Глава 7

Это совещание в министерстве оказалось не совсем обычным по своему формату. Выступить перед его участниками пожелал целый ряд общественно-политических деятелей. Среди жаждущих «осчастливить» старших полицейских офицеров и генералов перлами своих мыслей были лидер ППР Евгений Фырпис, член общественной палаты, известный адвокат Гарри Бугва, глава российского представительства Копенгагенской комиссии по правам граждан Римма Алексанина.

Получив слово самым первым, поднявшийся к микрофону Фырпис с места в карьер заговорил о значимости активной борьбы с криминалом. Ее он расценивал как важнейший фактор стабилизации обстановки в обществе и одну из предпосылок «поступательного развития демократического процесса». Красуясь перед нацеленными в него объективами телекамер представителей СМИ, выступающий, можно сказать, купался в осознании своей значимости и неотразимости. Отметив несомненные успехи правоохранительных структур в деле «очищения российских просторов от уголовной скверны», Фырпис более подробно остановился на недоработках.

– …Как можно говорить об эффективности работы нашей полиции, если у нас запросто могут убить даже такого видного общественного и политического деятеля, как Константин Вингров? – воздевая руки над головой, патетически вопрошал выступающий. – И в связи с этим я хотел бы с этой трибуны задать вопрос начальнику управления уголовного розыска Орлову: когда же ваши подчиненные начнут наконец-то работать? Уже больше двух дней прошло с момента убийства депутата Госдумы Вингрова, а следствие пока что не имеет какой-либо определенной, реалистичной версии происшедшего. До сих пор даже не очерчен круг подозреваемых…

Сидевший на первом ряду генерал-лейтенант Орлов, слушая этот треп, испытывал жгучее желание немедленно подняться с места и опровергнуть трибунную липу, сообщив, что убийством Вингрова занимаются лучшие специалисты Главка, однако принудил себя не только не взорваться, но и изобразить абсолютно невозмутимый вид. Похоже, именно это еще больше раскипятило Фырписа, который в заключение своего спича поставил однозначный и недвусмысленный вопрос: а на своем ли месте этот, «так сказать, руководитель Главка»?

Выступление Бугвы было посвящено недостаточной терпимости сотрудников полиции по отношению к представителям «тех или иных неформальных общественных формирований», к каковым выступающий относил, в частности, представителей секс-меньшинств. Он напомнил о недавнем событии, когда «однополые» проводили пикет в знак памяти о своем «признанном лидере», погибшем в автокатастрофе.

– …Да, я допускаю, что данная акция не была согласована с властями, поскольку вопросы подобного рода у нас рассматриваются нескончаемо долго, особенно применительно к заявкам, направленным гей-сообществом, – со скорбью в голосе подчеркнул адвокат. – Но у людей просто не было времени – прошли похороны, и они элементарно хотели отдать дань памяти тому, кто был их нравственным лидером, кто их морально поддерживал в условиях тотальной гомофобии. И вот, представьте себе, банда молодчиков, примерно из сорока человек, напала на никому не мешающих людей и зверски их избила. Некоторым участникам пикета были нанесены тяжкие телесные повреждения – у одного был сломан нос, у другого выбит зуб… Но, что характерно, прибывший наряд полиции, вместо того чтобы прекратить избиение, наряду с несколькими бандитами задержал и потерпевших!..

Слушатели, судя по их реакции, воспринимали этот пламенный спич с явной иронией. Где-то на заднем ряду пожилой полковник досадливо пробормотал своим соседям:

– Лет двадцать назад я бы такое и в дурном сне не увидел – с трибуны открыто призывают к соблюдению прав педерастов!

