Он стоял на пороге квартиры и внимательно смотрел Ласкезу за плечо – в темноту коридора. Его дыхание совсем не сбилось, но, судя по неровному румянцу, на этаж он все же поднимался бегом. И старался сделать это побыстрее.

– Мне нужно видеть…

– Самана, – тихо перебил Ласкез. – Его нет.

Глаза блеснули. Губы изогнулись в нервной улыбке.

– Ты в курсе… а меня ты узнаёшь?

Та же прическа – только волосы потемнели и приобрели естественный здоровый вид. Та же бледность и прямая спина, но совсем иной облик, – из-за другой одежды. Сидящей так идеально, будто он никогда ее не снимал. Словно вторая кожа.

Черная форма. С красными отворотами, красной повязкой на плече, красными нашивками. Фуражка с кокардой – округлый знак в окружении восьми стрел. Сотня.

Ласкез не видел, но понял: за то время, что этот человек приближался к многоэтажной «клетке», она словно вымерла. Жильцы, которые гуляли, покинули двор, поскорее увели детей и животных. Те, кто был дома, заперлись на все замки. Вряд ли они решились даже прильнуть к глазкам. Человек принес с собой страх. Хотя раньше никогда его не вселял. А ведь они зачем-то собирались его спасать…

– Да, ло Паолино. Я вас узнал. У меня достаточно хорошая память, чтобы помнить своего управителя.

– Славно.

Он явно собрался перешагнуть порог. Ласкез оперся ладонями о дверной косяк и подался вперед, не давая этого сделать.

– Зачем вы здесь?

Их взгляды встретились. Паолино замер как вкопанный. Лицо оставалось непроницаемым, но румянец стал стремительно сходить с щек.

– Что-нибудь не так, Ласкез?

Все было не так с самого утра. Роним ушел без предупреждения, небо было серым, то и дело начиналась гроза, а еще Ласкез чувствовал тревогу. Его беспокоила тишина по соседству, в квартире Мирины Ир, а также регулярно движущиеся в сторону залива самолеты и корабли. Черные самолеты и корабли с алыми парусами.

– Может быть… – с усилием начал он, – то, что на вас надето?

– Я просто…

Ласкез не мог чувствовать запаха лжи. Но что-то подсказало: сейчас будет именно ложь. Он не собирался её слушать.

– Вы не украли эту форму, чтобы сбежать. И это не парик. Вы снова один из них.

– Снова… – глухо повторил управитель. – И это ты знаешь.

– Это… – вырвалось у Ласкеза, – может, вы сами убили наших на острове?

– Убили? – Паолино прищурился. Его кулаки сжались, он снова шагнул вперед. – Ласкез, пропусти меня в квартиру. Я не могу говорить с тобой на…

– Нет!

После встречи с Джером Роним не потребовал свое оружие назад. Это уже не радовало и не вселяло никакой гордости, а только пугало. Но сейчас пистолет пригодился. Щелчок – и дуло уперлось в острый, гладко выбритый подбородок.

– Если вы… – Ласкез тяжело сглотнул, – пришли арестовать Ронима по вашим непонятным делам, то он не преступник. А если явились, чтобы и его заставить вам помогать… – он облизнул губы, – то нет. Он стал другим, у него другая жизнь, другое имя, другое все. Поняли?

Паолино слушал. Он стоял, не пытаясь отодвинуться от дула, послушно приподняв голову и поджав губы. Его взгляд был довольно красноречивым. Ласкез поспешил, приняв это за злобу или страх.

– Другое имя. Другая жизнь. Другое все.

Он готов был поклясться: управитель просто пропал в тень, которую сам же отбрасывал. На короткий, ничтожный миг, которого оказалось достаточно, чтобы подступить вплотную. Спустя еще мгновение Ласкез понял, что падает.

– Как думаешь, мой мальчик, а кто дал ему это «другое»?

Падая, он приложился коленями о каменный пол лестничной площадки и стесал правую ладонь. От удара под дых – несильного, но резкого – перед глазами разбежались ярко-красные искры. Но, едва справившись с приступом кашля, Ласкез поднял голову. Управитель, стоя над ним, в задумчивости рассматривал пистолет, который держал теперь в руках.

– Его. Да еще служебный. Он настолько доверяет тебе?

Ласкез вглядывался в бледные пальцы. В приюте они казались ему слишком тонкими, почти женственными. Да еще и это жемчужное кольцо, которого теперь нет… Он почувствовал тошноту. Ему стало страшно.

– Да, – как можно тверже произнес Ласкез. – Он. Мне. Доверяет. – Помедлив и сглотнув, он прибавил: – Вам тоже. Он хотел спасти вас. Точнее…

– Вы хотели, – тихо поправил Паолино. – Вы все хотели. Да. Знаю. Глупость. Я всегда спасал себя сам.

Ласкез по-прежнему не мог подняться. Он оторвал от пола пораненную руку, тупо уставился на кровь, выступающую мелкими каплями.

