…На сей раз обморок не обошелся без последствий — соображать что-то Отари начал только секунд через десять после того, как открыл глаза. Соображения хватило ровно на то, чтобы спросить слабым голосом: «Где я?»

— Очнулся, — ответил кто-то голосом доктора, и свет померк. Отари погрузился в расслабляюще-глубокий искусственный сон.

Когда он проснулся, в каюте никого не было. Он лежал обнаженный на своей кровати, одежда была аккуратно сложена рядом. Попробовав пошевелиться, обнаружил некоторую скованность, но не более — опасения оказались напрасны, не было даже онемения — медик знал свое дело. Или, может быть, организм уже как-то приспособился… Отари содрогнулся, припомнив свидание с тьмой. Посмотрел на часы нейроизлучателя — и удивился. Оказывается, со времени эксперимента прошло двенадцать часов. Никогда раньше ему не давали столько времени на отдых. Может, что-нибудь серьезное? Но он прекрасно себя чувствует! Легко поднявшись, Ило прошелся по каюте, спохватился — натянул белье. Взялся было за комбинезон, но передумал — положил на место. Успеется. Со вкусом потянулся, повертел затекшей шеей, сделал несколько упражнений, чтобы прогнать вялость — отдохнувшее тело с готовностью отзывалось, словно радуясь движению — нет, он в отличной форме! Зачем было вылеживать столько времени… Тут он вспомнил подробности того, что произошло, и бодрости его поубавилось. Не сколько от самого факта покушения, сколько от вызывающей бесцеремонности и циничности этой попытки. От Бронтома он такого не ожидал… Выходит, зря надеялся, что интересы дела перевесят у него личную неприязнь. Ощущение опасности защекотало нервы освежающим холодком. До того он не чувствовал ее так остро, буквально всей кожей… Может быть, потому, что просто не воспринимал всерьез. Скорее, как некую абстрактную категорию, с которой необходимо считаться. Проснувшийся инстинкт самосохранения наполнил кровь адреналином, а жизнь — совершенно иным содержанием… Отныне придется быть настороже — и в свете этого грядущая катастрофа казалась желанной и почти недостижимой целью. Отари прикинул — с момента ареста прошло уже почти четверо суток. Мрог теперь может начаться в любой момент… Может быть, уже начался. А ведь Бронтом, пожалуй, был прав — Отари представилась разъяренная стихия ПУВ, бесплодно атакующая энергощит. Защита всей станции наверняка не хуже той, которая прикрывала его. Отари поиграл желваками, испытывая острую досаду на себя самого. Как же — супермен! С интуицией от бога… Не лучше ли было доверять разуму — хотя бы и не своему, а не смутным предчувствиям? Теперь, возможно, придется посидеть в луже, ничего не попишешь… Пифия, ясновидец, так тебя и разэдак! Авторугань прервало щелканье открывающейся двери — обернувшись, Отари увидел Мачо Ларозу.

— Вы тут?! — ошарашенно спросил вошедший, наткнувшись на стоящего посреди комнаты испытателя.

— А где же мне быть? — в свою очередь, удивился Ило.

— Вас же должны были увести…

— Куда?

— Как… В лаборатории сидит вам гран-эрмиер… Ах, черт! — хлопнул себя по лбу Мач. — Я же совсем забыл — его там нет… Мне же врач специально говорил про внеочередное совещание… Ну да, точно — забыл… — упавшим тоном подвел он итог и повернулся, чтобы выйти.

— Постойте! — Отари в забывчивости протянул руку и удержал его за плечо. Мачо испуганно дернулся:

— Ай!

— Извините… — пробормотал Ило в смущении. Он забыл, что в среде генетической элиты не принято прикасаться друг к другу. Какая оплошность!

— Ничего, ничего, — растерянно пролепетал Мачо Лароза, машинально отряхивая рукав. Кажется, он смутился больше, чем его обидчик.

— Извините, — еще раз сказал Ило уже более твердым тоном, чувствуя слабость собеседника и сразу забрав бразды правления в свои руки, — скажите только, вы-то сами зачем приходили?

— Спать… — опустив глаза, пробормотал Мач. Потом, видя недоумение Отари, пояснил: — У меня ведь нет гипносуфлера — нам не положено. Влияет на мозг… Тормозит что-то там — в общем, нельзя, пока работаешь. А я не мог заснуть. После всего…

— После эксперимента?

— Да, — не поднимая глаз, ответствовал инженер. Он начинал нравиться Ило — несмотря на забитость и робость, у него, кажется, была совесть.

— Значит, вы переживали? — продолжал выспрашивать он.

