II

В 1952 году в середине лета в один из лагерных пунктов под Средеканом прибыл довольно большой женский этап. Надо сказать, что на Колыме в те суровые времена с женским полом было совсем плохо. А уж в Средекане – и подавно. Местные обитатели и зеки, и свободные – занимались, в основном, добычей медной руды. Работа эта была трудной и вредной, на которой женщинам делать было просто нечего. Вот почему и не присылали сюда осужденных представительниц лучшей половины рода человеческого. А свободные сами сюда не ехали.

Этап тот состоял в основном из молодых и красивых женщин из Москвы и Ленинграда, отправленных на Дальний Восток по «модной» тогда 58 статье – измена родине. Их было тринадцать человек. Что называется – «чёртова дюжина». В полной мере эту народную примету юным арестанткам пришлось признать чуть позже. Это были девушки из состоятельных и весьма именитых семей. Самой старшей, из которых было двадцать семь лет, а младшей девятнадцать. По каждой из них можно было судить обо всех, потому как судьбы у них были почти одинаковы.

Юной москвичке Лизе, совсем ещё недавно закончившей медицинский институт, было чуть более двадцати лет. Отец профессор-ядерщик, член АН СССР, работал в каком-то секретном НИИ, мать – врач-гинеколог, доктор наук, преподавала в том же ВУЗе, какой закончила её дочь с красным дипломом.

Так случилось, что дядю Сашу, старшего брата её отца, кадрового военного офицера полковника-артиллериста, забрали в НКВД. Он раненый, попав в окружение в 1942 году, оказался в плену и находился в концлагере, пока в конце войны их не освободили наши части. На фоне того, как наше государство обходилось с теми, кто во время войны побывал в плену (почти все они по той злополучной 58-й статьей оказывались в сталинских застенках), к полковнику судьба благоволила. Но только лишь до тех пор, пока его брат нужен был при разработке каких-то секретных программ. Как только нужда в нём отпала, бывший узник Дахау поменял лишь название концлагеря и оказался узником ГУЛАГа на долгие десять лет.

Сразу после его ареста, от греха подальше (как только Лиза окончила мединститут), её со старшей сестрой отправили к бабушке в деревню, в Подмосковье. И надо же было такому случиться, что деревня та находилась в нескольких километрах от секретного объекта, где работал отец. Об этом соседстве никто из семьи даже и не подозревал. Да, от судьбы, как говорится, не убежишь. Старшую сестру Лизы спасло от тюрьмы лишь то обстоятельство, что в деревне она серьезно заболела и на долгие годы была прикована к инвалидной коляске.

Надо сказать, что симпатичные арестантки, тем более такого пошиба, очень редко попадали в такую глушь. Чаще всего они оседали в Магадане и других крупных городах Колымского края в качестве сожительниц большого и мелкого начальства. Но на этот раз что-то там наверху не срослось…

Почти одновременно из тайги пришла геологическая экспедиция. На Колыме работа сия считалась элитной. Отправить зека в тайгу с запасом продуктов и походным снаряжением – это всё равно, что послать козла в огород. Охранников-то там к ним не приставишь. Поэтому в экспедиции ходили «вольняшки». Так на Дальнем Востоке называли вольнонаемных работников. В подавляющем большинстве рабочими в партиях были бывшие зеки. Других рабочих взять было просто неоткуда. По сути, это были крепостные «Дальстроя»: уехать на «материк» они не могли – не имели такого права. Но крепостными весьма богатыми. Зарплату им платили очень и очень серьезную. Да и вообще старались по мере сил и возможностей удовлетворять все их потребности. Работать изыскателем в колымской тайге – это вам не на продуктовой базе подъедаться. Приходилось порой по три-четыре месяца бродить по тайге, ежедневно накручивая десятки километров с тяжеленными рюкзаками. И все прелести Восточной Сибири здесь были налицо: дожди, болото, горы и комары. И, понятное дело, полное отсутствие женского общества. Кроме того, в геологической партии существовал негласный «сухой закон». В общем, к концу работы в экспедиции мужики несколько зверели. И вот приходит эта партия в Средекан. А тут – срочное дело – необходимо в пожарном порядке произвести изыскательские работы для строительства новой дороги. Всё местное начальство уже стоит на ушах. Сверху стукнули кулаком по столу и указали конкретные и очень сжатые сроки строительства. Не успеешь в них уложиться – пеняй на себя – в момент превратишься из «гражданина начальника» в обычного осуждённого. Такое на Колыме бывало сплошь и рядом, так что начальство за свою шкуру перепугалось изрядно. Начальник строительства Афонин срочно вызвал к себе Старкова, начальника геологической партии:

– Слушай, Витя, дело такое, через три дня надо снова в тайгу выходить.

– Ты что, сдурел, начальник? Да мы пришли из тайги только позавчера! Никуда мои люди не пойдут и хотел бы я посмотреть, как ты их заставишь это сделать?

