Глава 7

Обычное тихое утро первого января началось с грохота. Оля подскочила на кровати и с вытаращенными глазами рванула из спальни на шум. Ей показалось, что кто-то выбивает ее дверь.

– Мам, что ты вечно? – возмущался на кухне мужской голос. Снова грохот, оттуда, с кухни. – Что со мной может случиться? Все со мной в порядке, поверь. Да, не вернулся. Да, новогодняя ночь. Ты же знаешь, какая у меня работа… Да. Все, пока, увидимся. Мама, с Новым годом! Целую тебя.

Он хороший, вдруг подумала Оля. С облечением выдохнула и улыбнулась. Тут же поймала свое отражение в зеркале и ахнула. Такой растрепыш! Кое-как пригладила волосы, шагнула в сторону ванной, намереваясь скрыться там и привести себя в порядок. Не успела. Из кухни вывалился Окунев со сковородкой – между прочим, в ее переднике, надетом прямо на голый торс. Хорошо хоть в штанах.

– Привет! – улыбнулся он и тряхнул сковородой. – На этой сковороде можно пожарить картошку? А то у вас там их целая дюжина, не знал, какую выбрать. Потом они посыпались…

– Я слышала. – Оля скорбно поджала губы. – Разделись зачем, гражданин Окунев?

Он надул щеки, кстати, гладко выбритые, попыхтел, снова улыбнулся.

– Так душ принял. Извините. И побрился, нашел там у вас одноразовые станки. Утро Нового года, а я как чучело, стыдно перед такой девушкой… Кстати, полотенце я выстирал.

– Находка, а не мужчина! – ядовито процедила она, чтобы скрыть смущение.

Без черного джемпера Окунев выглядел невозможно ладным. Мускулистый, кожа гладкая, на левом предплечье татуировка – какой-то текст в три строки то ли на китайском, то ли на японском. А под левой ключицей невозможно трогательная родинка.

Что за наказание такое? С чего ее Новый год начинается?

С дурных новостей о страшной кончине Галкина – раз. Со странного мужика, который среди ночи является к ней во двор на темном внедорожнике и рассматривает номер ее машины, – два. В довершение другой мужик утром встречает ее в дверях собственной кухни со сковородой наперевес. И мужик этот полуголый, между прочим.

– Почему находка? – не понял Окунев, невозможно смело на нее пялясь.

А она в тонкой пижаме на голое тело! Оля съежилась под его взглядом.

– И тарелки мы вытираем насухо, и полотенца после себя стираем, и картошку жарим. Крестиком не вышиваете, нет?

– Нет, хотя в детстве пробовал, – признался он со смущенной улыбкой. – Мама пыталась научить.

– Не вышло?

– Нет.

– Жаль, – буркнула Оля и скрылась в ванной.

Вышло глупо, поняла она, намыливая голову. Разговор какой-то никчемный, водевильный. Он нормальный, Окунев Георгий Михайлович. Готовку вон ее нахваливал. А Вадик просто молча съедал, иногда недовольно морщился. Не обидел ее ничем, не приставал к ней ночью. Чего она к нему цепляется?

Может, потому, что не приставал?

– Вот дура, – прошептала она, подставляя лицо мощной струе воды. – Как есть дура.

Она никогда так долго не укладывала волосы и так тщательно не подводила глаза, как сегодня. Незаметно прошмыгнула из ванной в свою спальню, прислушиваясь к звукам из кухни.

Хлопоты там шли полным ходом. Окунев гремел посудой, еще и напевал что-то, тихо и в правильной тональности. Слушать было приятно. И странно приятно было рыться в собственных вещах, выбирая, в чем выйти к завтраку, который ты приготовила не сама. Она остановилась на длинном трикотажном платье василькового цвета с ярко-желтыми вставками и шнуровкой по вырезу. На ноги надела домашние атласные туфельки, которые уже почти два года лежали в коробке.

Их подарил отец на какой-то праздник и настоятельно рекомендовал надевать почаще. Утверждал, что дома женщина не должна выглядеть кухаркой. И каждый раз морщился, когда видел дочь в теплых тапках с собачьими мордами.

Правда, когда в ее жизни появился Вадик, отец об атласных туфельках больше не вспоминал. Видно, считал, что для Вадика и собачьи морды сгодятся.