– Моя сестра видела о вас сны, – тихо сказал он. – Плохие сны. И вы нарисовали на карте маршрут своей кровью. Корабль шел по нему. Зачем?

Управитель подал ему руку. Ласкез остался сидеть. Тогда Паолино тяжело вздохнул и опустился на корточки напротив. Медленно положил пистолет на пол.

– Первое: я пришел… – он сильно понизил голос, – как же давно так не говорили в Син-Ан… с миром. Второе: в Галат-Дор Странник должен был привезти вас, не чтобы вы спасали меня, а чтобы спрятались. И третье: мне… мне нужно просто поговорить с Саманом. О месте, куда я еду. Опасном месте, о котором он может что-то…

– Он ничего не знает, – резко прервал Ласкез. – Об Аканаре. Ведь вы едете в Аканар?

На лице Паолино отразилось удивление. Но он кивнул, не раздумывая.

– Да. Я еду в Аканар.

– Моя соседка говорила…

Управитель прищурился.

– Мина Ирсон?

– Мирина Ир.

Паолино криво улыбнулся:

– Неважно. Так или иначе… Поэтесса.

Ласкез покачал головой и огляделся. У него мелькнула дикая мысль шепнуть: «Она за них», но он понимал, что это будет неправильно. Хотя бы потому, что он не знал, кто такие они. Паолино наблюдал за ним. Теперь в выражении лица было явно что-то лукавое, испытующее и… мягкое.

– Так ты впустишь? У меня мало времени. Если я не дождусь, то просто уйду, но…

– Вы все расскажете?

Они одновременно потянулись к пистолету. Одновременно отдернули руки. Ласкез не опустил глаз. Паолино грустно улыбнулся:

– Уверен, что ты этого хочешь? Тебе не все понравится.

Ласкез кивнул и первым поднялся на ноги.

– Что ты вообще обо мне узнал? От всех, с кем обсуждал меня за время моего… ареста?

Они расположились за столом так, как обычно Ласкез сидел с Ронимом, – лицом к лицу. Ласкез поймал себя на том, что ему не хватает запаха сигаретного дыма: Паолино, откинувшийся на спинку стула, не курил, отказался даже от воды. Может, от этого тревога, вместо того чтобы хоть немного пройти, усиливалась.

– Вы то-син, – со вздохом начал Ласкез. – Член Алой Сотни. Значит, участник событий, которые произошли в Аканаре пятнадцать юнтанов назад.

У управителя тревожно блеснули глаза, он подался вперед.

– Да. Ты прав. Я начинаю не с того. Что ты знаешь о событиях в Аканаре? Саман что-то тебе…

– Не он. Та женщина. И она рассказывала об этом в общих чертах. – Ласкез вспомнил и, подумав немного, начал: – Съезд тобинов. Нападение. Люди с Веспы хотели открыть регион. И… вроде бы их убили. Но не всех. Среди них были…

– Страж и Поэтесса, – грустно произнес Паолино. – Стража отпустил я. Поэтессу – другой человек.

Ласкез сцепил руки на столе и уставился на свои пальцы. Он не знал, какие вопросы задавать и даст ли это хоть что-то. Он спросил то, что казалось самым важным.

– Они хотели убивать в городе? Роним… тоже?

– Многие так думали. Там были солдаты. Когда мы напали, начался бой, но… – он помедлил. – Подумай сам. Прийти в дом, перебить половину обитателей и после этого требовать от хозяина милости? План явно был сложнее. Поэтому я здесь. Я не особенно надеюсь, что Саман что-то знает, иначе его давно допрашивали бы другие…

– Грэгор Жераль?

Управитель вскинулся. Вряд ли он мог не уловить, каким тоном было произнесено это имя. Настороженно вглядываясь Ласкезу в лицо, он кивнул:

– Он один из тех, кто ведет эту операцию. От кого зависит, сколько людей расплатится неизвестно за что. Мы должны…

– Роним ненавидит вас, – произнес Ласкез. Но, вспомнив, что именно сказал детектив, поправился. – Таких, как вы.

– Как и многие, – управитель грустно улыбнулся. – Как и мой родной брат. Он был одним из лидеров в заговоре.

– Он тоже из Пятого…

Паолино покачал головой.

– Мы из столицы. Никто из нас никогда не соприкасался с политикой. Но иногда, чтобы ввязаться в войну, необязательно иметь убеждения, которые хочешь отстаивать. Достаточно влюбиться. – Управитель облизнул губы и попросил: – Налей мне воды.

Получив чашку, он сделал маленький глоток, слегка сжал ее между ладонями и продолжил:

– Конор полюбил веспианскую девушку по имени Чара.

– Деллависсо, – тихо выговорил Ласкез.

«– А если я утащу за нами его?

– И кто тогда оскорбит память Чары?»