— Конечно… Ведь если это аппаратура подвела… Вы ведь не знаете — калибровка сорвалась, а я ведь настраивал…

Отари только грустно усмехнулся про себя — вот в чем причина бессонницы — аппаратура… Потом до него вдруг дошло:

— Постой, постой, — ошеломленно перебил он, — какая калибровка? Ведь… — он внезапно замолчал, осененный. Мач не понял причины молчания и простодушно выложил все:

— Обычно в начале серии производят индивидуальную настройку — для этого и защиту снимают… н-на две десятых секунды… Да вы ведь должны знать — ведь доктор вам говорил?

Отари смотрел на него во все глаза — потом, спохватившись, поспешно согласился:

— А? А-а, да, конечно — говорил… Говорил! — крепнущим голосом повторил он. «Ах, доктор, ах стервец! Но тебе-то зачем, сукин ты сын, это понадобилось?!» Тут же всплыла в памяти неприкрытая досада доктора после встречи с гран-эрмиером в лаборатории — между ними явно были какие-то отношения помимо служебных…

— Скажите, — внезапно переходя на дружеский тон, начал он, — а ведь доктор и… гм… Эш Бронтом, они как — друзья?

Мачо расплылся в улыбке:

— Ну а то как же! Они же скорректировались вместе…

Одна эта фраза стоила сотни — «скорректироваться» вместе у кастовиков значило приблизительно то же, что съесть пуд соли, а если учесть, что это происходит в ранней юности… «Значит, друг детства. Только дружок-то — ой, как обидно! — пошел гораздо дальше. И уж наверное не из-за унаследованных талантов». Картина прояснялась — однако, какая ирония судьбы! Он выжил в прямом противоборстве с гран-эрмиером — читай, властителем всей планеты, и мог погибнуть из-за ничтожного служащего, которому не давала покоя зависть. Да не к нему, Отари Ило — нет, он бы послужил только средством к уязвлению честолюбия Эша Телала Бронтома, закадычного друга-врага. «Избави меня боже от друзей — а уж с врагами я и сам как-нибудь справлюсь!» — справедливо сказано, черт подери! К Отари вернулась его обычная энергия — в создавшемся положении намечались кое-какие возможности. Замысел доктора не удался, хотя замыслено все было неплохо — поди потом докажи… Наказать Бронтома его, Отари, смертью… Он чуть не расхохотался в голос — ну не умора ли! Никогда бы не додумался до столь идиотской ситуации — какой-то водевиль, ей-богу… Сейчас доктор должен трястись от страха. Это нужно использовать, пока не поздно. Шантаж? Вот именно! Тут Отари вспомнил, что именно доктор и направил Мачо в его каюту, и его уже не на шутку разобрал смех — продержавшись пару секунд, он все же не выдержал — рассмеялся. Инженер выпучил глаза — еще бы, зрелище: обреченный смертник, гогочущий вовсю без видимой причины. Отари прочел опасение в его глазах и махнул рукой:

— Да нет, я в порядке — просто вспомнил тут… кое-что. Лучше скажите, как я могу увидеть доктора?

— Он сам придет — совещание скоро закончится, и Бронтом потребует вас. Проверить состояние, и… там…

— Хорошо, — перебил Ило, — тогда не могли бы вы передать, чтобы он зашел прямо сейчас?

— Могу, да… Я так и скажу, то есть, передам… — сбивчиво пообещал Мачо, бочком отодвигаясь к двери. Отари уже не обращал на него внимания — схватив комбинезон, он принялся с веселым остервенением натягивать его, треща застежками.

…Доктор пришел почти сразу, как будто ждал под дверью. И, глядя в его растерянно бегающие глаза, Отари понял, что полдела уже сделано. «Запугать, потом договориться», — четко сформулировал он для себя содержание предстоящего разговора. И невольно вздохнул. Скучно… Безумно скучно с этими людьми — они словно плоские фигурки, вырезанные из картона. Насколько интереснее, к примеру, Грор, несмотря на отсутствие породы… А породистые кастовики, с самого раннего детства знающие, что им делать в жизни, похоже, и не знают ничего, кроме этого. И логика их поступков в непредвиденной ситуации всегда одна и та же — элементарное, как дважды два, желание сберечь свой мирок, свой покой… Наверное, в своем запале Отари был не совсем справедлив — он забыл о Жюле, о своем наставнике, профессоре Лемоне и о многих других генетически скорректированных — уж их-то никак нельзя было обвинить в шкурничестве! Несправедливость объяснялась вполне понятным раздражением, имевшим вполне реальные основания: смолоду воспитываясь в закрытых спецяслях, затем переходя в спецшколу, а после нее — в недоступные простым смертным высшие учебные заведения, многие евгенисты вырастали в полной уверенности, что они и есть соль земли. Ведь к грандиозно развитым способностям чаще всего не добавлялся зрелый ум… Отари достаточно сталкивался с высокомерными снобами высших ступеней кастовой иерархии, чтобы сделать для себя выводы — и за все время учебы у него не появилось даже приятелей. Тем более не собирался он заводить дружбу с доктором — глядя на него с плохо скрываемым отвращением, он никак не мог понять, с чего же начинать разговор. Тот тоже молчал. Наконец, презрев постепенность, Ило высказал главное, что было у него на душе:

— Зачем вы хотели убить меня, доктор?