Сидевший невдалеке от него полковник помоложе тут же откликнулся на это замечание:

– А уж брехать-то этот Бугва горазд! Ишь ты – «никому не мешавшие люди»! Их там было полторы сотни с этими их «гомосечными» знаменами и лозунгами. Запрудили вход у кладбища – ни проехать ни пройти. А тут еще похоронная процессия – ветерана войны хоронили, орденоносца. Ну, ребята, которые его провожали, их и шугнули слегка. Эти – в драку. Вот тогда им и подсыпали по полной…

Распалившийся Бугва тем временем объявил арест геев и лесбиянок вопиющим нарушением прав человека. Напоследок он тоже прошелся язвительным слогом по главку угро и его сотрудникам:

– …Евгений Фырпис только что высказал критические замечания по поводу вялой работы наших хваленых «пинкертонов». Я лично убедился в том, что Главк, руководимый Петром Орловым, работает весьма и весьма неудовлетворительно. После того памятного избиения участников пикета я звонил лично ему, но его на месте не оказалось – где он только бывает в рабочее время?! – и к телефону пригласили некоего оперуполномоченного Станислава Крячко. И вот то, что я услышал от этого, с позволения сказать, защитника закона, меня буквально потрясло! В ответ на просьбу провести расследование инцидента и выявить виновников избиения участников пикета, что было совершено членами националистической организации «Славянская вера», сей господин заявил следующее: «У нас есть дела и поважнее, чем выбитый зуб какого-то педика». Это неслыханно!

Скорее всего, Гарри Бугва ожидал если и не бурного возмущения присутствующих, то уж хотя бы формального понимания затронутой им проблемы. Однако его последние слова вызвали в зале несколько иное оживление. Многие сидели с напряженными, красными лицами, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться вслух. Даже в президиуме настроения царили далеко не осуждающе-критические. Сам председательствующий уже трижды пожалел, что поддался массированному натиску «обчественников», которые долбили и пилили его целые сутки, выбивая себе возможность обратиться напрямую к полицейскому активу.

Видимо, поняв, что из этой аудитории выжать слезу не удастся, Бугва после пары пассажей на тему значимости сохранения общественного мира и спокойствия поспешил спуститься в зал, а его место заняла Римма Алексанина – дряхленькая бабуля с пронзительным, царапающим слух голосом. С величественностью королевы английской, выступающей перед парламентом со своим посланием, Алексанина заговорила в русле темы, поднятой Фырписом, но уже по поводу убийства Капылина:

– Во все времена деятели культуры и искусства были мишенью всевозможных мракобесов, которые ненавидели то светлое и прекрасное, что эти люди создавали своим талантом, – с ярой патетикой отметила она. – Ушел из жизни продюсер народного театра «Айседора» Эдуард Капылин. Его убили те, кому ненавистно современное искусство, кому ненавистны прогресс и демократия…

Выдав еще несколько пассажей в том же духе, Алексанина, как и предыдущие выступающие, высказала свои упреки Орлову, который, продолжая изображать полную невозмутимость, сидел с таким видом, словно его вообще ничего не касается. Один из соседей Петра с некоторой завистью шепнул, склонившись в его сторону:

– Ну у тебя и выдержка, Петр Николаевич! Я бы давно уже сказал им пару ласковых!..

Судя по реакции зала, к выступлению представительницы Копенгагенской комиссии собравшиеся отнеслись с еще большим сарказмом и скепсисом, нежели даже к Бугве. Очень многие были наслышаны о деятельности копенгагенских «защитников гражданских прав», не без усилий которых в ряде стран, таких как Норвегия, процессы «либерализации и толерантизации» общества зашли столь далеко, что там даже были отменены статьи Уголовного кодекса, предусматривающие наказание за растление малолетних. Особенно гомосексуальное. Подобная гнусь, с точки зрения западных ультралибералов, была не более чем «образовательной акцией сексуального просвещения детей и юношества». Правда, если только это не сопряжено с насилием. Но… Наверное, только наивный человек мог поверить в то, что фиговый листок этой правовой оговорки способен остановить грязный беспредел распоясавшихся педофилов, не сдерживаемых никакими запретами.

