Глава 14
Все собрались в коридоре, и, когда мы открыли в дверь, разговор прервался и взгляды присутствующих обратились к отцу Бернарду. Что там произошло? На самом деле кто-то повесился? А полицию вызвали? Отец Бернард впустил Монро на кухню, закрыл за собой дверь и поднял руки, призывая всех успокоиться.
— Ничего не случилось, — объявил он. — Кто-то ради шутки напялил на сук старое одеяло, вот и все.
Родитель кивнул в подтверждение слов священника и снял пальто.
— Видите, Джоан, это деревенские мальчишки дурака валяют, — улыбнулась миссис Белдербосс, похлопав мисс Банс по плечу.
Та все еще сидела внизу на лестнице, с опухшими глазами, обкусывая ногти и злясь на себя за истерику, устроенную у всех на глазах.
Мистер Белдербосс щелкнул пальцами:
— Так вот что это был за шум прошлой ночью.
— Ну вот, вы снова за свое, — вздохнул отец Бернард.
— Честно говоря, некоторым явно нечем заняться, — заметила миссис Белдербосс.
— Здесь-то точно нечем, — откликнулась мисс Банс, со злостью посмотрев в сторону Матери.
Лицо Матери начало было наливаться негодованием, но отец Бернард, не давая разгореться ссоре, взял ее за плечи и отвел в сторону:
— В моей комнате на комоде стоит бутылка бренди. Не окажете ли вы любезность принести ее мне?
— Бренди, преподобный отец? Но сейчас пост, — возразила Мать.
— Я взял ее с собой для Монро. Его трясет от холода. И думаю, капелька не повредит и мисс Банс, — улыбнулся священник. — Чтобы снять шок.
Мать сложила руки на груди и сделала большие глаза:
— Да она сидела тут полчаса, преподобный отец. Думается, шок мог бы уже пройти.
Отец Бернард посмотрел ей прямо в лицо:
— Даже если и так.
— Вы не думаете, что надо вызвать полицию, преподобный отец? — спросил мистер Белдербосс.
Отец Бернард задержал на мгновение взгляд на Матери, затем покачал головой:
— Честно говоря, не представляю, чтобы там восприняли все это всерьез.
— Ну, а я здесь не останусь, преподобный отец, — заявила мисс Банс.
— О, вразумите ее немного, — сказала миссис Белдербосс отцу Бернарду. — Она отправила бедного Дэвида наверх паковать ее вещи.
— Мне все равно, — заявила мисс Банс. — Это ужасное место. Я говорила, надо было поехать в Гласфинид.
— Но как вы будете возвращаться, дорогая? — поинтересовалась миссис Белдербосс, садясь напротив мисс Банс и взяв ее за руку.
Девушка подняла глаза на отца Бернарда:
— Я хотела попросить преподобного отца отвезти нас в Литтл-Хэгби. Оттуда мы сможем вызвать по телефону такси до вокзала в Ланкастере.
— Джоан, опомнитесь, — сказала Мать. — Вы что, хотите, чтобы преподобный отец ехал сейчас? Уже девять часов. Все поезда на Лондон уже пройдут.
На лице мисс Банс появилось упрямое выражение.
— В пабе можно снять номер на ночь, — заявила она. — Мы можем переночевать там и утром сесть на поезд.
— Это смешно. — Мать раздраженно взглянула на девушку.
— Миссис Смит! — резко сказал отец Бернард. Затем уже спокойнее добавил: — Будьте так добры, сходите, пожалуйста, за бренди.
— Давай, Эстер, — усмехнулся Родитель.
Мать на секунду задержала взгляд на лице мисс Банс, повернулась и пошла по коридору. Все обратили лица к отцу Бернарду. Он некоторое время смотрел на мисс Банс, затем снял пальто и повесил его на вешалку за дверью. Потом потер глаза, слегка надавливая на них ладонями.
— Мисс Банс, — начал он, усаживаясь на стул рядом с напольными часами, — я понимаю, что вы пережили сильный стресс, но все-таки вам стоит перестать думать о том, что вы видели в лесу, и с пользой для себя провести здесь время.
Мать вернулась со стаканом бренди и отдала его отцу Бернарду, который в свою очередь передал его мисс Банс.
— Но я не хочу, преподобный отец, — отказалась девушка.
— Просто сделайте глоток, вам будет лучше, — попросил ее отец Бернард.