Афонин понимал, что угрожать в данном случае было абсолютно бесполезно. Геологи не боялись ни Бога, ни чёрта. Чем их можно было пронять? Пригрозить посадить? А кто тогда работать будет?

Поэтому начальник решил действовать не кнутом, а пряником. Для начала он пообещал всем из геологической партии невероятные премиальные и прочие материальные блага.

– Афонин, да нам эти рубли в бочках солить, что ли? Мы ведь с весны пахали в тайге – без баб и водки. И снова не отдохнув по-человечески, ты нас хочешь заставить переться в тайгу?

На следующий день один из довольно больших то ли сараев, то ли бараков в посёлке, который обычно пустовал, стал приобретать очень странный вид. Все окна в нём крепко-накрепко заколотили досками. На нары бросили старые матрасы, в угол поставили парашу, дощатые столы уставили мисками с солёными грибами, салом, варёной картошкой и ломтями серого хлеба. Потом подкатила «эмка» Афонина, из которой двое дюжих охранников вытащили несколько канистр. Это был спирт из частного афонинского неприкосновенного запаса.

Через пару часов к строению организованной толпой подошли геологи. Это были по большой части здоровенные, небритые мужики в колымской «униформе» – меховых треухах, кирзовых сапогах в ватниках.

– Эй, начальник, куда путь держим? – спросил у Афонина один из них.

– Кто мне вчера плакался, что баб у вас давно не было, вы плакались?! Вот вам руководство и решило выдать премию за ударную работу «девчатиной»…

Внутри в бараке было темно – горели лишь несколько стеариновых свечек. Геологи, не теряя времени, принялись выпивать и закусывать. И тут на улице послышались шаги. О, уже ведут! Конвойные стали загонять в барак одну за другой арестанток. Они не понимали, куда и зачем их гонят, и откровенно трусили.

– Вот, красавицы, вам и наши кавалеры! – скалили зубы охранники, заталкивая зечек в двери. Заходите, подруги, выпьем с нами, никого не обидим! – орали мужики, успевшие уже изрядно зарядиться спиртом.

После этого два геолога заперли двери и крест-накрест заколотили их досками. Свет погас – и тут всё и началось…

Женщин находили на ощупь, торопливо срывали с них одежду и так же торопливо набрасывались на них. Красота и даже возраст дам никого особо не волновал. Главное – это были женщины!

Я уже описал выше, из какой среды были арестантки. Так нравы в обществе, к коему они принадлежали, были всегда строгие. Это вам не какое-нибудь там городское подмастерье, типа продавщиц и консьержек. И к такому натиску изголодавшихся по бабьему телу мужиков – они, конечно же, были морально не подготовлены. К тому же, двое из них были девственницами. Кто-то из них пронзительно кричал, кто-то пытался отбиваться. Иные старались забиться в какой-нибудь тёмный угол… Большинство из арестанток, правда, довольно быстро поняли, что против лома нет приёма, и смирились со своей участью. Так что скоро в бараке шум и крики приутихли, и стали явственно слышны женские стоны и тяжёлое дыхание занимавшихся сексом мужчин.

Утолив первый голод, мужчины ощупью находили канистры со спиртом, пили и снова шарили по полу в поисках очередной арестантки. Впрочем, не все женщины кричали и отбивались. Некоторые, кто был постарше и немного опытнее, наоборот, пытались ласкать своих нежданных, негаданных кавалеров. То ли они тоже за время долгих этапов соскучились по мужчинам, то ли сообразили – лучше уж с одним мужиком переспать, чем с десятком. Некоторые из них начинали обильно прикладываться к спирту, дабы и им стало всё равно. Кто-то из геологов тут же заваливался спать. Потом, просыпаясь, опять пил спирт и тянулся за новой порцией «девчатины».

В тёмном бараке время не ощущалось. Мужики, изголодавшиеся по женскому телу, погретые обильно выпивкой, казалось, были неутомимы. Они всё насиловали, насиловали и насиловали арестанток. «Групповуха» в бараке продолжалась три дня. Только после того, как весь спирт был выпит, вся закуска съедена, а желание совокупляться прошло, мужики оторвали доски от дверей и арестанток, помятых, исцарапанных, в синяках, забрал конвой. А «культурно отдохнувшие» геологи снова ушли на работу в тайгу.

Впоследствии, когда в 1953 году Берия стал наводить порядок в лагерях, Афонина пытались за это дело привлечь к уголовной ответственности. Но не успели. Погорел и сам Берия, а дело об этой необычной «групповухе» спустили на тормозах. Начальники тихо «ушли» из органов. А геологи? А им-то что? Ведь никто из женщин опознать их не мог. Никто из потерпевших не смог бы сказать – вон тот, с золотой фиксой и с татуировкой Сталина на левой груди. А значит, и дела быть не могло! А дорогу, кстати, построили в требуемые сроки. Пятнадцать километров одной скальной выемки! Я сам её видел, когда чалился на Колыме. Она и до сих пор там. И переживет, наверное, египетские пирамиды.