Записки Серого Волка

Абрука – это пиратский остров. Пираты не живут там, а привозят на остров награбленные драгоценности, золото и прячут. Остров весь покрыт диким лесом, в котором обитают страшные, выше человеческого роста, птицы с длинными, как у журавлей, клювами. Птицы эти хищные, питаются мелкими лесными зверюшками, но больше всего они любят человеческое мясо, которым их балуют пираты. Пираты убивают на острове пленных и отдают птицам трупы. Зато стоит какому-нибудь чужому кораблю бросить якорь в маленькой бухте у острова, как на берегу собираются таинственные птицы – встречать пришельцев. Когда лодки пристают к берегу, птицы своими страшными клювами убивают всех, кто не успеет спастись бегством. Абрука – страшный остров. Редко кто оттуда живым возвращается. И остров этот очень далеко, в стороне от больших морских путей. Ближе всего к нему лежит путь тех кораблей, что ходят на дальний архипелаг Рухну. Говорят, однажды на один из таких кораблей напали пираты, захватили дочь губернатора Рухну, и больше о ней никто не слышал. Она наверняка в плену у пиратов, потому что очень красива, и, конечно, ее они не убили.

Я уже давно слышал об этом острове – рассказывали моряки. А я о нем рассказал Черной Пантере, то есть Свену, и мы решили снарядить туда экспедицию. Капитаном экспедиции буду я, моим помощником – Свен. Только нужно раздобыть оружие и никому не открывать эту тайну.

Отец отлупил меня сегодня узким ремнем. Он все чаще стал за него браться. А что я делаю?.. Раньше он в таких случаях обходился широким. Подумаешь, не был в школе… Свен и вовсе не ходит, и никто его за это не бьет. Я его спросил, чего это он не ходит. Свен говорит: «Надоело гимны разучивать. Не успел один как следует выучить – учи «Интернационал», выучил этот – теперь учи «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес». Ерунда, просто у него отца нет, а мама его не бьет.

Я бы пошел сегодня в школу, но вчера еле выклянчил у Красной Лисы – Вальдура книгу «Виннетоу» на один день, ну и читал в логове. Мое логово в трюме старой-старой яхты, которая больше никогда не выйдет в море. Она стоит в камышах, недалеко от нашего дома. Вся заросла мхом и водорослями. Здесь мои книги и тетради, оружие и пожелтевший череп кошки с маленькими клыками. На нашей улице у всех ребят есть клички, и если назовешь кого-нибудь по имени – получишь в морду. Все нахватали кличек пострашнее и всех хищных зверей разобрали. Мне только Серый Волк достался. Я сперва был Красным Волком (такие в прериях водятся), но у нас уже есть Красная Лиса, поэтому я решил быть не Красным, а обыкновенным Серым Волком.

Сегодня домой не пойду, буду спать в логове. У меня здесь старый мамин половик и кусок одеяла. Это моя постель. Можно набрать мха и изготовить мягкую постель, но надо привыкать на твердом: Виннетоу – вождь индейский – спал на голой земле и никогда не болел. Потому что был закаленный с детства. А домой пойду тогда, когда отец уйдет в казарму. Хлеб у меня есть, вода – тоже.

Где взять оружие? Настоящее оружие: пистолеты, мечи, шпаги. Мы с Черной Пантерой думали-думали и решили посоветоваться с Красной Лисой. Вальдур, то есть Красная Лиса, явился на сходку к большому камню около старой пристани с солидной шишкой на лбу. Он долго отнекивался, потом признался, что шишка – от Пумы. Пума – это Эрик. Он сосед Красной Лисы, и они очень дружны, поэтому оба постоянно ходят в синяках. Пуму вообще-то следует когда-нибудь проучить, он не наш и якшается с другой компанией. Взяли клятву с Красной Лисы и рассказали ему про остров. Он сразу придумал, где взять оружие: в музее.

Музей находится в старой крепости. Это настоящая крепость древних рыцарей-крестоносцев. Мы знаем тайные ходы в крепость, так что можем туда войти в любое время, когда захотим. Обычно крепость открыта только по воскресеньям, когда распахиваются большие железные двери и специальные люди ходят с посетителями, все им показывают, объясняют. Это вовсе не интересно. Когда сам – это да. Крепость большущая, страшная. Много темных помещений, тайных ходов. В ней есть тюрьма и церковь, есть камеры пыток и глубокие колодцы, куда бросали живых людей. Есть львиные пещеры, они начинаются из-под самых пашен и уходят глубоко в землю. На дне этих пещер жили когда-то медведи или львы, и к ним сверху бросали осужденных. В пещере и сейчас видны истлевшие кости, может, человеческие. Конечно, человеческие.