Мисс Банс смочила губы в бренди и сморщилась.
— Возможно, вы сейчас не согласитесь со мной, — продолжал отец Бернард, забирая у девушки стакан, который она ему протянула, — но, зная вашу преданность вере, думаю, придя в себя на следующий день, вы будете очень сильно сожалеть о том, что уехали так быстро.
— Преподобный отец прав, — вставила миссис Белдербосс, — мы еще не успели посетить обитель. Вы не пожалеете, если побываете там.
Мисс Банс кивнула и вытерла глаза. По лестнице спускался Дэвид с чемоданом мисс Банс, который ударялся то о стену, то о перила.
— Ты готова, Джоан? — спросил он.
— Ложная тревога, — объявила миссис Белдербосс.
Дэвид заколебался, внимательно посмотрел на мисс Банс и снова пошел наверх.
* * *
Когда все разошлись, я пошел наверх проверить, как там Хэнни. Он спал как убитый, рука свешивалась с кровати вниз, где на полу среди солдатиков и крысиных чучел лежал конверт с деньгами. Хэнни вытащил его из-под моей подушки и основательно порылся в нем. Купюры были разбросаны по всей комнате. Я собрал их и спрятал под матрасом, чтобы Хэнни не смог найти их снова до того, как мы отдадим их обратно.
В другой руке брат зажал порнографические картинки Билли Таппера. Я забрал их у него и смял в комок. Их надо будет сжечь, как только появится такая возможность. Почему мы хранили их, я и сам не знал, а что Мать сделает, если найдет их у Хэнни, я и представить себе не мог. Хотя понятно, что я буду во всем виноват и меня заклеймят как маньяка, вроде бедняги Генри Маккаллоу, которого застали в постели с каталогами нижнего белья.
Это случилось примерно в то время, когда к нам в качестве еще одного алтарного прислужника присоединился Пол Пиви. Он был моложе Генри и меня, худой и бледный, очень маленького для своих лет роста. Пол горел желанием угодить отцу Уилфриду.
Пол мог бы, не задумываясь, вступить в Гитлер-югенд или присутствовать на публичной казни в первых рядах. Его отец был завсегдатаем в баре церковного социального центра, где я помогал собирать стаканы по пятницам вечером. Это был один из тех горластых субъектов, которые мыслили так, как их учили таблоиды. Обычными темами рассуждений этого горлопана были иммигранты, безработные, лейбористы или же люди, сумевшие объединить в себе эти три категории.
Как-то раз в воскресенье, после того как рясы были сняты, осмотрены на предмет грязи и повешены в шкаф в ризнице, отец Уилфрид прошел в свой маленький кабинет за соседней дверью и вернулся с двумя парами садовых перчаток. Одна предназначалась для меня, другая — для Пола. Генри было протянул руки к перчаткам, но отец Уилфрид приказал ему сесть и отправил меня и Пола в конец кладбища принести столько крапивы, сколько мы сможем захватить.
Не смея задавать вопросы отцу Уилфриду, мы послушно заторопились выполнить задание, нашли целые заросли рядом с огромными викторианскими склепами и вернулись с охапкой обратно. Крапива, несмотря на перчатки, все-таки ухитрялась жалить нам руки.
Генри широко раскрыл глаза, когда увидел, с чем мы пришли. Он каким-то образом понял, что крапива предназначена для него, и в голове у него роились самые ужасные предположения.
— Садитесь, — сказал нам отец Уилфрид, и мы повиновались.
Генри начал было спрашивать нас, что происходит, но снова замер в неподвижности, когда отец Уилфрид хлопнул дверью ризницы.
Несколько секунд отец Уилфрид постоял у стены, глядя на нас. Смятение Генри росло.
— У меня к вам вопрос, мальчики, — сказал отец Уилфрид наконец, принимаясь, как обычно, расхаживать взад-вперед по каменным плитам и похлопывая ладонью по Библии. — Когда наступит Судный день, кто будет низвергнут ниже всех в Ад?
Пол немедленно поднял руку.
— Язычники? — предположил он.
— Нет, — ответил отец Уилфрид, — еще ниже, чем язычники.
— Протестанты? — продолжал Пол.
Отец Уилфрид внезапно остановился напротив Генри:
— А ты как думаешь, Маккаллоу?
