Биология. В применении к Плону это означало биохимия, биофизика, физиология… Плюс психология. И еще морфология, эволюционное учение, генетика, экология… Уф! Отари стер с экрана устрашающий список — к чему делить предмет? Сейчас все науки объединяются для него в одну — плоноведение. Частный случай ее — плонийцы… В мнемоне Жюля хранились результаты полугодичных наблюдений — ознакомившись с ними, Отари вынужден был признать, что этнограф действительно заменял три института, если не по глубине, то по охвату тем. Похоже, он прогнал бедного Унома через медсистему — прилагаемая подробная анатомическая карта включала в себя несколько уровней, вплоть до клеточного… Отари внимательно разглядывал меняющиеся на экране схемы, пытаясь в пределах своих достаточно общих знаний ухватить ту ниточку, что тянется к организму туземца от океана. То, что у этнографа знаний в биологии тоже было немного, играло Ило на руку, не отвлекая на массу специфических мелочей, присущих исследованиям специалистов. Правда, и назвать это исследованием было нельзя — это была первая его стадия, известная еще Линнею. Усвоив описание, Отари за полчаса прошел весь период наблюдений и запустил в «котел», где варилась информация с кристалла. Все совпадения в заданных пределах рано или поздно всплывут в этом котелке, как клецки. Кажется, кое-что он нашел… Нет, не в графике ускорения физиологических процессов — как раз там все было, как он и ожидал — прямая связь с увеличением «постоянной» ПУВ. Единственно, Жюль не догадался проследить скорость повышения голосов… Впрочем, можно сделать график самому — записи напевов датированы. Десять записей, десять точек… Так или иначе, а дату этого самого мрога он вычислит. И, кажется, он уже знал, что это за чудище такое… При увеличении коэффициента  концентрация ПУВ в океане возрастает и в какой-то момент может стать критической… Впрочем, не дай бог — это ведь все равно, что поджечь океан! Следов подобных потрясений в прошлом не зафиксировано — будем надеяться, что и в будущем их не будет. Будет просто большая масса ПУВ… Да, это вопрос. Туземцы как-то ухитряются беречься контактов — недаром же так лелеют свое драгоценное неведение. Отсутствие насилия в их культуре тоже не случай, а, скорее, результат естественного отбора… Отари вызвал на экран раздел «наследственность». Конечно, он не специалист… Но одна особенность просто бросалась в глаза — наследственность у аборигенов была двойной. Путаясь в малознакомых обозначениях, Ило еще раз проштудировал раздел генетического кода и глубокомысленно покачал головой. Яснее не становилось — но, хотя бы, как-то привычнее… Основу кода плонийцев составляла вполне обычная матрица — один из бесчисленных вариантов всегда уникального вещества наследственности. Но вот оставшийся «хвостик» (как предполагалось, именно информация о половых признаках) был явно нестандартен даже по меркам уникального. Да он мог принадлежать разным биологическим видам! У Отари крепла смутная уверенность, что разобраться с вопросом пола у туземцев будет куда сложнее, чем рассчитывал этнограф — такое впечатление, что у каждого плонийца свой собственный пол! Еще несколько минут недоуменного созерцания ничего не добавили, и Отари слегка замедленным жестом отправил раздел обратно в «котел», исполненный благоговения перед непостижимыми тайнами бытия.

…Были и еще удивительные вещи — но удивительность их была все же какой-то обыденной — ну, как, допустим, третья нога. У плонийцев ее заменяли волосы. Дотошно изучив чуть ли не каждую их клетку, Отари вынужден был примириться с тем, что знает об их предназначении ничуть не больше, чем вначале — тогда, когда впервые увидел Унома. Самое главное, что он узнал о его волосах — то, что это и не волосы вовсе. Подвижная нервная поросль произрастала из внешних покровов мозга и являла собой такую же его часть, как, например, глаза. Когда-то, в незапамятные времена, волосы на голове и впрямь были волосами — шерстью. С тех пор нервные окончания проделали большой путь… Вопроса «Зачем?» Отари уже не задавал, и, после небольшой передышки, перешел к другим вещам — попроще.

