Глава 13
После ухода Клемента все только и говорили, что о его странном поведении.
— Он всегда был немного со странностями, — сказала миссис Белдербосс.
— Не удивительно, если живешь здесь, — добавил мистер Белдербосс. — Мать у него на шее, и так изо дня в день. Станешь тут странным.
— Я уверена, что он не считает свою мать бременем, Рег, — возразила мужу миссис Белдербосс.
— Я и не говорю, что считает. Я имею в виду, что он так много времени занимается ею и ее делами, что другая, настоящая жизнь отходит на задний план. — Мистер Белдербосс еле заметно усмехнулся.
Все вроде бы согласились с ним, наверно, именно это общее согласие и побудило отца Бернарда пренебречь предостережением Клемента с той легкостью, к которой он, очевидно, и стремился.
Может быть, Клемент был просто параноиком, но выглядел он таким серьезным, неподдельно обеспокоенным.
Мать и миссис Белдербосс ушли на кухню готовить рыбу, а остальные сидели в ожидании. Мисс Банс и ее жених уселись рядышком на диване. Девушка вернулась к своей Библии, а Дэвид читал потрепанный роман Диккенса. Страницы в книге были как папиросная бумага. Мистер Белдербосс похрапывал в кресле, отец Бернард ушел к себе в комнату помолиться, а Родитель сидел за столом, рассматривая рождественский вертеп, обнаруженный им в комнатке за кабинетом.
Новая лавина дождя, пришедшая со стороны моря, накрыла наш домишко, выстукивая на окнах барабанную дробь. Мать вышла из кухни с коробкой спичек.
— Ну-ка, — сказала она мне, — займись полезным делом и зажги свечи.
Родитель закашлялся, и это отвлекло внимание Матери — кашель усилился, и каждый раз, когда Родитель вдыхал или выдыхал, в его груди слышались хрипы.
— Ты бы держался подальше от этой комнаты, — посоветовала Мать. — От твоих хождений туда у тебя в груди ничего не улучшается.
— Я прекрасно себя чувствую, — отозвался Родитель.
Мать взглянула на фигурки на столе:
— Надеюсь, ты их помыл. Туберкулез очень заразен.
— Конечно, помыл, — ответил Родитель, пристраивая пастуха поближе к ягненку.
— Я действительно считаю, что ты должен оставить их в покое.
— Почему?
— Не знаю… Это нехорошо — рыться в чужих вещах.
Родитель, не обращая на жену внимания, пошарил в кульке из оберточной бумаги, где были сложены фигурки.
— Любопытно, — заметил он, — среди них нет Иисуса.
* * *
Принесли еду и поставили в центре стола среди чайных свечек. Мать принесла их с работы. На посуде было изображение белокурого Иисуса со струйками крови на лбу, стекающей от тернового венца вниз к огромному пылающему сердцу. Мы неторопливо ели, дождь барабанил в окно, его капли скатывались по стеклу вниз. Мисс Банс ела только овощи. Сладкого не подносили, только питьевую воду.
После обеда Хэнни разрешили выйти из-за стола и пойти поиграть наверх, в спальню. Остальные снова приступили к молитве, вознося благодарность Богу за пищу.
— Я хочу прогуляться через поле к лесу и обратно, — объявила мисс Банс, вытирая рот салфеткой. — Кто-нибудь хочет присоединиться ко мне?
Мать вгляделась в сумерки, царящие за окном. Дождь перестал, но ветер продолжал неистовствовать.
— Я отказываюсь, — сказала она, — там сейчас зверский холод.
— Я знаю, — усмехнулась мисс Банс. — Это будет своего рода покаяние.
Мать снова посмотрела в окно. Ветер проникал в дом через щель в оконной раме и свистел, как чайник на огне. Она обернулась назад и взглянула на стол, уставленный грязной посудой.
— Вы идите, — сказала она. — А я посвящаю Богу мытье посуды.
— Вы точно уверены, что не хотите пойти? — уточнила мисс Банс.
— Не то чтобы я не хочу, Джоан, — ответила Мать, — просто сейчас есть более срочное дело — надо помыть посуду. Идите на прогулку, а я буду драить тарелки и кастрюли. Уверена, что Бог в состоянии принять сразу два приношения.
Возникла пауза — все смотрели на стол.
— Я пойду с тобой, — сказал Дэвид.
— Спасибо, — улыбнулась мисс Банс.
— Возьмите с собой Монро, — попросил отец Бернард. — Бедняга уже много часов не выходил на улицу.
— Конечно же возьмем, преподобный отец, — сказала мисс Банс, глядя на Дэвида.
Жених ободряюще улыбнулся ей.