Пальцы снова сцепились в замок, костяшки свело. Ласкез заставил себя промолчать. Паолино кивнул и продолжил:

– Она была дочерью изобретателя. Самого талантливого, одного из немногих, кого алопогонные держали при себе, потому что он действительно был гениален. Он водил почтовый поезд. И он…

– Веспианцы не знают, что такое поезда, – тихо сказал Ласкез. – Я думал, за связь в регионе отвечают алопогонные.

Управитель покачал головой.

– Поезда, самолеты, огнестрельное оружие – это отняли у них после Резни несколько сотен юнтанов назад. Это было легко: Веспа не менялась так разительно, как Протейя и Перешеек. Там жило много барсуков, поэтому почти не строились автодороги, там росли леса, которые особенно трудно было рубить. Там было много холмов, оврагов, пещер. Когда мир несся вперед, Веспа отставала и напоминала о его добрых традициях. О временах, когда люди, только-только приплывшие из теплого Малого мира, мерзли, учились выделывать шкуры, собирали незнакомые травы. Возводили первые каменные укрепления и сгоняли в стада скот, который удавалось поймать и приручить. После Резни только традиции ей и оставили. Впрочем, все это ты знаешь. Как и то, что без газет, книг, новостей там одичали. Но в каждом городе Веспы есть Стенные районы – с техникой, связью, привычными нам предметами. Там живут алопогонные. Туда забирают семьи Зодчих, когда проявляется их дар. У Чепмэна Деллависсо… – Ласкез вздрогнул, но снова заставил себя промолчать, – дар проявился рано. Он починил часы отца, заменив там часть деталей, – и часы ожили. Затем вырезал из дерева игрушку – и она стала ходить. Тебе известно, это редкость, у большинства Зодчих оживают лишь какие-то одни вещи. Он мог оживить всё, что создавал своими руками. Больше всего он полюбил поезда и…

– Корабли, – закончил за него Ласкез. – Одним из его кораблей был Странник.

– Единственным, насколько мне известно, – отозвался Паолино. – Все прочие он «отвязал», они служат разным людям. Расстаться со Странником он не смог.

– А зеленая подвеска?

Он вспомнил, что тревожило его каждый день. Одну и ту же возникающую перед глазами картину – белый потолок, стены цвета моря, качающиеся на ниточках игрушечные такары. Женщину, лица которой он не мог разглядеть.

– Как она связана с кораблем? С вами? И… с моей сестрой?

Управитель вздохнул. Затем отпил еще немного воды, отставил стакан и посмотрел на часы. Ласкез понял: Паолино жалеет о том, что у него еще есть время. И очень хотел бы уйти. Наверное, он мог бы солгать, что ему нужно спешить, но все же покорно кивнул. Скорее всего, сам себе.

– Я расскажу историю. А ты, я думаю, сделаешь выводы сам. Вы с Ронимом прочли достаточно плохих детективов. Так будет проще.

Говорят, по-настоящему он любил немногое. Свои живые вещи и свою дочь. Люди – видя, как заботливо он проверяет механизмы Великана или вытирает чумазое личико Чары, – считали его славным, открытым малым. Более наблюдательные замечали другое. Блеск суровых глаз, твердую поступь, небывалую силу. Деллависсо поднимал разом два здоровых мешка с углем и закидывал в вагон огромные бревна. Эта сила использовалась только по делу, поэтому никого не пугала.

Все было объяснимо: слабый человек не выдержал бы на такой работе. Дальние рейсы, постоянная опасность налететь на дорожных ассинтаров. Вечная необходимость помнить: для столицы Син-Ан Чепмэн и его дочка – не гости, а невидимая обслуга. Привезти груз, забрать, отбить его в случае чего у нехороших людей. И держать язык за зубами – пусть только кто-то в родном городе узнает, что славный Деллависсо и есть хозяин страшного Зверя, гуляющего по железным тропам.

Чепмэн был неразговорчив. Он знал цену каждому слову, жесту, взгляду. Когда после случившегося опрашивали персонал Центрального вокзала Галат-Дора, оказалось, что ни с другими машинистами, ни с грузчиками, ни с радистами, ни с работниками почтовой службы он не перемолвился и парой десятков слов. За более чем дюжину юнтанов. Никто не смог рассказать алопогонным о личности человека, мелькавшего на вокзале чуть ли не каждый день. Никто не смог объяснить, когда это началось.

Он был одним из шести, составивших ядро заговора. У каждого в шестерке были свои задачи и секреты. И все были небывало предусмотрительны. Если бы алопогонным попался кто-то один, он был бы всего лишь жалким винтиком. По одному такому винтику не понять, как работает невидимая машина. Тем более – не выяснить, как ее разрушить.

Итак, были Чепмэн и Чара. Гордые упрямые Зодчие. Гениальный отец и умелая дочь. Именно она, а не он, как ошибочно считали многие, создала двойника Великана, почтового поезда отца. Он должен был сбить всех с толку на промежуточных станциях, пройти границу и вырваться из Пятого региона. Дальше их ждала одноколейка в Аканар. Чепмэн вел поезд, но не все знали, что на самом деле команды отдавала дочь. И она продолжила это делать, даже когда отца убили. Кстати… иные говорят, его убили свои. Те, кто в какой-то момент усомнился и захотел повернуть назад.

