Юлиана Лебединская
Красных яблонь сад
Кабак пах перегаром, дешевой едой и свежей мочой. Клубился сигарный дым. В углу ругались три проститутки. Справа от них скучал облезлый четвероух.
В общем, ничего не изменилось.
Доан Остр подавил приступ ностальгии и бухнулся на стул у барной стойки, на соседний положил шляпу. Заказал виски. И кофе. И то, и другое оказалось паршивым, а кофе еще и холодным.
Ничего не изменилось.
Ухо уловило движение. Доан лениво обернулся и встретился взглядом с морщинистым стариком с кривой корягой вместо трости. Тот пытливо в него всматривался.
– Эльфенок? Ты, что ли?
Доан дернул бровями. Приподнял стакан.
– Здравствуй, Биль.
Ничего не изменилось.
За семнадцать лет.
– Вернулся, значит.
Старый Биль поковылял за столик в углу, и Доан отправился следом, прихватив стакан и шляпу. Сели рядом. По привычке.
– Я знал, что ты вернешься. Всегда знал. Надеялся только, что доживу.
– Рад, что дожил, – кивнул Доан, усаживаясь.
В душе тугим клубком сплетались противоречивые чувства – радость от возвращения, недоумение – от него же, боль от воспоминаний, которые именно здесь, в дешевом кабаке квартала удовольствий, ожили, заиграли свежими красками.
– А не угостишь старика? – Биль покосился на недопитый Доанов стакан.
Хоть что-то новое. Раньше угощал как раз Биль. Его угощал – вечно голодного беспризорного мальчишку.
Доан пощелкал пальцами в воздухе. Словно в ответ взвизгнула рыжая проститутка, швырнула бокалом в выцветшую коллегу и метнулась к выходу. К ним же направилась официантка весьма сонного и лупоглазого вида.
– Закажи, что хочешь, – сказал Доан старику, подождал, пока официантка лениво запишет заказ и пуча глаза удалится, после чего добавил: – Что в городе нового?
– А ты будто не знаешь? – Биль красноречиво уставился на особый знак в виде далекой голубой планеты на Доановой груди. – Когда прилетел-то?
– Неделю назад. В космопорт Центральный, который на окраине. Ваш не принимает.
– Наш город – теперь отдельное государство.
– Я заметил. Когда я уезжал, купол, конечно, строился, но… Это же был просто эксперимент. Я и не думал… Впрочем, – он усмехнулся, – что мог думать облезлый мальчишка.
– Ты был очень смышленый облезлый мальчишка!
– Не слишком. Однако – достаточно, чтобы заметить, что уже тогда город стоял слегка осторонь. И все же…
– И все же – у нас мир, – дед кутался в шерстяную жилетку, наблюдая, как вернувшаяся снулая-рыба-официантка выгружает на стол жареную картошку, холодную даже на вид котлету и рюмку мутной водки. – Мы дружим и с мигами, и с людьми. И наш город цел. А ты, – снова кивок на Доанову грудь, – по стопам Рихаля пошел, значит?
– Вроде того.
Раздался визг.
В трактир ввалилась давешняя рыжая проститука. Вернее, ее втащил за волосы жирный мужлан и сопроводил крепким пинком. Барышня врезалась в стул, опрокинула его и сама растянулась на полу, где жалобно взвыла. Ее спутник немедля поддал ногой и снова вцепился в рыжие волосы.
Доан встал.
– Это всего лишь шлюха и сутенер, – одернул его Биль. – Тут каждый день такое. Сядь.
Но Доан уже не слышал. В полсекунды он оказался около жирного и перехватил готовую к удару руку.
– Эй, ты кто такой? – оскалился тот. – Если тебе нравится эта дрянь, плати. Но сначала я ее проучу. Не бойся, мордаху ей не испорчу, если ты вдруг эстет.
– Я не люблю, когда бьют женщин, – спокойно ответил Доан.
– Чо? А когда бьют тебя… ААААА!
Доан перехватил руку, развернув жирного так, что тот рухнул на колени, и нажал на локоть. Локоть хрустнул. Жирный взвыл.
– Шею тоже сломать или сам уйдешь? – процедил Доан, не ослабляя захвата. – Еще раз замечу, что бьешь женщин, спрашивать не буду. Пшел!
Он отшвырнул от себя жирную тушу. Сутенер пару секунд смотрел на него, вращая глазами, затем вцепился в правую руку левой и, рассыпая проклятия с угрозами, вывалился из трактира. Девица меж тем поднялась с пола, оправила короткую юбку, пригладила волосы.
– Спасибо, красавчик. Он мне этого не простит, но это будет завтра, а сегодня – ты мой герой. Меня Рита зовут, – хрипло представилась она и протянула руку, Доан слегка ее сжал. – Ты приходи, если что. Денег не возьму. Если хочешь, я и сейчас свободна.
Она улыбнулась и поправила упавшую на лоб рыжую прядь. Доан покачал головой.
