Глава 31
— …Итак, предварительный этап закончен! — удовлетворенно проговорил медик. Очередной (как полагал Отари, самый обычный) эксперимент был позади. Мач оглянулся и вновь углубился в недра какого-то прибора — его узкая спина выражала полное равнодушие к сказанному. Испытательная группа в полном составе приводила пост в порядок. Отари, прищурясь (как всегда после контакта, краски казались слишком яркими), безмолвно наблюдал за обоими членами этой группы. Но когда Мачо, выключив психотрон, начал его разбирать, он удивился:
— Зачем… это? — и показал пальцем. Ответил ему медик — с довольным смешком:
— Я же сказал — предварительный этап закончен. Следующие будут в другом месте — с автономной защитой.
Отари открыл рот… Подумал. Закрыл рот и еще раз подумал — мысли ворочались туго. Наконец, спросил:
— Но… Обратная связь…
Давно он не видел своего врача таким довольным!
— Пора уже отказаться от тепличных условий — так мы ничего не добьемся. Контакт должен быть полным! — взмахнув рукой, возгласил он, словно древнеримский оратор: «Карфаген должен быть разрушен!»
— …Не беспокойся, защита вполне надежная, — успокоил он напоследок; голос его звучал снисходительно-покровительственно — какая перемена по сравнению с первой встречей! Но Отари не успокоился. Всю дорогу до своей каюты он пытался представить себе эту новую угрозу… Но ничего не мог вообразить — отупевший от контакта мозг отказывался работать. Добравшись до койки, он с облегчением нащупал контакт нейроизлучателя и растянулся, даже не раздевшись — сеанс гипносна был сейчас просто необходим.
…Было сверкание — переливы серебристых бликов, играющих где-то в бесконечной дали. Отари изо всех сил тянулся к ним из темноты, но они уходили, сверкая все так же далеко — недостижимые и прекрасные. Он несся к ним сквозь мелькающий мрак, все быстрее и быстрее, уже почти со скоростью падения, до истомленной дрожи в пальцах желая этот свет… Вот, он уже рядом, близко — протягивает руку к пульсирующему прозрачному сиянию — еще немного, и он окунется в него! Еще усилие — но вместо ослепительной белой вспышки — освещенная ровным приглушенным светом кремовая поверхность. Отари некоторое время лежал, ошеломленный, созерцая ее без всяких мыслей, потом осознал — это просто-напросто потолок его каюты. Он проснулся слишком рано… Сон вытолкнул его! Что-то сродни кошмару… Отари чувствовал, как бьется сердце. Но не кошмар — он ощущал душевный подъем, как будто только что решил трудную задачу. Угнетающее безразличие спало с души, он испытывал громадное облегчение… Что случилось? Сначала он ничего не понимал — мысли возникали слишком быстро и гасли, не оставляя следов в памяти. Но взбудораженные пробуждением чувства постепенно успокаивались, прошла минута — и наступившая вдруг ясность поразила его самого. Он привстал, оглянулся… Нет, все вокруг спокойно. Стражники пока не вламываются, чтобы сковать его, обездвижить, не пустить к началу эксперимента — потому что потом будет поздно! Он прикрыл лицо, чувствуя, как под ладонью губы растягиваются в неудержимой улыбке. Он боялся ПУВ — свою единственную надежду! Ведь если вспоминать не свои отшибленные чувства, а то, что было реально сделало… И будет сделано! Конечно, он не мрогвин — но он может отдать один-единственный приказ, который будет выполнен. И выполнять его будет нечто массой в миллион тонн.
…Оставшиеся два часа Отари скоротал без сна. Снедаемый нетерпением, он в то же время слегка побаивался предстоящего и невольно торопил время. Хотелось, чтобы всё уже было позади… Как в детстве перед экзаменом по агрохимии (Отари не выносил червей). Судорожно зевнув еще пару раз, он в конце концов не выдержал и встал. Туалетный узел был заряжен великим множеством процедур — освежающих, бодрящих, разминающих… Отари перепробовал их все — и вошедший доктор застал его за изощренным электростатическим массажем лица.
