6

Машина выехала со стоянки, и феминистка Неволина сделала ему ручкой через боковое стекло. Колюжный ещё некоторое время стоял в лёгком оцепенении и чувствовал, как опускаются плечи и сама собой сутулится спина. Он злился больше на себя, что выглядел перед артисткой оправдывающимся подростком, и испытывал подростковое желание отомстить тем же самоуверенной звёздной особе. И одновременно оценивал её талант: какая-то столичная киношная артистка знала больше об экспедиции на Карагач, чем он! Получала оттуда свежую, живую информацию и сумела разыскать неуловимого Сорокина да ещё и назначить встречу!

С этими же оскорбляющими самолюбие мыслями он добрёл до своей машины, снял с сигнализации, но не сел, а ещё минуту стоял и бесцельно озирался по сторонам. Одухотворённый лекцией Стюарта, народ не расходился, собравшись кучками, что-то обсуждал, и особенно старался длиннобородый эксперт, сплотив вокруг себя десятка полтора восторженных домохозяек. Он тоже узнал Колюжного, раскинул объятья и пошёл навстречу, и тут неожиданно кто-то тронул сзади за плечо, послышался мужской голос:

— Вы не меня ищете?

Это был тот самый рыжий мужчина из зала. Смотрел как-то весело, располагающе и одновременно пытливо, видимо, намеревался познакомиться, чего Колюжный на улице никогда не делал из привычной для бизнеса осторожности. К тому же рыжие у него ещё с детства не вызывали доверия и окончательно достали в Англии, где встречались на каждом шагу. А этот ещё явно сводил веснушки и неудачно: на лице остались расплывчатые пигментные пятна, как у беременной женщины, особенно яркие при заходящем солнце. Эксперт решил, что обознался, и смущённо отступил, а Вячеслав сделал вид, будто не расслышал рыжего, и открыл машину. Тот не отставал, зашёл спереди и нагло облокотился ми дверцу, вызвав уже тихую ненависть.

— Неволина, как всегда, очаровательна! — с завистливым и вдохом оценил он. — Но лучше общаться с ней через кино-экран. По жизни — стерва редкостная, не правда ли? Судя но выражению вашего лица, успели оценить.

Как будто подслушивал и подглядывал за ними в салоне машины!

— Не клевещите на женщину, — назло ему буркнул Колюжный, всё ещё пытаясь уклониться от навязчивого незнакомца.

— Не спешите, Вячеслав Николаевич. У меня к вам поручение... Вы же хотели встретиться с господином Сорокиным? И не смогли отыскать. А хотите получить некоторые консультации относительно этого загадочного гражданина?

Его осведомлённость застала врасплох, и, видимо, на это рыжий и рассчитывал. Отвязаться от него и уехать просто так уже было невозможно.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи, — произнес Колюжный и сел в машину.

Рыжий привычным движением вынул красные корочки и раскрыл, ожидая реакции. Вячеслав успел разглядеть герб с орлом, красную надпись «Центр коммуникаций» и прочитать слово «помощник». Далее уже было не интересно: со всевозможными центрами и помощниками ему приходилось сталкиваться так часто, что от подобных удостоверений рябило в глазах. И почти все они просили денег на что-нибудь государственно важное, обещая льготы и покровительство. Кроме того, ненавязчиво требовали образцов готовой продукции его фирмы, однако Колюжный уже это проходил и знал, что всё закончится примитивным мошенничеством.

— Без нас вы не найдёте Сорокина, — заявил рыжий, убирая корочки. — Впрочем, как и Стюарта. И феминистская организация вам не поможет.

— Они мне не нужны, — Колюжный запустил двигатель. — Благодарю за участие.

Его наглая и циничная самоуверенность перехлёстывала через край.

— Но вы же не только расстёгивали замки и снимали корсет с Неволиной. Кстати, делали это профессионально, как специалист по «молниям». А ещё обсуждали будущую встречу!

Он явно намекал на технологию герметичных замков, по сути, украденную и вывезенную из Австралии!

— Тебе чего надо? — грубо спросил Вячеслав.

— Вы же ищете Сорокина по просьбе Станислава Ивановича? — неожиданно заявил тот. — Он поручил установить контакт и прояснить некоторые вопросы относительно пророчицы на Карагаче.

Помощник знал слишком много, чтобы быть просто мошенником, однако связываться с ним нельзя было из-за давно наработанного опыта: как только примешь чьи-либо услуги, в том числе и представителей государственных структур, так сразу же начнёшь играть по чужим правилам.

Тем временем этот рыжий интриган решил его додавить: их психология была одинаковой даже в разных частях света. Они любили говорить загадками и, соответственно, по-английски выстроенными фразами, что говорило о школе спецслужб.

