Сквозь невразумительное бормотание прорезался чей-то смутно знакомый голос, скрипучий, как простуженный дискант попугая: «Я-а… прышел к… оннужен… н…» Бормотание усилилось. Отари заворочался, просыпаясь. Голоса доносились из-за двери: «Нуж-жен, да! Мы все посл…» Непонимающе похлопав глазами, координатор приподнялся. Теперь он уловил голос Инар: «Он спит! Спит, понимаешь! И ничего — потом зайдешь… Кому говорю!» Скрипучий голос издал обиженный вопль — Отари поморщился. Что делает Уном на станции? «А имеет он право отдохнуть?» — донесся из-за двери риторический вопрос.

«Имеет… Как же!» — подумал Ило и опустил босые ноги на прохладный пластик пола. На часах, прилепленных к стене, около пяти — по местным меркам, уже вечер. «Мало ли что Жюль говорил — а сам-то еле-еле живой!..» Картина прояснялась. Прошлепав к выходу босыми ногами, Ило осторожно повернул ручку — дверь распахнулась, и на него с писком упала Инар. Перед ней, ошеломленно мигая, стоял Уном. Отари сразу взял быка за рога:

— Жюль тебя прислал?

Не дав ответить плонийцу, Инар обиженно выдохнула где-то в районе подбородка:

— Я старалась, старалась — а все равно разбудил… Вот идол! Стоит и моргает…

Отари хотел добавить, что старались они с «идолом» на пару, но передумал. Вместо этого он покрепче прижал к себе гибкую, как стальной прутик, девушку — она умолкла, блаженно вздохнув. Уном вроде как пришел в себя:

— Жюль… прийти… Я — мы! Прийти…

— В деревню? — Отари машинально сдул от лица мешающие прядки золотистых волос и вновь посмотрел на плонийца. Что-то в нем было не так.

— Д… да… Деревня… Ее не… Пора! — Уном мелко подергивался, с видимым усилием выталкивая из себя тягучие слова. Отари вдруг понял — плониец нарочно растягивает слова, чтобы быть понятым. Но это ему плохо удавалось. Смысл дробился — слово заменяло фразу… Отари сморгнул, погасив свой слишком пристальный взгляд:

— Надо идти, — сообщил он своему подбородку.

— Ох уж этот Жюль! — буркнула Инар, строптиво выбираясь из его объятий. — Разбудил в такую рань…

— Что он сказал? — поинтересовался Ило, стоя натягивая ботинки.

— Ах… — девушка махнула рукой. — Разве поймешь… Что-то там с его деревней. Пожар, что ли?

Дрожь, сотрясавшая Унома, казалось, достигла апогея. Инар испуганно покосилась на него:

— Он не заболел?

— Нет, — кратко ответил координатор. Поняв, что он спешит, Инар бросила дуться и озабоченно заглянула в глаза:

— Ты надолго?

Ило молча пожал плечами. Нервный озноб словно передался ему от плонийца. А какое-то шестое чувство подсказывало, что безмятежное существование кончилось.

…Деревня была такой же — по крайней мере, издали. Запыхавшемуся координатору было не до разглядывания. Нынче он одолел путь в рекордный срок — не сколько из-за беспокойства о Жюле, сколько из-за бесплодных попыток догнать Унома. «Там!» — взвизгнула пила, вгрызаясь в керамит — Отари непроизвольно дернулся. Общее ускорение сыграло злую шутку с голосом плонийца — так визжать могла бы девчоночья половина целого детского сада. «Зато, наверное, мой голос кажется ему рычанием…»

Выйдя на равнину, они в одну минуту достигли строений деревни. Отари окунулся в знакомый зеленый сумрак и вспомнил свое обещание не возвращаться. Усмехнувшись, продолжил путь, то и дело встряхивая головой — в заложенных, как при насморке, ушах словно звенели сотни колокольчиков. Навстречу то и дело попадались жители, волокущие связки прутьев и какую-то кладь; некоторые несли горшки со светящейся «забродкой». Уном вплотную прижался к землянину, видимо, опасаясь, что тот потеряется в этом хаосе. В первый раз он прикоснулся к нему рукой — Отари поразило, какая она горячая… Он чуть было не вырвал кисть из цепких пальцев, но тут же устыдился и послушно пошел следом — провожатый, наверное, и не заметил мгновенного порыва. А скорее всего терпеливо переждал его…

Внезапно посветлело — задрав голову, Отари разглядел зияющие проемы в крышах всех уровней. На них кишмя кишели туземцы, что-то делая… Приглядевшись, он понял — расплетают ветви и сучья. Словно распускают огромный свитер… Осмыслить этого он не успел — в глаза ударило солнце, и они оказались на центральной площади. Эпицентр суматохи, вне всяких сомнений, находился здесь. Площадь буквально кипела народом — координатора взяла оторопь. Звон в ушах усилился, став почти непереносимым — морщась, он беспрестанно тряс головой, пытаясь от него отделаться.

