Дом номер четыре, Авеню

Мы с Тилли остановились как раз на середине лестницы.

В ходе многочисленных экспериментов мне удалось выяснить, что это самое удобное место. Если подняться выше, слов уже не расслышать; сойти немного вниз – и есть риск, что тебя обнаружат и отправят в твою комнату, повторяя все известные поговорки на тему того, что подслушивать нехорошо.

– Мы что-то пропустили? – шепотом спросила Тилли.

Мама притворила дверь в гостиную, но щелочка осталась, и мы видели часть мундира констебля Грина и левое папино плечо.

– Думаю, они просто предлагают ему чашечку чая, – шепнула я в ответ. – Они не стали бы этого делать, если бы он пришел их арестовать.

Я слышала голос мамы. Ломкий, как яичная скорлупа.

– Я бы предпочла остаться, если не возражаете, – сказала она.

Отец пожал левым плечом, возможно – и правым тоже, но мы этого не видели. И заявил:

– Нет ничего такого, чего бы я не мог сказать вам в присутствии моей жены.

Папа обычно не называл маму «моя жена».

Судя по спине констебля Грина, тот достал из кармана блокнот. Через щель в двери было слышно, как он переворачивает страницы, а отец постукивает кончиками пальцев по спинке стула.

– Мистер Беннет, вы являетесь владельцем компании «Собственность и услуги по управлению Беннета», офис которой находится по адресу дом пятьдесят четыре, Сент-Джонс-стрит? – спросил констебль полиции Грин.

Отец подтвердил, что да, является. Голос его звучал слабо и как-то неубедительно. Прежде я никогда не слышала, чтобы отец говорил, точно человек, пытающийся вспомнить, как быть полезным.

– Тут у нас объявился свидетель, – начал Грин, – который видел, как миссис Кризи входила в ваше офисное здание… – тут раздался шелест еще одной переворачиваемой странички, – … ровно в два часа дня двадцатого июня.

Постукивание пальцев прекратилось, воцарилось молчание. Словно ни один из них не знал, кому следует заговорить первым.

Первой оказалась мама.

– Так это было накануне ее исчезновения, – заметила она.

– Именно так, – сказал констебль Грин. – К тому же в воскресенье.

Я слышала, как громко выдохнула мама. Словно слишком долго задерживала дыхание.

– Ну, не знаю, что она там делала, но к Дереку это не имеет никакого отношения. Днем по воскресеньям он ездит на заседания круглого стола, верно, Дерек?

– Мистер Беннет, вы можете подтвердить, что были у себя в офисном здании в воскресенье днем двадцатого июня?

Отец не стал ничего подтверждать. Вместо этого зашаркал подошвами комнатных туфель по ковру, а я снова прислушалась к дыханию мамы.

– Мистер Беннет?..

– Может, я и говорил с ней в тот день, перемолвился парой словечек, – ответил наконец папа. – Так, мимоходом.

Полицейский снова зашелестел страничками.

– Однако, когда я беседовал с вами на прошлой неделе, мистер Беннет, и спросил, когда вы в последний раз видели миссис Кризи, вы со всей определенностью ответили: «То ли в четверг, а может – и в пятницу».

Тилли обернулась ко мне, широко распахнув глаза. Я же, напротив, прищурилась.

– Должно быть, просто вылетело из головы, – сказал отец. – Но теперь, когда вы напомнили, да, точно. Я видел ее в воскресенье днем.

– А разве ваш офис открыт по воскресеньям, мистер Беннет? – спросил констебль Грин.

– Нет, – ответила вместо него мама. – По воскресеньям они не работают.

– Тогда как вы объясните, с какой целью миссис Кризи посетила ваше место работы?

– Дерек?.. – Мама сидела ко мне спиной, но я вполне могла представить выражение ее лица.

И еще я никогда не видела отца в таком положении. Это он всегда задавал вопросы и требовал объяснений. Как-то непривычно все это было, ощущение возникло такое, будто луч света сместился, и я поняла, что прочла лишь одну главу этой истории. Когда отец, наконец, заговорил, мы с Тилли так и приникли к перилам, чтобы лучше слышать.

– Она хотела посоветоваться, – сказал он. – В другой день просто не могла прийти.