Была Мина Ирсон. Поэтесса Большого мира, влюбленная в человека с той стороны. Она знала, как обмануть Стену. Все документы, недостающие детали, срочная информация – это не попадало бы в нужные места в нужный срок, если бы не она. Даже не владея большей частью плана, Мина тоже стала винтиком. Ценным. Этот винтик вылетел самым первым и вернулся поврежденным, но механизм уже работал.

Был Саман Димитриен. Потомственный серопогонный, которого манил Большой мир. Саман обладал тусклой внешностью, но в нем было что-то, располагающее окружающих. Наверное, в нем видели свет, сродни свету Зуллура. Он легко дослужился до Вышестоящего, быстрее многих, и ему доверяли даже алопогонные. Он без труда увлек идеей возвращения Веспе свободы многих солдат: как юных идеалистов, так и старых служак из друзей отца. Солдаты должны были защищать поезд в пути.

– Эти другие… – Ласкез подал голос, когда Паолино остановился, – ваш брат, верно? И…

– Имена. Страж, Поэтесса… Кто их придумал? И придумал ли?

Все встало на свои места. И странные слова Мины Ирсон о «тяжёлой болезни». И то, что она вообще так много говорила именно об «Идущих домой».

– Невероятно, – прохрипел Ласкез. – Но почему тогда он не пойман? Он может что-то рассказать. Я точно знаю, он где-то в Большом мире и…

– Более того, – усмехнулся управитель, – он едет в Аканар, в этом никто не сомневается. Его легко отследить и арестовать, ведь он не скрывается и вчера с помпой устраивал литературный вечер в Галат-Доре. Вот только… в таком случае мы упустим их во второй раз. И точно не остановим. Знаешь… – Паолино сдвинул стакан, – ни один алопогонный еще не допрашивал этого человека. Ни один его не видел. И даже теперь, когда его личность раскрыта, нам запрещено к нему приближаться. Даже забавно, сколько проблем целому миру может доставить посредственный писатель, одержимый одной идеей.

– Какой? – тихо спросил Ласкез.

– Выпустить Тьму. И мы…

– Вы не знаете, что это за Тьма. Поэтому наблюдаете. Поэтому… вы вернулись.

Управитель улыбнулся – так, как улыбался под Кровом. Это было давно, но Ласкез хорошо помнил: эта улыбка появлялась на его лице, когда дети находили спрятанные им подарки. Улыбка, полная необъяснимой гордости.

– Умница.

Они помолчали. Допивая воду, Паолино, кажется, собирался с силами. Ласкез его не торопил, только встревоженно посматривал в окно. Корабли и самолеты спешили в одном направлении.

– Хо' Аллисс был пятым… – заговорил наконец Паолино. – Мой брат – шестым. Незадолго до тех событий… – он запнулся, – Конор заговорил со мной о Веспе. Снова. Последний такой разговор состоялся, когда он только сошелся с Чарой, и тогда я, уже поступивший в Корпус, достаточно резко его пресек. Нам много говорили о Резне, после которой регион закрыли, и о более ранних войнах, что вели люди оттуда, не желая объединяться в Син-Ан. Веспа, может, и безопасна сейчас, говорил я. Но она способна снова предать Единство в любой момент. Конор отвечал, что предать может кто угодно. Конечно, он был прав. Локальных конфликтов я, когда начал служить, перевидал десятки. А сколько мы ловили ассинтаров, разбойников, которые зовут себя «иномирцами», не относя себя ни к Большому, ни к Малому мирам. Единство не так едино, как кажется. Впрочем, это уже совсем другая тема. Брат… я не знал, во что он влез, ведь он заявил, что его заботы о Веспе связаны лишь с тем, что Чара беременна. И что он думает лишь о себе.

Управитель запнулся. Затем тяжело вздохнул и отодвинул от себя стакан.

– Он сказал примерно следующее: «Как бы вам ни промывали мозги, абсолютно каждая тварь в этом мире думает и печется лишь о себе и своем выводке. То, что из этого иногда выходит „общее благо“ – простая случайность». Может, он снова был прав. Но это не имеет сейчас значения. Лучше… я и вправду расскажу тебе о подвеске. Кстати, где…

– Наверное, у Тэсс. Джер говорил, что считает эту вещь безделушкой. Она нужна вам для чего-то?

Паолино покачал головой:

– Некоторые алопогонные, не слишком хорошо знающие силы Зодчих, думали, что подвеска Деллависсо поможет призвать поезд. Но это совсем не такая важная вещь, как им и вам казалось, Ласкез. Это что-то вроде манка, как те, что используют сами алопогонные для связи со своими кораблями, машинами, самолетами. И этот манок действовал не на все изобретения Чепмэна Деллависсо, а лишь на одно. Оправа кулона сделана из корабельных гвоздей Странника. И достаточно уронить на него слезу или каплю крови, чтобы корабль пришел на помощь. Чепмэн боялся за дочь и дал ей эту вещь, перед тем как отправиться в Аканар. Чара не воспользовалась ею. И…

– Как она досталась моей сестре? Чара Деллависсо жива? Роним говорил, крестные…

Управитель отвел глаза.