Генри испуганно поднял на него глаза:
— Убийцы, преподобный отец?
Отец Уилфрид покачал головой:
— Нет, Маккаллоу. Те, о ком я говорю, будут с завистью смотреть на то, как наказывают убийц.
— Те, кто погряз в блуде, — внезапно сказал Пол.
— Ближе, Пиви. Онанисты, — объявил отец Уилфрид.
Генри смотрел себе под ноги.
— Испорченные маленькие мальчики, у которых слишком много времени и есть руки, которым нечем заняться. Маккаллоу, твоя мать говорит, что ты онанируешь.
— Нет, преподобный отец.
— Она говорит, что ты держишь в своей комнате грязные журналы.
— Я не держу, преподобный отец. Это ее журналы.
— Ты хочешь сказать, что твоя мать лжет?
Генри ничего не ответил.
— Пятая заповедь, Пиви.
— Чти отца твоего и мать твою, — процитировал Пол, выжидательно глядя на Генри.
Отец Уилфрид положил Библию на стол:
— Я еще раз спрашиваю, Маккаллоу. Твоя мать — обманщица?
— Нет, преподобный отец.
— Так, значит, то, что она мне рассказала, правда?
Генри опустил голову на руки. Отец Уилфрид скривил верхнюю губу, как будто запахло чем-то крайне неприятным.
— Грешный мальчик, — сказал он, — у меня не было времени для таких вещей, когда я был в твоем возрасте. Я был слишком занят, выпрашивая остатки пищи, которыми и собака погнушалась бы, чтобы прокормить свою семью, да и соседскую тоже. Подумай о бедных в следующий раз, когда тебя будет одолевать искушение, — их рукам неведома праздность, мальчик. Они либо работают, либо молятся о работе.
— Простите меня, преподобный отец, — рыдал Генри.
Отец Уилфрид впился взглядом в Генри, но протягивал руки в нашу с Полом сторону, и, неуверенно посмотрев друг на друга секунду, мы передали ему крапиву, которую священник взял, даже не поморщившись.
— Руки, — приказал он Генри.
— Что? — не понял мальчишка.
— Дай мне руки, — повторил отец Уилфрид.
Генри протянул вперед руки, и отец Уилфрид положил крапиву ему на ладони.
— Сожми, — последовало следующее приказание.
— Пожалуйста, преподобный отец, — взмолился Генри. — Я больше не буду.
— Сожми крапиву, Маккаллоу!
Генри осторожно сложил вместе ладони, и отец Уилфрид неожиданно сильно шлепнул по ним. Генри вскрикнул. Отец Уилфрид сдавливал ладони Генри все сильнее, пока зеленый сок не потек между пальцев несчастного вниз по рукам.
— Поверь мне, Маккаллоу, эта боль не идет ни в какое сравнение с той, что испытывают онанисты в Аду.
Рыдания продолжались еще с минуту, потом отец Уилфрид разрешил Генри выбросить крапиву в мусорное ведро, после чего идти в церковь молиться о прощении.
— Никому ни слова, мальчики, — сказал отец Уилфрид мне и Полу, когда мы надевали куртки. Пол слегка порозовел от возбуждения после всего происшедшего. — Эти уроки только для вас и ни для кого другого.
— Да, отец Уилфрид, — монотонно пропели мы в унисон.
— Хорошо, — сказал он, — а теперь на колени.
Мы встали на колени перед священником на каменных плитах ризницы, и он по очереди возложил холодную руку нам на головы и прочитал, один из своих излюбленных отрывков из Притч:
— Надейся на Господа всем сердцем твоим и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои.
— Аминь, — сказали мы, и отец Уилфрид улыбнулся и ушел в кабинет, закрыв за собой дверь.
Мы были для него чем-то вроде той старой велосипедной покрышки, которую он, бывало, катил перед собой по улицам Уайтчепела, когда был мальчишкой, похлопывая по ней время от времени, чтобы выровнять траекторию и не дать ей скатиться в грязь, что, похоже, бедный Генри частенько делал.
Мы нашли Генри в часовне Божьей Матери. Он стоял на коленях перед обрядом Девы Марии, глядя в ее глаза невинной лани, что-то шептал и плакал. Распухшие руки его дрожали, когда мальчишка изо всех сил старался сложить их вместе. Пол засмеялся, застегнул куртку и вышел на улицу.