А Алексанина, войдя во вкус своих изречений, рассказала о посещении «Айседоры» представителями комиссии по культуре Евросоюза.

– …Народный театр Эдуарда Капылина был признан выдающимся явлением российской культуры, и в этом году намечались его гастроли по ряду стран Западной Европы. Но трагическая гибель выдающегося деятеля искусств сделала это невозможным. В связи с убийством и Эдуарда Капылина, и Константина Вингрова дипломатические ведомства стран Европы, а также госдепартамент США выразили свою крайнюю озабоченность вопросами безопасности как всего российского населения, так и его выдающихся представителей, в частности, в условиях разгула криминала. В конгрессе США прошли слушания на тему «Российский криминал – как фактор дестабилизации российского общества», в ходе которых были высказаны предложения направить в подмогу российской полиции сотрудников ФБР, которые гораздо быстрее наших господ сыщиков нашли и задержали бы убийц.

На идею прислать в Россию ФБРовцев зал ответил недовольным, разноголосым гулом. Председательствующему даже пришлось призвать участников совещания к тишине и порядку. Но еще долго то в одном, то в другом конце зала слышался сердитый ропот.

…Когда Гуров и Крячко вошли к Орлову, тот сидел с нахмуренно-задумчивым видом, ни дать ни взять – Стенька Разин с известного суриковского полотна. Догадываясь о том, сколь болезненны душевные мозоли начальника, приятели, поздоровавшись, с интересом воззрились на его сумрачное чело. Но тот, прозаично почесав за ухом, обычным, можно даже сказать, будничным тоном поинтересовался:

– Как там у вас?

Опера заверили Петра в том, что дела у них, в общем-то, идут неплохо. Гуров вкратце изложил итоги их сегодняшней работы. Услышанное Орлова, без преувеличения, по-настоящему воодушевило. Пробежав глазами официальное заключение, свидетельствующее о том, что Вингров и Капылин на самом деле беглые уголовники Сныпкин и Шпульник, он покрутил головой и, стукнув кулаком по столу, вполголоса проговорил:

– Жаль, что этой справки у меня не было на сегодняшнем совещании…

– А что там было-то на этом совещании? – жизнерадостно ухмыляясь, спросил Крячко.

– Представители «обеспокоенной международной общественности» перемывали всем нам кости. А тебя, Стас, между прочим, персонально упомянули с трибуны, – с изрядной долей иронии сообщил Орлов.

– Меня?! Персонально?!! – Станислав недоверчиво вытаращил глаза и, как бы ища поддержки, глянул в сторону Гурова.

Но тот и сам, явно будучи весьма удивленным, сидел с недоумевающим видом.

– Да, Стас, да… – с утрированной скорбью покачал головой Петр и, не выдержав, громко рассмеялся. – Ты не припомнишь, как в мое отсутствие тебя позвали к телефону, и ты с неким господином Бугвой говорил по поводу выбитого зуба участника гомопикета?

– А-а-а!.. – усердно закивал головой Крачко. – Ну да, да, было… Так было-то что? Я к тебе по каким-то делам хотел зайти, а ты как раз куда-то укатил. Во-о-т… Захожу, а Верочка уже чуть не плачет от тоски – говорит, позвонил какой-то зануда, домогается, чтобы тебя немедленно вызвали к телефону. А где ж тебя взять-то? Она трубку закрыла ладонью и шепчет: «Станислав Васильевич, а можно, я скажу, что передаю трубку первому заместителю Петра Николаевича?» Говорю: «Валяй!» Взял трубку и слышу голос хронического импотента. Гундит он мне что-то там про злодейское нападение русских националистов-шовинистов на мирных «гомосеков», одному из которых выбили зуб. Дескать, вы обязаны найти и покарать злодея. Ну, я ему и сказал напрямую, что дел у нас невпроворот, и куда более важных, чем выбитый зуб педика. Пусть пишет заявление своему участковому. А вдобавок попросил всякой херней больше не отрывать нас от работы. Он чего-то там начал хлюпать и возмущаться, но я бросил трубку – и все. Больше никто не звонил.