Она еще раз осмотрела себя в зеркало, поправила волосы и пошла в кухню.

Окунев уже накрыл завтрак на двоих. Оделся. Стянул с себя передник и сидел у стола, не притрагиваясь к еде. С опущенной головой и зажатыми между коленей руками – как будто молился.

Оля обошла стол и уселась туда, где он поставил для нее тарелку и разложил приборы.

Окунев на нее не смотрел.

– Что у нас на завтрак? – нарушила она тишину.

Он медленно поднял голову и грустно улыбнулся:

– На завтрак у нас, Ольга, жареный картофель с остатками вчерашней утки. Свежий салат и…

– И что еще? – заинтересовалась она. На столе не было ничего, кроме того, что он перечислил.

– Еще звонок друга! На завтрак у нас с вами, Ольга, звонок друга.

Кажется, он едва слышно выругался. Не грязно, нет, но все же выругался.

– Что за друг? – спросила Оля, принимаясь за завтрак.

Она вдруг почувствовала, что дико голодна. А пожаренная им картошка, между прочим, пахла просто восхитительно. И салат был очень красиво нарезан и разложен на плоской тарелке. Она уже жевала, а Окунев почему-то медлил, покручивая в правой руке чистую вилку.

– Что? – Она остановилась и глянула на него. Быстро прожевала, проглотила. – Что случилось, Георгий?

– Звонок друга! – выпалил он с раздражением.

Воткнул вилку в самый жирный кусок утки и швырнул себе на тарелку. Глянул на Олю исподлобья и поинтересовался:

– Знаете, кто звонил?

– Нет. Но могу предположить. – Она наморщила лоб, будто размышляла. – Степа?

– Ух ты! Да вы просто… – Он усмехнулся. – Если вас уволят, пойдете работать в мой отдел?

– Меня не возьмут, – буркнула она.

– Почему?

– Вспомните о моем происхождении, гражданин Окунев. – Оля цапнула с тарелки утиное крылышко. – Мой папашка лихо чистил ювелирные лавки, а потом плавно переключился на банки! Надо же, жила себе и не знала, что я дочь знаменитого вора-рецидивиста! Интересно, а кличка у него какая-нибудь была? Как его называли в преступном мире?

– Золотой. – Мрачно глянул на нее Окунев. – Его погоняло в преступном мире было Золотой.

– Ух ты! – Оля сощурилась. – Вы же сказали, что ничего о нем не знаете?

– Не знал, Степа сейчас просветил. Позвонил, спросил, где я и что нового у меня есть по убийству его отца.

– И вы сказали, что ночевали у меня? – Оля уронила вилку на стол.

– Что ночевал – не сказал. Но где я сейчас – да. Он едет сюда, – без особой радости закончил Окунев. – Кстати, Степа мне и сказал, что Виктор Деревнин был известен в преступных кругах как Золотой. Он так обращался к каждому – «золотой ты мой». Само собой, в молодости любил бомбить ювелирные салоны. И брал в основном золото.

– Когда вы только все успеваете! – Оля встала из-за стола.

Аппетит пропал. И наряд, который она выбирала тщательно и с удовольствием, показался неуместным.

Кому есть дело до ее атласных туфелек? Налицо конфликт интересов двух бывших друзей. И предмет конфликта даже не она, а прошлое ее отца!

Окунев ведет дело о гибели ее жениха Вадима Синева и Ивана Галкина, который ее персоной явно интересовался. Наверняка он считает, что ей что-то может быть известно.

Степан Галкин тоже заинтересован в результатах расследования. Погиб его отец! Совсем недавно он был у нее и мог что-то ему рассказать – о самом визите и о том, что ему предшествовало.

А она вырядилась. Дура.

Надо было переодеться, и Оля даже пошла из кухни, на ходу поблагодарив Окунева за завтрак. Но до спальни не дошла: в дверь позвонили. Снова в дверь! Кому, скажите, тогда нужна железная дверь подъезда с кодовым замком? Ее как будто не существует для мужчин, которые к ней зачастили в последнее время.

– Доброе утро, Ольга. Я войду?