Уном остановился и начал вертеть головой — Отари тоже огляделся. В центре площади возвышался довольно солидный ворох веток и сучьев — подбегавшие туземцы подваливали к ней все новые. Эта куча хворосту живо напомнила координатору его первое знакомство с плонийцами… Основное кипение наблюдалось как раз вокруг этого объекта — остальное население просто беспорядочно сновало туда-сюда, мешая работающим и Уному. Наконец, будто уверившись в чем-то, он сильно дернул человека за руку, и, несколько раз беззвучно открыв рот, указал куда-то за кучу. Тут и Отари заметил Жюля Кутюрфа — тот стоял с независимым видом, словно говоря сам себе: «Ну и пусть я в дурацком положении — и в этом положении нужно сохранять достоинство». Среди муравьиной суеты высокая фигура этнографа казалось воплощением спокойствия. Обрадованный Отари бросился к нему, несмотря на молчаливый протест Унома, цеплявшегося за комбинезон. Получив, в подтверждении его опасений, несколько болезненных тычков и потирая ушибленные места, он все же пробрался к месту «стоянки».

— Здравствуйте, координатор! — как всегда, вежливо, приветствовал его Кутюрф, обнаружив в двух шагах от себя, и улыбнулся. Улыбка не получилась — поняв это, он бросил обычные шуточки, сказав озабоченно:

— Стойте здесь и никуда не уходите… Привет, Уном! — он махнул рукой.

— Разве не вы послали его ко мне? — удивился Ило.

— Нет, — только и ответил Жюль, обеспокоенно озираясь. Отари оглянулся — суета и беготня прямо-таки угнетали. Но что-то в этом было не так… Почти сразу он понял, что. И удивился, как не обратил на это внимания — можно было разговаривать, не напрягая голосовых связок. Однако проклятущий звон в ушах не давал впечатления тишины, хотя отчетливо был слышен шорох шагов сотен туземцев. Уном, постояв, сорвался с места и пропал среди сородичей, словно не устояв перед гипнотизмом этого слаженного движения. Отари против воли ощутил беспокойство, которое, кажется, давно уже снедало застоявшегося этнографа.

— Значит, нас вызвали вместе… — размышляя, произнес Отари.

— Не забывайте, что мы единственные из всех людей — «сущие», — откликнулся Жюль. Отари ничего не ответил, всматриваясь в чернеющие проходы лабиринта — ему показалось, что там мелькнула знакомая фигура. Кажется, он уже научился отличать Унома от остальных… Жюль ухватил его за рукав:

— Лучше стоять, — серьезно посоветовал он. Ило понял, что невольно сделал шаг в направлении увиденного. Послушно вернувшись на место, спросил:

— Почему?

— Во-первых, так было приказано. А во-вторых… — он сделал широкий жест вокруг. Ило некоторое время смотрел непонимающе — туземцы мелькали с фантастической быстротой, что-то собирая, перетаскивая, покрикивая друг на друга… Что за чертовщина! Ило ясно видел, как плонийцы оживленно переговаривались между собой — не издавая ни звука!

— Затопчут, — мрачно прокомментировал Жюль. Ило, раскрыв рот, потыкал пальцем — поняв, в чем дело, этнограф только усмехнулся:

— А-а, шумновато нынче… — Вздохнул. — Наши друзья уже недоступны для общения — голоса слишком забрали вверх.

Только теперь Ило по настоящему обратил внимание на зудящий звон, стоящий над деревней. Нет, это не в ушах, как он решил сначала… Разом напрягся:

— Зов!

— Что? — не понял этнограф.

— Они уходят, — уверенно, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил Отари.

…Звон — отражение в памяти — знакомое зудение ПУВ. Повторение этого зудения в масштабе один к пяти или чуть меньше. Но туземцы не пели — они просто разговаривали… Все равно — тот же звуковой спектр. Значит, время настало…

— …Поглядите, координатор, кто к нам пожаловал! — Жюль, прищурясь, смотрел куда-то поверх толпы. Ило обернулся.

…Посреди мельтешения серых тел эта фигура двигалась с какой-то вызывающей неспешностью. Звон словно качнулся — Отари показалось, что он различает хор комариных голосов: «Мрогвин, мрогвин!» К ним шел старик. С ним рядом был Уном, появляясь то справа, то слева, по-видимому, охраняя его от возможных толчков поднапершей толпы.

