4

Остановились мы в тот раз на одной из улиц, прилегающих к Сабунчинскому вокзалу, у хорошо знакомого нам крадуна Юры Богдасарова. Чуть позже преступный мир Страны Советов узнает его как вора в законе Амбалика Бакинского.

Родословная этого уркагана была любопытной. Его мать, которую звали Марго, была профессиональной карманницей. Три ее сына, среди которых Амбалик был старшим, и дочь занимались тем же самым, и, стоит отметить, «тычили» они превосходно. Впоследствии сестра Амбалика вышла замуж тоже за вора в законе, но его вскоре развенчали по настоянию самого Амбалика. С чем это было связано, я, честно говоря, не знаю. В то время в Завокзальном районе и соседнем с ним Армяникенте жили преимущественно армяне, – веселый и общительный народ, преступный мир которого всегда славился хорошими карманниками.

Как правило, кошелечники на гастролях не задерживались в одном городе подолгу. Четверо из шести членов нашей бригады, кроме меня и Боксера, плотно сидели на игле. Поэтому, купив на Кубинке отраву по сходной цене, мы уже решили было сваливать из Баку в сторону Армении, где в одном из районов Еревана нас ожидали коллеги по ремеслу. Вот в этот-то момент местная шпана и попросила нас об одолжении. Позвонив в Ереван и сообщив о том, что немного задержимся, мы решили помочь местным.

Жила в районе Армяникента женщина-барыга с распространенным в те времена в армянских кругах именем Мэри-Джан. Она походила на самку Кинг-Конга, никогда не была замужем и торговала наркотиками, но не брезговала скупкой краденых вещей и содержанием публичного дома среднего пошиба, имея к тому же доход от нескольких торговых точек на Верхнем базаре.

В каждом районе Баку были свои барыги наподобие Мэри-Джан. Получая большие партии товара от воротил Кубинки, они брали его на реализацию и тут же запускали в действие мудреный механизм сбыта. Очень скоро они расплачивались с кредиторами, и все начиналось сначала. Как это происходило? Ну, во-первых, товар Мэри-Джан отпускала в больших, по сравнению с барыгами средней руки, количествах и только проверенным людям. Эти люди подразделялись на две категории. Наркоманы, покупавшие товар для своих потребностей, которых было большинство, и те, кто его перепродавал, – те же самые барыги, только рангом пониже Мэри-Джан. Что касается наркоманов, то здесь читателю и так все ясно, а вот о перекупщиках стоит немного рассказать.

Зная конъюнктуру рынка и спрос основных покупателей, Мэри-Джан приобретала в основном беляшку с черняшкой и хороший кашкарский план. Беляшку, то бишь сухой морфий, она расфасовывала в граммовые пакетики и отдавала перекупщикам по пятьдесят рублей за грамм. По тем временам это были большие деньги. Те, в свою очередь, из трех пакетов делали четыре, мешая чистый морфий с каким-нибудь веществом белого цвета, не особенно вредным для здоровья человека, и в результате махинаций получали навар. Учитывая огромный спрос, этот навар был немалым. Что же касалось черняшки, то бишь опия-сырца, то здесь предприимчивые перекупщики умудрялись химичить с еще большей выгодой.

Черняшку Мэри-Джан им продавала, как правило, по пятьдесят, а то и по сто граммов. В то время наркотиков было много, а наркоманов мало, поэтому и спрос на черняшку должен был быть намного меньше, чем в более поздние годы. Но это только так кажется. Да, безусловно, процесс был относительно долгим. Черняшку нужно было сначала жарить на ноже, промокать масло, затем варить и уже потом, остудив и отфильтровав, колоться. Морфий же достаточно было взболтнуть разок-другой в теплой воде или, на худой конец, вскипятить и, остудив, тут же употреблять.

Беляшка была безопасней, но она и стоила намного дороже. Не каждый наркоман мог позволить себе такое удовольствие. Поэтому черняшка и в те времена была самым ходовым товаром. Перекупщики продавали ее барыгам мискалами (мера веса, принятая на Востоке, равная 4,5 граммам), а те, в свою очередь, разбивали порции и тоже имели свой доход от махинаций.

Единственный наркотик, который в те времена и наркотиком-то не считался и за который не сажали в тюрьму, потому что и статьи такой не существовало в природе, была анаша. Как правило, на Кавказе барыги ее продавали башами, по пять косяков каждый. Но не надо путать гашиш, то бишь пыльцу, с высушенной шелухой от стеблей и листьев конопли, которую курят теперь.