Степан, лица которого она не помнила, не дождался разрешения и вошел. Оля даже кивнуть ему не успела, как он уже снимал яркий модный пуховик, она видела такой в рекламе по телевизору. Очистил от снега замшевые ботинки и, не разуваясь, пошел в кухню. Знал, что Окунев там: от входа в дверном проеме кухни была видна его широкая спина, обтянутая черным джемпером.

– Вот скажи мне, друг, что ты здесь делаешь? – с напором спросил Степа Галкин, даже не протянув руки Окуневу.

Встал на расстоянии пары метров от стола, подбоченился, нехорошо уставился на Георгия. И снова с напором:

– Что ты здесь делаешь в такое утро? Да еще за столом! Красиво, не правда ли? Да, Жора?

Оля вернулась в кухню, замерла. Наконец ей представилась возможность рассмотреть этого Степана как следует.

Да, он явно хорош, Алла Ивановна не соврала. Высокие скулы, яркий рот, красивый нос, который не испортил бы даже женщину. Глаза удивительного цвета. Цвет штормового моря, блеск отполированной стали – как еще их описать? Ресницы темные, длинные, пушистые. Гладко выбритый череп тоже его не портил, скорее наоборот – сообщал внешности что-то экзотическое.

Высокий, выше Окунева и гораздо выше своего отца. Тоньше, чем Георгий, в кости, но от этого не кажется слабее. Наоборот, в его изящной гибкости чувствовалась дикая сила. Опасная сила, решила она, вдоволь на него насмотревшись.

– Повторяю вопрос: что ты здесь делаешь? Извините, Оля, ради бога, извините! Вчера вечером под колесами машины погиб мой отец.

– Я в курсе, – кивнула она. – Георгий, собственно, из-за этого пришел.

– О как! Работает, стало быть? – Степан с ухмылкой оглядел накрытый стол. – И попутно угощается? Ты здесь с ночи, Жора, я угадал? Я звонил твоей матери, она сказала, что ты не ночевал дома. Можно полюбопытствовать, куда ты отправился с места происшествия? Сюда, да? К Ольге?

Георгий обернулся, глянул на Ольгу и как-то так склонил голову, что она прочла в этой позе: «а я предупреждал».

– Ну ты, Жора…

Губы Степана плотно сжались, он тяжело дышал. Что его так корежит – от горя или по причине задетого самолюбия? Она решила, что пора вмешаться.

– Степан, минуточку внимания.

Она медленно вышла на середину кухни, даже не подозревая, какой выглядит красавицей в своем длинном платье василькового цвета с ярко-желтой отделкой. И туфельки атласные оказались кстати. И красивая прическа, над которой она минут двадцать трудилась.

Мужчины уставились на нее. Степан еще плотнее стиснул губы. Взгляд Георгия сделался невеселым и каким-то глубоким, как будто он принимал трудное и важное для себя решение. Как будто заранее знал, что проиграет, но уступать был не намерен.

– Я вправе принимать у себя дома кого хочу и когда хочу, это информация для вас, Степан, – холодно кивнула она гостю. – И угощать могу кого хочу. Вам понятно?

Степа интенсивно замотал головой, будто мух отгонял. Или пытался избавиться от нехороших мыслей, роившихся в голове. Точно как его отец, тот так же мотал головой, сидя вот здесь за столом. Степан вдруг хмыкнул и шагнул к столу.

– Раз здесь принято угощать, я, пожалуй, воспользуюсь.

– А вас я не приглашала, – рассердилась Оля, но все-таки полезла в шкаф за чистой тарелкой.

Она не понимала, почему она так злится. Внешне Степан ей даже нравился. Он не мог не нравиться, Алла Ивановна оказалась, как всегда, права. Он был невероятно хорош собой. Может, потому и вел себя как победитель? Может, именно это ее и бесило?

Степан правильно понял ее. Коротко попросил прощения и снова уставился на Окунева.

– Итак, коллега, что на данный момент вам удалось узнать по факту наезда на моего отца? Наезда, повлекшего за собой смерть?

Подцепил с тарелки кусок утиной грудки, уже остывший и покрывшийся слоем застывшего жирка. Оля подавила в себе желание разогреть утку.

Она его не приглашала, вот.

– Что могу сказать… – Георгий очнулся и провел ладонью по щеке, будто проверял, не успела ли за час снова появиться щетина. – Наезд был умышленным, коллега.

– То есть? – Степан вытянул шею в его сторону. – Ты хочешь сказать, что его специально?.. Что он не сам попал под колеса?