Вопрос в лоб. С соответствующим эффектом — доктор некоторое время просто стоял, забыв даже изобразит негодование. Потом, видимо, понял, что неприятного разговора избежать не удастся, и нерешительно возмутился:

— Да как вы смеете… Бросать такие обвинения!.. Без доказательств! — это последнее, по всей видимости, особенно воодушевило его, и он продолжил ехидно: — И почему бы вам не спросить об этом Бронтома?

— Спасибо… Я так и сделаю, — многозначительно пообещал Ило. На лице собеседника промелькнула растерянность — резко повернувшись, он бросил:

— Я… Не намерен впредь… Я лучше уйду.

— Никуда вы не уйдете, — устало произнес Ило.

— Почему это?

— Потому что стоит мне шепнуть пару слов Эшу Бронтому, как ваша карьера завершиться навсегда.

— Тебе не поверят! — со злобной страстью проблеял врач. У людей меланхолического темперамента накал чувств проявляется с особой неприглядностью — Отари покоробило.

— Не поверят? Я думаю иначе. Уж кому, как не Бронтому знать, на что способен его старый дружок…

Доктор передернулся — забыв о самоконтроле, он на миг явил свету свое истинное лицо. Ило тоже передернуло — настолько ясно была написана на этом лице самая трусливая ненависть.

— К тому же существуют такие средства, как психозондаж, — поспешил он добавить, не желая углубляться в затхлые джунгли личных отношений — но опоздал. Доктора прорвало — и в ближайшую минуту целый ушат грязи вылился на Отари. Он узнал многое о личных качествах гран-эрмиера, о его мелочности, ревности к почестям, равнодушии к людям… В первую очередь, наверное, к нему, к доктору. Когда же тот перешел к личной жизни Бронтома, начав с намеков на подозрительные родственные привязанности, Отари не выдержал:

— Хватит! Я уже понял, вы друг друга стоите…

Доктор остановился, тяжело дыша и бессмысленно таращась на него. Потом, еще раз глубоко вздохнув, пришел в себя и явил некоторые зачатки здравого смысла:

— Чего ты хочешь?

— Ага — наконец-то, — удовлетворенно кивнул Отари, — ты мог бы и сам догадаться — я хочу поскорее покинуть ваш гостеприимный кров. И как можно скорее.

— Утопия! — отрезал медик. — Бессмысленная затея — даже я не могу выйти отсюда без распоряжения… — тут он сморщился, как от чего-то невыносимо горького, проглотив имя того, без чьего распоряжения ему не выйти. Отари только внутренне вздохнул — как видно, не судьба… Безопасного пути нет — а как хотелось бы сейчас услышать про какую-нибудь богом забытую лазейку! На ум невольно пришла канализация, которой он так лихо воспользовался на «Бронзовой»… К сожалению, система не доходит до «дна». Что ж, остается то, что остается…

— Мне не потребуется разрешение… Если ты сделаешь все, как надо.

— Что? Что, в конце концов, я должен?! — взорвался доктор, потеряв терпение — Отари пришлось придать своему голосу максимальную твердость, чтобы предотвратить истерику:

— Изменить программу защиты.

Доктор недоверчиво глянул на него:

— Это еще зачем? Думаешь отсидеться, что ли…

— Защита должна быть снята, — бесстрастно отчеканил Ило. Последовало длинное молчание — собеседник переваривал полученную информацию. Неуверенно хмыкнул и посмотрел на Отари с возросшим уважением — как на самоубийцу:

— Что за трюк… И в самом деле решил, что справишься со всей массой?

— Это мое дело, — Ило невесело усмехнулся, — да и терять мне нечего… Когда очередной сеанс?

— Сейчас… — доктор глянул на часы — почему-то не на свои, а на те, что в гипносуфлере. — Через… через два часа примерно… Но только полностью снять защиту не удастся — блокировка.

— Сколько останется?

— Мощность? Процентов двадцать…

Отари задумался. Спросил, не поднимая головы:

— А как же снималась защита в этот раз?

— Этот код известен только Эшу.

— Только ему?

— Да… То есть… Нет. Из людей — только ему… Есть еще память инфры. Но там тоже код…

Отари осенило:

— А запись старой программы? Сохранилась?