— Человек, которого вы приняли с госпожой Неволиной за Сорокина, вовсе не Сорокин. И не Стюарт.

— Ну и что дальше?

Вероятно, рыжий понял, что должного эффекта своими знаниями не произвёл, поэтому ответил прямо:

— Мой шеф приглашает вас на беседу. Завтра, в тринадцать часов.

— К сожалению, принять приглашение не могу. — Вячеслав закрыл дверцу и выехал со стоянки.

Помощник госчиновника остался стоять со вскинутыми руками.

Конечно, для пользы дела уезжать вот так не стоило бы, но Колюжный чувствовал наплыв какого-то сурового внутреннего противления, зажжённого Неволиной.

До появления этого рыжего из ЦК он ещё как-то серьёзно не относился ни к самому Сорокину-Стюарту, ни ко всему, что вокруг этого происходит; даже просьбе Рассохина внял  скорее из любопытства, чем по долгу члена его команды. К тому же лектор несколько заморочил мозги прилипчивыми заявлениями по поводу накопления в организме знаков  смерти, вещества чишовела, и теперь реальность воспринимилась как-то отстранённо.

Пока он колесил по центру и стоял в пробках, тупо и безнадёжно пытался понять, при чём здесь явно государственная структура Центр коммуникаций и какой-то мелковатый и жуликоватый бизнесмен Сорокин? И откуда этому центру столько всего известно о нём самом, о Рассохине и его поручении? У них что, других дел нет, как следить и шпионить за частными лицами? Времени навалом, чтобы приглашать на беседы далёких от политики людей?

В самом деле, тут или мошенничество, развод, или глупость. Однако всё же позвонил Неволиной и убеждённо заявил обо всём, что услышал от рыжего. Рассчитывал поколебать её самоуверенность, но услышал в ответ некое воинственное щебетание.

— Не напрягайся, Вячеслав. Если не он, мы всё равно отыщем настоящего. Этот прохиндей от нас не уйдёт. Кстати, забыла тебе сказать. Полковник Галицын из твоей команды?

— Из моей, — осторожно признался Колюжный.

— Он очень даже помог нам, того не ведая. Отнял бизнес у Сорокина.

— То есть как это — отнял? — вслух изумился Вячеслав.

— У вас это называется «рейдерский захват». Надеюсь, у тебя есть рычаги влияния на этого полковника?

Пришлось скверно и подло врать женщине, дабы не унизиться окончательно.

— Разумеется, есть.

— Ты поможешь фонду высвободить несчастных женщин! — поручила кинозвезда. — Там около сорока человек в заточении. Живут на правах рабынь, в том числе и сексуальных. Пришлю номер счёта, переведёшь деньги на авиатранспортировку. С учётом аренды вертолёта, билетов на самолёт, расходов на питание и проживание, требуется сто тридцать тысяч долларов. Этим летом мы планируем операцию по ликвидации секты на Гнилой Прорве.

И отключила трубку.

Домой Колюжный приехал в сумерках и с решением не платить этому фонду ни копейки. Не хватало, чтобы ещё какая-то артисточка разводила его на деньги! И когда стал открывать дверь, обнаружил, что закрыто на один замок, как будто дома кто-то есть. А быть никого не могло, поскольку квартира у него была холостяцкая, ключей он никому не давал, и, кроме мамы, сюда никто не мог проникнуть. Отец так вообще не появлялся, поскольку уже третий год они, по сути, не общались друг с другом. Родители всё время жили за городом, и, по версии мамы — биолога, всю жизнь проработавшего в зоопарке, отселение взрослого сына было вынужденным отделением доминирующего самца, коим являлся отец, от возмужавшего, взматеревшего сына. Родители по своей охоте купили ему просторную клетку, да ещё коммунальные услуги оплачивали. На самом деле мама наивно полагала, что, оставшись один, без родительской опеки, он скорее женится, ибо считала, что в тридцать три года мужчина уже не может быть холостым. В результате Колюжный-младший оказался изгоем, а доминирующий родитель жил теперь, как лев в прайде, собрав в загородный дом двух маминых сестёр и трёх племянниц.

Он переступил порог пустой квартиры и сразу же узрел 6отинки сорок восьмого размера — эдакие сшитые на заказ лыжи.

— Батя?.. Ты где?