— Смотрите-ка, а ведь он остался прежним! — искренне удивился Кутюрф, приветно подняв руку — или, может, просто прикрываясь ею от солнца. Подойдя, старик некоторое время рассматривал их, щурясь от непривычного света. Потом прокаркал что-то своим хриплым голосом. Жюль только чертыхнулся шепотом, на ощупь прилаживая обруч переводчика. Отари последовал его примеру, успев уловить обрывок фразы: «…не такие сущие?» Жюль, похоже, услышал больше, потому что ответил сразу: «Ты вызвал нас для того, чтобы спросить об этом?» Старик издал неопределенный булькающий звук — смеялся. Но глаза блестели сухо и холодно, как два кусочка слюды. Наконец, ответил:

— Мы одинаковы перед мрогом.

— Все люди?..

— Нет. Только мы — я, ты, он… — черный узловатый палец по очереди ткнул в людей.

— Так зачем ты позвал нас? — нарушил наступившую тишину Отари, видя, что никто не собирается продолжать. Старик очнулся, его глаза блеснули недобрым огнем:

— Вам не страшно нарушение покоя неведения… Кх! Я хочу сказать вам — вы все равно умрете.

Отари вскинулся, хотел что-то спросить… Глаза старика неотступно следили за ним. Усмешка его была какой-то странной — злобно-страдальческой.

— Они (он ткнул в Унома) — будут жить. Мы — нет. Кх! Я предупредил.

— Но вы ведь можете уйти в пещеры? — вмешался Жюль.

— Нет! — перебил старик — с ними — нет. Вы… Как хотите. Остаться со мной… — он судорожно сглотнул, запахнул трясущейся рукой ворот грязной хламиды. Продолжил хрипло: — Ты говорил — другой мир. Не здесь… Не сейчас…

— А они, все — они идут в пещеру? В убежище? — убедительным тоном продолжал выспрашивать Жюль.

— Да, в пещеру. Не в убежище.

Как всегда, точно. Отари мысленно застонал — ну что же, что? Что не хватает ему сейчас для понимания? Жюль неожиданно прекратил расспросы, начал поспешно рыться в карманах — двое плонийцев терпеливо ждали. Наконец, он вытащил карманный мнемограф:

— Ило! Я кажется понял, смотрите — вот план деревни… — в руках этнографа переливалась схема лабиринта.

— …А вот, смотрите — план пещеры! Это удивительно…

Отари уже не слушал, впившись взглядом в схему — вот она повернулась… еще чуть-чуть…

— Полное совпадение! В этой проекции они одинаковы — понимаете?

Ило кивнул — в сознании, проясненном совпадением, происходило нечто, напоминающее кристаллизацию. ПУВ и плонийцы… Наоборот — плонийцы и ПУВ! Потому что… Он вспомнил ставившие его в тупик «игры» жителей деревни — теперь все это предстало в новом свете. Не игра — репетиция! А он-то гадал, зачем плонийцам городить такие стены! С детства приучившись к лабиринту родной деревни, они уже не испугаются в пещере. Которая выведет их… Да — прямиком к зеркалу океана. И на этом закончится первая фаза их существования.

— Постой… — придержал он этнографа, готового уже наброситься на старика с новыми вопросами. — Мрогвин — ты слышишь зов?

Старик молчал. Глаза его вдруг потускнели… Уном, все это время не подававший голоса, коснулся его руки, что-то еле слышно прощебетал — старик очнулся, посмотрел равнодушно:

— Я не мрогвин.

— Но ты был им? — Отари подался вперед, всматриваясь в мимоглядящие глаза плонийца.

— Был… — эхом отозвался старик.

— А все остальные — что ждет их?

— Мрог.

— Они будут жить…

— Они станут мрогом. Кто сможет. — Старик помолчал, затем повторил громче: — Кто сможет! Тот останется жив… Остальные сгинут.

— Значит, те, кто испугается…

— Да! — бывший мрогвин метнул уничтожающий взгляд. — Кто встретит смотрящего и не станет сильным, погибнет. Остальные достигнут мрога. Но сколь многие не достигнут!

Сила горечи, прозвучавшая в этих словах, поразила Отари. Помолчав, он все-таки решился спросить:

— Но разве не всегда так происходит?