Врач пожал плечами:

— Может быть… Но оттуда все равно ничего не извлечь без дешифровки, а ее производит тот же инфор…

— Так что же тогда делает Мач?

— Мач? Он лишь настраивает все системы под заданную гармонию. Синхронизирует…

— Значит, распределяет команды по времени?

— Выходит…

— А может он заблокировать продолжение программы с какого-то момента?

Доктор в задумчивости потер подбородок, неуверенно кивнул:

— Похоже, так и есть. Аварийным автоматом.

Отари заинтересовался — оказывается, существовала система страховки на случай непредвиденной ситуации. Аварийный автомат прекращал действие основной программы и врубал энергощит на полную мощность. Находилась система, конечно, в самом коконе — и если бы удалось отменить команду на включение защиты… А это наверняка можно сделать — в конце концов, самоубийца программой не предусматривался. Автомат напрямую был связан с медсистемой, но мог работать и самостоятельно, например, в случае проведения усеченного эксперимента. Все, что нужно было сделать, это настроить его на прерывание программы в момент отключения защиты и заблокировать ее аварийное включение. Минутное дело. Доктор, как член испытательской команды, изучал кокон — в пределах минимально необходимого, конечно, но в этот предел как раз входил аварийный автомат. После нескольких минут обсуждения Отари выработал план действий — начиная от похищения использованной в первом сеансе программы и кончая нейтрализацией Мачо Ларозы — эту задачу доктор взял на себя, загадочно намекнув на какие-то свои средства. Десяти минут должно было хватить на подмену программ и настройку аварийной блокировки. О настройке всей аппаратуры речи не шло — слава богу, эксперименты являлись логическим продолжением друг друга, и условия их менялись постепенно.

…Они расстались, как лучшие друзья — вернее, как деловые партнеры, так это выглядело… Но что по настоящему придавало их сотрудничеству прочность, стало ясно из неосторожно оброненного напоследок замечания доктора: «…после ПУВ не остается ничего…» Отключение защиты гарантировало отсутствие улик — причина отключения не будет выяснена никогда. Что случится с самим испытателем, врача не волновало. Лучше всего, если и он исчезнет… навсегда. Конечно, это не высказывалось вслух, но неким неуловимым душком витало в воздухе, придавая деловитому обсуждению какой-то потусторонний оттенок…

Время до начала мелькнуло смазанным пятном, как пейзаж за окном поезда — испытателя провели по всем обычным кругам подготовки. Медосмотр, предварительный инструктаж, который он прослушал в пол-уха, антистресс — гипномассаж мозга; проверка — он механически-бездумно повторил все, что ему сказали, снятие физиологической матрицы, психической матрицы, еще одна проверка… Им вертели, как куклой — но в суете обычной предстартовой подготовки на душе царила тишина. Ничего уже не осталось — сузив круг умственного зрения, Ило видел теперь лишь ближайшую цель. И словно проснулся, оказавшись в гулком пространстве трюма.

— Мач, Мач! — раскатывался среди этой пустоты голос доктора. — Сколько времени тебе нужно?

Игрушечный человечек у крохотного сооруженьица выпрямился и посмотрел на прибывших:

— Еще минуты три… Наверное.

Они постепенно подходили — впереди медик, уверенно насвистывающий что-то в такт шагам, за ним — Отари Ило.

— Мониторы уже включены? — деловито поинтересовался доктор, подойдя вплотную к канареечной клетке кокона.

— Пока нет… Что, включать?

Доктор сделал протестующий жест:

— Да нет, заканчивай…

Послышалось легкое шипение, и изумленно хлопая глазами, Мачо осел в облачке газа, вырвавшегося из пальцев доктора. Автоматически подхватив под мышки бесчувственное тело, Отари заоглядывался в поисках места, куда его можно положить.

— Брось его, — махнул рукой доктор, торопливо запихивая в карман тускло мерцавший баллончик иньектора.

— А он не… — вопросительно кивнул на него Ило.

— Ерунда — обморок от переутомления… Так это будет выглядеть. — Доктор вытащил откуда-то круглую пластину процессор-программы и наклонился над креслом, выискивая нужный ввод. Отари молча ждал, отрешенно замерев в отдалении — голова инженера безопасности покоилась у него на коленях.

— Ага… вот! — пластина со скользким чмоканьем въехала в гнездо — повертев в пальцах вытащенную, доктор бросил ее в какой-то закуток под кресло и выпрямился:

— Все! Давай его сюда.