Отец был уверен, что карьеру сделал из-за своего двухметрового роста — всегда был слишком приметным: самого здорового везде ставили бригадиром. В Якутии он начинал работать мастером после института, через три года стал начальником прииска, и ещё через год — руководителем всей золотодобычи. Он даже в министерстве замом проходил всего пару лет, когда как тамошние чиновники лет по десять ждали нового назначения. Ещё на Вилюе он получил прозвище Бульдозер, и не потому, что был упрям и неотвратим, как американский катерпиллер; усевшись за рычаги, родитель влёгкую поднимал с земли бульдозерной лопатой спичечный коробок, а на экскаваторе мог разлить бутылку спирта в три стакана, поставив её в ковш, и при этом ни капли не пролить. Однако отец считал, что и пострадал по причине своего богатырского телосложения, когда в правительстве появился маленький, юркий премьер, которому приходилось задирать голову, глядя на подчинённого министра. Но зато его тут же заметили в Госдуме и предложили место депутата, где он и заседал до сего дня.

Своим прозвищем отец гордился, радовался, когда так называла жена и вся прочая родня, к которой он относился трепетно, терпеливо и всё прощал. И, напротив, не позволял вольностей сыну: Вячеслав всю жизнь конфликтовал с родителем, хотя смотрел на него восхищённо.

Сейчас Бульдозер сидел на кухне, пил чай и читал газету.

— Ты что опять замутил там? — спросил он, не отрываясь от занятий. — Что за экспедиция на Карагач?

После неудачи с высокотехнологичными проектами Вячеслав несколько лет пытался избавиться от отцовского контроля, однако до конца сделать этого не удавалось, поскольку у родителя была доля в его предприятии, оставленная как раз для того, чтобы всюду совать нос. Из-за своего депутатства сам он заниматься бизнесом не мог и только давал указания, советы и высказывал пожелания. С точки зрения Бульдозера, Вячеслав неправильно вёл дела, плохо зарабатывал и впустую тратил, поэтому отношения всегда были тлеющими и всегда готовыми превратиться в пожар.

Его напор сейчас не предвещал ничего хорошего.

— По староверским скитам поедем, — отмахнулся Колюжный. — В общем, турпоход, прогулка... Как жизнь, бать?

— Не ври! Что там Рассохин делает?

Судя по тону, отец что-то узнал об экспедиции только что и, скорее всего, откуда-то сверху. Почему-то сразу же вспомнился рыжий помощник, и оказалось, не зря. Колюжный-старший скомкал газету.

— Хоть бы посоветовался!.. Ты понял, куда влез? Куда тебя занесло? Это уже не промышленный шпионаж! Стас заманил? Книги искать?

С Рассохиным дружба у них расклеилась, как только отца назначили министром, а ведь в Якутии жили душа в душу, Вячеслав помнил совместные романтические вечера под гитару и тихо тосковал по прошлому.

И ещё он с детства знал правило в отношении допросов отца — никогда не оправдываться.

— Батя, ты зачем приехал? — миролюбиво спросил он. — Уму-разуму учить?

Однако про себя изумился: это куда же он влез, если всегда невозмутимого Бульдозера слегка потряхивает?

— Умный, что ли?! — прорычал тот. — Умнее всех? И никто тебе не авторитет? Ты сегодня получил приглашение в ЦК? На беседу?

— Получил. И что? Разве его не отменили?

— Этот ЦК не отменяют. Завтра поезжай. Чтоб как штык! Пусть там с тобой разговаривают.

— Что за организация?

— Центр коммуникаций. Очень серьёзная закрытая структура.

— И чем же она занимается?

— Сам путём не знаю. Вроде аналитикой, прогнозированием... Мы у них некоторые документы визировали. Подчиняется напрямую туда!

И указал пальцем в небо.

— Если только любопытства ради, — вслух поразмышлял Вячеслав.

— Я тебе дам «ради любопытства»! ЦК находится, где и был, — на Старой площади. Вот телефон помощника.

Встал и ушёл, попыхтев в передней, — надевал ботинки, не развязывая шнурков. И даже ни разу не укорил за его холостое существование, за беспорядок в квартире, за углы, заваленные походным снаряжением и оборудованием, будто ничего не заметил. Возможно, поэтому Вячеслав забыл вручить подарки, привезённые родителям и родственникам из Австралии.

Колюжный искренне заблуждался и недоумевал, что так всколыхнуло вокруг него прежде лениво-спокойное пространство? Из-за частых поездок по миру и занятости он не особенно-то вникал в детали предстоящей экспедиции, уяснив себе только заманчивую суть — уехать на природу, подальше от столицы, людей и всяческой обязательности, чтобы почувствовать себя вольно. Не обязательно даже искать некогда закопанные кержаками книги.

Утром он всё переосмыслил и опять остался в недоумении, с какой стати экспедицией и им самим заинтересовались закрытые кремлёвские структуры? Да так, что рычагом давления сделали отца, зная его неотвратимую силу убеждения.