— Нет… Болезнь поразила мир…

Старик резко повернулся в сторону побережья, покачнулся — Уном поддержал его. Целую минуту бывший мрогвин стоял так, высматривая что-то на горизонте, пламенеющим закатом — Отари мог поклясться, что эти выцветшие глаза и впрямь видят там что-то, недоступное больше никому… Наконец, старик перевел взгляд на людей и проговорил, как будто для себя:

— Вы — сущие… Вы должны знать…

И опять умолк надолго. Наконец, собравшись с духом, начал говорить, монотонно и размеренно, как будто читал молитву или заклятие:

— …Страх… Страх изошел из мира. Многие источники страха пробуждают мрог… Они — не сущие. Они губят сущее…

Сглотнув воздуху, продолжил так же монотонно, но на полтона выше:

— Их надо вернуть к несуществованию — мрогвины сделают это. Они закроют источники страха… Все не сущие будут уничтожены.

И старик протянул трясущуюся руку к океану.

Первые цепочки туземцев потянулись к горизонту при свете чадящих факелов — во главе каждой партии становился «сильный», за ним шли к неведомому им будущему остальные — может быть, мрогвины. Путь неблизкий — больше восьмидесяти километров по холмам и равнине. Отари уже отмерил эти километры на патрульном танке — путнику вместо часа потребуется идти день и ночь без отдыха…

…Щебет и звон достигли апогея — уходящие прощались с родной деревней, с детством и юностью, со всей своей доселе безмятежной жизнью, сами уже наполовину недоступные для нее… Деревни уже не было. Чернеющий скелет опор окружал кучу хвороста на центральной площади. Факелы кольцом окружали его.

— Старик все еще там?

— Там… Вместе с Уномом.

Молчание. Тьма быстро теряла тепло, сгущаясь из прозрачно-серой в угольно черную. Ило стесненно вздохнул, поерзал, поудобнее устраиваясь на жесткой кочке. Кутюрф молча грыз травинку, примостившись рядом на вязанке хвороста — бывшей стене или крыше бывшего дома. Старик попросил их остаться до исхода — они и сами не ушли бы, не дождавшись Унома.

— Источники страха — это базы?

— Да.

Длительная пауза. Вздох:

— Я не мог и предположить, зная их миролюбие…

— Люди — не сущие для них.

— Да… Что же теперь делать? Ведь это война… Их надо спасать.

— Кого?

— Хм… Плонийцев, наверное! Их же попросту истребят, не так?

Отари хмуро посмотрел вдаль — цепочки аборигенов слились с темнотой… Возле деревни остался последний отряд, застыв редкой цепью факелов. Люди сидели подальше, словно зрители в зале, заняв удобные места. Почесавшись, он сплюнул и пробормотал:

— Как бы нас не пришлось спасать…

— Что вы сказали?

— Так… Ничего.

Отари подавил желание раскрыть собеседнику глаза. Жюль нужен ему — и не следует нарушать покой незнания… Вместо этого спросил:

— Заявление старика можно толковать однозначно?

— Да, конечно. Я специально использовал форму вопроса, принятую для откровений — это прямая отмена существования источников страха в океане. В общем-то формальное объявление войны… Чем-то они сильно мешают им, эти источники. Кстати, иначе они называются «пищалками»… или «свистелками»? Ну, неважно — важно то, что туземцы болезненно реагируют на их деятельность. Вы ведь тоже узнавали?

— Да, совпадение полное. Они даже различают источники — не удивлюсь, если и по направлению. Хотя — зачем им? Концентрация ПУВ наведет их на цель лучше любого пеленга.

Жюль слегка стукнул себя по колену:

— Этого ни в коем случае нельзя допустить, понимаете?

— Как? — поднял на него глаза координатор.

— Я попробую поговорить с Уномом… Судя по всему, он будет если не руководить, то заметно влиять на общину — вы заметили, что из всех «сильных» старик пригласил только его?

Ило кивнул. Спорить бесполезно — для этого нужно объяснить… Иначе говоря, убить. Нет гарантии, что Жюль окажется «сильным». Пусть уж лучше ПУВ будет для него чем-то отвлеченным. Этнограф не должен испугаться — здесь будет Инар… Зато уж попугает он Бронтома! Ило удивился этой своей мысли — походило на то, что он уже принял решение? И сам не заметил — как будто кто-то уже решил за него. Придирчиво проверив себя, он не нашел никакой зацепки, никакого логического изъяна в этом решении. Все правильно — настала пора, когда уже некого использовать, кроме себя. Он уже использовал всех, кого встречал здесь — вольно или невольно, но это у него получалось. Жюль, Уном, неведомый Эванг Ллбвон, потом еще Крин, энергомеханик, Пауль Эркин, связист Дино Микки… Наконец, Антек Война. Словно смотр проводил сейчас координатор, выстроив перед собой всех этих людей, живых и мертвых. И в самом конце шеренги сиротливо пристроилась маленькая фигурка в нелепом красном балахончике — смешной попытке сымитировать какое-то модерновое платье. Инар. Без стыда и сожаления, но с каким-то глухим тяжелым чувством мог он признать сейчас — да, я использовал ее потому, что она меня любит. То, что я и люблю ее, дела не меняет — если бы она любила, например, Жюля, я бы не задумываясь использовал это и все равно добился бы своей цели… Впервые Отари задумался, что за бездушный автомат сидит в нем и так просто распоряжается судьбами людей. Сейчас он распорядился его собственной судьбой — даже не спросив согласия. Чувства восставали против жертвы — но холодный рассудок, отдав приказ, уже не сомневался в его выполнении.