— Решили быть сегодня в форме? Похвально… — меланхолично заметил он и поторопил: — Заканчивайте, нас ждут…
Отари молча выключил потрескивавший искрами массажер и поднялся. Судя по всему, сегодня действительно предстояло что-то важное — раньше доктор никогда сам не заходил за ним.
…Через десять минут Ило понял, что подвигнуло доктора на это — в «мозговом центре» лаборатории находился Эш Телал Бронтом. Отари тихо стоял в сторонке (под бдительным присмотром двух стражей) и наблюдал за работой своего непосредственного начальника — согласно штату. По существу же — полного хозяина жизни и смерти. Впервые Отари представилась возможность рассмотреть его вблизи в спокойной обстановке — поддерживаемый глубоко запрятанной надеждой на спасение, он мог сейчас делать это без особой предвзятости (хотя, конечно, и не вполне объективно). Первое, что бросилось в глаза — лицо руководителя экспедиции вовсе не было таким уж чугунно-твердым, каким казалось с экрана. Если бы не застывшее властное выражение, его можно было бы назвать даже скорее округлым, и уж наверняка ничем не примечательным. Глаза, воспаленные от систематического недосыпания, часто моргали и казались свинцово-тусклыми, лишь иногда ненадолго оживляясь от предмета разговора — тогда они превращались в маленькие колючие буравчики, поскольку оживление носило в основном негативный характер. Судя по раздражительности, с какой гран-эрмиер реагировал на неизбежные заминки, он был на пределе — еще немного, один шаг, и все может вылиться в безобразный истерический припадок. Его удерживала в рабочем состоянии железная воля профессионала — однако вокруг него, словно отражение внутреннего состояния, царила атмосфера страха. Он, по-видимому, уже привык к ней за время своего безраздельного владычества… Мелкие деспоты — самые страшные, они ничего не забывают. Отари уловил два-три взгляда, как бы случайно брошенных на него — глаза гран-эрмиера при этом оставались такими же свинцово-тусклыми, как если бы он смотрел на неодушевленный предмет…
Работа пока что сводилась к уточнению деталей плана эксперимента и проверке готовности техники. Надо признать — проводилось все на должном уровне, четко и организованно. Впрочем, о другом странно было бы и подумать. Дошла очередь и до него — вернее, до «группы испытателей». Так выразился Бронтом, сразу поставив все в узкие рамки формальных отношений. Все свелось к короткому обмену репликами:
— Испытатель предупрежден? — в характерном суховатом тембре голоса не слышно было ни тайного злорадства, ни каких-либо других чувств.
— Да. Инструктаж будет проведен на месте, — тотчас отозвался доктор, сразу утратив свой обычный скучающий вид. Безразлично скользнув взглядом по остальным, Бронтом коротко кивнул и отвернулся. На всякий случай выждав еще пару секунд, доктор повернулся и направился к выходу. Идя следом, Отари гадал, зачем было тащить их с Мачо сюда — диалог оказался пустой формальностью. Просто показались на глаза начальству? Спина доктора выражала едва прикрытую досаду. Оглянувшись, Отари встретился взглядом с Мачо и повел глазами на впереди идущего — тот только пожал плечами. «Какие-то местные дрязги», — решил Отари. Медик не производил впечатления завзятого интригана — скорее уж, жертвы интриг… Но ему-то что за дело? И Ило с облегчением вернулся в привычный круг мыслей.
Через пять минут они были в трюме. Шахта подъемника, словно дуло гигантского орудия, направила их точно в пятачок одной из стационарных площадок. Капсула бесшумно убралась наверх, и люди остались посреди огромного пустого пространства. Тишина и яркий свет без теней напоминали операционную — для гигантов. Отари слегка знобило, когда они подошли к совсем небольшой в сравнении с этим пространством решетчатой конструкции.