Он сразу же хотел позвонить Рассохину, но вовремя спохватился, что их переговоры наверняка прослушивают, причём всей экспедиционной команды. А откуда бы узнали о поручении Станислава Ивановича, переданном через Бурматова? Всё это, конечно, тревожило, вызывало любопытство, но Колюжный всё равно бы не поехал, из привычного противления доминирующему самцу. Однако позвонила мама и попросила исполнить волю отца. Это было сигналом, поскольку родитель редко прибегал к столь весомому давлению — убедить сына через мать. Происходило нечто серьёзное, если Бульдозер через неё наезжал. И ещё попросила приехать на выходные, поскольку Вячеслав после возвращения из Австралии ещё не бывал в родительском доме, и заокеанские подарки родне успели запылиться в почётном углу квартиры. Он подозревал, что матушка заманивает таким образом, чтобы устроить очередные смотрины: в доме непременно окажется какая-нибудь неожиданная и прелестная гостья из гламурного круга.

Мама в зоопарке курировала племенную работу с животными.

К тринадцати часам Колюжный приехал по указанному адресу на Старую площадь, как-то ещё смутно веря в то, что происходит, однако в бюро пропусков его уже ждал рыжий помощник, который раскланялся, как со старым знакомым, но почему-то попросил паспорт, сунул его в свой карман и повёл на улицу.

— Встреча переносится в другое место. Генерал примет вас у себя дома.

Вячеслав опять заподозрил мошенничество, однако пожал плечами и впустил рыжего в свою машину По пути он сообщил, что беседы с ним жаждет один из замов ЦК, который конкретно занимается вопросами, связанными с экспедицией Рассохина. Вячеслав ещё не представлял, что его ждёт, и не переставал иронично дивиться оказанной чести. И не себе — Станиславу Ивановичу, прежде безвестному якутскому геологу, который сподобился заполучить пристальное внимание высших эшелонов власти.

Помощник привёз его на Рублёвку и остановил машину перед трёхметровым забором. Настоящий лейтенант службы охраны проверил документы и пропустил на ухоженную в английском стиле территорию, однако же с деревянным домом, напоминающим средневековый терем. Встречал их хозяин — человек возрастом за пятьдесят, по домашнему одетый в майку и шорты, однако представился генералом и как-то вскользь назвал украинскую фамилию — то ли Тягун, то ли Бегун. Голос показался знакомым, да и вид тоже, особенно борода и декадентская косичка, перетянутая резинкой. Если распустить, чем-то будет похож на вчерашнего лектора: то же грубоватое смуглое лицо, длинноватый гоголевский нос и очень тонкие губы. Правда, в зале вчера был полумрак, скрывающий детали. Совсем не генеральские атрибуты одновременно делали его похожим на какого-то очень знакомого киношного героя, но на кого именно, Вячеслав вспомнить не мог. Скорее всего, генерал он был отставной, фээсбешный, но, как говорят, там отставных не бывает, и все они продолжают служить в структурах типа такого ЦК. Он заметно хромал, опираясь на простую деревянную клюку, колено было перетянуто бинтом.

Колюжный с юности привык к высоким начальникам, бывавшим у них в доме и на даче, поэтому держался раскованно и независимо. И генерал, видимо, прекрасно об этом знал, поэтому авторитетом не давил, а усадил за летний столик под зонтом и попросил рыжего помощника принести сок и кофе.

— Видите, я не в форме, — сказал он. — Не транспортабельный. Пришлось пригласить вас сюда. Простите.

Сам остался стоять, опираясь на клюку.

— Понимаю, — обронил Вячеслав. — Футбол?

— Нет, ночная хоккейная лига.

Подмывало съязвить, и он не удержался:

— В хоккей играют настоящие мужчины.

— Я — голкипер, — с гордостью заявил подбитый генерал.

— Ну, это вообще супер!

— Чья идея — снарядить экспедицию на Карагач? — будто между прочим спросил он. — За книгами?

Вопрос был риторический, верно, чтоб завязать беседу. Однако Колюжный услышал в голосе интонации, сходные со вчерашними у лектора в клубе. Неужели с подиума вещал этот генерал? Если распустить косичку, взлохматить бороду и обрядить во френч, пожалуй, будет похож...

— Думаю, это вам известно, — отозвался он.

— То есть Рассохин?.. И он же готовил исходные материалы, снаряжение? А чем занимались Бурнашов и Галицын?

Помощник принёс поднос, с проворностью официанта расставил стаканы и чашки.

— Бурнашов и Галицын готовили экспедицию, — признался Колюжный. — Все вместе. Я только финансировал.