От освежающего электроукола Мачо с мычанием заворочался. Открыв глаза, некоторое время непонимающе смотрел на стоящих вокруг, вспоминая… Вспомнил. И сразу взволновался:

— Что… Это было?.. — жалким голосом проговорил он, разглядывая свои поднятые руки — пальцы тряслись. — Где…

— Все в порядке, все в порядке… — промурлыкал доктор, бережно поддерживая ему голову. — Я же говорил, тебе нельзя так переутомляться… Наверное, и не спал сегодня?

— Нет… — Мачо обратил умоляющие глаза на Отари. — Вы ведь подтвердите — я не мог…

— Хорошо-хорошо, мы никому не скажем, — продолжал ворковать доктор, помогая ему подняться, — вы ведь все уже сделали? Да? Ну и отлично — сейчас пойдем и как следует выспимся…

Мачо сделал неуверенную попытку вырваться:

— Я… должен проверить… Я…

Доктор удержал его:

— Вы что-нибудь помните?

— Н-нет…

— Вы уже закончили настройку, — внушительно проговорил он, увлекая инженера к лифту. Уж можешь мне поверить, старина — это произошло позднее…

Подъемник появился неожиданно быстро — Отари не видел, чтобы доктор поднимал руку к кнопке вызова. И через секунду понял, почему.

…Похолодев, он безмолвно наблюдал за степенно выходящими из лифта людьми — один, второй, третий… Доктор и инженер уже были напрочь оттеснены, отброшены в сторону этим потоком самоуверенных лиц. Отари заметил Меца Думлока — он мирно беседовал с кем-то на ходу… Вот вышел Бронтом — снисходительно кивнув, не заметив Мачо, он оглядел сопровождающих, словно проверяя, все ли здесь, и быстрым шагом направился к центру зала — к установке.

— Сегодня эксперимент будет проведен по особой программе… — услышал Ило, когда тот подошел достаточно близко, и невольно отвел взгляд…

— …мы должны проверить характеристики всех приборов — соответствуют ли они нормам ПТО… — кажется, это объяснение предназначалось Думлоку — человечек понимающе кивал головой.

Подойдя вплотную к Отари, Эш Бронтом резко замолк и некоторое время рассматривал его своими пронзительными близко посаженными глазами, словно прощупывая лазерным дальномером. Мец остался где-то возле Мачо и доктора. Остальные уже набросились на установку с таким жаром, словно вознамерились разобрать ее на части. Слышался только лязг металла.

— Ты догадываешься, зачем я здесь? — От неожиданности у Отари захолонуло внутри — этот тихий свистящий голос не мог исходить от гран-эрмиера! Но голос именно от него и исходил, продолжая выписывать с непривычки к шепоту свистящие рулады:

— Сегодня ты можешь… подчинит себе всю… массу реакции… Понял? Сейчас защита будет… убрана… до нижнего предела. Не справишься… смерть…

Пауза. Отари слышал тяжелое дыхание профессора — никогда еще он не был так близко — и эти бешеные горящие глаза… Не ученый, ставящий своею целью поиск истины — фанатик, жаждущий власти любыми средствами! Теперь Отари мог понять, почему именно его поставили во главе экспедиции.

— Господин гран-эрмиер! — отвлек их возглас одного из возившихся с установкой — оглянувшись, Бронтом спросил своим нормальным голосом:

— В чем дело?

— Да вот… Валялось под сиденьем. — Техник протянул ему матово блеснувшую пластинку процессор-программы. Отари захотелось зажмуриться.

— Что это?! — громовым голосом еще раз переспросил Бронтом — уже не ожидая ответа. Но ответ неожиданно последовал — бросившись вперед, доктор трясущейся рукой выхватил пластину из рук опешившего техника с воплем:

— Вот она, наконец, нашлась! Извини, Эш, — обернувшись, продолжил он оправдывающимся тоном, — никак не могли найти программу предыдущего сеанса… — он перевел дух, машинально вытерев пот с виска. — Оказывается, она завалилась… — и он вместо слов указал мелко подрагивающим пальцем на кресло. Потом, увидев этот свой палец, тут же спрятал его, как некую улику. Бронтом тяжко молчал. Что он мог подумать сейчас? Все вокруг почтительно замерли, ожидая. Наконец, он нарушил напряженную тишину, неожиданно тихим голосом произнеся:

— Всем… Немедленно закончить профилактику. Команде испытателей покинуть полигон… Испытателю занять место. Думлок! Возьмите… — он сунул подошедшему найденную пластину процессор-программы, словно хотел поскорее избавиться от чего-то неприятно пахнущего или грязного. Человечек понимающе улыбнулся — чему, Отари так и не понял. Его быстренько затолкали в кокон, захлопнули решетку энергозащиты — в последний момент он вновь заметил совсем близко от себя лицо Меца Думлока — тот продолжал улыбаться… Ило покоробило от неуместности этой улыбки именно здесь и именно на этом лице. Потом он мимолетно удивился самому появлению тут «серого кардинала» — но ненадолго. Шаги последнего техника затихли, и от остался один.