Музей – три большие комнаты на третьем этаже. Чего там только нет: фигурки разные из гипса, и картины, и тряпье… И рыцарский железный мундир там есть. А оружия – вдоволь! Пистолеты, сабли, кривые турецкие мечи – все, что хочешь. Да, Красная Лиса прав. Там есть чем поживиться.

В музей ведут две двери. Одна большая, через нее входят посетители и вообще все. Другая дверь маленькая, заложена картинами и гипсовыми фигурками. Ею никогда не пользуются, через нее-то мы и проникнем в музей. Нужно подобрать ключи или изготовить отмычки, которыми «работал» парень из романа «Банда Желтого Дьявола». Это я взял на себя. Черной Пантере и Красной Лисе поручил захватить корабль. Это проще всего, можно стащить любую плоскодонку со старой пристани Тори. Ну, еще нужны весла.

Приехал отец и увез маму в больницу. Он теперь будет жить дома, пока не вернется мама. С одной стороны, это хорошо: он повесил на стене пистолет, и интересно, когда он его чистит. С другой стороны – совсем плохо: надо все время сидеть дома и от школы теперь не отвертишься. С мамой просто: утром вместо школы иду в логово. А когда все идут из школы – я домой, был, говорю, в школе. Мама всему верит. Отец же все проверит, пойдет узнает у учителя и тогда…

Лейно спросил у него, почему это мама стала такая толстая. Лейно – мой братик, он еще только в первом классе. Отец сказал – потому что у нас теперь будет еще один братик, а может, и сестренка. Я понял, а Лейно нет, и заволновался. Отец его успокоил, сказал, что мама будет снова тонкая, когда придет домой.

К нам теперь каждый день приходят офицеры – эстонские, немецкие тоже. Сидят в зале и пьют коньяк. Отец им играет на аккордеоне, и все поют. Мне и Лейно они иногда приносят конфеты или шоколад, но самое интересное, когда они рассказывают про войну. У них у всех, кроме отца, много крестов еще за Польшу. Скоро все они, и отец тоже, пойдут на Восточный фронт. Тогда и отец получит орден или, может, Железный крест. Скорей бы пришла из больницы мама – у меня уже много разных ключей и отмычек, вполне можно идти в крепость за оружием.

На острове Абрука, должно быть, есть клад. Приезжал с Рухну капитан Андрес, и я у него кое-что вынюхал.

Был когда-то давно известный пират Себастьян дель Корридос, испанец. У него был фрегат с двенадцатью пушками и двумя мачтами. Это был самый быстроходный корабль тех времен. Называли его «Черный Альбатрос». Всюду поспевал дель Корридос на своем летучем корабле, и восемнадцать лет дрожали перед бесстрашным разбойником все честные мореходы. Восемнадцать лет он успешно грабил, а потом решил обосноваться на острове Абрука и давно запрятал там все свои сокровища. Но в океане его настиг штиль. Ветры стихли, паруса бессильно повисли на мачте, и «Черный Альбатрос» стал средь океана. Пришла ночь. А наутро, когда при восходе солнца подул ветер, пираты с ужасом увидели, что к ним приближается большой британский корабль с тридцатью пушками на борту.

Но капитана Себастьяна дель Корридоса не испугал неожиданный враг. Суровая жизнь научила храброго пирата мгновенно принимать решение. На мачте «Альбатроса» взвился флаг – сигнал бедствия. Когда с военного корабля спросили, что случилось на «Альбатросе», ему ответили, что на палубе чума. К сожалению, командир британца оказался подозрительным и решил это проверить. Едва шлюпка с британца подошла к «Альбатросу», парусник дель Корридоса внезапно рванулся вперед и, опрокинув шлюпку с несчастными английскими моряками, помчался прочь.

Военный корабль дал залп. О спасении не могло быть и речи. Пираты отстреливались из единственной уцелевшей пушки, хотя знали, что гибель неминуема. Но дешево продавать свою жизнь они не собирались. Молодцы!