– Посоветоваться? – спросил констебль полиции Грин.

– Именно так.

– И по какому же вопросу?.. – Снова зашелестели странички. Я почувствовала, что просто ненавижу этот его блокнот. – Связанному с собственностью или управлением?

Я видела левую руку отца. Она потянулась к локтю правой. Молчание. Единственным звуком было тиканье кухонных часов, торопливо съедающих секунды.

– Она подумывала сделать инвестицию, – ответил он наконец.

– Понимаю, мистер Беннет. Вот только почему-то ее муж и словом не упомянул об этом ее намерении.

– Не думаю, что миссис Кризи стала бы обсуждать этот вопрос с мужем, констебль Грин. Сейчас на дворе семидесятые. И в наши дни женщины вправе самостоятельно принимать решения.

Он снова говорил уверенно и звучно.

Я видела, как полицейский одернул мундир и убрал блокнот в карман. Потом услышала, как он советует отцу как следует поразмыслить и вспомнить – может, что-то еще выскользнуло из памяти. Констебль Грин произнес это «выскользнуло из памяти» так, словно учился говорить на иностранном языке. Отец новым уверенным тоном ответил, что непременно постарается. Дверь в гостиную отворилась, все вышли в холл. Одновременно мы с Тилли бесшумно и одним духом взлетели на верхнюю площадку.

– Ну, и что ты обо всем этом думаешь? – спросила Тилли, когда мы оказались у меня в спальне. Она запыхалась от подъема по лестнице и волнения.

Я пожала плечами:

– Не знаю…

– А тебе не кажется странным, что твой папа ни разу не упоминал об этом прежде?

– Может, и так.

– А вот лично мне все это кажется очень странным. – Последнее слово прозвучало приглушенно – в этот момент она стягивала пончо через голову. – Как-то концы с концами не сходятся.

Мы уселись на кровать. Шелковое стеганое одеяло приятно холодило ноги. С первого этажа доносился голос мамы, волны его нарастали, ширились, бились в потолок.

Тилли взяла одну из фигурок галаго, поднесла ее к лицу.

– Не думаю, что твоей маме все это понравилось, – пробормотала она.

Я провела ладонью по одеялу, статическое электричество покалывало пальцы.

– Да уж, – согласилась я.

– Наверное, огорчилась, что этот полицейский еще раз наведался к вам. Ведь они в полиции очень заняты, верно? Работы наверняка полно.

– Наверняка, – пробурчала я.

– Хотя не думаю, что есть повод для беспокойства, – добавила Тилли в утешение, хотя ее лицо выражало крайнее беспокойство.

Голос мамы продолжал пробиваться сквозь доски пола. Слова звучали неразборчиво и отрывисто, и от этого становилось только хуже. Если бы я могла слышать все, что она говорит, то, наверное, немного успокоилась, потому как знала способность мамы превратить весь вечер в споры буквально ни о чем. Мне страшно хотелось, чтобы так же произошло и на этот раз, и я затаила дыхание, пытаясь найти хоть какой-то смысл в обрывках слов, но они бились о потолок, как мелкие камушки.

На фоне материнского голоса пробивался низкий извиняющийся голос отца. Один раз он все же умудрился прорезаться, и я услышала следующее: «Мне нечего больше добавить». А затем: «С чего бы это я стал лгать?» А затем голос его утонул в новой волне неразборчивых криков.

Тилли поставила куколку обратно на полку.

– Хотя довольно странно, почему это он не говорил прежде, что виделся с миссис Кризи. Правда?

Я слегка сдвинула галаго влево.

– Должно быть, просто выскользнуло из памяти, – ответила я.

Показалось, будто я говорю на каком-то иностранном языке.

Мы следовали за миссис Мортон по Хай-стрит. Она рассекала по тротуару, точно корабль, плавно огибая детские коляски, маленьких собачек и людей, которые остановились вытереть мороженое с подбородков.