«…Он ничего не заметил… Ничего… Все остается в силе!» — Обуреваемый только одной этой мыслью, Отари механически пропустил сквозь себя все градации превращения — он даже подстегивал их своим нетерпением. Молочно-белые волны… Свет стремительно синел, оставляя на сетчатке глаз след неостывающей паутины защиты. «Вперед!» — подтолкнул себя Отари. Все замерло, и он с ликующе-победным настроем ожидал исчезновения этой раскаленной паутины, держащей его в плену. Снова томное оцепенение — неспешно перемещающиеся неровности воды… «Сейчас… ну, сейчас же!» — бился он словно лбом о свою неподвижную плоть — сердце, стукнув пару ударов, замерло и все никак не могло разразиться третьим…

«Ш-шалиш-ш…» Все то же. То же. То же… Мертвое оцепенение, процарапанная искрами во тьме сеть энергощита… Для Отари прошло уже секунд двадцать — немыслимо долгий срок! Защита держала прочно — мысли его заметались стаей сорванных ветром листьев: «Что-то не так… Сколько ждал в прошлый… Столько же? Или нет…» — какое-то время он мучительно прикидывал так и эдак, но ничего не решил. ПУВ преподносит сюрпризы — капризная, злая стихия!.. Отари вовремя опомнился и унял обиду — не хватало еще злиться на массу взбесившейся воды. И тут же, не дав подготовиться, виски сдавило знакомое удушливое состояние. Отари слабо вскрикнул где-то внутри себя — никогда еще его мозг не раздирали такие жуткие леденящие крючья! В следующий миг в глазах потемнело — в этой внезапно надвинувшейся тьме пропала светящаяся решетка — пропало все! Словно провалился в кем-то тщательно выкопанную ловчую яму; удар — и тьма. Раскрытые глаза мертво глядели вперед, уже ничего не видя…

…Он не мог вспомнить, где он. И кто он сам — бесполезно напрягаясь, он пытался нащупать что-то в памяти, словно в пустом кармане — пока не столкнулся с истиной нос к носу. «Отари Ило… Ха-ха, дружочек, вот и я!» — ворвался в сознание чей-то визгливый голос… «Я свихнусь», — спокойно подытожил Отари. «А может, уже?..» — на этот раз он не смог разобрать, сам ли он это подумал. В этом не стоило и разбираться — широко распахнув глаза, он вбирал в себя потрясающую картину… Свет играл вокруг немыслимыми радужными разводами — режущие переходы от слепяще-белого к затхло-синему, никаких теней — и в этом яростном огне четко выделяется черная сетка… «Защита… Что за ерунда?!» Он словно угодил в гигантский негатив. Да к тому же и нечеткий — контуры размывались, двоились… Опять обретали четкость. Поднеся руку к глазам, Отари содрогнулся — кожа переливалась каким-то тусклым серым блеском, словно рука изнутри наполнена дымом… Такого с ним еще не было. Оглянувшись еще раз, он смог, наконец, сориентироваться. Знакомая геометрия трюма успокоила его, хотя линии и плоскости выглядели непривычными — они слегка колебались, как будто в знойном мареве. А он между тем чувствовал себя превосходно — хотелось петь, смеяться… Пошевелив пальцами, он с трудом пробарабанил по подлокотнику. Странно — будто существуешь сразу в двух временах — в своем обычном и в сдвинутом времени ПУВ… По крайней мере, он четко услышал обычный звук, произведенный пальцами — и в то же самое время каждый из них словно ударил в глухой бубен… Попробовал что-то произнести вслух — и тут же отказался от этой затеи — визгливо-ухающий звук какого-то чужого голоса был нестерпимо гнусен. Наконец, обратил внимание на ПУВ — спокойную плотную массу за стеной энергощита, молчаливо переливающуюся иссиня-белыми сполохами. Было удивительно спокойно, тихо — это чувствовалось. Мертвый штиль. Совсем не похоже на давешние буйные пляски… Что-то действительно изменилось — Отари с тоской поглядывал на темный свод. И что-то понимать начал лишь тогда, когда тот стал медленно приближаться…

…Мгновенная дурнота накатила и схлынула, оставив легкое недоумение, почти разом сменившееся торжеством — это не свод опускался, это он, Отари, плавно возносился к нему! Что-то действительно изменилось — вот в чем правда. Контакт все же состоялся — Отари с трепетом вступил в эту непривычную для себя спокойную игру — и кокон, плавно отклонившись, поплыл параллельно своду трюма. «Налево… Направо… Вперед…» — он, словно ребенок, наслаждался этой новой игрой — вся масса реакции сейчас превратилась в могучее и послушное домашнее животное… Еще один толчок неожиданно нахлынувшей дурноты мигом отрезвил — бросив взгляд на таймер, Ило отметил, что идет к концу первая минута контакта. Темп восприятия превышал обычный не более чем в два-три раза, а вместо полного отключения — лишь короткие болезненные припадки тошноты. «Неужели мы так сжились с тобой, голубушка?» — думал он, изучая взволновавшееся светящееся месиво под ногами. Сейчас он — вождь, а это — его войско. Он может направить его, куда захочет… А уж он-то захочет! И он отдал приказ.