На этой планете его интересовала лишь одна женщина, и ее не купишь ни за какие деньги. Да он бы и не посмел…
* * *
Семнадцать лет назад
Эльфенок брел мокрой серой улицей и думал, где бы пожрать. Биль куда-то запропастился, а другие мужики в таверне гонят его пинками под зад. Еще и ржут вслед. А жрать-то хочется.
Он сам не заметил, как выбрел из родного квартала удовольствий и остановился около богатого особняка, окруженного забором, добротным, но тоже каким-то серым и тоскливым. Над забором стелились ветви яблони. А на них, на самом верху, висели собственно яблоки. Мокрые после дождя. Темно-красные. И листья у этого дерева были тоже почему-то красноватые, хотя до осени еще далеко.
Красное на сером.
Впрочем, Эльфенку до листьев не было дела, они несъедобные. До яблок бы добраться. Он ухватился за ветку и потрусил. Его обдало водой, как часто бывает, когда потрусишь дерево после дождя, и – ничего больше. Тогда он подпрыгнул, но плоды висели слишком высоко.
Эльфенок огляделся, увидел палку, мокрую, как все вокруг, и липкую, схватил ее и бросил вверх, надеясь сбить хоть одно яблоко. А лучше – два или три. Палка вернулась, не задев плодов, зато едва не ударила Эльфенка по макушке. В ярости Эльфенок швырнул палку изо всех сил, она улетела куда-то за забор, и тут же раздался возмущенный девчоночий голос.
– Эй, малявка! Если так хочешь яблоко, мог бы просто попросить. Чего швыряешься?
В воротах стояла девчонка в голубых брюках и белой рубашке с короткими рукавами и воротничком. Курчавые черные волосы вились по плечам. Эльфенок знал эту девчонку. Ну, как знал… Часто видел ее в городе. На рынке, у здания театра, у пруда в Зеленом парке – хотя какой он зеленый, такой же серый, как и все вокруг… Он ловил себя на том, что наблюдает за ней, часто представлял, как заговаривает с ней или даже играет, а зачем – не знал.
И вот сейчас она стояла перед ним – чистенькая, довольная, с нахальной ухмылкой. И небось жрать ей совсем не хотелось. Небось пожрала уже. И еще пожрет. Сколько захочет.
Эльфенок уныло ковырнул носком рваных ботинок мокрую землю. Затем вдруг наклонился, набрал в жменю этой самой земли и изо всех сил швырнул в девчонку. На ее милые голубенькие брючки чвакнулась черная масса.
Девчонка ойкнула и скрылась за воротами.
А Эльфенок злобно рассмеялся и бросился наутек. На всякий случай. Далеко, впрочем, не убежал – очень скоро перед ним притормозило знакомое авто. Рихаль. Эльфенок бросился к мобилю, прыгнул на заднее сиденье.
– Салфетку возьми и вытри руки, – вместо приветствия бросил ему Рихаль.
– Они чистые.
– Вытри руки или вылезай из машины. Они у тебя в грязи все.
– А ты откуда знаешь? – пробурчал Эльфенок.
Впрочем, немедленно достал пахучую влажную салфетку из пачки, лежавшей тут же, на заднем сиденье, рядом с рихалевской шляпой.
– Следишь за мной? – зыркнул он на Рихаля в зеркале.
– Мимо проезжал. И зачем ты это сделал?
– А чего она… – потупился Эльфенок.
Рихаль завернул за угол и остановил машину напротив закусочной. Повернулся к Эльфенку:
– Последнее дело – обижать тех, кто слабее тебя. А девочка – заведомо слабее. Кем бы она тебе ни казалась.
Эльфенок скривился. Рихаль местами его просто бесил. То ли дело Биль – дает хавку и никаких моралей не читает. С ним и поржать можно… А этот только и знает, что нудит.
И все же, как не мог сам себе Эльфенок объяснить, зачем наблюдает за девчонкой, так и непонятно ему было, почему, несмотря ни на что, тянет его к Рихалю.
– Ты хотел испачкать ее, чтобы таким образом хоть немного к себе приблизить. Но есть и другой путь. Ты можешь сам стать чище и лучше – и приблизиться к ней.
– Че-е-е?!
– Ладно. Бутерброд хочешь?
– А то.
– Вылезай. И салфетки не забудь.
* * *
Проснувшись, Доан не сразу вспомнил, где он. Неделя прошла, а он все не привыкнет, что покинул дом. Что вернулся домой.
Ему снилась мать. Она смотрела с грустью и спрашивала:
– Зачем ты здесь?
«А ты зачем?» – хотел спросить Доан, но в сон ворвался голос Биля:
– По стопам Рихаля пошел?
Доан тряхнул головой, сел на кровати. Огляделся. Он – в гостинице города Кашинблеск. И, конечно же, вчера в баре он бессовестно врал себе. Изменилось многое – и на этой планете, и в этом городе.
Этот город…
Город, построенный людьми, но названный на языке мигов – Кашинблеск означает «Свободный».