В плен попали всего тринадцать отважных пиратов вместе со своим капитаном. Раненых побросали за борт, жалости здесь не знали. Всех пленных повесили на мачте. Себастьяна дель Корридоса увезли в Англию, от него требовали, чтобы он указал, куда спрятал свои сокровища. Но старый пират не открыл своей тайны, и его повесили. Так погиб отважный корсар Себастьян дель Корридос, а его сокровища находятся на острове Абрука, и нам необходимо их добыть.

Настала зима. Выпал снег. Пришлось перебраться в зимнее логово. Оно у меня на чердаке. Так и не успели разыскать клад. Велло меня не понимает, смеется, говорит, что это все бред, мол, никакие пираты не стали бы жить на Абруке, на этом маленьком пятачке земли, недалеко от большого, прекрасного, покрытого лесами острова Сааремаа. Будто я этого сам не понимаю, но так неинтересно. Вот я хочу, чтобы были на Абруке непроходимые леса, и странные птицы, и пираты – так интересно, и все это действительно есть, все равно есть. Велло говорит, что это игра, он говорит, что если уж сбежать из дома, то на фронт, воевать, все равно с кем, можно на стороне русских – против немцев, – вот это настоящее приключение. Я согласен, это, конечно, здорово, но меня могут на фронт не принять – ни на чью сторону. Велло что, ему уже пятнадцать лет. А мне еще когда тринадцать будет, аж летом. Про музей я ему не сказал, опять станет смеяться. Мы уже с Красной Лисой побывали в крепости, разыскали ту маленькую дверь, только вес наши ключи не подошли. И отмычки тоже не подошли. Работали долго, Красная Лиса светил, а я работал. Потом я светил, а он работал. Попробовали выломать эту проклятую дверь, но она очень толстая. Так и ушли ни с чем. Но мы это дело не оставим, до весны времени много. Я обязательно сделаю подходящие отмычки. И тогда мы найдем клад капитана дель Корридоса. Он есть, его спрятали там, в лесах острова Абрука пираты. Они тоже есть.

Вернулась из больницы мама. Она опять стала тонкая. И сестренка теперь у нас есть. Зовут ее Кадри. Совсем крохотная, такая противная, все время кричит, и всегда мокрая. Мама заставляет нас с Лейно за ней смотреть, а мы не хотим и убегаем из дому – кто кого опередит. Отец и мама что-то стали ругаться, и отец почти не бывает дома. Он говорит, что его не отпускают из казармы. Но однажды вечером я пошел его искать, а в казарме сказали, что он каждый вечер уходит домой. А дома его нет. Неизвестно, где это он.

Сегодня ночью отец ударил маму. Я и Лейно спим в комнатке рядом с той, в которой спят мама, отец и Кадри. Мы проснулись сразу, когда услышали приглушенный крик мамы и плач Кадри. Ну почему отец так поступил с мамой? Мама хорошая, я ее люблю. А отец?.. Он ведь тоже хороший? Но… Теперь к нам никто не ходит из офицеров, кроме дяди Юхана. Он приносит продукты, играет с Кадри и Лейно. Я его не люблю, потому что и мама его не любит. Он какой-то вертлявый и все старается угодить отцу, хотя он капитан, а отец только фельдфебель. Дядя Юхан хитрый, а Лейно дурак – этого не понимает.

И все-таки мы сбежали с Велло насовсем. Пошли по льду через пролив Муху и пришли в порт Виртсу. Но здесь нас сцапала полиция и привезла обратно домой. Велло отлупил старший брат, а меня – отец. Когда я уходил из дому, его не было, но теперь он откуда-то взялся и, как только ушел полицейский, избил меня так, как давно не бил. Потом ему словно жалко стало, он сказал, что больше так бить не будет, что вообще не будет бить и чтобы я его простил. Но он сказал еще, что уходит от нас совсем, а почему – этого я сейчас не пойму, когда стану взрослым, тогда пойму. Он действительно взял чемодан, попрощался с Лейно, Кадри и, ничего не сказав маме, ушел.

Мама все это время плакала, а когда отец ушел, сказала:

– Ну вот, больше нет у вас отца. Одного приводят, другой – уходит, все уходят. Что же это такое? – И снова заплакала.

Почему все-таки он ушел?

Когда услышал свист, я понял, что это Красная Лиса меня ждет у сарая, и сказал Лейно, чтобы смотрел за Кадри. Лейно сперва не любил оставаться с Кадри, все старался увильнуть, но теперь привык – даже вроде нравится ему. Только и на улице ему хочется поиграть. Поэтому он всегда следит, чтобы я его не надул, а я это люблю, надувать. К тому же мне надо раздобыть оружие. Да, это свистел Красная Лиса. Мы пошли в крепость.