— То есть вы убеждены в её успешности? Ожидаете положительный результат?

— Несомненно.

— Откуда такая уверенность?

Как раз уверенности у Колюжного не было, впрочем, как и желания продолжать разговор в такой манере — беседа медленно превращалась в допрос.

— Предпринимательское чутьё, — со скрытой под вежливость дерзостью проговорил Колюжный. — Но не уверен, что ваша столь солидная организация занимается своим делом. При чём здесь коммуникации?

—- Ну, это уж позвольте нам решать, — обиделся генерал, однако следовательского напора не убавил. — Вы финансировали. А кто платит, тот заказывает музыку — согласны?

— В какой-то степени — да...

— То есть и рейдерский захват предприятия Сорокина инициировали вы? Это вы поручили бывшему полковнику милиции отнять бизнес у несчастного канадца?

— Мне его бизнес не нужен! — парировал Вячеслав. — И сбором дикорастущих даров природы не занимаюсь.

— Хотите сказать, Галицын сделал это по своей инициативе? Вступил в сговор с партнёршей Сорокина, некоей Евдокией Сысоевой... Подделал правоустанавливающие документы, отнял прибыльное дело... И всё в кратчайший срок и один? Способный полковник... Или скажете, что услышали о захвате впервые?

— Меня не было в стране, — опять соврал он, не желая выдавать Неволину, от которой и услышал о рейдерстве Галицына. — В Австралии был.

— И насколько мне известно, поездка была весьма удачной. Занимаетесь промышленным шпионажем?

Это было сказано с иронией, походя. В следующий момент генерал переключил его внимание — разложил несколько фотографий с одним и тем же портретом: златокудрая симпатичная девица в кожаном байкерском облачении верхом на мотоцикле и просто лежащая на траве со шлемом в руках. Особенно эффектна в профиль — притягательная, манящая красавица! Таких полно в глянцевых журналах, поэтому ощущение, что где-то видел. Но в анфас совсем незнакомое лицо кроткой, чуть раскосой кошечки, которую хочется погладить.

— Не имею представления, — скучно отозвался он. — Очень милая женщина.

— И вы никогда не встречались?

— С этой барышней — никогда.

— Евдокия Сысоева. Вы могли видеть её в квартире Рассохина.

Вячеслав попытался вспомнить, когда был дома у Станислава Ивановича, и выходило — очень давно, когда он овдовел, схоронив жену. И ещё раз — мимоходом в день рождения — вручал подарки.

— К сожалению, не встречались, — он ещё раз перетасовал фото. — Но такой образ мне нравится. Экстремалка?

— Эта экстремалка вместе с вашим приятелем Галицыным занялась разбоем на Карагаче.

— Галицына знаю, её — нет.

Ночной хоккеист не поверил, однако пошёл на добивание:

— Какой же вклад внесла Елизавета Максимовна Семёнова в дело вашей экспедиции?

Вячеслав и такое имя слышал впервые, потому воспринял вопрос как провокацию.

— Простите, кто это?

— Глянцевая журналистка из Петербурга.

— Мне об этом тоже ничего не известно, — признался он.

— Я так и подумал... Хорошо! А профессор Дворецкий каким образом оказался в вашей компании?

Пыл сопротивления у Колюжного пригас.

— Не знаю такого профессора...

— Понятно, ничего-то вы не знаете, — самоуверенно вздохнул генерал и потеребил косичку. — Ну, а самого Рассохина хорошо знаете? Доверяете ему?

— Безусловно!

— Не было такого впечатления, будто он что-то скрывает от вас?

— Разумеется, нет. Я его с детства знаю!

— И он рассказал вам об истинной цели экспедиции?

Колюжный добродушно поиграл снимками красавицы-байкерши, однако сказал язвительно:

— Извините... Меня пригласили на беседу, но это уже допрос. Позвольте откланяться.

— Вячеслав Николаевич! — вдруг прикрикнул генерал. — Присядьте и выслушайте! Это же в ваших интересах. Я уверен, Рассохин не говорил вам о Книге Ветхих Царей. Что? Так? Вы даже не слышали о Стовесте! Он скрыл от вас самое главное, для чего затеял экспедицию. А вы её финансировали! Ну, скажите мне: «Я знаю, что такое Мономахова ересь»!

— Знаю, что такое, — подтвердил Колюжный. — Читал в книжке Стюарта. В фантастической. Но причём здесь Рассохин?

— Стовест — это не фантастика. Он существует. Но ваш компаньон Рассохин это скрыл. Получил от вас деньги на экспедицию и не посчитал нужным посвятить в свои замыслы.