– У старых вещей бывают странные пути к людям, которым они предназначены. Так или иначе, на нее попали слезы Тэсс и моя кровь. Поэтому Странник откликнулся. И поэтому были сны.

– Так просто? – удивился Ласкез. Он внимательно вглядывался в лицо Паолино. Но оно осталось спокойным:

– Мало что может быть проще древних сил. Корабль в конечном счете помог вам, правда?

– И путь, указанный вами, тоже. – Ласкез все же улыбнулся. – По дороге Джер нашел отца, я нашел Ронима, вы будто зна…

Он осекся и снова посмотрел за окно, а потом – на лицо управителя. Там мелькнула гримаса болезненного облегчения, которую Паолино тут же попытался скрыть.

– Вы знали, – произнес Ласкез утвердительно. И не усомнился в своей догадке, услышав:

– С чего ты решил?

– Вы знали, – повторил Ласкез, потирая веки и борясь с головокружением. – Вы хотели, чтобы товур Лирисс и Роним нам помогли. И…

– Лирисс?

Паолино побледнел еще сильнее. Он крепко вцепился в край столешницы, его взгляд помутился. Ласкез небрежно кивнул:

– Отец Джера. Роним говорил, вы были дружны, разве не поэтому вы отметили Такатан как…

Лицо управителя перекосило.

– Мина… – сдавленно прошипел он и поднялся. Ласкез вскочил следом за ним и удержал за плечо.

– Куда вы?

Мужчина посмотрел на него исподлобья. Ласкез невольно отшатнулся.

– Что с вами?

– Она здесь?

Управитель спросил это странным незнакомым голосом, сиплым и рычащим одновременно. Взгляд его пронзительно голубых глаз с сузившимися зрачками тоже казался чужим. Паолино покачнулся, сделал какое-то звериное движение в сторону. Через мгновение Ласкез понял: управитель огромным усилием удержал себя. От того, чтобы ринуться к соседней квартире.

– Красивая месть… – прошептал Паолино, и уголки его губ разъехались в стороны. – Красивая… красивая… я ведь и подумать не мог, нам подбрасывали столько детей…

Он покачал головой и выпрямился. Затем быстро убрал волосы, упавшие на лицо, запустил в них пятерню и сжал, как если бы собирался выдрать клок. Ласкез наблюдал за ним, стоя чуть поодаль. Паолино посмотрел на него еще раз. Теперь – кажется, спокойно.

– Так что же, Мина… Мирина здесь?

– Ее нет.

– Ожидаемо.

– Она, кажется, забрала и Тауру. Таура жила с ней все это время. Скажите, это… очень плохо?

Но управитель не изменился в лице и равнодушно пожал плечами:

– Не волнуйся, вряд ли она что-то ей сделает. В этом нет необходимости. Да и вообще вряд ли сделает хоть что-то в этот раз.

Паолино говорил так уверенно, что Ласкез немного успокоился. Вспомнив кое о чем, он снова слабо улыбнулся:

– Таура… – поколебавшись, он продолжил: – Она переживала за вас. Я могу рассказать ей, что вы…

– Что я жив, – жестко оборвал его Паолино. – Ничего другого ей знать не стоит. Она хорошая девочка.

Управитель посмотрел на часы, покачал головой и принялся застегивать пуговицы мундира быстрыми привычными движениями, напряженно глядя в пустоту, будто постепенно погружаясь в свои мысли. Ласкез понял, что это значит, и спешно вернулся к разговору.

– Когда вы пришли, то упомянули, что маршрут не просто так вел в Галат-Дор. Вы сказали: нам надо спрятаться. Кому из нас? Доктору? Тэсси? Мне, Джеру или…

Паолино молча застегнул последнюю пуговицу. На фоне черного воротника его лицо напоминало ледяную маску.

– Прости, мне пора. Я не дождусь Самана, у меня самолет.

– Кому из нас? – упрямо повторил Ласкез. – И зачем? Когда пришел туман, мы еще не сделали ничего плохого. Все было нормально. Все всегда было нормально. Ведь так?

– Да, – кивнул Паолино и опять улыбнулся. – Нормально.

– Тогда от чего нас было прятать? Как мы связаны с…

– Мне пора, – повторил управитель и развернулся. Ласкез ринулся к нему:

– Стойте! Вы солгали! Я… почувствовал.

Голубые глаза – такие же, как у него самого, – взглянули прямо в лицо. Тонкие губы управителя скривились, на этот раз с уничижающей жалостью.

– Почувствовал. А лучше бы подумал.