Чтобы попасть в замок, надо пройти через большой парк, подняться на высокие крепостные валы, откуда хорошо смотреть на море, спуститься во внутренние дворы, где расположены стадион и спортплощадки разные, затем подойти вплотную к замку и разыскать совсем маленькое, еле заметное, закрытое железным люком окно. Отодвигаем люк и лезем. Мы очутились на нижнем этаже замка. Серые сводчатые потолки, толстые каменные колонны. Но страшно-то как… Тихо, как в могиле. И запах словно могильный – удушливо воняет. Мы уже знаем, куда идти. Это в прошлый раз долго искали. Крадемся тихо, как настоящие индейцы, только слышу: тук-тук, тук-тук. Это сердце так колотится.

У нас большая связка ключей и отмычек. Работаем осторожно, к каждому шороху прислушиваемся. Уж не знаю, сколько прошло времени, пока наконец какая-то отмычка не открыла с треском замок. Настала решительная минута. Осторожно толкаю дверь, и вдруг – что это? В груди стало холодно. Что-то за дверью загрохотало, а потом еще грохот, и еще. Потом все стихло. Это мы гипсовые фигуры опрокинули и картины. Вошли в музей, кинулись туда, где под стеклом лежали пистолеты. Я схватил один, но Красная Лиса сказал, что это кремневый, допотопный, – я его бросил. Взял другой, похожий на наган. Потом выбрал еще один, очень красивый. И Свен тоже вооружился до зубов. Пошли к мечам, и я взял саблю. Только положил обратно: тяжелая очень и длинная тоже – неудобно. Вот маленький кинжал – в самый раз. Взял еще кривой турецкий ятаган. И Свен взял тоже ятаган. Потом – ходу. Уже стемнело, и никто не видел, как мы с кривыми турецкими мечами добирались до дома. Я все спрятал на чердаке, в зимнем логове. Скоро лето и тогда… поход на Абруку.

Встретил отца. Я был в кино, смотрел «Эшнабургского тигра» и вдруг увидел отца. Он стоял с какой-то женщиной. Мама как-то говорила соседке, я подслушал, что отца соблазнила «эта дрянь» или еще – «кошка драная». Я сразу понял, что это и есть та «кошка» и хотел дать от них деру, но отец меня увидел и позвал. Пришлось пойти с ними. Отец стал расспрашивать о Лейно и Кадри, а я все говорил: ничего. Когда пришли к ним, нас встретила девочка с красивыми синими глазами, и волосы у нее были красивые, и ушки тоже – маленькие такие, просвечивались. Ее зовут Лести. А маму ее – Лиль Кеза. Лиль – имя, Кеза – фамилия. Она, по-моему, некрасивая, моя мама лучше. Отец собирался, а меня с собой не позвал, сказал:

– А ты сиди, поиграй с Лести.

Когда уходил, еще сказал:

– Приходи снова, в другой раз.

Лиль Кеза меня тут же начала расспрашивать, какие я люблю кушанья. А я все люблю, так и сказал ей. Она мне дала лепешку с медом и спросила, я маму очень люблю или не очень. Я сказал, что очень. Она сказала, что правильно, маму надо, мол, очень любить, мама хорошая. Потом она спросила, как у меня в школе дела. И я опять сказал: ничего. Не мог же я рассказать, что я в школе почти не бываю, а если и бываю – все списываю у Альберта и наверняка останусь на второй год в третьем классе. Лести уже в четвертом учится, она в другой школе.

Когда я уходил, Лиль спросила – люблю ли я книжки и какие. Я сказал, что люблю приключенческие. И она дала мне «Дон-Кихота». Я. эту книгу так и не прочитал – скучища. Рыцарь там какой-то дурак, на мельницу нападает, вечно в смешных положениях… Разве это рыцарь?! Шут гороховый. Нет, такие книги я не люблю. То ли дело: «Горбатый ковбой», или «Таинственный зов», или «Виннетоу», или «Голубое привидение». Еще интересные есть книги про Шерлока Холмса. И о пиратах. Это я понимаю – приключения.