Вячеслав ничего вразумительного ответить не мог, поскольку и в самом деле ничего подобного из уст Рассохина не слышал, а врать в отношении дяди Славы, старшего друга детства, не позволяло материнское воспитание. Но и молчать было нельзя.

— Экспедиция — это частное дело, — заявил он без прежнего энтузиазма. — У нас есть обязательства только перед Министерством культуры, где мы получили разрешение.

— Это государственное дело! — перебил хозяин терема. — А разрешение министерства отозвано. Мы давно занимаемся поисками Стовеста. И с Сорокиным работаем! А вы без всяких консультаций впутались. Всё уже превратили в частную ливочку! Советую запомнить: Книга Ветхих Царей принадлежит царям! То есть власти. И это аксиома. В общем, мой вам совет: не лезьте в это дело и не суйтесь на Карагач. Не нужно искать Стюарта.

— Кажется, уже нашёл, — усмехнулся Вячеслав. — Это мы вчера были на клубном собрании «Кедры Рода» в качестве докладчика?

— Да, это был я, — просто признался генерал и выжидательно примолк.

— Оценил искусство перевоплощения!

— Моя профессия, — скромно отозвался он. — На Карагаче проводится спецоперация. Вы влезли в область государственных интересов. А это наказуемо.

— Стюарт тоже представляет государственные интересы?

Хромой голкипер сделал круг по газону и взмолился:

— Ну зачем это вам, Вячеслав Николаевич? Меньше знаешь — крепче спишь. Занимайтесь своим бизнесом. Воруйте технологии! Производите скафандры. Не суйтесь на Карагач!

Колюжный незаметно выбрал одну фотографию, где Евдокия напоминала ласковую кошку, сунул себе в карман, остальные положил на стол.

— Сорокин создал на Карагаче ортодоксальную секту! — словами Неволиной заявил он. — По американскому типу. И женщин-адептов превращает в рабынь!

— Кто же вам такое сказал? — надменно усмехнулся генерал. — Женщины на Карагаче есть, но состоят не в секте, а в общине. Вполне благополучной и не противоречащей законам. Вы, что, эту артисточку наслушались? Неволину? Настоящий Сорокин сейчас находится под нашим строгим контролем и наблюдением. Больше вам ничего знать не следует. Предупреждаю из уважения к вашему отцу. Власов! Проводите господина Колюжного.

— Не могу ничего обещать. — Колюжный задвинул плетёный стул под такой же стол. — Извините.

— Что значит — не могу?! — возмутился генерал и сорвал завязку с косички.

— У меня товарищи на Карагаче. А я тут с вами... Надеюсь, свободы передвижения меня ещё не лишили? Так я и воспользуюсь своим конституционным правом. Беседа была весьма приятная. Благодарю!

Волосы генерала рассыпались на прямой пробор, прикрыли лицо, и Вячеслав внутренне содрогнулся: этот зловещий образ был точно знаком! Но никак не вспомнить откуда, полное ощущение — из детских сновидений.

Рыжий вывел его за калитку, услужливо открыл дверцу машины.

— Напрасно вы так, — пожурил он. — Генерал оказал вам честь, предупредил... На Карагач вылетела группа наших сотрудников. В самом деле — лучше не соваться. Зачем дискредитировать своего отца? Благодаря ему вам и так многое прощается.

И лучше бы не говорил этих напутственных слов, ибо степень унижения была на пределе, и, благопристойно воспитанный матерью, отшлифованный до утончённого блеска лицемерия в Англии, Колюжный уже чувствовал в себе варварскую бульдозерную неотвратимость отца. Подозвал жестом поближе, склонился к уху и послал... Помощник отпрянул, и его выпуклые глаза покрылись рыжеватым налётом.

По пути с Рублёвки позвонила Неволина, назвав место и время встречи с Сорокиным-Стюартом. Мерцающая на небесах звезда почему-то за прошедшую ночь уверилась, что вчера слушала настоящего автора «Кедров Рода». Вячеслав по телефону и переубеждать не стал, пообещал быть точно в срок.

По её предположениям, тайное лежбище канадца находилось в Красногорске, в рядовой пятиэтажке возле какой-то промзоны. А это было по пути к родителям, точнее к матери, поскольку встречаться с отцом особого желания не было, особенно после визита к генералу. Заезжать за подарками домой уже не было времени, поэтому он отправился с пустыми руками, заведомо зная, что сам будет для неё подарком.