Но, как бы там ни было и кто бы ни химичил с отравой, все равно все дороги босоты, желавшей кайфануть, вели к Мэри-Джан. Почти вся шпана в округе ходила в должниках у этой обезьяны в юбке. С бродягами она всегда вела себя вежливо и предупредительно, к другим же клиентам относилась с необыкновенной надменностью. Она разговаривала с ними так высокомерно, так задирала нос и повышала голос, принимала такой внушительный вид и горделивую осанку, что у всякого, кому приходилось иметь с ней дело, возникало сильнейшее искушение вырвать ей кадык вместе с глоткой. Но терпеть приходилось и тем, и другим.

Каким же образом парни умудрялись попадать в зависимость к этой мегере, спросите вы? Да очень просто. Хоть в то время наркотики и стоили относительно дешево, все же человеку, употреблявшему их, они были необходимы постоянно. Но ведь не всегда у крадуна есть деньги, тем более если он наркоман на ломке! Вот в такие-то моменты Мэри-Джан и оказывалась тут как тут, щедро снабжая людей отравой. Она была далеко не глупой коммерсантами и, прекрасно изучив воровской мир Баку, хорошо понимала, что возврат долга у воров – это дело их чести.

Не было никакой разницы, сидит ли на игле бродяга или нет. Больше того, очень часто вместо денег жиганы приносили украденные драгоценности, дорогую «мануфту» из норки или соболя, высоко ценившиеся тогда изделия из хрусталя и венецианского стекла и много других ценных вещей, отдавая свою добычу за полцены.

Но ведь для того, чтобы знать, кто сколько принес и кто еще остался должен, даже феноменальной памяти было маловато. Существовала целая бухгалтерия, и бестия хранила ее не где-нибудь, а в собственном бюстгальтере. Это был обыкновенный тетрадный лист в клеточку, исписанный мелким почерком, одной ей известным шифром, который мне и предстояло впоследствии утащить.

Но здесь возникает уместный вопрос, а можно ли было грабить эту барыгу, ведь она всегда давала в долг босоте и шла на всевозможные уступки? Против нее – да, можно было!

За каждое слово, написанное о законах преступного мира на страницах моих книг, я отвечаю своей головой перед людьми, которых считаю эталоном воровской совести и чести, так что не стоит сомневаться ни в одном из них. Барыги, вне зависимости от их пола, нации и вероисповедания, были особой категорией людей, со своим душевным устройством, непохожим на внутренний мир настоящих преступников. Посудите сами, в то время в основном только они и имели в жизни какие-либо ощутимые материальные блага: деньги, фешенебельные дома, шикарные квартиры, автомобили. При этом они почти не рисковали свободой, тогда как крадуны, которые и приносили им эти блага, наоборот, проводили большую часть жизни в заключении и не имели ровным счетом ничего, кроме тюремной шконки да пайки черного хлеба. Я имею в виду истинных крадунов, а не бандитов и им подобных отморозков.

Нет ничего удивительного в том, что барыг ненавидели, причина была проста и банальна. Они избрали себе самый легкий, но и самый низкий путь в жизни, который презирали настоящие преступники. Не следует путать барыгу, продававшего наркотики, и скупщика краденого с обыкновенными спекулянтами или, как нынче принято их называть, коммерсантами. Это разные категории людей, хоть и схожие по духу.

Всегда существует нечто, способное облегчить нашу жизнь. Для барыг был общак. Чтобы не оказаться ограбленными, не слышать в свой адрес оскорблений и не подвергаться всякого рода унижениям и насилию, некоторые из них отстегивали на общак, как правило в тюрьму или в лагерь, определенную мзду: наркотики, деньги или что-либо другое, нужное в тот момент. Только в этом случае они могли спокойно приторговывать и не бояться за жизнь и благополучие своей семьи. Одно из неписаных правил преступного мира гласило: человек, кто бы он ни был (кроме парчаков, конечно), уделивший на общее, автоматически попадает под защиту общака, а значит, под воровскую защиту. Эти привилегии не распространялись на людей лишь в том случае, если они при разборе оказывались не правы, но все же «уделение на общее» всегда учитывалось. Так вот, Мэри-Джан не отстегивала на общее, а значит, на нее правила преступного мира не распространялись. Думаю, мне удалось объяснить ситуацию.

Теперь, почему эту сложную операцию кореша доверили именно мне, ведь по возрасту я был самым младшим из всех членов нашего дружного сообщества карманников высшей квалификации? Да просто они помнили, как в Пятигорске я умудрился через ширинку брюк вытащить у фраера две пачки денег. Это был сложнейший воровской трюк, требовавший не просто мастерства, собранности и внимания, здесь нужно было нечто большее. Много позже я понял, что именно – воровской талант. Хочу заметить без ложной скромности: справился я тогда с этой задачей блестяще.