* * *
Хэнни оставался в спальне, он снова принялся натравливать игрушечных солдатиков на крысиные чучела. Пока побеждали солдатики. Одна из крыс валялась на боку, окруженная танками. Брат расплылся в улыбке, когда я вошел, и в миллионный раз показал мне свои часы.
— Да, Хэнни, — сказал я. — Я знаю. Хорошо, что они снова у тебя.
Брат должен был бы уже устать, однако он выглядел возбужденным и взволнованным. Я подумал, что это из-за часов или потому, что он увлекся своей игрой, но Хэнни взял меня за руку и подвел к своему ранцу, который висел за дверью. Отстегнув клапан, он вытащил энциклопедию, которую они смотрели вместе с Элс.
Он закрыл глаза и приложил пальцы к губам.
— Что ты хочешь сказать, Хэнни?
Он снова коснулся губ.
— Ты имеешь в виду девочку в том доме? Я знаю, она подарила тебе эту книжку, так?
Брат сел на кровать и открыл книжку ближе к концу. Внутри был коричневый конверт, один из тех, на которых восседал овечий череп. Хэнни, должно быть, положил его в ранец, пока я разговаривал с Лорой. Он открыл конверт, чтобы я мог посмотреть. Там лежали деньги — много денег.
— Отдай мне, Хэнни, — попросил я.
Видя, что я протянул к конверту руку, брат слегка качнул головой, нахмурился и спрятал книгу на груди.
— Я сказал, отдай, — повторил я.
Он покачал головой, но на этот раз более медленно, не зная, что ему делать. Я занес ногу над солдатиками.
— Дай, Хэнни, — приказал я.
Брат посмотрел на меня и медленно протянул книгу с конвертом, потом отстранил меня рукой и снова опустился на колени, чтобы продолжить игру.
Я сел на кровать и заглянул в конверт. Там были сотни десятифунтовых купюр и среди них листок с именами.
Хейл. Парри. Паркинсон. Коллиер.
— Ты не должен был это брать, Хэнни, — сказал я. — Ты получил обратно свои часы, так? Зачем тебе понадобилось брать и это тоже?
Брат не реагировал.
— Христа ради, Хэнни! — Я схватил его за локоть и показал конверт. — Здесь же тысячи фунтов.
Хэнни уловил взволнованные интонации в моем голосе и снова уселся на кровать, сжав голову руками.
— Завтра, — сказал я, — ты отнесешь это обратно. Я не собираюсь брать вину на себя. Что бы эти люди ни решили сделать с тобой, я им не позволю.
Говорить это было жестоко, я знаю, но Хэнни заслужил эту взбучку, особенно после того, что сказал Клемент. Он пошел надеть маску гориллы, и я не отговаривал его. Страх сослужит ему хорошую службу. Он должен понять, каковы последствия того, что он сделал. Я не собираюсь всю жизнь за ним присматривать. Я имею в виду, что мы неизбежно рано или поздно разойдемся. Университет, карьера, семья, жилье, дети… Хотя сейчас все это трудно представить, но я не сомневался, что, даже сам того не желая, рано или поздно я должен буду обрести все эти символы состоявшейся жизни. Это так же предсказуемо, как старость. Просто так случается в жизни. Разве нет?
Хэнни лег лицом вниз и, взглянув на меня несколько раз в надежде найти сочувствие, затих и не поднял голову, даже когда через некоторое время внизу с громким стуком распахнулась дверь.
Выйдя на лестничную площадку, я услышал, как кто-то рыдает, а Монро царапает когтями по выложенному плиткой полу.
Народ выбегал из комнат посмотреть, что происходит. Я по-быстрому засунул деньги в книгу и затолкал ее под подушку.
На верхней ступеньке сидела мисс Банс. Она захлебывалась плачем, а наши попутчики гладили девушку по спине, стараясь выяснить у нее, что произошло. Мать стояла, скрестив руки на груди. Дэвида не было видно.
— Какой ужас, — глотая слезы, выговорила мисс Банс.
— Что? — Миссис Белдербосс заглянула девушке в глаза.
Мисс Банс махнула рукой в темноту и снова разрыдалась.
— Где Дэвид? — спросил мистер Белдербосс, направляясь к открытой двери.
— Не знаю, — сквозь рыдания ответила мисс Банс. — Я бросилась бежать, и все. Я думала, он бежал за мной.
— Вы заблудились или что-то в этом роде? — спросила миссис Белдербосс.
— Нет.
— Вы с Дэвидом поругались?
— Нет, нет… Вовсе нет.
— Но тогда что же?
— Я же сказала, я не знаю.
— Я уверен, он где-то недалеко, — вмешался отец Бернард, знаком показывая Родителю и мне, что надо одеваться. — Мы пойдем его искать.