– М-да… Сегодня он притащился к нам на совещание и возмущался с трибуны. Кроме него, были еще твой, Лева, «лучший друг» ППРовец Фырпис и «великая правозащитница» Алексанина. Слышали о такой?

– Наслышан… – кивнул Гуров. – Гражданка США, представляет какую-то Копенгагенскую комиссию, которая защищает гомосеков, серийных маньяков и изменников. Это ж они тогда громче всех прославляли Калугина и Литвиненко?

– Они, они… – подтвердил Орлов. – Все трое по очереди выходили на трибуну и сокрушались по поводу и профессиональной бездарности, и нетолерантности полиции по отношению ко всяким там секс-меньшинствам. Уж таких «комплиментов» наслушался…

Он вкратце рассказал о совещании и всех его перипетиях. Выслушав это повествование, Лев уточнил:

– Ну, я так понял, начальство потом тебя особо не клевало?

– Да, в общем и целом пронесло, если не считать одного из замов министра, который, исходя из речей этой пришлой троицы, попытался навешать на меня собак. Ну, я понимаю, в чем подоплека. Он на мое место пропихивает генерал-майора Прохоровича. Кстати, а давай-ка я прямо сейчас его «обрадую»? Так сказать, под занавес рабочего дня…

Петр набрал чей-то номер и, дождавшись отклика на том конце провода, заговорил с нотками торжествующего сарказма:

– Виктор Викторович, еще раз здравствуйте! Вот, хочу сообщить, что у нас произошли серьезные подвижки в расследовании убийства Вингрова и Капылина. Кстати, оба эти эпизода мы объединили в одно дело, поскольку тому есть серьезные причины. Прежде всего, нам удалось установить подлинные имена этих двоих граждан. Да-да, вы не ослышались – подлинные имена.

Как видно, собеседник Орлова был крайне раздражен услышанным, из-за чего даже на расстоянии был слышен его голос, раздающийся в трубке:

– То, что вы говорите, – полная чушь! Этого не может быть!..

– К сожалению, может… – Петр говорил с наигранной скорбью, при этом широко улыбаясь. – Согласно данным криминалистической экспертизы, в ходе которой была проведена идентификация отпечатков пальцев вышеупомянутых господ Вингрова и Капылина, на самом деле первый – это опасный рецидивист Юрий Сныпкин, а второй – бывший предприниматель Борис Шпульник, попавший в заключение за крупное ДТП с многочисленными жертвами. Оба в две тысячи пятом бежали из заключения и, пройдя процедуру изменения внешности в подпольной клинике, состряпали себе новые биографии, обзавелись новыми документами, зажили новой жизнью…

– Кто проводил идентификацию? Эти ваши помощники, что ли? – продолжал неистовствовать голос в трубке.

– Идентификация проведена в рамках системы АДИС «Папилон», и не доверять ее результатам у меня оснований нет! – уже с металлом в голосе отчеканил Орлов. – Мною завтра лично министру будет представлен отчет о предварительных результатах расследования. Желаю здравствовать! – И, положив трубку, жестко заключил: – Теперь можешь заткнуться!

Лев и Станислав, вслушиваясь в эту заочную дискуссию, время от времени переглядывались, как бы констатируя – крепко же сегодня достали Петра! А тот, опершись кулаками о стол и поведя плечами, уже вполне умиротворенно резюмировал:

– Ну, вот, как-то так… Все же приятно бывает натянуть нос тому, кто ставит тебе подножки. Что у вас на завтра?

Положив ногу на ногу и покачивая носком туфли, Гуров задумчиво произнес:

– Едем в Лесокамск, в чернореченскую колонию. Надо на месте выяснить, как именно и в какую сторону бежали Сныпкин и Шпульник. Отследить все маршруты их перемещений. Где-то там и будем искать тех, кто мог оказаться в роли пострадавших от рук этих двоих. Думаю, там мы и сможем выяснить, кто же их и за что именно убил.