Этот июльский день побил все рекорды жары. Небо обрело какой-то кислотно-синеватый оттенок, и даже облака, теснившиеся у горизонта, не могли испортить эту безупречную летнюю страничку, распростертую над нашими головами. Однако среди горожан выискались и недоверчивые. Мы проходили мимо людей с кардиганами, переброшенными через руку, мимо дождевиков, которые запихали в сумки для продуктов, а одна женщина несла зонт, грозно торчавший из-под мышки, точно артиллерийское орудие. Казалось, люди до сих пор не могут смириться с погодой, свято верят в то, что каждую минуту она может измениться, вот и носят постоянно с собой все эти вещи для пущей безопасности.

Миссис Мортон, даже не останавливаясь, умудрялась перемолвиться словечком с каждым, встреченным на пути. Моя мама всегда останавливалась, так и замирала в дверях магазина или на краю тротуара до тех пор, пока ручки сумок не начинали больно впиваться в ладони, а вот миссис Мортон умела вести разговор прямо на ходу, подавая тем самым пример каждому, кого вопросы приковывали к месту, точно якорем. Впрочем, она все же притормозила у магазина «Вулвортс», поглазеть на горы шезлонгов, выставленных прямо на тротуаре у дверей. Нас же с Тилли привлекали разные предметы в корзинах, которые казались нам просто необходимыми, – дартс для игр на лужайке, карманные стилофоны и бадминтонные ракетки, завернутые в целлофан. Тут же были выставлены целые горы ведерок и совков, формочки для строительства замков из песка, башня эта доходила Тилли до подбородка. Ближайший пляж находился в пятидесяти милях от нашего города.

Затем я уставилась через дверь на целую реку конфет под названием «Умные липучки».

– Может, войдем на минутку, а то уж больно припекает? – Я посмотрела на миссис Мортон.

– Но нам ведь надо в библиотеку, – возразила она.

– А то еще, не дай бог, солнечный удар случится. – Я обернулась на липучки. – Даже Анжела Риппон предупреждала.

Миссис Мортон проследила за направлением моего взгляда.

– Ничего, как-нибудь переживем, – сказала она. – Тут ходу три с половиной минуты.

Библиотека находилась в самом конце Хай-стрит, там, где на смену магазинам пришли бухгалтерские, адвокатские и архитектурные конторы с фронтонами в георгианском стиле и солидными медными табличками у входов. Все они смотрели на парк и мемориальную арку. Посаженные у ограды алые маки выцвели от солнца и стали тускло-розовыми. Обычно в библиотеку меня водила мама, но после повторного визита в дом констебля полиции Грина ее жизнь утратила связь с датами и временем. Каждые несколько часов мои родители ссорились. Мама упрекала папу во лжи, а отец обвинял мать в неадекватном поведении, после чего они принимались обвинять друг друга в откровенной глупости. Оскорбительные слова летали по комнате несколько минут, затем энергия у обоих иссякала, и они расходились в разные стороны с тем, чтобы встретиться позже где-нибудь на лестнице, или в холле, или за кухонным столом и все начать сначала.

Миссис Мортон толкнула дверь в библиотеку, мы с Тилли проскользнули внутрь у нее под рукой. После спальни это помещение было самым моим любимым местом в мире. Кругом ковры, высокие шкафы, тикающие часы и обитые бархатом кресла – уютно, как в гостиной. Здесь пахло неперевернутыми страницами и неиспытанными приключениями, и на каждой полке обитали люди, с которыми я никогда не встречалась, и места, которые я никогда не посещала. И всякий раз, зайдя сюда, я терялась в коридорах книг и в комнатах, обитых полированным деревом, и решала, в какое же путешествие пуститься.

Миссис Мортон достала из сумки мои последние взятые здесь книги и выложила их на стол.

– Книги Грейс Беннет вернула вовремя, – сказала библиотекарша. Затем похлопала по обложке каждой, посылая нам мелкие волночки воздуха. – В первый раз в кои-то веки.

Я одарила ее широкой улыбкой, протянула читательские билеты и нахмурилась. Руки у нее были в чернильных пятнах, синие полоски виднелись у основания ногтей.

У меня было пять билетов. А стало быть, я могла выбрать пять приключений.

Первым делом я решила навестить Аслана и Маугли. Ну, а затем Джо и Мег. Я читала эти книжки столько раз, что их персонажи успели стать моими друзьями, и мне достаточно было провести пальцем по корешку каждой книги, чтобы убедиться, что все на месте и все в порядке, – это прежде чем двигаться дальше и подумать о чем-то еще. Тилли указала на книжки, которые ей хотелось бы прочесть, и я оставила ее на маленьком стульчике за очень маленьким столиком с «Алисой в Стране чудес».