Оставив всех в смятении, мы отправились по дорожке к воротам, откуда к роще вела узенькая тропинка, заросшая травой. Монро вырвался вперед, и, когда мы прошли дальше, отец Бернард свистнул, и мы услышали, как пес с трудом пробирается в темноте. Вылез пес справа от нас, он уселся на груду камней, одурев после бега.
— Молодец, Монро, — улыбнулся отец Бернард, потрепав его за уши.
Мы остановились и прислушались, затем отец Бернард позвал Дэвида.
Ответа не было. Только ветер шумел среди деревьев, и где-то в темноте прочирикал дрозд. Мы прошли еще немного и остановились на опушке леса. Лучи от фонарей дрожали, перекрещиваясь, и выхватывали глаза лесных обитателей, до того как они исчезали в чаще. Отец Бернард снова позвал Дэвида, и Монро бросился вперед, неуклюже переваливаясь в темноте. Когда мы нагнали его, пес уже обнюхивал Дэвида — тот вышел нам навстречу, когда услышал, как отец Бернард зовет его.
— Дэвид! — воскликнул отец Бернард. — С вами все в порядке? Джоан в ужасном состоянии.
— Тут такое дело, — начал он, — там, в деревьях…
— Что там? — спросил отец Бернард.
— Человек повесился, я так думаю.
— Разрази меня господь! — ругнулся Родитель и извинился перед отцом Бернардом.
— Покажите где, — попросил отец Бернард.
— Прошу прощения, преподобный отец, — сказал Дэвид, вздохнув, — Монро сорвался с поводка и удрал, прежде чем мы смогли удержать его. Он, наверно, почуял запах.
— Покажите мне, где это, Дэвид, — повторил отец Бернард.
Но Дэвид покачал головой:
— Мне не хочется туда идти.
— Хорошо, — отец Бернард ободряюще ему улыбнулся, — идите домой и проверьте, все ли все в порядке с Джоан.
— Вызвать полицию? — спросил Дэвид.
— Вы не сможете это сделать: здесь нет телефона, — сообщил Родитель.
Чувствовалось, что Дэвид крайне подавлен.
— Послушайте, — отец Бернард похлопал Дэвида по плечу, — я посмотрю, что там такое, и, если понадобится вызвать полицию, съезжу в Литл-Хэгби, договорились? Там в пабе есть платный телефон.
Дэвид кивнул, взял предложенный отцом Бернардом фонарь и пошел через поле обратно в «Якорь».
Священник некоторое время смотрел ему вслед, потом повернулся к лесу.
— Что ж, пошли тогда, — сказал он спокойно. — Тонто, ты закроешь глаза, если я тебе скажу, понятно?
— Да, преподобный отец, — кивнул я.
Темнота в лесу была кромешной. Даже с фонарями мы спотыкались о корни, колючие кусты цеплялись за ноги. Родитель, поскользнувшись, упал в вонючую кучу гниющих листьев, пропитанных грязью.
Мы помогли ему встать и продолжили путь. Луч одного из фонарей освещал нам тропу, а другим мы светили на деревья. Их ветви качались на ветру с шелестом, похожим на шум дождя. Сломанные ураганом стволы лежали на земле, как хребты динозавров, или всей тяжестью навалились на живые деревья. Были и такие, что упали, но не погибли и, вновь устремляясь к свету, росли, извиваясь по земле.
Это был непростой путь. На каждом повороте нас ждали очередные заросли, ветви кустарников, которые царапали нас и вцеплялись в одежду, когда мы старались сквозь них пролезть.
В темноте казалось, что лес не имел границ, и каждый звук уносился вдаль, будь то шуршание или треск упавших веток или шорох какого-нибудь живого существа, продирающегося сквозь заросли кустарника в глубь леса.
— Олень, — улыбнулся отец Бернард, когда мы остановились и прислушались.
— Надеюсь, — отозвался Родитель.
Треск возобновился, спугнув копошащегося в ветвях деревьев вяхиря неподалеку от нас.
— Наверняка олень, — повторил отец Бернард. — Они шумные твари.
— Разве они не боятся собак? — спросил Родитель.
— Нет, — засмеялся отец Бернард.
— Я думал, олени собак не любят. — Родитель казался удивленным.
— Да этот увалень только приблизится к ним, а их уже и след простыл, — ответил отец Бернард.
— Где же все-таки пес? — спросил Родитель, направляя луч фонаря сквозь деревья.