— Вот ваш пост, — просто сказал доктор, указывая на нее. Жест явно был излишним — во всем трюме больше ничего не было. Отари присмотрелся — конструкция больше всего напоминала птичью клетку со всеми удобствами, немногим отличаясь от нее размерами. Первой мыслью было: «Неужели сюда поместиться взрослый человек?» Кресло испытателя терялось в гуще прутьев силового каркаса, придающего всему посту неизящную форму груши. Как проникали внутрь его предшественники, оставалось загадкой. Впрочем, недолго — пока Ило обозревал сооружение, инженер Мачо Лароза деловито щелкнул несколькими замками и приподнял клетку. Оживив аппаратуру (Отари, наконец, узнал психотрон, бесцеремонно запиханный под кресло), он пробежался по крохотному пульту на подлокотнике и хмуро покачал головой.
— Нужна настройка? — догадался доктор (как показалось Ило — обрадованно).
— Да… Кто-то из техников постарался — говорил, не надо их пускать…
— Успеешь?
— Конечно. Минут десять уйдет…
— Хорошо, не будем тебе мешать. — Доктор повернулся и не спеша, прогулочным шагом, двинулся прочь, подхватив Отари под локоть.
— Мы не будем ему мешать, он — нам, — со смешком объяснил он, — а пока есть время, я тебя должен проинструктировать.
— Опять «ни о чем не думать, расслабиться»? — осмелился подать голос Отари, невольно ободренный веселым расположением духа у своего теперешнего начальника. Медик коротко хохотнул:
— Ну нет, совсем нет — прямо противоположное… — он откашлялся, продолжил с запинкой: — Обычно… Да, обычно этот цикл начинают с проверки защиты. Для этого нужно создать максимальное давление на энергощит и замерить его — у каждого испытателя оно индивидуально.
— А вдруг защита не выдержит?
— Этого не произойдет, она выдерживает до сотни тонн на квадратный сантиметр.
Отари присвистнул:
— Откуда такая мощность?
— «Холодные» батареи — там, в фундаменте.
— Пост управляется…
— Он автономен, я же говорил… Программу заложит Мачо, и в дальнейшем никто не сможет на нее повлиять. Сам понимаешь, связь в таких условиях гарантировать невозможно…
Отари молча переваривал эту новость — нечего и думать выключить защиту, раз нет выключателя. Программу для силового блока, скорее всего, составляют в «мозговом центре» — может быть, даже сам лично Эш Бронтом… Он чуть не плюнул с досады — вот не везет! Сунуть голову в пасть зверя и обнаружить, что это мусорный бачок…
Они уже возвращались к посту — оторвавшись от приборов, Мачо призывно махал рукой. Пребывая в мрачной задумчивости, Отари, согнувшись в три погибели, полез в клетушку, напутствуемый доктором: «Ни о чем не беспокойтесь — в случае чего сработает медстистема… Главное — побольше напора!»
«Может, и правда — испытать на прочность?» — подумал Отари, усаживаясь поудобнее. Мысль не лишена оснований — если удастся в какой-то степени управлять ПУВ. И если нацелить всю массу в одну точку… И успеть после пробоя и вывода из строя защиты отдать приказ о своем переносе… Он только крякнул. Мачо торопливо щелкал замками, то и дело оглядываясь на стоящего у подъемника доктора. Атмосфера в трюме изменилась — словно в воздух начал потихоньку просачиваться запах опасности. Даже свет стал казаться неестественно-бледным… Это включилась защита — голубоватое марево колпаком накрыло Отари, сразу оглушив — теперь он слышал лишь свое дыхание и близкое зудение аппаратуры. Раздавшийся шип заставил вздрогнуть — Отари почувствовал на шее мягкое дуновение — заработал воздуходел. Изолированный мирок жил своей жизнью, полностью независимой от человека — мигал огоньком, отсчитывая мгновения, таймер-синхронизатор; с тихим попискиванием оживали контрольные приборы; марево вокруг дрожало, казалось, все чаще… Все громоздкие усилители и ретрансляторы остались на главном посту — нынче он один, вооруженный лишь психосъемником. От него ждут свершений — прежде, чем уйти, мавр должен сделать свое дело…
Внимание отвлекло какое-то мельтешение — подняв глаза, Отари обнаружил, что палуба уже на палец покрыта водой. Люки открылись неслышно — теперь из них так же неслышно фонтанировали тугие пенистые струи. Он невольно представил, какой сейчас в трюме стоит плеск. Вода постепенно поднималась — оставалось только ждать, когда она остановиться. Эксперимент начался — излучатели реакторов работали, но пока еще ничего не говорило о том, что это не просто вода, а некое вещество. Ему предстояло пронаблюдать все стадии этого превращения, и в предвкушении зрелища он начал устраиваться в кресле поудобнее.