…Свистящий вой прорезал внутренности базы сразу вслед за потрясшим ее ударом — словно живое существо корчилось и вопило, насаженное на острую сталь. Отари не мог этого слышать, но вполне мог представить панику, воцарившуюся сейчас снаружи — и удовлетворенно улыбался. Кристаллические брызги фонтаном били в лицо, разбиваясь перед глазами в мелкую сверкающую пыль — продавленная дыра на месте люка расползалась все шире — и вот первый водяной таран, разогнавшись, врезался в обшивку, обретя вдруг на последних метрах металлический блеск — новый удар потряс станцию. Мрогвин пробивался наружу, словно цыпленок, выклевываясь из яйца — пора настала! Мотая головой, он, как бык, бодал преграду сотнями тонн сжатого в сталь и камень вещества — спешил, стараясь опередить отмеренный ему срок. Толчки дурноты накатывали с регулярностью маятника, постепенно учащаясь… Куски обшивки, кувыркаясь, разлетались в стороны — Отари торжествующе хакнул и подался вперед. Победа?

…Почти осуществившаяся надежда разбилась вдребезги. Вместо долгожданного встречного водопада глаза резанули раскаленные нити энергощита… «Все», — понял Ило. Дальше не пробиться — если даже миллионы тонн снаружи ничего не смогли поделать… Подхваченный мягкой ладонью, кокон подпрыгнул вверх и замер у потолка трюма — Отари несколько секунд пристально рассматривал его, потом его взгляд переместился на шахту подъемника. Если выход и существует, то здесь — утвердившись в этой мысли, мрогвин резко закрутил вокруг себя светящийся поток и направил его в нужную сторону. Пошла вторая минута от начала контакта.

…В этот момент гран-эрмиер экспедиции Эш Телал Бронтом, охрипнув от крика и распоряжений, тупо глядел на полыхающий экран. Высшая степень энергозащиты станции. Выскакивающие показатели удельной нагрузки заставляли унимать мелкую дрожь в пальцах — во чреве базы металось чудовище. Эш Бронтом просто глядел — ничего больше он сделать не мог, только сидеть и ждать. А грызла ли его злость на пленника, или стыд за неудачу эксперимента — или, может, за что-то еще… Об этом некому было догадываться.

…Повинуясь четким приказам, к трюму уже стягивались колонны аварийных команд; облаченные в скафандры люди молча топали по тихим переходам, широкие жерла хладометов пока что мирно глядели в пол. Единственное известное средство укрощения ПУВ должно было быть вскоре пущено в ход. На этот раз, однако, уверенности в победе не было. Приняв положенное количество «заглушки», бойцы в белоснежных скафандрах редкой цепью двигались по коридорам и отсекам, расходясь все дальше и охватывая поперечное сечение базы санитарным кордоном — что бы там ни натворило чудище внизу, наверх ему не прорваться.

…Отари докончил разрушение ствола подъемника и в очередной раз тревожно глянул на таймер — никто ведь и не заикался о длительности успешного эксперимента. Само собой подразумевалось, что он прерывается медсистемой после обморока. Сколько времени у него в запасе? Вторая минута на исходе — чтобы добраться до центров управления, потребуется еще столько же, а там… Ило отогнал назойливое беспокойство — рано еще. И в это момент его настиг первый приступ. Внезапная боль пронзила все тело, начавшись с кончиков пальцев, а затем разрядившись вдоль хребта прямиком в мозг! В голове зазвенело, как от удара — Отари скрючило и распрямило следующим ударом — на сей раз в противоположном направлении. Его словно макнули в кипяток — на первый раз, пожалев, ненадолго… Ило дышал через рот, смаргивая градом катившиеся слезы и ничего не понимал — вернее, пока что вообще не соображал. Вывернувшийся из безликой массы ПУВ гигантский пузырь беззвучно лопнул, на миг затуманив обзор из кокона — Отари бессмысленным взором наблюдал за ним, затем медленно выпустил воздух сквозь зубы. Кончилось, кажется… Надолго ли? Он с лихорадочной поспешностью начал собирать бурлящее вокруг месиво в единый ком — боль начисто отшибла способность мыслить, но зато усилила способность действовать. Теперь вперед — вернее, вверх!

