Леса…

Есть ли они на свете? Есть ли такое место на земле, где царствуют только Мир, Труд и Любовь?

Должны быть. Есть! Искать нужно, искать! Ищите и обрящете…

Первую зиму после Ухода из мира зимовали на старой, казачьих времен, заимке, не так давно заселенной новым хозяином — красным партизаном. Земля тут была хорошая, удобренная многими поколениями бывших хозяев и отдохнувшая от своих вечных трудов. Партизан снял большой урожай, обмолотил его и ждал, когда встанет санный путь, чтобы отвезти на ярмарку подальше и продать подороже.

И выгадал. По чернотропу, после первого зазимка, приехал продотряд, выгреб зерно и оставил мужика горевать.

Андрей с женой Любушкой пришел к нему на заимку уже по первопутку, а бывший партизан все еще не находил себе места. Человек он был спокойный, не горячий, поэтому переживал долго, глубоко и пытался осмыслить, что же с ним сделали. Гостям он обрадовался — было теперь с кем поделиться. Видимо, одурев от горя, он забывался и часто спрашивал жену и ребятишек, были ли у продотрядовцев звездочки на фуражках. Жена и дети хором и вразнобой уверяли, мол, были звезды, были…

Андрей не назвался своим именем. Его могли узнать, могли слышать о нем — наверняка слава его далеко разошлась по Сибири, поэтому он отпустил бороду и немного прикрыл свой приметный шрам. Они выдали себя за бегунов-странников — был такой толк у староверов, и теперь Андрей привыкал к своему новому состоянию. Привыкал к другому имени Юлии, но прошлое, словно сброшенная змеиная шкура, еще долго волочилось следом.

После Рождества бывший партизан кое-как перемолол горе, обвыкся, однако не было ему веселья, как хромому коню в табуне. Андрей осторожно рассказывал ему о Лесах и так же осторожно выспрашивал. Бывший партизан озадаченно вертел головой. Места для него эти были новыми, переселился сюда год как и ни о каких Лесах не слыхал. И знал точно, что ничего подобного поблизости нет. А заинтересовавшись рассказами Андрея о Лесах, мужик оживился и потерял покой.

— Неужто яблоки там растут?! — восклицал он. — Это в наших местах, в Сибири?!

— Растут, — отвечал Андрей. — Даже груши растут. А зимы совсем нет. А сколько там зверя! И все ручные, там Гармония.

Мужик и верил и не верил. Однако, когда весной Андрей с Любушкой собрались уходить, он вцепился, словно утопающий, тряс руку и бормотал:

— Найдешь, найдешь Леса — дай знать! Дай, прошу тебя! Я же вот пригрел вас, приютил, не отказал. И ты, будь товарищем, приди за мной! Приди или дай знать. Дай знать!

Андрей заверил его, что обязательно сообщит и дорогу укажет в Леса, если отыщет их. С тем они и покинули зимнее пристанище.

Любушка была беременна уже пятый месяц. Это восхищало Андрея, и неведомая, торжествующая радость взрывала его изнутри, наполняя грядущую жизнь высоким смыслом. Вот во имя чего и ради чего стоит жить на белом свете! Но вместе с тем, скитаясь по лесам, ночуя на диких речках или в заброшенных охотничьих зимовьях, он ощущал какую-то особую незащищенность своей зарождающейся семьи. Бездомность и неприкаянное шатание по земле начинали пугать его, вселяли суету и поспешность. И порой начиналось тихое отчаяние. Да есть ли они, Леса? Не бред ли это горячей больной головы, не мираж ли? А если их нет, то куда же им подаваться? Как жить?

Беременность действовала на Любушку отрезвляюще. Бросившись за ним как в омут, она была терпелива и довольна скитальческой жизнью, пока не забился под сердцем первенец. Он словно давал знак: готовьтесь, хватит плыть по неведомым местам, пора прибиваться к берегу.

— Бывают ли они, Леса? — осторожно спрашивала она, когда утром они выбирались из шалаша, наскоро построенного на одну ночь. — Не сказка ли это?

— Я был там, — говорил Андрей. — Я все помню. Есть. Есть! Надо только искать!

И они снова шли по безлюдным, нехоженым лесам и в устье каждого распадка, за каждым увалом им грезились Леса. Андрею чудилось, будто он даже место знает.