…Метровый слой воды замер, отражая свет прожекторов — сидя в своем глухом коконе, Отари каким-то шестым чувством ощущал установившуюся снаружи тишину. Так, должно быть, видят ее глухие…
…Глянцевая поверхность слепила. Отари потер слезящиеся глаза, не замечая, что давно уже дышит раскрытым ртом, ухватившись рукою за ворот комбинезона. Что-то менялось вокруг, в стылой неподвижности… Бибикание таймера пробивалось словно сквозь вату — опустив глаза, Отари некоторое время разглядывал мигающий сигнал — ему показалось, что цвет его стал другим… Но никак не удавалось вспомнить, каким он был. Неожиданно потемнело — человек испуганно вскинул голову, обшаривая взглядом окружающее пространство. До него не сразу дошло — гладкое зеркало воды стало матовым, не отражая больше света… Свинцово-белые волны лениво колебались у самого лица, отделенные ставшей теперь заметной силовой завесой. Выгнутые прутья клетки казались неестественно яркими на фоне серой воды… Отари со всей остротой почувствовал, что он один здесь — наедине со стихией, запертой в трюме. На миг ему стало по настоящему страшно. Весь замысел сразу показался детски наивным…
А беззвучное представление в трюме продолжалось — теперь Отари мог, наверное, видеть его даже с закрытыми глазами — если бы ему удалось закрыть глаза… Знакомое оцепенение сковало тело — и это, как ни странно, успокоило. Все идет своим чередом — и вода уже не была водой. Прозрачные волны несоразмерной вышины лениво гуляли по поверхности, опадали, вновь поднимались, словно кто-то шевелил громоздкими пальцами, разминая их перед игрой. Испытателю тоже надлежало приготовиться к этой игре. «…главное — прорваться… Прорвать этот чертов пузырь! Проколоть его… Да — так вернее. Не может она устоять! (Имелась в виду защита) Тысяча тонн на кончике иглы — а ну-ка, попробуй!» — Отари заводил себя на максимальный выплеск. И даже позволил себе ироническую ухмылку: «В кои-то веки интересы гран-эрмиера совпадают с моими!» Лучшей проверки для защиты не придумаешь… Тошнотворный блеск уже не поддавался глазу, когда, наконец, накатило — звук таймера расплылся и ухнул вниз, распадаясь на отдельные толчки, исчезая вовсе; цвета стремительно проходили все градации радуги, скатываясь к темно-фиолетовому — только слепяще-белые прутья силовой решетки по-прежнему выделялись на иссиня-черном фоне. «Сейчас… сейчас…» — он шевелил неуклюжими губами, не слыша себя. Знакомое, невыразимое словами предобморочное состояние наваливалось странной, пустой тяжестью — он ожидал кульминации, чтобы в этот последний миг света — и первый миг тьмы! — в приказе излучить свою волю. Он ждал, сдерживая бьющий в груди маховик… Ждал… Ждал…
…Мертво вокруг — вещи словно потеряли душу, позволявшую им двигаться. Душа — время. Застывшим взглядом он смотрел вперед — а мысли лихорадочно метались в поисках выхода: «Ничего… Почему так долго? Никогда не было так долго…» Перерыв — светящаяся путина энергощита в черноте. «Защита… Конечно, защита — она задерживает отражение… Контакта нет…»
И тут защита исчезла.