Вероятно, Бульдозер уже объяснил ей, как бесшабашно ведёт себя отпрыск, поэтому мать встретила его настороженно и с неким тревожным предчувствием. Вячеслав соблюл весь обряд посещения родительского дома, правда, по укороченной программе, но с чаепитием и осмотром маминой живности. Она и на пенсии не могла расстаться со зверьками, поэтому завела обезьянник — супружескую пару гриветок. Это был явный намёк на ожидание внуков, поскольку она тварей этих не спускала с рук, пока самец её не укусил. Она обещала немедленно избавиться от приматов, как только в её доме зазвучит крик человеческого младенца.

— Ты почему так долго торчал в Австралии? — спросила мама, приглашая к доверительному разговору. — Боюсь, ты однажды привезёшь мне какую-нибудь экзотическую невестку.

Ему нравилось подразнить её нескрываемое и строго ориентированное любопытство.

— Не исключено! — заявил Вячеслав. — Я весь в тебя. Ты тоже не курочек завела и не кроликов. Заморских мартышек.

— Только попробуй!

— Ничего, выдрессируешь. Если что, посадим в клетку.

— Опять куда-то собираешься? — подозрительно спросила мать, когда он уже нацелился ехать.

Вячеслав редко посвящал её в ближайшие планы, обычно ставил перед фактом, но тут признался, что рассчитывает сгонять в Сибирь на пару недель, на речку вовсе не горную — почти равнинную, с тихими заводями и кувшинками. И для пущей убедительности, спонтанно, дабы избавить от лишних переживаний, показал только что украденную фотографию.

— Тебе нравится такая обезьянка? Евдокия живёт на этой речке.

Мать глянула и ещё больше насторожилась.

— Славик, это же человекообразная тигрица. Да ещё с таким именем! Посмотри — мимика скрытой агрессии! Обрати внимание на вздутые ноздри при внешне спокойном лице. А глаза! И кожаный костюм, жёсткое волевое начало, желание доминировать и подавлять окружающих.

— Она — байкерша, мам! — засмеялся Вячеслав, хотя от слов матери стало как-то несмешно.

— Будь осторожен, — с тревогой предупредила она. - Держи её всегда впереди себя, не оставляй за спиной.

— Приведу на коротком поводке, — пообещал он.

Мама долгое время занималась первичной дрессировкой диких животных и отношение к ним переносила на всех незнакомых людей.

На встречу с Неволиной Колюжный приехал чуть раньше, но из машины не выходил, сидел рассматривал фото Евдокии Сысоевой, а на слуху были предупреждения матери. Тигрицу он не увидел — узрел что-то опасное и очень знакомое в образе экстремалки, однако неуловимое, как заспанный сон, как некое послевкусие. И сколько бы ни напрягал воображение, узреть хищницу не мог, тем паче в сочетании С таким редким патриархальным именем — Евдокия. Уворованная фотография была крупного плана, в анфас, и, несмотря на брутальный кожаный наряд, огромные, чуть раскосые глаза источали мирный, уютный покой. Где тут мама узрела скрытую агрессию? Нос тонкий, изящный, правильно очерченный и вовсе не раздутый...

Он закрепил снимок у лобового стекла, налёг на руль и, уставившись на байкершу, не заметил, как во двор въехал знакомый «Лексус» звезды. Оторвал от гипнотического тренинга внезапный звонок Неволиной.

— Я на месте. Ты где?

— Да я тоже на месте! — спохватился он. — Возле детской площадки. Иди ко мне!

Актриса по-шпионски выскользнула на улицу, изображая барышню на прогулке, и так же незаметно забралась в машину. Пышная грудь была снова расплющена корсетом, бледное от грима лицо создавало впечатление болезненности.

— Деньги на счёт перевёл? — вместо приветствия спросила она деловитым тоном рэкетирши.

Вчерашнее желание отомстить за унижение и «развод на бабки» вскипело почти мгновенно.

— Добрый день, — вежливо ответил Вячеслав. — Ты прекрасно выглядишь, дорогая. Повторить вопрос она не решилась или посчитала его слова утвердительным ответом, поэтому сразу начала инструктаж.

— Ты — мой телохранитель. Только сделай тупое равнодушное лицо.

Вячеслав сделал, но ей не понравилось. Она сама сняла с него галстук и насадила на его безымянный палец крупную золотую печатку.

— Ты и так похож на отморозка, — оценила и по-режиссёрски задала она вводную для воображаемой игры. — Бывший бандит, даже киллер. На тебе трупы висят...

И вдруг слегка даже отпрянула, потом отодвинулась, словно пытаясь взглянуть на Колюжного с большего расстояния.

— Это у тебя... откуда? — и указала на фото у лобового стекла.

— Нравится? — ухмыльнулся он. — И зовут здорово — Евдокия.

— Матёрая! У неё кличка — Матёрая!