Доан невесело усмехнулся. Свободным город считался, потому как здесь никому ни до кого не было дела. То есть официально говорилось, что каждый в Кашинблеске имеет право заниматься чем хочет. Например, бродяжничать. Попрошайничать. Торговать телом. Вести разгульный образ жизни. За это здесь не преследовали, как в остальной Юстиниании – человеческом государстве на чужой планете. Названо оно так в ответ на имя самой планеты – Феодора. Из каких соображений так столетия назад нарекли планету сами миги, доподлинно неизвестно, но прибывшие земляне постановили, что это – в честь древней византийской императрицы. Причем – пока еще дикой и порочной, а явление цивилизованных хомосапиенсов должно стать сродни явлению принца Юстиниана в жизни Феодоры.
Так вот, во всей Юстиниании старательно рисовали идеальную картинку мира, оправдывая существование колонии на чужой планете перед далекой родной Землей. Всякие вольности оставались безнаказанными только в Кашинблеске.
С другой стороны, ученые, соорудившие силовой купол, способный покрыть целый город, защитить его от любого вмешательства извне, жили тоже здесь. Сказано же – каждый занимается чем хочет.
Сюда и притащила его мать, когда поняла, что ей совсем уж недолго осталось.
– Здесь тебя хотя бы за голый зад не ухватят и в подвал не запрут. Для улучшения показателей, – задыхаясь от кашля, говорила она.
И плевать, что сами они жили в подвале.
Доан тряхнул головой, гоня воспоминания, сел за стол и попытался сосредоточиться на главном вопросе.
Зачем он здесь?
Он включил ручник, просмотрел записи, которые уже знал наизусть.
Война с мигами, коренными жителями Феодоры, началась двенадцать лет назад. И с тех пор то утихает, то загорается снова, ненадежные перемирия сменяются новыми вспышками.
Официальная версия – агрессия мигов против переселенцев, несмотря на Вселенское соглашение о дружбе разумных планет.
Неофициальная версия – за неполный век люди успели так загадить планету, что чистолюбивым мигам стало трудно дышать, к тому же на грани вымирания оказались с десяток животных и дюжина растений.
Первый опыт переселения, кто не ошибается?
Первый – удачный. До этого, двести пятьдесят лет назад, когда только-только разработали и подписали Соглашение о дружбе разумных планет, в космос, к разным планетам, отправилось три корабля. Один сгорел по дороге, экипаж второго мгновенно погиб в стычке с аборигенами – после чего в Соглашение внесли ряд поправок, а третий корабль вообще пропал без вести. После чего четвертый, готовившийся к старту, старт этот отменил. И долгое время земляне не решались повторять эксперименты, пока не появилось известие о планете с разумными существами, очень близкими к людям.
Но и тогда медлили десятилетиями.
И все же решились. И даже продержались на чужой планете, хоть и с близким, но все же чужеродным климатом и населением, неполный век.
Но миги все эти смягчающие обстоятельства во внимание не приняли.
Доан свернул окна. Потянулся к кнопке вызова персонала, чтобы попросить кофе в номер, но затем передумал – решил спуститься в ресторан.
В конце концов, его долг и даже обязанность – больше общаться с местными.
И местные не заставили себя ждать. Доан уселся у окна, за которым клубился серый утренний туман, пристроил шляпу на подоконнике – еще одна привычка, унаследованная от Рихаля, не расставаться со старинным головным убором. После получил чашку крепкого горячего кофе с печеньем из редкого сорта ореха, но не успел сделать и глотка, как из-за соседнего стола к нему повернулся юноша в белом гольфе и черном блестящем пиджаке.
– Как они смеют сюда приходить, а? – приглушенным шепотом обратился к нему юнец.
– М-м? – Доан оглянулся.
В ресторан вошли двое мигов – лиловая кожа, раздвоенные заостренные уши – в военной форме и уселись за столик в другом конце зала.
Доан пожал плечами:
– Это Кашинблеск.
– Вы ведь Доан Остр, верно?
– Да, я – он.
– Значит, вы за нами наблюдать приехали?
Доан хмыкнул.
– А я вот воевать хотел, – вполголоса, хоть и с нескрываемой ненавистью продолжил юнец. – Этих тварей убивать. А мать – за сердце. Натурально с инфарктом свалилась. Пришлось пообещать, что отсижусь в Кашинблеске. Но я все равно хочу воевать… Что я – маленький?
– И почему же тебя так тянет на войну?
– Как – почему? Во имя нашей Юстиниании. Первого человеческого государства на захолустной Феодоре.
– Значит, ты считаешь, что за него стоит сражаться?
– Что вы такое спрашиваете, молодой человек? – проскрипело над головой, и Доан увидел пожилого мужчину с длинными седыми усами. – Что вы молодежь с толку сбиваете?
– Я никого не сбиваю, – улыбнулся Доан. – Как уже было сказано, я лишь наблюдаю. И оцениваю ситуацию.