А затем прошла мимо миссис Мортон.

– Разве ты не в детской читальне? – спросила она.

– Я переросла ее, миссис Мортон. Мне уже десять.

– Но вот очень подходящие книжки для юных леди десяти лет.

В руках она держала какой-то роман. На обложке красовалась шляпа «Стетсон» с пробитой в ней в центре дымящейся дыркой от пули.

– Да, знаю. Я все уже перечитала, – сказала я.

– Неужто все?

– Ага.

Книга называлась «Пуля для Красавчика Барроукло».

– Мне надо расширять круг чтения, – заметила я.

Она вернула Красавчика Барроукло на полку.

– Что ж, только смотри, не слишком расширяйся.

Я прошла мимо любовных романов, мимо книг по кулинарии и путеводителей, мимо боковой комнаты, забитой старыми газетами и постерами с призывом пить кофе по утрам, и оказалась в зале научной литературы, который находился в самой глубине здания. Здесь полки были шире, коридоры длиннее, а запах страниц – еще сильнее. Совсем незнакомое мне место. Зрелый, насыщенный и солидный запах учености. Я дошла до раздела под буквой «С», как вдруг услышала разговор – слова плыли над полками.

– Именно так мне и говорили. И еще я слышала, что она с ним ссорилась.

– О, нет, никаких ссор. Просто как гром среди ясного неба.

– Один из голосов я узнала – ворчливый, он принадлежал библиотекарше с руками, перепачканными чернилами.

Собеседники двинулись дальше по проходу, и на секунду связь прервалась.

– Что ж, ведь это само собой разумеется, верно? А как же иначе? – произнес незнакомый голос, когда связь восстановилась.

– Я всегда отхожу и стою в сторонке, когда он сюда приходит. Прямо мурашки по коже.

– У него с головой не в порядке, вот что. И одного взгляда достаточно, чтоб это понять.

Я сняла с полки толстый словарь цитат, чтоб слышно было лучше.

– Она сюда заходила. За несколько дней до исчезновения.

Тут же прозвучал удивленный возглас:

– И что она взяла?

– Да ничего. У нее даже библиотечной карточки не было. Проторчала полчаса в боковой комнате. А потом ушла.

– Не удивлюсь, если она находилась под его влиянием.

– Я тоже. У него, знаешь ли, взгляд убийцы. Прямо по глазам видно.

– О, да, Кэрол. Ты совершенно права.

Голоса поплыли в сторону от словарей и энциклопедий и растаяли где-то за учебниками по астрономии и сборниками местного фольклора.

– Что-нибудь выбрала? – Миссис Мортон и Тилли стояли у стойки регистрации.

– Выбрала, – ответила я, придерживая подбородком целую пирамиду книг, отчего говорить было не так-то просто.

– Сколько у тебя книжек, Грейс? – спросила миссис Мортон. – Ведь билетов у тебя всего пять.

– Тилли обещала одолжить мне четыре своих.

– Разве? – удивилась Тилли.

Миссис Мортон обернулась посмотреть на книгу, которую выбрала Тилли.

– А ты что выбрала?

– «Лев, колдунья и платяной шкаф», – ответила Тилли.

– Она всегда ее выбирает, – заметила я. – Просто помешалась на мистере Тумнусе.

– Да ничего подобного! – Тилли крепко прижала книгу к груди. – Мне всегда больше всего нравился там снег.

Миссис Мортон изучала мою пирамиду книг.

– Нельзя ли взглянуть? – спросила она.

И взяла ту, что лежала на самом верху.

– «Проникнуть в мозг серийного убийцы». Интересный выбор. А здесь у нас что? – Она взяла еще одну книжку. «Тайны Черного музея». И еще одну – «Убийства двадцатого века: Антология». Приподняла брови и в недоумении уставилась на меня.

– Это для исследования, – сказала я.

Миссис Мортон взглянула на следующую книгу в стопке.

– «Пуля для Красавчика Барроукло»?

– Тут все дело в обложке, – пояснила я. – Она мне импонирует.

