглатывая слюну и пытаясь задавить изжогу.
— А это будет.
— Такое чувство, словно вы обещаете дать взятку. В виде должности…
— Я взяток не даю. Вас назначат без моего участия.
— Ваши бы слова да богу в уши…
— Скажите, а куда вы пропали тогда? — вдруг мгновенно переключился самозванец. — Там, на автовокзале? После того, как побеседовали с нищими.
— Взял такси и уехал, — целомудренно сказал Самохин. — А по вашей версии?
— Мои люди вас потеряли. Хотя они очень опытные…
— Накажите…
— И обнаружили только в райцентре, за ужином, в ресторане…
— Значит, я поехал не на «Ниве», а на машине времени.
— Нет, ехали вы на «Ниве». Но по какой дороге?
— Вот этого я не знаю! — сквозь боль рассмеялся Самохин. — По какой везли, по той и ехал. И дороги тут у вас!..
— Простите за назойливость… А там, в ресторане, были нищие?
— Кто же их пустит? У нас в Москве не пускают…
— Это хорошо, что вы не теряете чувства юмора, — одобрил тот. — Даже когда вам больно. Я сделал правильный выбор.
В это время в сопровождении секретарши в зал вошла молодая женщина в облегающем стройную фигуру тресе и с черным покрывалом на голове, который делал ее похожей на монахиню.
— Сестра моя, — нежно сказал самозванец. — Проводите моего гостя в свою лечебницу. И проследите, чтобы ему было хорошо. У него сейчас обострение язвенной болезни, довольно застарелой и опасной. Не исключено прободение… Сергей Николаевич нужен Ордену совершенно здоровым и энергичным. Излечите его.
Диагноз он ставил мгновенно, как космический целитель…
В знак покорности эта монахиня лишь молча опустила голову и замерла в ожидании.
Самозванец же приблизился к Самохину и вдруг как-то ритуально коснулся плеча.
— Итак, через два дня мы подпишем контракт.
— Когда же я смогу проконсультироваться у своего руководства?
— Накануне, то есть завтра… Но уверяю вас, основное решение за вами. Привыкайте сами руководить.
— Я еще не занял кресло адмирала.
— Понимаю, честному человеку всегда трудно представить себя на месте своего патрона. — В голосе его вновь забулькало. — Но что бы вы ни думали, что бы ни предпринимали, все сложится помимо вашего желания. И вам придется занять его место.
— В общем-то я и сейчас готов, — будто бы размышляя, проговорил Самохин. — Подписать контракт, потом сесть в любое кресло, на стул, лавку и даже нары. Куда уж посадит судьба… Если бы сейчас мне сказали, родилась ли у них дочь? Ясная дева…