— Вот! Вот! — кричал он. — Мы пришли! Это Подлески! Подлески начинаются. А там, за ними, Леса. Мы увидим речку, на ней банька стоит. Натаскаем воды, затопим каменку, вымоемся, и тогда за нами придет Наставник. Он принесет одежду и введет нас в Леса…

Они ходили кругами, пересекали похожее место вдоль и поперек, приглядывались к земле, к деревьям, но не находили ни одного человеческого следа. И ночью, слушая, как бьется в материнской утробе первенец, Андрей трезвел. Уйти от людей было просто. Но, уйдя, он все равно оставался накрепко повязанным с ними. Можно было выбрать место и поселиться в тайге: благодатных уголков находилось много, и таких, что не хотелось покидать. Но он шел сам и вел жену с ребенком в чреве к людям! К людям, что живут по законам Гармонии. К тем людям, которые хранят Мир, Труд и Любовь.

Он трезвел, но никак не мог поверить, что на земле нет и быть не может сейчас места, где бы жизнь держалась на этих трех китах. А ночью, после тяжких раздумий, ему снились Леса. Они виделись всегда одинаково: светлый, березовый лес, заключенный в сияющий купол, речка с прозрачной водой, белая банька, чистая холщовая рубаха, пахнущая яблоками.

Как же мало надо человеку!

Ведь он же не искал молочной реки с кисельными берегами, сокровищ египетского фараона или просто дармового хлеба. Хотелось Мира, Труда и Любви. Дети? Но первенец уже был, уже бился под отцовской рукой.

Неужто изгнание человека из Райских кущ — это и есть лишение его той жизни, в которой можно жить самым малым? И только в малом есть Гармония?

Как же он, оказавшись тогда в Лесах, мог смеяться над нищетой, над ленью, над бестолковостью тех людей, когда они были счастливы?

Но есть ли в их счастливости человеческое счастье? Да, жить можно малым. Можно носить простую одежду, питаться грибами и ягодами, спать в шалаше. Именно так и жили Андрей и Любушка все время после Ухода. И в этом они были счастливы. Но едва лишь возникла третья жизнь, жизнь, еще не видавшая белого света, как сразу же сузилось счастье жить малым. Оно радовало и давало душевный покой только тогда, когда шел поиск Гармонии.

А что есть Гармония?

Равновеликость добра и зла? Рождения и смерти? Быта и бытия?

Да так ли это? Если так, то Гармонии никогда невозможно достичь человеку, ибо невозможно удержать этого равновесия. И будет великий самообман, потому что у этих весов нет центральной точки опоры, нет третьей величины, которая была бы постоянной.

И будет вечное противостояние добра и зла, света и тьмы. Вечная их борьба.

Значит, Гармония возникает, когда есть триединство: Мир, Труд и Любовь. Мир может быть добрым и злым; Труд во благо и во зло; и только Любовь неизменно любовь.

В этих ночных раздумьях Андрей приходил к убеждению, что Леса надо искать вовсе не в лесах, не в общине, которая ищет Гармонию в малом, а в самом себе. Он оставлял последнее слово на утро, помня, что оно мудренее вечера, однако перед самым утром снился чудный сон, и таинственная Сень Лесов вновь манила к себе чистой водой, белой банькой и холщовой рубахой, пахнущей яблоками.

Уже осенью, когда становилось холодно жить по шалашам, призрачная надежда прийти в Лес махнула ему рукой в последний раз. Они с Любушкой шли медленно вдоль таежной речушки, положившись на нее как на дорогу — куда выведет, и вдруг Андрей увидел журавлиный клин, который, смешавшись, резко потянул к земле.

— Галактион! — закричал Андрей! — Это он их посадил! Он живет там, чтоб птиц провожать! Галя позовет Зимородка, и Зимородок нас проводит в Леса!

Они заспешили к месту, куда опустились журавли, и скоро оказались на берегу большого болота. Среди мхов, среди вспученных мерзлотой торфов блестели замерзающие окна озер.

— Прости меня, Любушка, — сказал он там же. — Я не могу найти Лесов. Но я буду искать их, пока жив.

— И я с тобой, — сказала она. — Рожу тебе сына, и дальше пойдем.

Держась за речку как за нить, они шли еще много дней. Выпал и растаял снег, потом замерзла река и снова выпал снег — они все шли. Время для них давно остановилось. Неизвестно было, который час, какой день, месяц и число, но каждый шаг приближал их к часу, к мигу Рождения.

У Любушки начались схватки, когда уже были слышны лай собак, крик петухов и ржанье лошадей.

— Донеси! — просил он. — Уже близко, донеси!

Она несла, сколько могла, сколько было отпущено до часа, по которому можно было сверять Земное время.

Детский крик, огласивший зимние помертвевшие леса, и алая кровь, уроненная на снег, растопили его и пробудили жизнь.