– Считаешь, это месть за прошлое? – прищурился Орлов.

– Почти уверен… Кстати, у нас со Стасом только что прошла бурная дискуссия на тему «А надо ли ловить того, кто убил этих уголовничков?» Ты на это как смотришь?

– А ты? – испытующе посмотрел на Льва Петр.

Тот, в свою очередь, посмотрел на Стаса, который, издав задиристое «ха!», ответил вместо него:

– Он считает, что ловить надо обязательно, в любом случае, независимо от обстоятельств. Ну, а я совсем иного мнения. – Крячко гордо подбоченился: – Да! Какой смысл сажать человека, который выполнил нашу работу?

– Стас… – во взгляде Орлова сквозил упрек. – Ты не в частной лавочке, а на государственной службе. Вот если бы ты стал частным детективом, то в какой-то мере мог бы рассуждать именно так. А мы – как это называется – «государевы люди» и подчиняемся не своим представлениям о том, правильный закон или неправильный, а своему должностному уставу. Скажем, если бы кто-то тебе пообещал выполнить работу так, как ты желаешь, а потом, за твои же деньги, сделал все по-своему, ты бы это одобрил? Нет! Так почему государство должно впадать в умиление от того, что ты за его же жалованье на свой лад выполняешь прописанные тебе должностные обязанности? Знаешь, как человек я тебя могу понять, но как начальник – нет.

– Вот, блин, два буквоеда на мою голову! – насупившись, безнадежно махнул рукой Стас и заговорил с жаром в голосе: – Все вы, умники хреновы, любите трендеть о «верховенстве буквы закона», пока жареный петух не клюнет в темечко. А что ж ты, Лева, сам когда-то не отдал, так сказать, в руки правосудия симпатяшку Ирен?.. Ну, помнишь, наше расследование на прииске Синяжском?

– Помню, помню! Как благодаря тебе мы оба чуть не утонули в болоте… – рассмеялся Лев. – Ну да, отпустил. И мы здорово на этом выиграли. Ведь какую международную «акулу» криминально-террористического пошиба помогла нам выудить Ирен! Да она и сейчас иногда позванивает… Но я же о таких вещах не балаболю на каждом углу и не затеваю совершенно никчемных дискуссий?! Смекай, актуальный ты наш!..

– Ирен тебе звонит до сих пор?! – Стас был искренне возмущен. – И ты об этом ни слова? Ну, ты, блин, стопудовый жлобяра! Клеймо негде ставить!

– А ты ее, я смотрю, не забыл… – окинув приятеля изучающим взглядом, уже совершенно серьезно отметил Лев. – Как же она тебя крепко держит!

Стас в ответ лишь тягостно вздохнул:

– Таких женщин не забывают. Это даже не женщина. Это – сказка… Мечта!.. Ну что, пошли, что ли? Завтра вставать раненько…

– Ой-ой-ой! Он озаботился завтрашней поездкой! Признайся уж честно, что к балерунье боишься опоздать, – иронично хохотнул Гуров.

– Да! А тебе завидно! Да?

Попрощавшись с Петром, приятели зашагали к выходу, без конца пикируясь и изощряясь в подначках.

Ранней утренней порой МКАД пересекла серая служебная «Волга», которая помчалась в восточном направлении, в сторону не самого далекого от столицы небольшого областного центра Лесокамска. Почти вся территория Лесокамской губернии представляла собой лесные массивы, изрезанные реками и речушками, с гораздо меньшими по площади лоскутами ржаных и картофельных полей, с преимущественно одноэтажными райцентрами и россыпью сел, часть которых являла собой чахленькие сельхозартели, а прочие – тоже не блещущие богатством подобия былых леспромхозов.