Когда я сказал маме, что был у отца, она стала грустной. Потом решила:

– Ну что ж, если он тебе нужен – ходи к нему. Ведь он твой отец. – О Лиль она ничего не спросила, и я ничего не стал говорить. Как-то все нехорошо: у Лести не было отца – тоже ушел от них – теперь у нее чужой отец, а у нас – никакого. Может, и у нас потом будет чужой… Ну, тогда я сразу сбегу. А Лейно еще дурак, ему ничего.

Отец уехал на фронт. Провожали его Лести, Лиль Кеза, я и еще дядя Юхан. Мы стояли неподалеку от машин, и отец все время разговаривал с Лиль, а мы с Лести смотрели, как рассаживались в машинах солдаты. Машин было много, только отойдет одна, полная, подъезжает другая. Потом отец сказал Лиль: «Пора»,– и поцеловал ее и Лести. Затем взял меня руками за голову и тихо произнес: «Помогай маме». Лиль и Лести отвернулись от нас, и отец меня быстро поцеловал в лоб. Он полез в кабину, сел рядом с шофером. Машина тронулась. Если отца убьют на фронте, не будет тогда отца ни у меня, ни у Лести.

Уже весна, лед на море совсем растаял, меня оставили на второй год в третьем классе. Нехорошо, конечно. Достал «Тарзана», всего шесть книг. Уже прочитал первую, вторую, третью. Здорово! Но все-таки «Черный капитан» интереснее. Тарзан что, просто он очень сильный. Другое дело, когда ты пират – смелый, находчивый, ловкий. А так просто жить в джунглях и убивать всякое зверье… Но мальчишки с ума сходят из-за этого «Тарзана». Все деревья обломали, висят на ветках целыми стаями, как вороны.

Скоро отправимся на Абруку, за сокровищами капитана Себастьяна дель Корридоса.

…Назначаю отплытие из порта Тори. Команда – Красная Лиса и Черная Пантера, капитан – Серый Волк. Находимся в море двенадцать недель. Поднимается шторм. Корабль терпит крушение, команда бросается к шлюпкам и уходит в море. На погибающем корабле остается один капитан, то есть я. Капитан, как полагается, последним покидает корабль, на последней шлюпке, которую два дня безжалостно треплет ураган. Капитан едва жив. Когда ветер утихает, наступает штиль, и несколько дней неумолимо жжет капитана ослепительное южное солнце. Он целыми днями лежит на дне шлюпки, уставясь в синее, без единого облачка небо, ночами восхищаясь бесчисленными мириадами ярких звезд. Иногда над ним пролетают птицы, но он не знает, что это за птицы и куда летят. У него есть маленький бочонок с пресной водой и сухари. На пятый день показывается земля. Волны медленно, но уверенно несут к ней шлюпку с усталым капитаном. Уже отчетливо видны высокие прибрежные скалы, и стаи птиц шумным гомоном приветствуют капитана. Но где же пристать? Кругом скалы, острые камни, смерть грозит капитану, а как хочется жить… Тут он видит в ровной стене отвесных скал темное отверстие, словно вход в туннель. Работая изо всех сил веслами, капитан направляет туда шлюпку и въезжает в окруженную со всех сторон высокими крутыми скалами маленькую бухту. Вода в этой бухте черная, спокойная, будто в колодце. Это даже не бухта, а скорее пещера, каменные стены которой обросли столетним мхом. Здесь капитан замечает еще одно отверстие, а рядом с ним большое железное кольцо, вделанное в стену. С удивлением видит он еще много таких колец, и ему становится ясно… Это и есть гавань пиратов. Значит, он на острове Абрука. …Опять кто-то зовет. Это мама.

Как хорошо в старой яхте в камышах. Здесь еще порядком воды, но яхта стоит на небольшом бугорке уже совсем сухая. Я снова переселился сюда, перенес свои книги, и тетради, и кошкин череп, и оружие. Дома, на чердаке, никогда ничем по-настоящему не займешься, потому что это мое логово всем известно. Только начнешь читать – мама зовет, а там еще Велло залезет. А я не люблю, когда в мое логово ходят посторонние, особенно Велло. Он все высмеивает: и револьверы ненастоящие – чепуха, и кошкин череп – ерунда, а ятаган, по его мнению, вовсе бесполезный предмет, которым даже капусты не нарубишь. Он говорит, что надо захватить какую-нибудь моторку, перейти в ней Рижский залив и высадиться где-нибудь в Курляндии. Потом перебраться в Литву, а оттуда – в Польшу, и дальше – в Германию. Можно, наконец, и до самой Африки добраться. Он говорит, что, если я не хочу, он один пойдет. Потом мне завидно станет, но будет поздно. Тебе, говорит он, кошкин череп жалко бросить и все такое. Но кошкин череп тут ни при чем, мне маму жалко. Отца теперь нет, а от Лейно никакого толку. Маме тяжело – и в очередях надо стоять, и вязать, и за Кадри смотреть. А тут еще дрова заготовлять на зиму. Мало еще что. И все же было бы здорово смотаться в Африку. Там всегда тепло, зверье всякое, можно жить и в джунглях, как Тарзан. Если бы не Кадри… И для чего она родилась!