Паолино дернул рукой, высвобождаясь, и Ласкез не стал его удерживать. Он помнил, чем закончилась попытка атаковать управителя на лестнице, и был уверен: тот с легкостью все это повторит.

– Можешь… – Паолино с явным трудом вздохнул, – спросить Ронима. Обо всем. А еще я попросил бы тебя и Тэсс…

– Попросили бы? – он вскинул сжатую в кулак руку. – Вот так? Из-за вас мы сорвались в путь, я оставил сестру, мы рисковали… что еще вам надо от нашей семьи?

Паолино, уже направившийся вперед, замер. Он не оглянулся. Ласкез, расценив это как слабость, сделал шаг и продолжил чуть тверже:

– Как вы смеете о чем-то просить, ничего не рассказав? Когда трусите? Трусите как…

Спина управителя оставалась такой же прямой и напряженной.

– И все же смею, мой юный друг. А также, в отличие от тебя, я успел понять, что некоторых вещей в этой жизни стоит бояться. Думаю, ты усвоил бы это быстрее, если бы я пришел в эту квартиру с отрядом.

Холод голоса заставил промолчать и остаться на месте. Быстрый взгляд вполоборота – отступить. Управитель даже не нахмурился. Но Ласкез, тяжело сглотнув, спросил:

– Что вы хотите?

– Роним устал, – Паолино отвернулся. – Он будет с тобой честнее, я уверен. Но постарайся не ехать туда и не тащить его. Что бы ты ни узнал. Это решится без тебя. Я не хочу…

– Решится? – прохрипел Ласкез.

Управитель пересек оставшуюся половину коридора и быстро вышел за дверь.

Ласкез не нашел в себе сил зайти в комнату или кухню и сел на пол прямо здесь, в коридоре возле двери. Он опустил голову и прикрыл глаза, волосы упали ему на лицо.

У боли не было очага, и он пытался объяснить ее ударом управителя. Его словами. Самим его появлением в пугающем незнакомом облике. Ну и день. Да, сложный, долгий день, и самолеты там, в небе, делали его еще хуже. Каждый раз, когда тишину вспарывал рокот мотора. «Клетка» не просыпалась. Жильцы не покидали квартир. И, даже не выглядывая в окно, Ласкез был уверен: двор безлюден.

Он услышал царапанье когтей по плитке, потом – скрежет ключа в замке. Ласкез привык: Роним никогда не звонил в дверь, может, из-за привычки производить как можно меньше шума. Теперь Ласкез знал природу этой привычки. Прятаться даже в собственном доме. Вечно прятаться. Быть…

Серым.

Открылась дверь, и в коридор влетел Бино.

– Нет, приятель, не надо, – пробормотал Ласкез, отмахиваясь: доги сразу заметил его и ринулся навстречу. А когда его отпихнули, обиженно заворчал и мигнул иллицием.

– Нам надо поговорить, Страж, – с усилием выдавил Ласкез.

Он не стал подниматься, только посмотрел на Ронима, вешавшего плащ на крюк. Сыщик развернулся, провел рукой по лбу и смахнул с волос дождевые капли. Лицо, усталое и осунувшееся, ничего не выражало. Впервые Ласкез задумался, было ли это отработано за долгие юнтаны или…

«Наверное, в нем видели свет, сродни свету Зуллура». Теперь свет угас.

– Думаю, о многом. – Голос Ронима тоже был бесцветным. Детектив прошел по коридору вперед и тихо свистнул, Бино устремился на кухню. Стоило доги миновать порог, как сыщик затворил дверь. Он так и не включил свет. Ласкез видел лишь его смутный силуэт.

– Что тебе сказал Миаль?

– А что он сказал тебе?

Роним спрятал левую руку за спину. Ласкез успел заметить на ней кровь. Правой рукой сыщик снова провел по лицу, задержав пальцы на лбу, и крепко зажмурился.

– Что отпускает меня на свободу. Он говорит это уже второй раз за наше знакомство.

– Когда был первый? В поезде?

Роним прислонился к стене напротив, но взгляда не отвел. Криво улыбнулся, вынул из кармана сигареты. Казалось, он раздумывает, закурить или нет. Ласкез ждал. С улицы снова раздался отдаленный рокот и тут же затих.

– Да. Именно. Удивительная ирония… – Роним все-таки вынул сигарету из пачки, – тогда я отлично знал, что мне делать с этой свободой. Теперь – нет.

Они помолчали. Серый детектив вставил сигарету в зубы, закурил и выдохнул дым. Ласкез наблюдал за Ронимом, даже не пытаясь прогнать тупое оцепенение. Все вопросы, на которые ему не ответили, вопросы, которые он не задал, вопросы, об ответах на которые он подозревал, перемешались. Их стало так много, что они придавили друг друга. Теперь было сложно выделить из них хотя бы один. Тяжелая конструкция грозила осыпаться. Но следовало начать. Они не могли сидеть так вечно.

– Кто… – он откашлялся, приложив руку к груди, и снова опустил ее. – Кто такая Чара Деллависсо?