…Раздел «Кожный покров» вначале не вызвал особого интереса — Отари с ленцой перечел столбцы данных — упругость, электропроводность, прочность на разрыв («Интересно, а это-то как испытывали?» — подумал он). На экране предстали сложные переплетения каких-то трубочек или волокон — поперечный разрез. Вроде бы ничего особенного — у человека тоже есть система канальцев для потовыделения… У плонийцев не было системы потовыделения. Отари для верности еще раз послал запрос — нет… Ни потовых желез, ни других признаков терморегуляции. В этом климате, не меняющемся миллионы лет, она им просто не нужна. Но зачем тогда эти сосуды? Отари вновь запросил память — на экране выскочило всего несколько строк: «Внутренние каналы кожи. Выводят излишки воды из организма непосредственно из тканей, разветвляясь в глубину до капиллярных сосудов. При наличии обычной системы дефекации представляет собой специфическую деталь организма гуманоидов Плона… Возможно, играет роль в поддержании обмена веществ и местной терморегуляции прямым испарением… Анализ воды во внутренних канальцах выявил отсутствие каких-либо примесей».

Прямое сообщение тканей с поверхностью кожи… Отари вспомнил Унома — его кожа не казалась мокрой и даже влажной. Он явственно ощутил прикосновение к этой коже — сухое ускользающее тепло… Ускользающее… Как будто ее чем-то смазали — мылом, что ли? Нет, не было той неприятной склизкости. Скорее, чем-то вроде глицерина — то-оненьким слоем. Он вдруг выпрямился в кресле, глубоко вздохнул — он вспомнил… Ни с чем не сообразное, мимолетное воспоминание: он вновь шел по палубе — там, на «Бронзовой»… И ноги скользили, как по льду — тонкая водяная пленка покрывала эту палубу… Вода! Ч-черт… Придвинувшись к экрану, он с лихорадочной поспешностью набрал вопрос — очень простой вопрос: «Сравнение свойств воды в организме плонийцев и воды в океане».

…Самые сложные проблемы порой имеют элементарное решение — связь плонийцев с океаном базировалась на столь фундаментальном и всеобъемлющем факторе, что тот просто не охватывался умом… Ответ горел на экране огненными буквами: «Полностью совпадает». «Слона-то я и не приметил!» — с долей досады, умеряемой радостью открытия, думал Ило. Плонийцам не нужно было прислушиваться к какому-то там «зову» — само их естество взывало вместе со всей толщей океана! Ведь вода в их организме подвергалась тем же изменениям… И ускользающее прикосновение Унома — прикосновение сверхтекучей стихии Полностью Управляемого Вещества.

…Сколько сразу вопросов! Отари зажмурился, унимая бьющий фонтаном поток идей, предположений, объяснений задним числом. Да, многое становилось ясным — странно только, что для этого потребовалось столько времени. Черт побери — жизнь на основе ПУВ! Тут уже не связь — родство. Чуть поуспокоившись, он вспомнил о творящемся с плонийцами. Связь… Нет, скорее система: люди — океан. Но тогда… Он нахмурился и еще раз придирчиво проверил себя — нет, вроде бы все логично. Океан влиял на плонийцев — значит, и они влияли на него? И тогда, как не безумно это звучит, возможно, именно они и вызывали этот свой мрог? Но тут уже вспомнились отчеты археологов — фазы существования сменяли друг друга с железной последовательностью через каждые 45–60 земных лет. А с момента основания деревни не минуло еще и двадцати… Чего-то он не учел. Обратная связь… Ага! — но почему только с плонийцами? Ведь он сам вступал в контакт с ПУВ. И не только он… Вспомнились рассказы о разорванных в клочья на «дне». Отари поежился — он нутром чуял в этом какую-то жуткую забаву боулистов. Значит — обратная связь… Да! — с людьми из экспедиции. С ним… Он поднялся с кресла и сделал несколько шагов по тесному помещению рубки. Потом вернулся к пульту и вызвал «котел». Пора… И, следя за появляющимися строками совпадений, он ждал нужное ему с уверенностью охотничьего пса, сделавшего стойку. Дичь здесь… Вот!!!

«…15.06. Начало экспериментов с ПУВ»

«…15.06. Первый наблюдаемый праздник Ожидания…»