Ну вот… Опять я дома. Еще хорошо, что не на дне морском. Подвел мотор. Это была лодка Жоржа Вебера, всегда стоявшая на самом конце старой пристани. Мы с Велло забрались в нее, перерубили трос, и ветер тут же погнал нас в море. Нам это и надо было. Из дому я захватил хлеба, стащил у мамы кусок сала и еще печеной картошки. У Велло тоже был мешок с едой. Прихватил я и будильник: нам нужно было знать время, потому что к утру мы должны были быть где-то у берегов Латвии. Велло начал возиться с мотором, но он, сколько мы ни бились, не заводился. Бензин был, и вроде всё было в порядке, но мотор лишь иногда слабо чихал. Наверно, старый Жорж какую-нибудь деталь на ночь отвинчивал. Ветер нас все гнал да гнал, и неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы мы не наткнулись на островок Лаямадала. С одной стороны, он совсем близко был от берега. И глубина там небольшая. Оставили лодку, наши мешки и вплавь пустились к берегу.

Решили переночевать здесь, хотя было холодно и хотелось есть. Пошли в мое логово в камышах, где хранилась половина одеяла и, завернувшись в это тряпье, заснули. Утром мы рассчитывали добраться до полуострова Сырве и там похитить другую лодку. Но это было далеко, к тому же мы очень устали. Однако утром мы проспали. Днем никуда носа не показывали, боялись, что нас разыскивают, а к вечеру приуныли – умирали от голода. Велло решил пойти к одному другу, который живет где-то недалеко от парка. Он строго приказал мне сидеть в логове и ждать его возвращения. Прошло много времени, и я не вытерпел. Когда совсем стемнело, я пошел навстречу ему. Едва я успел войти в парк, как наткнулся на маму. Я бросился наутек, мама бежала за мной следом и кричала:

– Вернись! Остановись!

Она плакала, а я изо всех сил продолжал бежать. Потом она как-то страшно крикнула, и я остановился. А у нее ведь больные ноги… Я подошел к ней и тоже заплакал. Домой шли вместе. Она дрожала и все время молча гладила мою голову. Три дня она не разрешала выходить мне из дому, теперь разрешила. А старому Веберу рыбаки на буксире пригнали его лодку. Никто так и не узнал, как она очутилась на Лаямадале. С Велло мы еще не повидались, но Лейно сказал, что он тоже пришел домой.

«Маленькое отверстие оказалось дверью в узкую пещеру. Капитан ощупью двигается вперед. Он вооружен до зубов и не боится никого. В пещере сыро и холодно, узкий ход сначала все поднимается, затем спускается вниз, он все тянется и тянется, капитану кажется порой, что конца ему нет. Но вот впереди показывается слабый свет, и тут же стена из-под рук его исчезает. Он оказывается в другой пещере, освещенной светом, поступающим через квадратную дыру где-то высоко под сводом пещеры. Эта пещера не пустая, в ней тысячи гадюк, которые, извиваясь, шипя, расползаются по всем углам, исчезая в темноте. Сжимая сильнее рукоятку пистолета, капитан стремительно идет вперед, но скоро опять становится темно, и пещера снова тянется узким, темным коридором, в котором можно продвигаться лишь ощупью. Шагов не слышно – под ногами толстый слой вековой пыли. Долго он так идет или недолго – неизвестно. Наконец снова показывается слабый свет, он с каждым его шагом возрастает. Постепенно пещера становится шире. Вдруг капитан ударяется обо что-то ногой, и что-то мягко катится перед ним. Он нагибается и видит в слабом свете настоящий человеческий череп. Сделав еще несколько шагов, он чувствует, как что-то хватает его за ноги, цепляется за руки, за голову. Придя в себя от испуга, видит, что это корни деревьев и лианы, свисавшие со стен. Узкий тоннель, по которому шел капитан, закончился здесь большой круглой пещерой. Снаружи в нее через громадное, словно раскрытый рот лягушки, отверстие, вползла всякая растительность – кусты и, словно гадюки, извивающиеся по полу корни больших деревьев, растущих тут же у входа. Капитан смотрит по углам и вдруг видит большой сундук, покрытый пылью, сухими ветками. Очистив сундук от веток, он пытается подвинуть его поближе к свету, но не может – сундук из железа. И открыть его не удается, замок прочный. Возможно, это и есть сокровища пиратов?»