Лай Монро эхом разносился по всему лесу, и невозможно было определить, откуда он доносится. Отец Бернард свистнул, подзывая пса, в ответ раздалось громкое шуршание, а когда Монро снова залаял, оказалось, что звук заметно приблизился, теперь он слышался четко слева от нас. Пес, конечно, мог проползти под ветками и проскользнуть сквозь густые папоротники, но нам пути не было, и мы пошли в обход, пока Родитель не обнаружил проход в подлеске, протоптанный Дэвидом и мисс Банс, когда они разыскивали тут Монро.
Однако Джоан и ее жених были не единственные, кто ходил этим путем. В зарослях валялись банки из-под пива, а в сыром воздухе явственно ощущался запах кострища, смешанный с запахом жареного мяса.
Мы вышли на полянку, действительно, там были видны кучки недогоревших поленьев, покрытых побелевшей золой, и остатки какого-то животного. Поначалу я подумал было, что бедное животное еще живо, поскольку мне показалось, что шкура шевелится, однако когда я сделал шаг вперед, то увидел, что она покрыта слоем мух и жучков, пожирающих внутренности.
Родитель сглотнул.
— Куда подевалась эта собака? — тихо спросил он.
— Вот она! — Отец Бернард показал туда, где Монро с лаем прыгал, пытаясь достать что-то длинное и темное, подвешенное на суку старого дуба, лесного патриарха — в этом не приходилось сомневаться при виде раздувшегося ствола, искривленного под собственным весом.
Мы подошли совсем близко и остановились. Отец Бернард приказал Монро сидеть, но пес послушался только после третьей команды, сделанной более резким тоном.
— Что там, старик? Что ты нашел? — спросил священник и осветил фонарем предмет, который обнюхивал Монро.
Яркий луч едва высветил зловеще ухмыляющееся костяное лицо. Отец Бернард выронил фонарь.
— Господи Иисусе, — заговорил Родитель с придыханием. — Что это?
— Ну, слава богу, это не человек, — сказал отец Бернард, облегченно рассмеявшись.
Он постучал ладонью по фонарю, и тот снова загорелся.
Священник снова осветил лицо, на этот раз достаточно надолго. Под темным капюшоном виднелся овечий череп, натертый обувным кремом. Череп на веревке был подвешен к суку, фальшивые глазные яблоки бились о кость. Туловище, как мы обнаружили, когда отец Бернард ткнул в него веткой, было сделано из мешков с песком и деревянных палок, обернутых в грубое шерстяное одеяло.
— Тогда что же это? — недоумевал Родитель. — Пугало?
— Нет, — вздохнул отец Бернард. — Думаю, вы тут правильно сказали, мистер Смит.
— То есть? — не понял Родитель.
— Это предназначалось быть Им, — понурил голову отец Бернард. — Видите у него терновый венец?
Он снова осветил голову и приподнял палкой капюшон. Увидев перекрученное кольцо колючей проволоки, прибитое гвоздями к черепу, Родитель отшатнулся.
— Кто же такое мог сотворить? — еле выговорил он.
— Не могу вам сказать, мистер Смит, — произнес священник, подойдя поближе и расправляя складки ткани, закрывавшей туловище. — Но совершенно очевидно, что этим негодяям пришлось изрядно потрудиться.
Отец Бернард бросил на меня косой взгляд, и я понял, что, как и я, он подозревал, что чучело повесили здесь те люди, о которых нас предупреждал Клемент. Паркинсон и Коллиер. Но он ничего не сказал вслух, а вместо этого показал нам, как были сделаны ребра из того, что походило на старую клетку для кроликов.
— Тут есть что-то внутри, — сказал отец Бернард и ткнул в фигуру палкой.
— Что это? — спросил Родитель.
Монро снова принялся прыгать, принюхиваясь. Отец Бернард просунул палку в задвижку проволочной дверцы. Она распахнулась, и что-то вывалилось и упало ему под ноги. Монро тут же прыгнул вперед и отхватил кусок, прежде чем это выскользнуло у него из челюстей.
— Черт побери! — выругался Родитель и отпрянул, увлекая меня за собой.
Отец Бернард схватил Монро за ошейник и оттащил его в сторону.
— Пошли, — скомандовал он, и мы бросились назад через лес.
К моменту, когда показалось поле перед «Якорем», мы уже почти бежали.
По дороге мы двигались бок о бок. В сапогах Родителя хлюпала жидкая грязь. Монро держался чуть впереди. Ни один из нас не произнес ни слова, каждый сосредоточился на том, что следует рассказать об увиденном в лесу. Например, что никто там не вешался. Что это просто шутка. Что беспокоиться не о чем.
Что мы могли еще сказать? Когда нечто выпало из груди Иисуса на землю, мы втроем в ту же секунду, не сговариваясь, поняли, что никому не расскажем о свином сердце, пробитом гвоздями.