– Думаю, самое время нам все переосмыслить, тебе не кажется?

Мы еще раз прошлись вдоль книжных полок, затем библиотекарша принялась шлепать штампы, пробегать испачканными в чернилах пальцами по моим новым, «переосмысленным» книжкам. И вот, наконец, мы покинули ковры и прохладные, отделанные полированным деревом коридоры и вышли на улицу. Жаркий воздух дрожал над верхушками деревьев, и казалось, края мира идут волнами и плывут.

– Господи, – пробормотала Тилли. Я взяла у нее «Нарнию», пока она стаскивала с себя свитер.

– Обратно пойдем через парк, – сказала миссис Мортон и указала на ворота с нетерпением путешественника, исследующего Сахару. – Там всегда найдется тенек.

Но этот парк не был таким уж тенистым. Нет, имелись, конечно, пятна прохладной тени там, где густые ветви деревьев низко склонялись над тропинками, но все остальное пространство заливали безжалостные лучи солнца, и мы перебегали от тени к тени, чтобы хоть как-то от них укрыться. Впрочем, попадались люди, которых это не волновало. Они лежали на майках, которые превратили в подстилки и подушки, антенны радиоприемников были нацелены на солнце, книжки валялись в траве. Попадались дети, с восторженным визгом барахтавшиеся в бассейнах, в то время как их родители лишь плотнее натягивали на головы шляпы от солнца и втирали кремы в испачканные в песке колени.

Я вдруг спохватилась, что не слышу шарканья сандалий Тилли за спиной, и обернулась. Подруга стояла рядом с эстрадой для оркестра, навалившись на изгородь, свитер обвязан вокруг талии. Чуть поодаль, на тропинке, миссис Мортон тоже остановилась и прикрывала глаза от солнца ладонью.

– У меня все в порядке, миссис Мортон, – извинилась Тилли. – Это все жара. Ноги прямо как ватные.

Я посмотрела на лицо миссис Мортон, когда та проходила мимо, и во рту у меня сразу пересохло, а сердце тревожно забилось.

Она заглянула Тилли в глаза, пощупала лоб и нахмурилась, а потом предложила посидеть немного в тени эстрады. Никого больше вокруг не было, деревянные поручни испачканы птичьим пометом, да еще старая газета валялась на асфальте, а ветерок лениво переворачивал ее страницы.

Тилли твердила, что все «в порядке, честно, в порядке», но личико у нее стало фарфорово-белым. Я еще раз взглянула на миссис Мортон и прочитала в ее глазах беспокойство, которое передалось мне.

– Просто меня немного шатает, вот и все, – сказала Тилли.

– Тебе не следует переутомляться. – Миссис Мортон обняла Тилли за плечи. – Надо следить за своим здоровьем.

– Грейс говорила, что ничего страшного со мной не случится. Она сказала, что не допустит этого.

Миссис Мортон на секунду встретилась со мной глазами и отвернулась.

– Ну, конечно, ничего плохого с тобой не случится. Но ведь твоя мама предупреждала, чтобы ты была осторожнее, верно?

Тилли кивнула, и я заметила у нее на лбу крупные капли пота.

– Лучше посидим здесь немножко. Пока ты не отдышишься.

Тут я вспомнила, что возле военного мемориала есть маленький киоск.

– Может, мороженое поможет? – спросила я. – Или тоник?

Тилли покачала головой, а потом сказала, что, пожалуй, глоток водички не повредит.

Миссис Мортон огляделась по сторонам, по-прежнему обнимая Тилли.

– Я сбегаю, – вызвалась я. – Раздобуду тебе водички.

И вот я выскочила из тени эстрады. Солнце вновь ожгло руки и плечи, но это меня не волновало, как и голоса отдыхающих в парке. Киоск находился вдали от разноцветных летающих тарелок фрисби и транзисторных радиоприемников. Он был выкрашен в розовую и желтую полоску, туго натянутый тент трепетал под ветром, пока продавец искал для меня пластиковый стаканчик.

Я обернулась, посмотрела на эстраду для оркестра, и мне расхотелось возвращаться. Не хотелось видеть тревогу, затаившуюся в уголках глаз миссис Мортон, не хотелось видеть Тилли – такую бледную, тихую и маленькую.