– У нас великое государство! – воскликнул юноша.
– Замечательно. А чем же оно так велико? Мне это нужно понимать для отчетов. К примеру, вы восстановили покалеченную экосистему?
Юноша почему-то вспыхнул и отвернулся, а пожилой господин без спросу уселся за столик Доана.
– Подумаешь, экосистема. Не так уж сильно она пострадала – это неизменная плата за прогресс. Смотрите глобальнее, молодой человек!
– Хорошо. Как насчет прогресса в медицине? Статистика говорит о множестве неизлечимых заболеваний.
– Климат и микросфера нашей планеты отличается от земной, поэтому многие болезни еще остаются неизученными, и знания, унаследованные от землян, не помогают.
– Да, все это я слышал еще семнадцать лет назад. А как у вас с рабочими местами? Кажется, и с этим имеются проблемы…
– Идет война!
– Когда я был ребенком, Кашинблеск кишел попрошайками. Сейчас их полно и в других городах, уже никто даже не пытается очищать от них улицы во имя статистики.
– Про войну я, кажется, вам уже говорил?
– Да. Ею легко оправдывать все проблемы.
– Позвольте же… Вы ровным счетом не хотите видеть ничего хорошего. А у нас, между тем, прекрасная реформа в системе образования! Мы придаем большое значение воспитанию молодежи, будущего Юстиниании и Феодоры.
– Неужели? А в отчетах написано о пяти закрытых школах.
– Но зато в остальных воспитывают истинных патриотов человеческой расы! Я – профессор Юстинианского Университета, и я лично разрабатывал новейшую систему обучения.
– А я вот помню, как нас учили уважению к первым жителям планеты… – задумчиво протянул Доан.
– А потом они заявили, что мы должны убраться! – вскипел профессор.
– Я готов умереть за свою Юстинианию! – встрепенулся юнец.
– Прекрасно, – Доан сделал большой глоток кофе, задумчиво посмотрел на печенье.
Умереть он готов. Сидя в Кашинблеске, куда въехать и выехать можно только имея личное разрешение мэра города. Либо – быть специальным наблюдателем с Земли. Может, мать юноши и правда серьезно больна, но очевидно и другое – обладала она неслабыми связями, если сумела запереть сыночка в «свободном» граде.
Юноша между тем усиленно пыжился, бросая на Доана гневные взгляды, но в целом выглядел довольно тщедушно. Куда такому оружие? Он ничего крупнее дамской пукалки и в руках-то не удержит.
И хорохорится так смело лишь потому, что точно знает: ему война не грозит.
Доан уже собрался сообщить все это самовлюбленному юнцу, но в эту минуту пискнул его ручник.
Срочное сообщение от секретаря военного министра.
В оном говорилось, что сегодняшнее утреннее заседание по вопросам условий очередного перемирия переносится на завтрашнее утро. Потому как господин Виктор Грант самолично отправился встречать и обустраивать сестру, прибывающую в Кашинблеск.
Доан не мигая смотрел в экран, потом машинально сжевал печенье.
В столице Юстиниании, по долгу службы общаясь с Виктором, он умудрился ни разу не пересечься с его сестрой. Она пару раз пыталась связаться с ним по личному каналу, но он не ответил.
Но его никто не предупредил, что Матильда покинет безопасный тыл и зачем-то приедет в Кашинблеск. Да еще и так скоро.
* * *
Семнадцать лет назад
Хрюм избегал людей.
И сейчас Эльфенку это было на руку, хотя, не будь хрюм таким дикарем, сейчас спина бы не болела и жрать наконец бы не хотелось.
Ничейное животное обнаружилось недалеко от свалки, где оно вполне беззаботно бродило, но при виде трех голодных беспризорников кинулось наутек со скоростью, хрюмам не свойственной. В конце Грязной улицы было загнано в тупик, однако умудрилось проскочить у Эльфенка между ног и с визгом понеслось в сторону Зеленого парка.
Эльфенок начал объяснять, что от голода, мол, башка закружилась и в зенках потемнело, но его в ответ – хрясь кулаком по спине и послали прочь. И велели без хрюма не возвращаться.
И вот сейчас Эльфенок уныло наблюдал, как животинка самозабвенно купается в «птичьем» озере, что у края парка. С одной стороны, хороший момент, чтобы поймать. С другой – если кто из отдыхающих увидит его, оборвыша, преследующего хрюма, ему несдобровать…
Вообще-то хрюмы – вполне домашние животные. Да и этот определенно в доме жил – вон как плескается.
Но с голодухи и не такое сожрешь. Да и мама, еще когда жива была, называла хрюмов странным словом «свинья» и говорила, что на ее родине они считались вполне съедобными. Правда, уточняла, что здешние свиньи не совсем те свиньи, что свиньи, – но Эльфенок из ее объяснений понял только одно: ежели что-то съедобное, значит, надо есть! Особенно когда не жрал двое суток.