Глядя на разгорающуюся зарю, сидевший на переднем пассажирском сиденье Гуров размышлял о перипетиях предстоящего этапа расследования. Было яснее ясного, что, исходя из принципа, согласно которому таких дураков, которые сами себе добровольно надели бы петлю на шею, поискать и поискать, выяснение обстоятельств былого побега двоих заключенных из ИТК представлялось не самым легким. Наверняка за последние годы немало сменилось и сотрудников колонии, что сводило к минимуму вероятность найти людей, досконально знавших о событиях две тысячи пятого.

И, тем не менее, невзирая ни на какие препятствия и обстоятельства, они со Стасом были просто обязаны выявить цепочку загадочных событий, каковые им выпало распутывать.

Лев оглянулся на Крячко. Тот мирно похрапывал на заднем сиденье, как видно, недобрав положенные часы сна минувшей ночью. Словно ощутив взгляд приятеля, Стас внезапно открыл глаза и сонным голосом спросил:

– Еще далеко?

– Мы где-то на середине пути, Станислав Васильевич, – откликнулся шофер Володя. – Так что пару часов еще можно употребить для крепкого, здорового сна.

– Ой, не-е-т! Наверное, хватит… – Крячко помотал головой и кулаками протер глаза, поднимаясь и озираясь по сторонам. – Башка и так тяжелая, как кирпич. Даже и не помню, снилось мне что-нибудь или не снилось… Сколько уже там?

– Начало девятого, – взглянув на приборную панель машины, где высвечивались зеленоватые цифры табло электронных часов, сообщил Гуров.

– О-о! То-то я чую, что пора бы уже подкрепиться! – Уже окончательно отряхнувшись ото сна, Крячко энергично хэкнул и потер руки.

Неожиданно он увидел, как из остановившейся где-то впереди «Нивы-Шевроле» вышел ее хозяин, швырнув под откос дороги черный пакет с бытовым мусором, демонстративно встал на краю дороги и, «рассупонившись», начал справлять нужду несмотря на проносящийся мимо транспорт. Гуров, который тоже не мог не заметить подобного хамства, только и смог констатировать:

– Вот ведь свинья-то!..

А Стас жестко скомандовал Володе:

– Остановись!

Пискнув тормозами, «Волга» замерла на обочине, и мрачный, словно туча, Крячко, выйдя из кабины, направился к неспешно застегивающему брюки «ломовику» лет двадцати пяти с накачанными мышцами рук. Лениво покосившись в сторону «ветерана», тот явно чувствовал себя хозяином положения.

– Слышь, ты, «грамотей»! – Сведя брови, Станислав указал наглецу на выброшенный им пакет. – Подними и положи обратно в багажник. И – поживее!

– А не пошел бы ты на …?! – пренебрежительно скривился тот.

– Что?! – теперь Крячко вскипел по-настоящему. – Ты, щенок деланый! Это ты меня послал? Да я тебе, уроду, этот пакет сейчас на башку надену!

– Это я тебе сейчас его надену! – сжимая кулаки, шагнул навстречу Станиславу «ломовик».

Сообразив, что ситуация в любую секунду может выйти из-под контроля, Лев вышел из машины, но было уже поздно. Получив от незнакомца в потертой кожаной ветровке мощную затрещину, качок покатился под откос. Он хотел было вскочить, но получил еще одну оплеуху и только тут понял, что этот сердитый дядя и впрямь собирается исполнить обещанное – надеть пакет ему на голову. Испуганно съежившись, парень схватил мешок и поспешил к машине, успев крикнуть на ходу:

– Ты еще об этом пожалеешь!

Лев, безнадежно махнув рукой, сел на свое место. Когда сзади сел и несколько остывший Стас, он оглянулся и с досадой сказал:

– Ну и зачем это было нужно? Я, конечно, понимаю, что это – мразь и скотина без зачатков ума и совести, но и обострять ситуацию не стоило бы…У нас что, нет других проблем, кроме как всяких кретинов перевоспитывать?