…Капсула оказалась в шахте — задрав голову, Отари не увидел знакомого светового канала ствола. Это означало, что на каком-то уровне путь был перекрыт. Он начал подъем, обещающе усмехаясь — внутри станции энергозащита не использовалась… Однако использовалось нечто иное. Когда первое щупальце гигантской амебы прорвалось сквозь перекрытия, Отари ощутил ледяной ожог — на миг у него онемела правая рука. Сначала был ужас — воспоминание о прошедшем приступе. Неужели опять?! Но нет — облегченно вздохнув, Отари раскрыл зажмуренные глаза — и получил еще один ожег. На этот раз отнялась левая рука — зато правая уже отошла. Ничего не понимая, Отари ощупал глазами развороченную пробоину — и сразу заметил на краях иглистый сухой блеск. «Иней… иней… Холод!!» — понимание и гнев слились — мощный поток ударил вверх, вынеся кокон — Отари лишь морщился и ругался, чувствуя ледяные языки хладометов. Масса ПУВ сокращалась — в бессильном гневе мрогвин выбросил потоки сразу во всех направлениях — фигуры в белых скафандрах панически отступили от гримасничающих волн, шутовски выставляющих напоказ все их страхи. Отари показалось, что он теряет рассудок — хор голосов грянул в голове чудовищным маршем призраков! «Отстаньте… Уйдите! Мне не надо вас…» — хор глохнул, распадаясь на невнятные бормотания… Наконец, он смог ощутить себя — собой. Он — это человек в металлическом коконе посреди бушующего… самого себя? «В себе можно даже утонуть…» — с натужным юмором подумал он, пытаясь избавиться от какого-то внутреннего косоглазия — он больше не видел себя цельным единым кем-то… Мысленное изображение расплывалось, теряясь в сумятице жгучих чувств и желаний — они извивались потоками жидкой лавы, предугадывая его волю еще раньше, чем он успевал ее осознать… А может, уже наоборот?! «Назад, назад…» — механически шептал он, успокаивая… то, чем он был. Он хотел жить. И он снова собирался в кулак, готовый крушить напролом — на несколько секунд внутри базы наступило как бы перемирие…

…Переведя дух, Ило на глаз прикинул, сколько «киселя» у него осталось — не так уж много, тонн двести… И еще раз подосадовал на предусмотрительность экспериментаторов — после запуска реакции люки всегда задраивали. А нынче включили и энергощит… Ну, в противном случае он не ломился бы сейчас сквозь всю станцию. «Пора уходить — они вернутся», — подумал мрогвин, и, поскольку слово у него означало дело, тут же покатился влево (почему-то влево), сотрясая палубы и переборки громоздким двухсоттонным телом.

…Приступ боли повторился еще раз… или два — Отари уже не мог точно вспомнить. Все происходящее сливалось для него в какой-то бесконечно разматывающийся пестрый клубок — мелькание отсеков и коридоров, вспышки морозных ударов — за каждым углом, казалось, подстерегают эти жгучие ледяные уколы, катастрофически уменьшавшие массу… Толчки дурноты слились в один сумеречный фон существования, изредка разноображиваемый пронизывающей болью. В голове мутилось — оскалив зубы, он все остервенело лез куда-то… К концу подходила четвертая минута — стены и палубы начали прихотливо менять цвета, становясь то изумрудно-зелеными — до прозрачности! — то свинцово-серыми, потом угольно-черными… Но больше всего Отари донимал запах — тошнотворная вонь, царившая внутри кокона. Кто умудрился соединить его с канализацией? Наверное, он не заметил, как кто-то внизу незаметно прикрепил к креслу трубу накопителя… А может, он уже внутри этой трубы? Бессильно мотнув головой, Отари уловил глазами мигающий сигнал. «Пять минут…» — машинально отметило сознание. Больше это или меньше, чем пять лет? Наверху, наверное, годы… Внизу — минуты. Ему нужно наверх… Наверх… Кокон, вздрогнув, пополз по палубе, увлекаемый остатками радужных струй. С трудом перевалил в какой-то отсек — Отари уловил в кромешной тьме угловатые тени… Возможно, это его тени — все, которые он имел за свою жизнь. Собрались здесь и поджидают его… Отари мелко затрясся в припадке неудержимого веселья — тени! Хи-хи-хи — вот они, все — шевелятся…. Ну, не растите, не надо… Что вам надо от меня?.. Отвяжитесь… Я не хочу… Спать. Спать… Тревожно мигающий огонек таймера незаметно менял цвет.