– Нет, Степа. Его хотели убить и убили.

Степан уронил вилку с куском холодной утки на тарелку. Сгорбился. Руки сунул в подмышки и уставился в стол.

– Очевидцы утверждают, что было две попытки, – продолжал Георгий на одной ноте. – Первая мимо, он успел отскочить. Потом машина вернулась, и второй раз ему не удалось уйти от преследователя.

– Машина установлена? Хозяин? – Голос Степана вибрировал от гнева.

– Машина к тому моменту значилась в угоне. Но, что странно, Степа, – Окунев дождался, пока тот поднимет на него глаза, – происшествие случилось поблизости от места, где живет хозяин этого автомобиля. Вот Ольга высказала весьма смелое предположение…

– Ольга? – Степан нервно дернулся, обернулся. – Предположение?

– Да. Ольга.

Окунев глянул на нее совсем иначе. Теплее, доверительнее – как будто обласкал взглядом, предлагая включаться в разговор. Призывно дернул подбородком.

Оля кашлянула, прочищая горло:

– Я предположила, что машину никто не угонял. Что вашего отца, Степан, убил хозяин автомобиля. Он заранее задумал это преступление.

– Но он заявил об угоне!

– Никто не станет искать угнанный автомобиль на месте его стоянки, да еще в новогоднюю ночь. Наверняка приняли заявление в дежурной части и передали ориентировки по рации всем дежурным постам ДПС. Праздник, понимаешь…

– Логично! – неожиданно похвалил Степан. – Так именно и бывает, и не только в новогоднюю ночь. Выезжают обычно, если гараж был вскрыт или в момент угона причинен ущерб стоящим рядом автомобилям. А если со стоянки перед домом, тогда, честно скажу, выезд осуществляется не всегда. Не так ли, коллега?

– Не так. – Окунев настырно боднул воздух. – Протокол осмотра должен быть. Может, он и был, не знаю. Просто там такой двор, что спрятать тачку элементарно. Так что алиби хозяина на момент совершения преступления проверить надо – сто пудов. И протокол осмотра места происшествия.

– Вот и проверяй! – зло фыркнул Степан.

Поднял с тарелки вилку с холодной утиной грудкой и принялся жадно ее рвать зубами.

– И проверю!

Окунев тоже вцепился зубами в холодное мясо. А Оля уже пожалела, что убрала свою тарелку. К ней вернулся аппетит.

– И проверяй! Вместо того чтобы объедать бедную девушку! – пробубнил Степан с набитым ртом.

– И проверю! – тоже невнятно ответил Окунев. – Тем более что хозяин машины может быть знаком с ее бывшим парнем, который погиб на том же месте, что и твой отец.

Степан замер на мгновение, потом ехидно поинтересовался:

– Откуда версия о знакомстве? Снова от Ольги?

– От Ольги, от Ольги, – покивал Окунев, интенсивно уничтожая еду, как будто не хотел, чтобы еще что-то досталось Степану. – Она видела, как ее парня со двора увозил именно темно-вишневый внедорожник. Автомобиль той же марки, как тот, что раздавил твоего отца, Степа. Как-то слишком много совпадений, не находишь?

Степан задумался, замер с раздутой щекой. Кое-как проглотил непрожеванные куски, встал, запил водой прямо из-под крана. Вытер яркий рот ладонью и заходил по кухне. Оля от окна наблюдала за его перемещениями. Окунев по-прежнему сидел за столом. Он уже почти все съел, что было на тарелках.

– Значит, что у нас получается? – встал столбом посреди кухни Степа и провел рукой по гладко бритому черепу. – Некто Вадим Синев заводит роман с гражданкой Волгиной. Зачем он это делает?

Оля стеснительно пожала плечами. Высказывать предположение, что Вадику она могла просто нравиться, поостереглась. В самом деле, он так внезапно ее бросил и так некрасиво, нелестно о ней отзывался, что об искреннем чувстве здесь можно забыть.

Кажется, Степан думал так же.

– Вадим заводит с Ольгой отношения предположительно для того, чтобы отомстить ее отцу, который вдруг объявился после стольких лет отсутствия. Это логично, коллега? Можем мы так думать, зная, что Деревнин Виктор Петрович был осужден за убийство отца Синева в том числе?