Нет на Абруке пиратов – просто там живут рыбаки. И обезьян нет и пальм. Никаких хищных птиц тоже нет. Я знал, что это просто маленький остров, где живут обыкновенные рыбаки, но было так интересно думать, что это прибежище пиратов, и я так к этому привык, что мне казалось, будто это так и есть. А вот доктор говорит, что это фантазия. Он говорит, что xopoшo, когда у человека есть фантазия, но плохо, если ее чересчур много. Он сказал, что у меня – чересчур. Но это ладно. Вот Свен и Вальдур… Ух! Предатели. Трусы ничтожные. Всегда так: храбрые индейцы до тех пор, пока не дойдет до дела.

Это была плоскодонка Андреса Мальгарда, отца Вииве. А Вииве – это само собой понятно – девчонка. Когда я еще совсем ничего не соображал, мы иногда с ней играли. Потом больше дрались. Паршивая девчонка. Ее отец – старый капитан Мальгард – не рыбак, но корчит из себя морского волка, ни с кем из рыбаков и знаться не хочет. Живут эти Мальгарды в большом красивом доме. У них есть две большие яхты и ещё моторки. Мы-то стащили захудалую лодчонку, да к тому же она оказалась дырявой. Стащить лодку я поручил им – Свену и Вальдуру, команде. Они пригнали плоскодонку в камыши у Каменной Дороги. Стянули и весла. Я забрал все оружие – ятаган и два пистолета, на всякий случай веревку и большую банку из-под килек. Вальдур принес компас, Свен – бинокль. Это мы приготовили еще с вечера, договорились отплыть утром.

Пришел я утром на место – их нет. Ждал, пока не посинел от холода. Как назло, такой поднялся ветер – жуть. Волны вздыбились и шипели. Небо затянуло большими черными тучами. Наконец гаврики появились. Но Вальдур, опасливо косясь на меня, тут же заявил, что у него мама заболела и ему велено идти в аптеку, так что… Извини, мол. А Свен сказал, что если Вальдур, не пойдет, то и он тоже не пойдет.

– Не хотите, трусы ничтожные, я один пойду, – сказал я им. Они тут же поспешили смыться, унося с собой и бинокль и компас. Компас был мне не нужен, да и бинокль тоже, потому что остров Абрука и так хорошо виден. Забрался я в лодку, сел на весла. Лодку сразу начало кидать, как скорлупку, и ветер погнал ее в открытое море.

Поначалу я кое-как справлялся, но через пару часов устал, пытался обратно грести, но ветер дул так сильно, что я вертелся на одном месте.

Тогда, чтобы не унесло совсем в открытое море, я начал лавировать: против волны и ветра вверх – и снова по течению вниз, ближе к острову. Вдруг в лодке появилась вода. Она быстро-быстро прибавлялась. Забрав в лодку весла, я банкой из-под килек стал вычерпывать воду. И тогда заметил в дне большущие щели. Эти собачьи души и дыр не заделали! Затыкать их было нечем и некогда, потому что, пока я вычерпывал воду, ветер понес меня черт знает куда. Схватил весла и изо всех сил стал тянуть лодку опять вверх. А руки так устали… Большие волдыри на ладонях начали лопаться, было больно, а грести надо, не то утонешь. Страшно стало. Чем заткнуть щели? Разорвал рубашку – мало. Одну дыру заделал, а их еще три. Разорвал и брюки, и трусы, и майку. Вода перестала прибывать.

Взялся за весла и давай тянуть обратно. Так устал, так устал, а остров вроде и не приближался.

Ветер подул сильнее, и тут я уже ничего не соображал. Только и понимал, вот идет волна, и мне нужно держать лодку к ней носом, иначе опрокинет. И надо что есть сил тянуть ее против ветра, чтобы не унесло в море. Уже стало совсем темно, сколько прошло времени – я не знал. Однако я заметил, что остров стал виден отчетливее, и от этого силы вроде прибавились. Я уже совсем не чувствовал рук, греб механически. Прошло еще много-много часов, и вдруг мне показалось, что волны стали меньше, а остров Абрука уже совсем близко. Из последних сил я налег на весла, и вот лодку выбросило на песчаный берег.