… Вторую зиму Андрей, Любушка и Иван прожили в старообрядческой деревеньке, затерянной в глухой тайге.

Здесь было почти все, как в Лесах: пахали, сеяли рожь, жили крепкой общиной в Мире, Труде и Любви, заповеданных Богом, хорошо ели, в меру пили и пели гимны. Был здесь даже свой Наставник — рыжебородый девяностолетний старец без единого седого волоска.

Чтобы не быть дармоедом, Андрей ходил с кержаками на охоту, бил лося и соболя, ловил рыбу в озерах, когда начинался замор, рубил мелкослойную горную сосну, чтобы потом весной сплавить ее и продать в далеком городе. А молодая мать Любушка, сама обласканная кержачками, ласкалась к сыночку, к мужу и захлебывалась от счастья.

— Может быть, это и есть Леса? — шептала она ночью. — Ты приглядись, разве здесь нет Гармонии? Пусть будут морозы, пусть короткое лето и нет яблок, зато как чисто и покойно среди этих людей.

Кержаки приглядывались к ним, прислушивались, о чем и как Андрей говорит и думает, а когда чуть отпустил весенний паводок и зазимовавшие гости собрались в дорогу, Наставник предложил остаться в общине. Тогда Андрей рассказал ему о том, что ходит по свету и ищет Леса, где есть Гармония человека и природы, где круглый год тепло и зреют яблоки.

— Ты ищешь легкой жизни? — спросил Наставник. — Но ее не бывает.

— Я ищу место, где есть только Мир, Труд и Любовь, — сказал Андрей.

— Оставайся у нас. И все к тебе придет.

— Не могу, пойду искать дальше.

Наставник задумался и покачал головой.

— Я тогда догадываюсь, что ты ищешь… Только зря жену и сына намытаришь в дороге, не ходи. Мы вот уже двести лет ищем и найти не можем. По-нашему, не Лесами зовется то место, а Беловодьем. Не ходи, всю жизнь проищешь — когда жить?

Все-таки они собрались, надели котомки, посадили Ивана в берестяную зыбку, приспособленную на шее, как лоток коробейника, и, раскланявшись с кержаками, пошли своей дорогой. Наставник отправился проводить за околицу и, когда прощались с ним, услышали его последнее слово:

— Коли найдешь, коли увидишь Беловодье — кликни нас. Пошли весточку, вспомни о нас!

И снова они шли, пересекая речки и удерживаясь от соблазна двинуться вдоль них, чтобы выйти к жилью: Любушка вынашивала второго ребенка.

Они уже привыкли к бродячьей жизни, и то, что было когда-то неудобством и вызывало страх перед будущим, стало естественным, и каждый новый шалаш казался родным домом. А с утра начиналась дорога и вместе с ней обновленная неведомыми местами жизнь. И, укладываясь на ночлег, они уже мечтали, как пойдут завтра и весь день будет снова чудиться впереди запах яблок. Сын Иван будет сидеть в зыбке, лупать на мир глазенками, играть белыми камешками и сосновыми шишками. Вечером они искупают его в речке или родниковой воде, обрядят в чистую холщовую рубашку, посадят на траве и будут забавляться с ним, пока не придет ночь.

В середине лета они неожиданно набрели на теплый ключ. Андрей осмотрелся и начал узнавать места.

— Если мы пройдем немного в эту сторону, — сказал он, — будет поле.

Они прошли немного и в самом деле увидели поле, засеянное рожью.

— Дальше будет дорога, — предсказал Андрей. — Затем луга.

И правда, впереди оказалась зарастающая дорога, потом потянулись большие чистые луга, на которых, выстроившись птичьим косяком, мужики косили траву.

— Леса! Это Леса! — воскликнула Любушка. — Смотри, Ваня, мы наконец-то пришли! Папа привел нас в Леса!

— Я привел вас, — сказал Андрей. — Дальше идти некуда. Если есть на свете Леса — вот они…

Вдруг он увидел, как от опушки леса к ним идет женщина и, не разглядев еще лица, узнал ее. Холщовое полотно длинного подола пригибало траву, расплетенная коса была вровень с подолом…

— Кто это? Кто? — спрашивала Любушка, прижимая к себе сына. — Почему она так смотрит на нас?

— Здравствуй, Андрей, — тихо сказала Альбина Мамухина и поклонилась. — Не ждала я тебя… Не должен был ты прийти. Опять судьбу обманул. А день-то какой нынче — знаешь ли?

Тот день был Днем Ивана Купалы…