– Можем, – кивнул Окунев и призывно шевельнул бровями в Олину сторону.

Она его знак не поняла, продолжила подпирать задом подоконник. Оказалось, он призывал ее сварить кофе.

Вот наглость – второе счастье, а? Ввалился среди ночи, остался ночевать, вымылся, побрился, наелся. А теперь десерт?

– Сами варите, Георгий, – поджала она губы. – Я не хочу!

Надо же, а ее каприз его даже обрадовал. Одобрил, выходит, что она позволила ему похозяйничать. Степан нахмурился, проводив коллегу нехорошим взглядом от стола до плиты.

– Итак, в жизни Ольги появляется долгие годы отсутствовавший отец. И почти сразу за ним – Вадим Синев. Потом отец умирает при весьма странных обстоятельствах. Вадик ее бросает и погибает следом. Мой отец, которому не давала покоя история Виктора Деревнина и его подельников, начинает активничать и тоже погибает. О чем это нам говорит, коллега? – обратился Степа к спине Окунева.

– Это говорит о том, что оба убийства связаны между собой и ниточка ведет в далекое прошлое, – пробубнил не совсем внятно Окунев.

Резко снял с огня турку с вываливающейся через край темной пышной пенкой. Повернулся к ним, спросил, кто хочет кофе, и тут же стал разливать по трем чашкам. Захотели все. Пока Оля пробовала кофе, сваренный Окуневым, – надо же, вкусный, крепкий и почему-то не горький, как получался у нее, – Георгий успел убрать грязную посуду в раковину. Сел за стол и на правах хозяина жестом предложил им со Степаном занять места напротив.

Нормально? Он уже рулит в ее доме!

Она сердито глянула на него. Заметила, что Степан смотрит на Окунева так же недобро. И тут же мысленно примкнула к его лагерю. Они со Степаном против Окунева. Вот так! Нечего, понимаешь, превышать полномочия.

– В далекое прошлое… – задумчиво произнес Степан. – Отцу не давала покоя эта история. Он считал, что Деревнин – ваш отец, Оля – взял на себя убийство старшего Синева, хотя на самом деле не убивал его. Отцу покоя не давала мысль, кого покрывал Деревнин. А пару лет назад, когда он снова появился в городе и поселился вместе с дочерью, отец…

– Что? – в один голос спросили Оля и Окунев.

– Отец решил, что Золотой явился, чтобы защитить вас, Оля. – Он отвесил ей легкий поклон. – Мой отец предположил, что Ольге может грозить опасность и поэтому Деревнин теперь все время рядом.

– Чтобы защищать? – Оля поежилась. – Но что мне может угрожать? Я ничего такого…

– Дела вашего отца ударили рикошетом по многим людям. Желающих поквитаться с ним было достаточно. Еще на зоне на него было несколько покушений. По заказу, разумеется. Потом он вышел и исчез, его просто не могли найти. И вдруг он появляется рядом с вами.

– Но и без него я никогда не чувствовала опасности… Знаете, я думаю, вы ошибаетесь. Я вполне спокойно жила до его появления. По-моему, все просто: он поселился у меня, потому что ему всего-навсего негде было жить.

– Не смешите, – довольно резко перебил ее Степан. – У него было столько денег, что он запросто мог купить подъезд в вашем доме, если не весь дом.

– У моего отца? Денег?

Она растерянно заморгала и глянула на Окунева, мысленно решив перебраться в его лагерь за поддержкой. Но Окунев смотрел безучастно, и ей пришлось остаться на нейтральной территории. Она ни с кем из этих двоих, она сама по себе. Она насупилась.

– Он, конечно, не пришел ко мне нищим. Помог с ремонтом, купил мебель, но это не такие деньги, о которых вы, Степан, говорите. После его смерти я нашла в его комнате документы, удостоверяющие личность, банковскую карту с нулевым балансом и кошелек с некоторой суммой долларов.

– И все? – недоверчиво хмыкнул Степан.

– И все! Никаких кладов.

– Хорошо, вы не нашли, так, может, ваш жених что-то находил? – не унимался Степан. – Он комнату вашего отца не обыскивал?