– Лева! – тягостно вздохнул Крячко. – Но и чтобы не вставить ума такой тупой твари… тоже, знаешь, бывает невтерпеж. Ну, хорошо! Пусть сейчас мы бы не вмешались в этот «замечательный» процесс торжества скотства и свинства. А ты уверен, что, не получив отпора, завтра этот «умник», уверовав в свою «самость» и безнаказанность, не сотворит чего-нибудь похуже? А ты уверен, что он уже сейчас не творит чего-то такого, что попадает под УК?

– Ну ладно, ладно, успокойся, рыцарь сурового образа, Дон Кихот ты наш Главкманчский! – рассмеявшись, примирительно обронил Гуров. – Ты говорил насчет пообедать? Вон, впереди как будто неплохая придорожная харчевня. Если происшедший инцидент аппетита тебе не отбил, давай завернем туда?

– Ха! Сказал… Чтобы отбить мне аппетит, нужно что-то более серьезное. Едем! – категорично объявил Станислав.

Включив правый поворот и сбросив скорость, Володя свернул к кирпичному дому, возведенному в виде затейливого теремка с замысловатой черепичной крышей, витражами на окнах и узорчатыми, коваными перилами широкой каменной лестницы, ведущей к входной двери старинного фасона с резьбой и позолотой узоров. Вывеска на фронтоне гласила: «Кафе «Илья, Добрыня и Алеша».

Войдя в обеденный зал этого заведения общепита, обставленный одновременно и в старорусском, и в средневековом европейском стиле, путники сделали заказ и разместились за столом, накрытым вполне презентабельной скатертью. Расправляясь с отбивной, Лев неожиданно взглянул в сторону входной двери и как бы про себя негромко отметил:

– Что-то мне подсказывает – сейчас обязательно случится какая-то хрень с морковенью.

– С чего это ты взял? – отправляя в рот очередную порцию бифштекса, недоверчиво прищурился Крячко.

– Не знаю… – пожал плечами Гуров. – Интуиция!

– Лев Иванович, а более точно спрогнозировать не можете? – рассмеялся Володя, усердно уплетая весьма недурно приготовленный плов.

– Хм… Иронизируем, недоверчивые вы мои? Буду рад, если мои предчувствия окажутся всего лишь старческой мнительностью, – чуть заметно усмехнулся Лев.

Когда они, покончив с обедом, вышли из кафе, то сразу увидели прохаживающихся у их «Волги» двух ППСников в «брониках» и с автоматами. Невдалеке стоял «уазик» с надписью «Полиция», а чуть подальше была припаркована уже знакомая нашим путникам «Нива Шевроле». Ее хозяин, что-то обсуждавший с ППСниками, увидев направляющихся в их сторону троих мужчин, в одном из которых узнал своего «оппонента», ткнул пальцем в их сторону:

– Это они!

Разом вскинув автоматы, ППСники поспешили навстречу, клацая затворами и с «суперменским» видом крича вразнобой:

– А ну, все трое – встали! Не двигаться! Руки вверх! Вы арестованы!

– Все? – неспешно поднимая руки, спросил Володя.

– Все! – проорал ППСник с погонами лейтенанта.

Самодовольно ухмыляющийся «ломовик» стоял, сложив руки на груди и усиленно нажевывая жвачку. Судя по всему, он был на вершине торжества. Гуров, достав из кармана удостоверение, сдержанно проговорил:

– Ребята, не дурите! Главное управление уголовного розыска, я – полковник Гуров.

– Ага! – явно будучи под хмельком, язвительно хохотнул ППСник с погонами прапорщика. – А я – генерал Топтыгин! Руки поднял, и повыше, а то я тебе сейчас дырки для орденов организую.

– Ребята, еще раз прошу взглянуть на мои документы. – В голосе Гурова уже явственно зазвучал металл. – Вы затеяли очень скверную игру!