Огонек сигареты мигнул, осветив окаменевшее лицо Ронима.

– Твоя мать.

С кончика сигареты осыпался пепел, сверкнуло несколько рыжих искр. Ласкез проводил их взглядом, они погасли на полу. Боль не усилилась. Он не почувствовал ни страха, ни удивления. Видимо, он и вправду прочел слишком много детективов. Внутренний голос ровно сообщил ему: «Предсказуемо». И это слово просто упало в пустоту сердца.

– Значит, ло Паолино…

– Твой дядя. Не самая плохая родня, если разобраться.

Ласкез вспомнил. Там, на борту Странника, Тэсс и Таура таскались с альбомом управителя. Сестра нашла себя на многих снимках, говорила, что не раз встречала на фото и его. Да даже та фотография, из библиотеки, где Роним читал вслух…

– Поэтому ты стал со мной дружить? По…

Роним опустился на корточки и затянулся. Будто намеренно – так, чтобы Ласкез увидел его изменившееся, смягчившееся лицо.

– Я не ладил с Чарой. И мало чего общего имел с Конором. Никакой «старой памяти». Иначе… – он все же опустил голову, но тут же снова посмотрел Ласкезу в глаза, – «старая память» распространилась бы и на твою сестру.

– Вот как.

– Так что тебе сказал Миаль?

– А тебе?

– Ты, кажется, издеваешься надо мной?

Даже хмурясь, Роним приглушенно усмехнулся. Ласкез почувствовал слабое облегчение. Они не ответили друг другу на один и тот же вопрос, и он вдруг понял, что может, просто должен задать другой.

– Тебе плохо жилось на Веспе… да?

Роним потушил окурок о стену и сел, слегка вытянув ноги.

– Тебе действительно сейчас нужны рассказы о том, как живут изгои? Ты ведь их знаешь. Мне, поскольку мой отец служил охранным, было не так плохо, как другим. Я видел Большой мир, знал, что там нет чудовищ.

– Значит, тебе было только хуже.

Сыщик хмыкнул.

– И в кого ты такой умный…

Они недолго помолчали; Роним, запрокинув голову, смотрел в потолок. Тишину нарушил особенно долгий, тяжелый гул: видимо, пролетело сразу несколько самолетов. Почти тут же этот звук сменился шумом начавшегося дождя.

– Чара с Конором увлекли меня. Я очень хотел вырваться. Конечно, я не был наивным и не согласился бы идти вслепую, но… их план показался мне неплохим. Они кое-что узнали о событиях, из-за которых нас изолировали. И собирались рассказать об этом, явившись на Перевеяние. Тобинам и… всем, кто услышит. Это могло на многое повлиять, тем более что там собиралась Алая Сотня и…

– Что они узнали? – тихо спросил Ласкез.

– А что ты знаешь о Резне?

Ласкез без малейшего труда вспомнил уроки.

– Были столкновения между киримо и остальными. Какие-то разговоры о том, что они стоят выше.

– Эти разговоры начались не просто так.

– Да. – Ласкез кивнул. – Были раскопки, ученый нашел город, который ошибочно посчитал очень старым. У тех, кто там жил, оказалась своя письменность, а также разные вещи, не совсем похожие на наши того же периода. И на изображениях, которые попадались ему на стенах, были киримо. В захоронениях – киримо. Никаких упоминаний о других. Ученый решил, что нашел второй очаг цивилизации, что киримо старше и более развитые, а остальные расы – лишь побочные ответвления эволюции. Это опровергли: письменность оказалась орнаментами, захоронения – более поздними…

– Да, – Роним кивнул. – Опасная идея осталась опасной даже в руках слабого человека. Слабые люди вцепились в нее первыми. Она распространилась по неосторожности того человека. И…

– И тобины не могут этого не знать.

– Они знают.

– И тот исследователь был наказан. Правильно?

Роним зажег спичку. Он держал ее в руках и просто смотрел, как она прогорает. Пламя отражалось у сыщика в глазах.

– Нет, – тихо сказал он. – В этом и дело.

…Наверное, глядя, как горят деревни, и читая сообщения в газетах – о затопленном городе лавиби, съеденной семье ками, зарубленных ки, – он сначала просто проклинал себя. Любой бы проклинал.

Одной не до конца проверенной теорией разрушить то, что было незыблемым целые юнтаны. Нарушить равенство, расшатать Единство, нанести удар милостивой матери. Предать всех. Потерять все. Нет ничего опаснее забытой истории – это он упустил. История может стать оружием – этого не предусмотрел. И она стала. Неосторожные гипотезы на бумаге привели к пожарам, вооруженным столкновениям и массовым убийствам наяву.

…Он наверняка видел надписи на домах, где жили шпринг и ками, которых он знал: у него были друзья среди них. Надписи на дверях, огромные и отчетливые, состоящие из двух простых слов.

«Грязные животные».

…Видимо, он отворачивался. Наверное, другой кабинетный ученый просто наложил бы на себя руки. Пусть его учили всегда исправлять ошибки и он растил семью, которой еще предстояло жить в мире, разрушенном его рукой.