Но сытым господам этого не объяснишь. А уж если подумают, что на парковую птицу позарился… Ох, что будет. Вон как раз плывет стайка вдалеке, жи-и-ирные, вку-у-усные…
В общем, лучше дождаться, пока свинья вымоется и уйдет в глубину парка, а вот там… Там она затеряется среди деревьев. Или выскочит на тропу с людьми. Нет, лучше сейчас. В крайнем случае, скажу, что это – мой хрюм, и я его купаю.
Эльфенок подкрался к кромке воды, осторожно шагнул. И одним прыжком навалился на хрюма. Неужели? Удача? Хрюм забился у него в руках, а Эльфенок не мог поверить своему счастью.
– Ты что делаешь, малявка? – раздалось за спиной.
Эльфенок вздрогнул, но хрюма не выпустил. Тем более что голос был девчоночий и знакомый.
Он обернулся.
На берегу стояла все та же девчонка. Сегодня на ней был короткий комбинезон из серебристой плотной ткани и синяя футболка, волосы убраны в два пышных хвоста. Девчонка смотрела на Эльфенка злыми глазами.
– Я тебе не малявка, ясно? Мне тринадцать. Через месяц, – зачем-то сообщил Эльфенок. – И вообще, я тут хрюма купаю. Они купаться любят, чтоб ты знала.
– Врешь ты все, – процедила девчонка. – И про тринадцать лет, и про хрюма.
– Они купаться любят!
– Вы их едите! Мне брат рассказал. Когда мой собственный хрюм сбежал. Его вы небось тоже слопали, да?
В ее глазах кипела ярость, но одновременно блестели слезы.
– Отпусти его! Немедленно! Я… Я взрослых позову.
– Да что ты понимаешь, – заорал он ей в лицо. – Если я вернусь без этой свиньи, меня Горелый из банды вышвырнет, а значит, я один останусь. Ты хоть понимаешь, как это? Ты хоть знаешь… Ты ничего не знаешь, завтракала сегодня, да?
Эльфенок задыхался от возмущения и унижения перед этой чистенькой фифочкой. Зачем он вообще на нее время тратит? Пока она кого-то позовет, он убежит.
– Я дам тебе деньги, – быстро сказала девчонка, смахнув слезы. – За хрюма. Купишь еды и принесешь своему Горелому. Вот, – она сунула руку в карман комбинезона, достала смятые бумажки и слегка попятилась, – мне родители дали на мороженое и качели всякие. Скажу, что покаталась. Отпусти его, и они твои.
– Ты не понимаешь, – Эльфенок смотрел с подозрением. – Его все равно съедят. Не я, так другие.
– А я его заберу. Принесу домой, скажу, что нашла на озере, вместо Коржика нашего. Мама с папой разрешат. Давай – мне хрюм, тебе деньги.
Эльфенок покосился на свинью, которая перестала вырываться и затихла, словно почуяв хороший для себя исход. Худая какая-то. На всю банду и не хватит. А вот деньги…
– А не обманешь? – скривился он.
– Кто? Я?
– Ладно. Удержишь хоть?
– Не боись, не маленькая, – она прижала к груди хрюма, сунула Эльфенку смятые бумажки и пошла по тропинке прочь от озера, бормоча: – Хорошенький мой, такой розовый. Я с тобой гулять буду. Купать… – Остановилась, замерла на миг, обернулась: – А хочешь, иногда вместе будем его выгуливать?
Эльфенок ошалело кивнул.
– Меня Матильда зовут. Можно Тильда. Но – не Тиля. За это – убью.
– А я – Эльфенок, – сказал он и, подумав секунду, добавил: – Можно Доан. Или – как хочешь. Убивать не буду.
* * *
У самого Доана разрешение на въезд-выезд было – бессрочное для него самого, и временное – на случай, если ему понадобится спутник.
А потому, воспользовавшись отсутствием Виктора и перерывом в графике, он решил прогуляться – на правах особого наблюдателя с Земли отправился на территорию мигов. В сопровождении двух провожатых-туземцев, накануне прибывших в Кашинблеск на переговоры и столь возмутивших воинственного юнца.
Миги, между тем, долго кривились на меню, затем заказали салат с большим количеством водорослей, «хрюмовы грибы», фаршированные сыром, и сухое вино.
После преспокойно умяли все это в окружении людей – врагов, сидевших за соседними столиками. И – парнишка прав – было в этом что-то сюрреалистичное…
Доан осмотрел ресторанный зал. Давешний профессор-патриот в дальнем углу, средних лет мужчина и женщина, одеты цивильно, но от мужчины так и пахнет войной, улыбчивая официантка с высоким фиолетовым хвостом, две совсем юные барышни в камуфляжных брюках и куртке…
Окажись четвероухие в той же компании за пределами Кашинблеска, все закончилось бы плохо – и для них, и для людей.
Мимо с гримасой ненависти на лице прошествовал воинственный юнец. Доан преградил ему дорогу.
– Хочешь на войну посмотреть?