– Еще слово – ты ляжешь и уже больше не встанешь! – скривившись, пролаял прапорщик. – Все трое – марш к стене и стоять, опершись об нее руками! Живо!

Подняв руки, Лев покосился в сторону Стаса и Володи, чуть слышно прошептав:

– Вариант третий, чрезвычайный!

Это означало, что ситуация вышла из-под контроля, и теперь предстояло действовать самым жестким образом, за исключением ведения прямого прицельного огня. Они зашагали к глухой стене здания. Подойдя к ней почти вплотную и широко расставив ноги, все трое оперлись об нее руками. Прапорщик, повесив автомат на плечо, начал обыскивать Станислава, обхлопывая его бока руками. Лейтенант, стоя в паре шагов поодаль, подстраховывал его, держа задержанных на мушке автомата. С ходу нащупав у Крячко подмышечную кобуру с пистолетом, прапорщик издал торжествующее «о-о-о!» и запустил руку под его ветровку, намереваясь достать оружие. В тот же миг его кисть оказалась зажатой, как тиски, а Гуров, внутренне чувствуя, что лейтенант на мгновение отвлекся от них с Володей, выполнил стремительный подкат в его сторону и из нижнего положения, уведя ствол автомата левой рукой вверх, локтем правой нанес лейтенанту довольно ощутимый удар в пах.

Он мог бы ударить и посильнее, но даже в такой момент помнил, что хоть эти горе-коллеги и вели себя по-свински, все же они не бандиты, которых следует вывести из строя любой самой жестокой ценой. Успев выпустить в небо короткую очередь, лейтенант, мыча, скорчился от боли. Прапорщик, оказавшись обезоруженным и лежащим на земле, испуганно завопил:

– Не имеете права! Только попробуйте! Наши ребята за нас рассчитаются!..

Тем временем «ломовик», увидев, что ситуация переменилась диаметрально противоположно, и вмиг растеряв весь свой кураж и самоуверенность, опрометью кинулся к своей «Ниве». Однако его тут же остановил строгий окрик Володи:

– Куда?! Стоять, а то сейчас будет очень плохо!

Подойдя к качку, он указал ему в сторону разоруженных ППСников и коротко скомандовал:

– Марш! – Затем, отвесив на ходу крепкого пинка, лаконично прокомментировал: – Это – за Льва Ивановича! – Не обращая внимания на протестующий вопль «ломовика», он еще раз припечатал ботинок к его заднице: – Это – за Станислава Васильевича! А это, тварь, – за меня!..

– Кто вы такие?! – кое-как отдышавшись, плаксиво возопил лейтенант.

– У тебя с головой все в порядке? Я же вам русским языком говорил, кто я и откуда. Мои коллеги оттуда же. – Гуров пристально посмотрел ему в глаза, но тот поспешил опустить лицо. – Что неясного-то было? Ты что, не слышал про Главное управление угро? И вообще, что за дурь вам в голову ударила? Выпили лишнего или этот мордастый пообещал вам хорошую «проставу»? Ну-ка, дай-ка сюда рацию…

Он связался с райотделом и, представившись, попросил выйти на связь начальника районного УВД. Тот, узнав о том, что два его сотрудника, будучи пьяными, вели себя крайне неподобающим образом, выдав несколько жестких «эпитетов», сообщил, что сейчас же к кафе выезжает патрульная группа, которая доставит обоих служивых для служебного разбирательства. Как оказалось, «ломовик» в недалеком прошлом сам служил в ППС, откуда был уволен за пьянку и хамство. Впрочем, стоял вопрос о привлечении этого типа к ответу еще и за поборы, а также вымогательство, но свидетели в последний момент почему-то изменили свои показания, и рэкетира при погонах всего лишь уволили из органов.

– Ну, вот теперь, я думаю, ты влип по-настоящему! – без мстительности, но с нескрываемой иронией отметил Станислав, глядя на приунывшего качка, который, судя по всему, уже не единожды успел пожалеть о том, какую кашу заварил.