Я вылез из лодки. Ноги дрожали, и сам я дрожал. Голова кружилась, перед глазами маячили какие-то тени, какие-то нити. Недалеко темнел лес, обыкновенный, ореховый. Конечно, никаких пальм и обезьян на острове не оказалось. Но это мне и так было известно. Только сейчас мне не до пальм было. Я побрел, еле передвигая ноги, в лес. Было страшно жарко. Я все шел, шел, ветки меня царапали, голого, кольнуло чем-то в ногу. Потом я вроде споткнулся и упал. А потом появились эти страшные птицы и начали бить меня клювами. Я закричал. Кричал долго и очень сильно, но птицы не испугались, все били меня по голове. Я заплакал. И тогда пришли они, пираты. С бородами, в шкурах – страшные. Но они мне ничего не сделали плохого. Один большой пират поднял меня и понес куда-то. Затем все куда-то пропали, и я не помню, что было дальше.

Когда я проснулся, было светло. Светило солнце. Я лежал на старой деревянной кровати, укрытый овчиной. Но мне было теперь очень холодно. Я дрожал. Так болели ладони, словно я держал в руках горящие угли. Ко мне подошли пираты, но они были вовсе не пираты, а обыкновенные рыбаки. Мне дали пить.

Я лежал много дней в этом доме, и одна старенькая, совсем седая старушка все время сидела около меня. Потом за мной пришли незнакомые люди с носилками, понесли меня на большой мотобот и привезли домой. Теперь у меня температура очень высокая. Каждый день приходит доктор, тот самый, который говорил, что, когда у человека есть фантазия, – это хорошо. А Лейно теперь тоже достанется – смотреть за мной и за Кадри. Мама меня простила, она хорошая.

Я, конечно, помогаю маме, все делаю, что она велит, но все-таки из-за меня ей много приходится плакать. А ведь я не назло это делаю. Как-то само собой получается. Недавно с Морским Козлом подрались. Он здоровее меня намного, и мне крепко досталось, но он толстый и не очень ловкий – ему тоже перепало. Я пришел домой в порванных брюках и в синяках. Мама плакала. Ходили с Оленьим Рогом за яблоками к Иосифу Канарику. Сад у него большой, яблок – какие хочешь. Попались. Канарик пригласил мать и выпорол нас при ней, и она опять плакала. Вчера собрали в роще за Тори-рекой сходку вождей, а тут нас атаковали ребята из банды «Зеленый Змей». У нас с ними постоянная война. Они атаковали, начали бросать камни, и мы тоже. Мне в голову угодил камень. По шее потекло что-то теплое, и я прибежал домой. Мама, конечно, опять плакала. Она не ругается, только сразу в слезы, а это еще хуже. Лучше бы уж ругалась.

Скоро осень. Опять в школу. Опять в третий класс… Ах, как не хочется в школу. Велло гово-рит: «Неужели не надоели тебе все эти склонения, спряжения, деления, умножения, без которых умному человеку прожить намного проще? Надоело. Еще как! Только немецкий, говорит Велло, заслуживает внимания – может пригодиться. Но и немецкий мне тоже надоел. Терпеть не могу. Как войдет наша «немка» в класс, в очках, толстая, вся черная, голос у нее низкий, и хрипит она к тому же; как проквакает своим низким, лягушачьим голосом: «Гутен тааг, киндер», – так весь класс фыркнет и, стараясь подражать ей, растягивает слова: «Гутен та-а-г». А некоторые нарочно при этом говорят не «тааг», как положено, а «кваак», и все трясутся в беззвучном смехе. Надоело все это. Единственное, что мне нравится, – это сочинения. За них у меня всегда пятерки. Учителя читают их вслух всему классу. Остальное же – арифметические задачки и все прочее – мура, не то чтобы уж очень трудно, но скучно. Самая скучная писанина на свете. Велло говорит, что у него есть великолепный план. Он, разумеется, предлагает удрать в Германию.

– Не вечно же тебе торчать, – говорит он, – у маминой юбки.

И он вроде прав. К тому же есть у него на примете еще один подходящий парень – будет нас трое. Удерем, наверное.