– А… Я? Так у меня пропуска нет на выезд…
– Я на правах наблюдателя могу выписать временный на пару часов.
– А к-куда ехать? – И вдруг лицо его вспыхнуло озарением, а затем диким страхом. – С ними, что ли, ехать? Да они нас убьют по дороге!
– Не смеши, – Доан надел шляпу. – Если убьют наблюдателя с Земли, на них ополчится все Сообщество разумных планет. Но если и ты дальше желаешь не высовывать носа из Кашинблеска…
– Я поеду!
И все-таки миги слишком хладнокоровны, подумал Доан, оказавшись в приграничном поселке. Будь он на их месте, не уверен, что смог бы спокойно смотреть на людей.
– Это что… Это… Это кровь везде?! – Юнец пучил глаза и неуверенно топтался на месте, не решаясь пойти вслед за Доаном и миговскими офицерами, которые хладнокровно переступали через бурые пятна на земле.
Потом все же решился, и вскоре все оказались у полуразрушенного дома, где сидела грязно-лиловая четвероухая старуха с глубокими морщинами и белыми волосами. Она вполголоса рассказывала, что уже несколько месяцев живет в развалинах, а тем временем все стреляют и стреляют…
– Почему она просто не уедет? – фыркнул юнец. – И сейчас не стреляют, у нас перемирие. Никто не мог стрелять в эти дни. А это что там, под кустом с колючками? Это что… Это – рука?!
Юнец позеленел, ринулся к другим кустам, где его и вывернуло.
Вдали отчаянно завизжал хрюм.
Доан мрачно глядел по сторонам.
Людей на планете меньше, чем мигов. Вся Юстиниания – не больше пары крупных земных столиц, а Кашинблеск по размеру вообще курортный городок. Но вооружены люди лучше – до пришествия человечества мигам вообще не приходило в голову воевать и вооружаться. И только это спасло колонистов от мгновенного выселения.
– Вы все увидели, что хотели? – медленно спросил высокий миг-офицер.
Он хорошо говорил на языке людей, вообще миги легко осваивали язык гостей. Лиловая кожа офицера отличалась едва уловимым оттенком, казалось, она светится изнутри.
Говорят, у мигов это признак высокородства.
Они стояли у машины, готовой отвезти всю процессию назад в Кашинблеск. Офицер ждал ответа на вопрос.
– Я… хотел бы побывать еще вот здесь, – Доан ткнул пальцем в точку на карте. – Не сегодня. В другой раз. Если возможно.
– Поселок Милимилль? Это глубокий тыл.
– Я понимаю.
– Хотите разведать дорогу в тыл? – На лице мига не дрогнул ни один мускул.
– Я не за этим на Феодоре. Впрочем, нельзя так нельзя.
– Нам пора возвращаться, господин наблюдатель. – Миг открыл дверцу авто.
Доану осталось только кивнуть.
Назад вернулись уже в серых сумерках. И едва Доан ступил в холл гостиницы, тут же встретил Виктора. Министр по военным вопросам стоял у широкой лестницы, ведущей на второй этаж, и о чем-то говорил с первым помощником. Высокий, широкоплечий, с погонами на мундире. Завидев Доана, Виктор шагнул к нему.
– Значит, к врагу в гости ездил? – оскалился белозубо. – Еще и сознательную молодежь с собой потащил.
– Для меня на этой войне нет врагов, – тихо ответил Доан. – Я – наблюдатель. А патриотов, значит, ты на меня натравил?
Виктор фыркнул.
– Они прекрасно справляются без указаний. А ты все от меня подвоха ждешь? Мы же тогда были детьми.
Доан дернул бровью.
– Через полчаса – ужин с миговскими офицерами. Неформальная встреча перед завтрашними переговорами. Она была запланирована на вчера, но моя сестрица слишком долго ехала через линию фронта. Сейчас принимает ванну и приходит в себя.
– Через тридцать минут я в твоем распоряжении, – холодно ответил Доан.
– Да перестань ты, – Виктор похлопал его по плечу. – Матильда будет тебе рада. Одно ведь дело делаем.
– Я надеюсь, – проговорил Доан.
* * *
Семнадцать лет назад
– А почему тебя Эльфенком называют? Из-за ушей?
Они выгуливали Пирожка – так теперь звали спасенного хрюма – в городском лесу, где он мог вдоволь набегаться, накупаться в речке и нарыть себе «хрюмовых грибов».
Странная дружба домашней хорошей девочки и беспризорного мальчишки длилась уже месяц. Однажды Матильда увидела, как жадно ее новый знакомый всматривается в грибы, выкопанные хрюмом, и сказала:
– Хочешь, приходи к нам иногда обедать. Мама с папой мне разрешат.
Да, подумал Эльфенок, свинью же разрешили оставить. Свиньей больше, свиньей меньше… Два раза, впрочем, он на обед зашел. Втайне от Горелого. Родители и правда не возражали – во всяком случае, виду не показали, напротив, сокрушались, какой же он для своих лет низкорослый и тощий. А вот брат Матильды ходил за ним по пятам и пялил зенки, словно дырку хотел продырявить.