Он сразу понял, в чем дело — вернее, не понял, а почувствовал лавинообразно вливающуюся в мозг обжигающе холодную струю. И чувство одиночества…
…Чернота смотрела — и не было времени, чтобы разобраться в произошедшем, нужно было держать ее на своих плечах, уже начинающих подламываться от непосильной — как всегда, непосильной! — ноши… Чернота сбивалась, свивалась в плотный ком шевелящихся щупалец, вращалась, закручивалась воронкой — потеря расстояния, верха, глубины — все вращалось вокруг этого черного застывшего зрачка! «Здравствуй, старый знакомый…» — стеклянно прозвенела в глубокой пустоте монотонная фраза. Ничего не осталось… Лишь где-то далеко внизу сиротливо копошилось неуклюжее и теплое удивление, выискивая, куда приткнуться…
…Щекочущий ветерок задувал прямо в ухо — Отари недовольно дернулся и пришел в себя. Голова оставалась на удивление ясной, словно и не было никакого обморока. Он помнил все — и ожидал всего… Но его постигло жестокое разочарование — первой в глаза бросилась раскаленно впившаяся во тьму решетка энергощита. «Я остался… ничего не произошло», — он поник бы головой, но головой двинуть было невозможно — так же, как и любой другой частью тела. Это обескуражило бы его, если бы в следующий миг он не понял, что ничего еще не кончилось. Контакт не прервался! Время замедлено по-прежнему… Силовая защита? Она ослабляет отражение почти в миллион раз… И он не теряет больше сознания. Тонкий яд незнакомого доселе чувства чуть туманил рассудок, словно изысканный наркотик; ощущение тела размывалось, становилось неопределенным, как в кошмарном сне. Прислушиваясь к себе, он уловил, как отзывается это новое тело на каждую мысль, чувство — пока не понял. И обратил внимание на то, что творилось за прозрачными стенами его кокона.
…ПУВ бесилось. Фиолетовые потоки разбивались о силовой пузырь, вспучиваясь горбом и вновь бросались на приступ — все вокруг дрожало и бурлило, как в кипящем котле… Отари Ило, бывший координатор, а ныне штатный испытатель лаборатории психоконтакта — так это еще можно было назвать, поскольку это он и был. Контакт не прервался, и две половинки единого существа бились теперь в тщетной попытке соединиться. «Так вот почему я все еще здесь — защита прервала… нет, разделила!» Длинный язык фиолетово-светящейся воды вымахал в воздухе замысловатый зигзаг, отражая мгновенный сумбур чувств. «С какой же скоростью оно движется?» — с невольным страхом подумал Ило, наблюдая буйство своего продолжения. Если учесть, что темп его восприятия сейчас раз в десять обгоняет нормальный… Вода уже обгоняла звук. В тот же миг язык воды разбился на капли и те барабанной дробью обрушились на щит — прямо в зрачки! Если бы он мог отдернуть голову, он бы так и сделал — но шейные мышцы еще только-только успели исполнить предыдущий приказ, опуская ее лицом вниз. Сконцентрировавшись, он попытался потихоньку направлять метания «киселя». Успех был весьма относительным — удары бурлящей массы участились, но любая посторонняя мысль вызывала дикую сумятицу, еще усиливающуюся благодаря досаде, ею вызванной. Впервые Отари мог управлять ПУВ, не теряя при этом сознания — но оказалось, что сначала нужно научиться управлять собой! Во внезапном прозрении он возблагодарил судьбу за то, что не соприкасался с ПУВ иначе как в состоянии полутрупа. Ведь пожелать какой-либо услуги от этой бешеной массы все равно, что попросить медведя прихлопнуть муху на своем лбу… Спустя несколько секунд он обессилел. И вспомнил кое-что, предшествующее контакту. «Это покушение. Меня хотели убить…» — четко и однозначно пришел ответ. Кто бы ни составлял программу, он должен был знать о задании, которое получит испытатель — и планировать отключение защиты… Отари испытывал холодное презрение к пославшим его на верную смерть. Они таки не учли его опыт в контактах с ПУВ — да и не могли учесть. Как бы там ни было, он «сильный» — меченый оттиском отражения психоматрицы, знаком посвящения. Хотя — если бы снятие энергонакачки произошло чуть раньше… Мог бы и не успеть. Не успеть… Извивающиеся струи перед глазами постепенно закручивались в бесконечную спираль; водяной пузырь вспучился, на миг отразил его лицо в донельзя уродливом виде и пропал; кресло все раскачивалось, с каждым разом увеличивая размах — вот оно уже взлетает высоко… Падает… Падает…