— Уном вышел, — сообщил этнограф и встал, всматриваясь. В мутном свете факелов показалась одинокая фигура, направлявшаяся к ним.

— Один… — почему-то удивился Жюль. Отари посмотрел на него снизу вверх:

— Ты пойдешь с ними?

— Хм… Догадался?

— Чего уж тут… Работа прежде всего.

Жюль блеснул улыбкой в темноте:

— Координатор — прежде всего!

Уном прошел уже полпути — движения его были стремительны и беззвучны. В ночной тишине слышалось только потрескивание факелов.

— На складе должны быть «комби», — сказал Отари, не поворачиваясь. Жюль молчал — Ило мог поклясться, что сейчас он поднял брови.

— На своих двоих не успеть… — объяснил он, помедлил, наконец, продолжил: — Ты мне будешь очень нужен здесь.

— Слушаю и повинуюсь! — иронически отозвался Жюль — без всякого раздражения, впрочем. Ило облегченно вздохнул — способность Кутюрфа правильно воспринимать то, что стояло за словами, была воистину бесценной! Далеко не у всех генетически запрограммированных считалось нужным развивать это свойство. Хотя — этнограф… Профессия требует.

…Уном, не дойдя до них метров десять, вдруг остановился и повернулся к ближайшему факельщику. Взмах руки сопровождал неслышную команду — цепь огней заколебалась, начала двигаться…

— Ну, вот и все — пора нам… — начал было Жюль и осекся, поворачивая голову за огнями: — Что они делают?!

…Кольцо огня сжималось вокруг деревни. Деловито и просто, словно выполняя обычную рутинную обязанность, плонийцы подходили к наваленному хворосту и совали в него трещащие факелы. Вот вспыхнул один конец кучи, второй… Факелы взлетали роем огненных шершней и с хрустом врезались в кучу; на миг загаснув, пламя жарко разгоралось в гуще ветвей.

— Там же старик! — возбужденно тыча в пламя пальцем, крикнул Жюль и обернулся к вскочившему координатору. — Что же это…

— …мер…м …мереть, — прочирикало где-то возле уха — Уном незаметно оказался рядом, глядя на занимающийся пожар — пламя плясало в сухо блестевших глазах.

Плониец вскинул руки в угловатом жесте — череда щелкающих звуков пронеслась с немыслимой скоростью, заставив захлебнуться переводчик — в ушах прозвучало только что-то вроде: «нде бмы гло …здно».

— Поздно?! Ну да, конечно…

— …неж-ждет… не… он, — чувствовалось, Уном справляется со своим голосом громадным усилием. Но он передал то, что хотел. Отари положил руку на мелко вздрагивающее горячее плечо:

— Все правильно… Он этого хотел.

Жюль потерянно молчал, время от времени оглядываясь на горящую деревню. Погребальный костер — вот что это было.

— Он предлагал нам тот же выход…

Рев пламени набрал силу и заглушил слова. Цепочка плонийцев отступала, постепенно сбиваясь в беспорядочную толпу — Уном обеспокоенно вертел головой, словно не мог решить, что ему делать. Обряда прощания нет у этого народа… Ило еще раз сжал его плечо… Отпустил, толкнул легонько. Вот и все. Повернувшись, плониец пропал во тьме. Отари проводил его долгим взглядом… Понуро сутулясь, повернулся к этнографу:

— Вот мы и остались одни… Жюль!

Тот оторвал от огня завороженный взгляд:

— Что?

— Пора. Пойдемте — вам нужно на склад…

— А? — огонь словно спалил блестящую наружную оболочку, на миг оставив душу обнаженной и беззащитной… Отари не мог, не смел сейчас касаться этой воспаленной души словом. Молча обняв этнографа за плечи, он повлек его за собой к темным холмам.