– Слежу, как бы ты не спер чего, – сказал потом сквозь зубы.
Прямо так и сказал.
Не то чтобы Эльфенок никогда ничего не крал… Но не в доме же, где его накормили настоящим мясом на косточке и с подливой, огромной миской с рассыпчатой пахучей кашей и еще чем-то сладким.
Не в доме, где живет Матильда.
Хотя, живи там один ее брательник, ух бы он…
– Извини. Не хочешь отвечать, не надо.
Эльфенок мотнул головой. Задумавшись, он успел забыть, что Матильда задала вопрос. Что она там спрашивала? Про уши? Они у него слегка заостренные. Как у мигов, только у тех еще и раздвоенные.
– Все говорят, что они у меня от папки. Уши.
– А кто твой папа? Миг?
– Я не знаю.
– А тебе и правда тринадцать лет будет?
– Да. И не будет, а было позавчера. Я просто расту плохо, потому кажется, что мне меньше. Так Рихаль сказал.
– Постой, как это – позавчера было? И ты молчишь?!
Эльфенок пожал плечами.
– Ну было и было…
– Но как же! Это же праздник. Это же… На день рожденья всем подарки дарят. Тебе… – она вдруг запнулась и заговорила тише, – тебе что-нибудь подарили?
Эльфенок ковырнул носком землю.
– Рихаль книжку притащил. А Горелый пообещал не выгонять из банды. Так что все путем.
– Если б я только знала… Скажи, что ты хочешь? Но… только не очень большое.
– Та ничего я не хочу от тебя. Хотя… мне вот всегда интересно было, что за яблоня у тебя во дворе? Почему она такая красная, даже листья?
– О, это еще не красная! Ты не видел наш сад в Милимилле. Это миговский поселок, у нас там есть домик для отдыха. И там земля другая, не такая, как здесь, у людей. У них большинство деревьев – с зелеными листьями, не то что наши – серые… А листья у таких яблонь просто алые. Сами яблоки большие и тоже красные, даже мякоть.
– Да ну, врешь!
– Кто? Я?
– А посмотреть можно?
– Ну… Я думаю, в честь твоего дня рождения можно съездить в Милимилль. Я и сама соскучилась по саду. Мы давно там не были. Здешняя яблоня совсем не такая, хотя саженец – из того же сада. Не получается у людей так выращивать. А сад не так и далеко. Мама с папой…
– Разрешат. Я в курсе.
– Нет, боюсь, как раз таки одну и не отпустят. Но если мы быстро обернемся… Только Пирожка домой заведем!
* * *
Совместный ужин – фраза очень громкая.
Миги разместились за одним круглым столом, люди – за другим. Доан же предпочел уединиться с бокалом коньяка на балкончике. В ресторанном зале приглушили свет, играла тихая музыка, напоминающая земного Шопена.
Иногда слышалась чья-то реплика – с одной или другой стороны. Внизу, на улице, бродило несколько проституток.
А она сидела напротив. Доан видел ее через балконное стекло. Матильда Грант слегка припозднилась к ужину, избавив его от необходимости официального приветствия, и теперь сидела за столом рядом с Виктором, выпрямив спину, мягкий свет бра подсвечивал ее кожу. На ней было темно-бордовое бархатное платье, украшенное каменьями, волнистые черные волосы убраны в высокую прическу, лишь несколько прядей струится по шее.
Она смотрела на Доана.
Потом поднялась и двинулась к балкону.
Доан тоскливо прикинул, успеет ли выскользнуть прочь, но тут же отогнал эту мысль. Не мальчишка ведь уже.
Скрипнула балконная дверь.
– Здравствуй, Доан.
– Добрый вечер, сударыня. – Он слегка отсалютовал ей бокалом.
И прищурился, разглядывая проституток. Кажется, среди них есть и Рита. Надеются на улов среди офицеров? Всех мастей…
– Ты избегаешь меня?
– Как можно, сударыня. Вы сами изволили опоздать к ужину.
– Доан, ты все еще злишься на меня? – Она попыталась взять его за руку. – Спустя семнадцать лет?
Доан поймал через стекло озадаченный взгляд Виктора.
– По-моему, ваш брат не в восторге от нашей беседы.
Матильда раздраженно отмахнулась.
– Виктору пора понять, что я не его собственность. Он хочет, чтобы я уделила внимание офицерам мигов. Говорит, они очень ценят красоту человеческих женщин…
Доан фыркнул.
– Это верно. По их мнению, женщины – самое красивое, что есть у людей, способных угробить любую красоту. Но неужели ваш брат не мог раскошелиться на более-менее приличную шлюху? Могу посоветовать одну.
– Вы хам, – флегматично ответила Матильда. – Брат не просил меня ложиться с ними в постель, просто – очаровать. А я, между прочим, согласилась на это и приехала, чтобы увидеться с вами… с тобой.