Он поступил иначе: покинул свой дом и навсегда исчез.

Человек, вскоре пришедший в Тев-де-Тóбин, столицу Пятого региона, и начавший организовывать первый отряд Сотни, не имел имени. Он звал себя Тенью и носил форменный дук, похожий на дук серопогонного. Только погоны были алыми, нашитыми поверх старых, а на рукаве – алая повязка. Незнакомец был очень уродлив: все его лицо испещряли глубокие, постоянно кровоточащие и гноящиеся шрамы. Нос был деформирован, глаз остался всего один, то, что было на месте второго, он даже не прикрывал повязкой. Незнакомец говорил, что его ранили ассинтары, с которыми он сражался, когда жил на побережье. Хотя вообще он неохотно рассказывал о прошлом. Никто и не спрашивал. В то время мало кому было дело до разговоров.

Он убедил первую дюжину. За ним пошли те, кто хотел идти хоть за кем-то. Люди часто следуют за чужими легендами, ища свою собственную храбрость. Дальше ему было проще. А когда все кончилось, он исчез. Некоторые видели, что он ушел в море. Так же, как когда-то ушел старый рыцарь Аканно, потерявший своего дельфина.

Облик этого человека был забыт. Имя осталось загадкой. А потом любопытный учитель, собиравший старые газеты, документы и обрывки чужих дневников, узнал его.

– Трусливый ученый, сбежавший с охваченного войной континента, и уродливый герой, основавший Первое подразделение, оказались одним и тем же человеком. А первыми за ним пошли его друзья. Те, с кем он отыскал город, и те, с кем он когда-то – в молодости, прежде чем выбрать другую, мирную профессию, – служил Длани. Их имена – имена Первой дюжины, почти всей, – до сих пор держатся в тайне. Осталось лишь несколько списков, составленных ими самими, копия одного из них и попала к Хо' Аллиссу в руки от какого-то скупщика старья. А ведь среди первых примкнувших были предки тех, кто и сейчас носит алые погоны. Я видел там фамилии солдат, чьи потомки охраняли… допрашивали… унижали нас.

Роним говорил, опустив голову, на последних словах будто охрип. Даже в сумраке было заметно, что его глаза потемнели. Сделав над собой усилие и нервно усмехнувшись, он все-таки продолжил:

– И сами алопогонные знают лишь часть правды. Они в курсе, что пришли с Веспы. Но что их повел за собой тот, кто уничтожил на ней порядок… Нет. Тень для них – безымянный герой с побережья. На месте которого мог оказаться кто угодно.

– И это вы хотели рассказать тобинам?

– Это заставило бы задуматься, почему те, кто развязал войну такого масштаба, теперь главная сила мира. Конечно, никто не упразднил бы подразделения, не было бы публичных покаяний и перерезания глоток, но вопрос Веспы… несомненно, вызвал бы резонанс. Мы верили в это. Мы записали то, что узнали, на перфокарты, установили в поезде транслирующее устройство с сильным динамиком. Чтобы, когда мы появимся, это услышали как можно больше людей. Мы везли копии списков, множество листовок. Но…

– Но это не все. Вы везли что-то еще.

Роним закурил вторую сигарету. Ласкез подался вперед и теперь оказался точно напротив. Паолино был прав: сыщик очень устал. Но, казалось, он по-прежнему мог в любое время передумать и замолчать.

– Управитель говорил путанно, – твердо продолжил Ласкез. – Постоянно увиливал. Но я понял одно: он встревожен. На съезде в Аканаре снова что-то случится, я слышал, как Мирина Ир говорила тебе, что они…

– Ты это слышал? – переспросил сыщик. Ласкез кивнул. Роним смотрел на него, сигарета тлела в его сжатых пальцах. – Как я мог не догадаться…

– Ты знаешь что-то об их плане?

– У меня есть идеи, я поделился ими с Миалем, но вряд ли я помог ему и вряд ли они нужны тебе. Я… – его голос будто надломился, – я запутался, Ласкез. Я сбежал слишком давно. И я…

Ласкез не был уверен, что поступает и говорит правильно. Но это было единственное, что хотя бы казалось правильным. Не отводя глаз, он протянул руку и положил ее сыщику на плечо. Пальцы сжались. Ласкез вспомнил, как в детстве мечтал о том, чтобы нашить себе такие же погоны.

– Ты умер для них. А я для них и не рождался. Тэсси тоже. И… я рад этому. Вся эта история пройдет мимо нас, правда?

Пепел с сигареты, успевшей дотлеть почти до середины, осыпался; на улице снова зарычал самолет. Роним бросил окурок и с усилием поднялся. Наступила пронзительная тишина.

– Нет, Ласкез. Боюсь, не пройдет.

Он что-то вынул из кармана своего плаща. Это оказалась промокшая насквозь газета. Ласкез встал. И детектив показал ему первую полосу.