— Что же в ней матёрого? Милая экстремалка, такой тип женщин мне очень нравится.

— Это же идейная вдохновительница сорокинской секты!

Вячеслав вспомнил оценку матери, но не удержался от соблазна подразнить самолюбие звезды.

— Я бы к такой в секту пошёл...

Неволина хотела обидеться сразу и навсегда или хотя бы уличить в невоспитанности, но вспомнила, что их связывает общее дело.

— Ненавижу пошлый юмор, — заявила она. — И в будущем не потерплю!

То есть кинодива ожидала долгих и тесных отношений, полагая, что Вячеслав теперь уже просто так не вырвется из поля её влияния.

— Я — отморозок, вошёл в роль.

— Свою задачу понял? Говорить буду я, ты только слушай и отслеживай реакцию. Потом расскажешь.

— Ствол дашь? — спросил Колюжный. — Для убедительности.

— Ствол? Обойдёшься!

— Боишься его?

Она не ожидала грубоватого и откровенного тона, однако призналась честно.

— Конечно, боюсь. Я — женщина.

— Маскарад снимай. Давай корсет расстегну, мне понравилось. И убери это всё с лица.

Неволина взглянула точно так же, как в роли жены старого князя, когда тот застукал её со своим сыном.

— Зачем? Без грима он узнает!

— Не узнает, стирай краску.

— Почему? — обиделась актриса. — Откуда такая уверенность? Я — медийное лицо!

Все киношные звёзды представлялись небесными, хрустальными, но на самом деле более напоминали ледяные скульптуры и существовали, пока градус зрительского вкуса был ниже нуля. Стоило ему чуть повыситься, как от блистающих особ оставалось мокрое место. И сами они прекрасно понимали это, потому пытались украсить собой холодные дворцы олигархов, строили снежные замки фондов и движений, спасая детей, птиц, моря, воздух, космическое пространство и прочую природу. Или в прямом смысле надевали коньки и выходили на лёд с настоящими звёздами спорта — только бы светиться на экране!

— Сорокин кина не смотрит, — мимоходом объяснил Колюжный. — У таких даже телевизора нет. Ты для него — никто и звать никак. Умывайся!

Жёсткий напор действовал на неё отрезвляюще, и он угадывал в ней желание повиноваться мужской решительности и силе.

— Если так считаешь, — внезапно согласилась звезда и принялась торопливо удалять грим. — Я изменила внешность, чтоб Сорокин пошёл на контакт. Ты считаешь, он лучше среагирует, если узнает меня? У тебя есть план?

Она разговаривала репликами, написанными под копирку на фабрике грёз. Вячеслав ответил на понятном ей языке:

— Есть. Ну, ты в порядке? У нас всё получится.

Фотография Евдокии Сысоевой её всё же смущала, но вместе с гримом она стёрла и властность в голосе.

— Откуда фото? Только не говори, что знаком.

— К сожалению, не имел чести.

— Рассохин прислал?

— Не гадай — напрасно. Снимай камуфляж!

На сей раз она сама выпуталась из корсета, целомудренно отвернувшись.

— Я уже готова, пойдём, — заглянула ещё раз в зеркало.

— Не пойдем, а поедем.

— Куда?!

— В «Пушкин». Только не в город, а в кабак.

— Ты что придумал? Выкладывай!

— В этой норе нет Сорокина, — заявил Колюжный. — А находится он под строгим контролем спецслужб. И допуск к нему исключён.

— А кто же по этому адресу? — возмутилась и сверкнула очами звезда. — Я тоже получила информацию из надёжных источников!

— Сидит какой-нибудь подставной прохиндей. И будет нам часа два мозги парить... Тебе это надо? Мы едем в «Пушкин».

— Зачем?

— Завтра утром улетаю, — признался он. — Давай гульнём отвальную? Переночевать можно у меня. Я одинокий волк, квартира пустая.

Неволина вытаращила свои невинные и блудливые глазки точно так же, как перед старым мужем-князем, когда тот застал её обнажённой в объятиях княжича. И Колюжный успел прочитать в них страстное желание, чтоб её сейчас повезли в кабак, а потом уже всё равно куда.

Прочитал и откровенно ужаснулся: а что делать, если она согласится?!

— По пути заскочим в магазин, — добавил он совсем уж похамски и с мерзостным чувством. — У меня контрацептивы закончились. На любой кассе продают... Или можно без них? Тебе как нравится?

Последняя фраза всё-таки привела её в чувство, она вспомнила о фонде и выскочила из машины, громко хлопнув дверцей.

— Получилось! — с голливудским торжеством заключил он и облегчённо перевёл дух.