…Первый луч солнца, ослепив, уколол глаз — Отари очнулся от оцепенения, прикрылся рукой. Все это время он механически-бездумно наблюдал рассвет — похоже, это становилось привычкой. Несмотря на резь в воспаленных глазах, он досмотрел до конца, и лишь когда стало полностью светло, повернулся к двери. Усталость давила на загривок, тяжелила голову, однако спать не хотелось. Осторожно ступая, Отари спустился в рубку, и после недолгого раздумья присел на операторское кресло. «Хорошо, что Инар ранняя пташка — теперь недолго…» — подумал он, с удовольствием вытягивая ноги. Инар и в самом деле оказалась ранней пташкой — не прошло и получаса, как он услышал бодрое позвякивание флакончиков на ее туалетном столике под аккомпанемент зевков и разнообразных восклицаний типа: «Ну куда же он задевался, этот крем… А-а, вот ты где, голубчик!» Затем быстро прошлепали босые ноги и послышалось зудящее шипение воды в душе. Ило повел плечами — и ему бы неплохо… Надо будет потом искупаться — после нескольких попыток поместиться в крохотную душевую кабинку он навсегда отказался от мысли когда-нибудь воспользоваться ею. Ее кроили индивидуально, на хозяйку станции. Невольно он представил себе ее в этой самой кабинке… Потом долго смущенно откашливался, не зная, куда девать глаза — пуританское воспитание сказывалось, несмотря на некоторый опыт, приобретенный на Земле. Но применять этот опыт к Инар даже в мыслях казалось кощунством.

…Выглянув из-за двери, Инар ойкнула и пропала. Ило увидел лишь рыжий проблеск волос — словно мгновенную вспышку лисьего хвоста в кустарнике, радость охотника. Кажется, она забыла, что не одна на станции — или, может быть, посчитала, что он уже отсыпается в своей берлоге. Как-то само собой получилось, что они поделили сутки, и Ило досталась ночная смена. «Эй, да ты не спишь?» — в подтверждение этих догадок послышалось из-за двери. «Тебя жду», — ответил Ило, терпеливо слушая возню за переборкой. Не прошло и пяти минут после этого диалога, как Инар показалась вновь — на сей раз не спеша, со скромным достоинством, украденным из мнемофильмов о «роскошной» жизни. «Девчонки неисправимы», — с некоторой досадой решил Ило, разглядывая ярко-красный балахон в сочетании с ядовитой зеленью отделки. За этим шиком угадывалась сконфуженно улыбающаяся Инар. Повинуясь безотчетному импульсу, Отари вскочил и отвесил учтивейший поклон. Она стало пунцово-алой. (В аристократов он играл в интернате — лет в десять, тогда же, когда прочел «Принца и нищего»). И, чтобы завершить обряд, ловко подхватил ее руку и приложился к ней губами. Удовольствия это доставило неожиданно много — оторвавшись от теплой нервной кисти, он почувствовал легкий звон в ушах…

— Ну… с добрым утром, — произнес он, запинаясь. И кто кого в конце концов смутил? Склонив голову и загадочно улыбаясь, Инар прошла мимо, по пути задев его шуршащим платьем. Ило вновь ощутил аромат корицы, на миг погрузивший его в блаженную невесомость — а посланный украдкой томный взгляд добил окончательно. «Неужели… Она меня соблазняет!» — внезапно дошло до него. Мгновенная радость сменилась нарастающим чувством неловкости — еще через мгновение Отари понял, чем она вызвана. В первый раз за все это время его посетила мысль о двусмысленности своего пребывания здесь. Да, да — какое право он имел пользоваться гостеприимством такой привлекательной девушки?! Тем более — невольным гостеприимством. Не могла же она сама указать ему на дверь… Да если даже и не хотела — он-то, он! Взрослый же мужик, мог бы и подумать. Единственным оправданием Ило в столь щекотливой ситуации было то, что именно подумать он и не мог. Просто не пришло в голову — ведь раньше он всегда жил в общежитиях, с самого детства в переполненном интернате. «Ладно, — успокоил он себя, — сейчас, в конце концов, не девятнадцатый век… Даже не двадцать первый». Это помогло согнать краску с лица — изгнать сомнения из души было сложнее. И как ему теперь себя вести? Вздохнув, Отари вернулся к своему (своему!) креслу за операторским столом, и, утвердившись в нем, почувствовал себя поуверенней. Кстати, Инар уже изнывала от любопытства:

— Ты зачем меня ждал? Что, соскучился? — она откровенно смеялась, рассыпая искры вокруг себя, словно костер — она ждала, ждала предложения по всей форме, торжественного признания в чувствах — и еще бог весть чего. Отари было жаль разочаровывать ее — но такой разговор сейчас ему был совсем не нужен. Любовно разглядывая блестевшие под длинными ресницами «зеркала души», он пожалел и себя — но не мог он сейчас навязывать себя этой, откровенно скажем, девчонке. Кстати — вот вопрос:

— Гхм… А скажи мне, дитя, какой ступени ты достигла?

Инар насупилась:

— Шутишь, что ли… Какое я тебе дитя?