– В тот момент, когда здесь поселился Вадик, комната отца была полностью освобождена от его вещей, – холодно заметила она. – Вадик, к его чести, ни разу без меня туда не входил и никогда не проявлял никакого интереса к моему отцу. Ни до его смерти, ни после.

– Его могли использовать втемную, – вдруг подал голос Окунев. И глянул на Олю с явной тревогой. – Он мог просто наблюдать за вами. По приказу.

– Чушь! – вспыхнула она. – И спал со мной по приказу, да?

– Так бывает, – вздохнул Окунев, опуская глаза.

У нее вдруг задрожали колени от слабости.

Вся эта история, которую излагали здесь эти двое, показалась ей надуманной и глупой.

При чем здесь ее отец? Он умер от естественных причин, у нее даже медицинское заключение имеется на этот счет. Да, его внезапная кончина показалась им с Аллой Ивановной странной. Он производил впечатление человека вполне здорового, крепкого, но медики настаивали, что он умер от естественных причин. Так зачем вытягивать из прошлого какую-то историю, о которой уже никто не помнит? Он почти два года жил с ней бок о бок, и ничего такого не происходило. И вдруг начало происходить уже после того, как его не стало? Смешно!

Идем дальше. При чем здесь Вадик? Ему пробили голову, а не выстрелили в сердце. Может, там вообще была пьяная драка? Может, это самый обычный хулиган, уличный вор? А вдруг Вадика тоже сбила машина? Может, там особо опасный участок дороги? Почему нет?

Что касается Галкина, то этот мог просто сунуть нос не туда, куда надо. Он очень неприятным человеком ей показался, пусть о мертвых так и не принято. Мог достать кого угодно, тем более в праздник.

– Знаете, – она охватила себя ладонями, почувствовав, что дрожит. – Мне кажется, вам пора.

– Что пора? – не понял Окунев и заморгал растерянно.

– Пора уйти. У меня на сегодня планы, – соврала она.

И тут же решила, что уедет к Алле Ивановне на дачу, не дожидаясь послезавтра. Надо успокоиться, все обдумать, а одной у нее не получится. Ей нужна помощь. Алла Ивановна ей помогает всегда, между прочим, без всякого корыстного интереса в смысле повышения показателей по раскрываемости.

Ой, как некрасиво. Как некрасиво двум этим профессионалам использовать ее. А она-то, дурочка, вырядилась.

– Уходите! – приказала она и резко выбросила руку в сторону двери. – Я устала от вас обоих! Мне нечего вам сказать. И помочь в расследовании тоже нечем. И клада у меня нет! Уходите!

Галкин с Окуневым молча поднялись и друг за дружкой двинулись к выходу. Георгий обулся, натянул толстую черную куртку и сразу стал неповоротливым и громоздким. Степан застегнул под самым подбородком модный яркий пуховик. Встали плечом к плечу и требовательно на нее уставились.

– Что? – вскинулась она. – Что еще?

– Если вдруг вы что-то вспомните, даже то, что может показаться вам несущественным… – начал бубнить Окунев.

– Непременно позвоните, – перебил Степан Галкин.

– Мне нечего вспоминать, – отрезала Ольга.

И тут же вспомнила о странном человеке на большом внедорожнике, который обметал снег с номера ее машины.

Рассказать или нет? Рассказать?..

Нет, не станет она им ничего рассказывать.

Этот человек мог явиться к ним во двор без всякой связи с ее делами. Просто заблудился. Просто перепутал дворы. И просто решил, что обметать все номера подряд, отыскивая нужный, бесполезное занятие, поэтому и уехал.

Не станет она им ничего рассказывать. А вот Алле Ивановне расскажет. Та непременно что-нибудь посоветует. Потому что умница и потому что в их дружеских отношениях нет и тени корысти.

Они ушли, Окунев и Галкин, сердито толкаясь в дверном проеме. Галкин все пытался навязать ей свой номер телефона, но она отказалась. Окунев этого делать не стал – знал, что его номер остался в памяти ее мобильника. Он ведь звонил ей ночью.

Она вернулась на кухню, подошла к окну. Через несколько минут из подъезда вывалились эти двое. И сразу разошлись в разные стороны. Ни один так и не поднял глаза на ее окна.

Вот-вот, это еще раз подтверждает ее догадки. Она им нужна только для дела. И нечего было наряжаться, им бы и тапки с собачьими мордами сгодились.