Тяжело вздохнула:

— И все-то обращаются со мной, как с ребенком, а мне уже семнадцать… И первая ступень зрелости есть, да-да! — Помолчала, наконец все-таки призналась: — Интеллектуальной и психической… — Тотчас добавила испуганно: — Но ты не думай, я могу выйти замуж! У нас просто все так медленно растут…

Отари от всей души рассмеялся:

— Ничего, если надо, я подожду!

Инар подняла глаза, переспросила неуверенно:

— Подождешь? Значит… я…

Он кивнул, преисполненный уверенности и веселья. И в тот же миг она, вскочив с места, крепко обняла его за шею.

«…Она-таки добилась своего!» — с долей предвидения подытожил координатор, потирая затисканную шею. Раньше это называлось помолвкой… «Вот не ждал, не гадал, что у меня вдруг заведется здесь невеста — да какая! Рыжая, вертлявая…» Инар порхала по настроечной, напевая и между делом настраивая какую-то аппаратуру, гудевшую и опасно щелкавшую под ее проворными руками. Подождав, пока она закончит, Отари возобновил разговор — издалека:

— Тебе не скучно тут?

— На станции? Совсем нет — работы хватает, большие каналы все капризничают, нужно следить…

— Ну, ведь ты одна… Общества, наверное, не хватает — танцы, вечеринки… Что там еще? — Отари наморщил лоб, припоминая способы убивания времени, принятые у «золотой» молодежи Земли. Инар сердито тряхнула гривой:

— Глупости! Мне здесь, если хочешь знать, лучше, чем дома, — она закатила глаза к небу, перейдя на елейный тон — «Ах, милочка, неужели вы совсем-совсем без своего Дела? Ах, ах!» — Топнула ногой. — Надоели! Ненавижу, когда жалеют вот так… напоказ! Что я, инвалид?

Отари поймал ее руку, умиротворяюще сжал: «Н-да… Плоховато у нее с нервами. Высшие касты, так их…»

— Но ты ведь любишь своего дядю? — совершенно нейтральным тоном произнес он между тем. Девушка подозрительно покосилась, но руку не вырвала:

— Да… Хотя, конечно, он не прав — с тобой… Но он вообще-то хороший.

— Кстати, ты ведь его, кажется, видела недавно, — еще более равнодушным тоном изрек Отари, изо всех сил притворяясь, что это ему неинтересно. Напрасно — ехидный демон вновь ожил в Инар:

— С чего это ты заинтересовался? Хитришь?

Отари поднял на нее глаза, но не успел ничего сказать — Инар не дала:

— Вот-вот, хитрые глаза! — вскричала она. — Ты всегда отводишь глаза, когда врешь — ну-ка, признавайся!

Он пожал плечами, виновато улыбнулся:

— Да ничего особенного… Действительно, к чему эти хитрости — привык, знаешь…

— Знаю-знаю! Но на станции ничего интересного не происходит — я говорила с дядей, если тебе интересно.

— Почему ты решила, что ничего не происходит? — поинтересовался Отари, продолжая рассеянно перебирать ее пальцы.

— Я ведь знаю дядю Эша, — уверенно заявила девушка, — если бы он был чем-то взволнован, я бы сразу заметила…

— Он может быть взволнован? — не на шутку удивился координатор. Инар отняла у него руку, сказала язвительно:

— Конечно, не все имеют столько чувств, как некоторые!

— Некоторые? Это кто? — скроил Ило невинную физиономию. Инар фыркнула:

— Ты! Кто же еще? Ну, ладно… — и, внезапно посерьезнев, отвернулась к пульту, всем своим видом давая понять, что разговор закончен. Что ж, он узнал, что хотел — и, оглянувшись еще раз, не спеша побрел в свое уже обжитое убежище. В экспедиции все в порядке. Ни ПУВ, ни беглый координатор не нарушают более спокойствия, и работа идет своим чередом… Зевнув, Отари ощутил, как же он устал. Войдя в свою каморку, скинул ботинки и рухнул на койку даже не потрудившись раздеться. Он испытывал облегчение — Эш Бронтом, как его ни ругай, а все же высококлассный специалист, и уж конечно он подумал о последствиях увеличения концентрации ПУВ. Уж кому, как не ему, знать все свойства подопытного вещества. Да и случай на «Бронзовой» — энергомеханик и Крин наверняка передали все, что видели. Можно сказать, что он, Отари Ило, внес свою лепту в работу экспедиции. Невесело усмехнувшись, он повернулся набок и поудобнее подоткнул подушку. Сон пришел сразу, сморив ласковым прикосновением… Тревога утихла на этот раз — почти. Он спал спокойно — спал, не подозревая, что этот период его жизни уже завершен бесповоротно.