– Вы напрасно так сильно рисковали собой ради встречи с безродной дворнягой.
– Доан, мы были детьми! Я испугалась, я считала, что должна защищать брата!
– Надеюсь, теперь ваш брат сумеет защитить вас. Война – дело весьма опасное. – Он взял с подоконника шляпу. – Простите, но меня ждут дела. Я должен наблюдать за всем, что происходит на этой планете. В том числе – и ночью.
Он вышел с балкона и из ресторана. Краем глаза успел заметить, как Виктор взял Матильду под руку и повел к столику мигов. Вышел на улицу. Как ни странно, ночью здесь дышалось немного легче. В темноте не так давила серость. Серые дороги, деревья, трава, мобили – все. Другие цвета на человеческой части Феодоры просто не приживались.
Доан отошел от гостиничного выхода в тень, закурил.
– Привет, красавчик, – рядом немедленно возникла Рита. – Сигареткой угостишь?
Он протянул ей раскрытую пачку.
– Видела тебя на балконе с красивой приезжей госпожой, – усмехнулась Рита. – Вы аж искрились оба.
– Это ничего не значит, – хмуро отвернулся Доан.
– А жаль, – протянула проститутка. – Значит, я не по адресу.
Что-то в ее тоне заставило Доана насторожиться.
– Ты о чем?
– Жаль ее, молодую, красивую. А впрочем, сколько их уже было – на алтаре войны.
– Точнее выражаться можешь?
Рита улыбнулась, на этот раз невесело.
– Если я не ошиблась и она тебе хоть немного дорога, увози ее из Кашинблеска. Сегодня же.
* * *
Семнадцать лет назад
Вообще-то, после обеда у него планировалось занятие с Рихалем. Должны были обсудить подаренную книгу и еще чего-то поделать. И он обычно никогда встречи с негласным наставником не пропускал.
Но как можно отказаться от поездки с Матильдой?
Правда, ехать в итоге пришлось не только с ней, но и с братцем. Виктор разыграл из себя всего такого старшего и заботливого и заявил, что либо едут все вместе, либо он звонит родителям и не едет никто.
– Так я и отпущу сестру с каким-то безродным дворнягой, – процедил он.
Эльфенок за спиной сжал кулаки. Эх, не будь ты Матильдиным братом…
Он даже хотел и вовсе от поездки отказаться, но очень уж хотелось увидеть сад красных деревьев. Даже одна красная яблоня будоражила в нем странные чувства. Она словно пришла из другой жизни, не такой серой. Или – ожила со страниц книг, что притаскивает Рихаль.
А еще, если повезет и яблок там окажется много, можно натрусить и принести на общак. А что? Нормальная еда.
Дорога выдалась еще та. Во-первых, Виктор без конца шипел и скрипел зубами: то от Эльфенка сильно воняет, то – не садись рядом с нами в автобусе, еще решат, что мы такие же оборванцы, и вообще, в сам автобус Эльфенка пускать не хотели, пока Матильда не сунула деньги за всех троих.
Потом Виктор шипел всю дорогу от автобусной остановки, собственно, к поселку Милимилль и дому с яблонями.
Им встречались миги. Немолодая, но крепкая и статная женщина с бледно-лиловой кожей несла ведра с водой. По другую сторону широкой желтой тропы прогуливалась красивая пара – девушка с очень длинными светлыми волосами и парень с фиолетовыми глазами. Возле одного двора на лавке сидел старик-миг и что-то вырезал из дерева.
Эльфенку жители поселка казались вполне симпатичными. Подумаешь, цвет кожи странный и уши… Да они и «четвероухими» в прямом смысле слова не были. У них было по два уха, только раковина раздваивалась на два «лепестка», заостренных по краям. Почти как у самого Эльфенка. О чем не преминул напомнить Виктор – он без конца кривился, отворачивал от мигов морду и цедил сквозь зубы:
– Слышь, дворняга, тут твой папаша нигде не затерялся?
Но сад стоил всех унижений!
На долгие минуты Эльфенку показалось, что он перенесся совсем в другой мир, где нет нищеты и голода, где не нужно выслуживаться перед Горелым, где у него есть дом и мягкая постель, где играют яркие краски, а не одни только черно-серые…
Он во все глаза смотрел на крупные темно-алые листья с тонкими зелеными прожилками, на огромные красные яблоки и даже – на ярко-розовые цветки, распустившиеся кое-где, хотя стояло лето, а не весна. Яблони росли двумя рядами, их кроны сходились, образовывая аллею, а запах! Эльфенок не знал другого места, где бы так пахло.
– Надо же, – проговорила Матильда, тоже глядя по сторонам во все глаза. – Мы столько не приезжали, а сад не увял. Как же я по нему соскучилась.
– Отец говорил, за ним соседи приглядывают, четвероухие эти, – без энтузиазма бросил Виктор.
– Они хорошо понимают язык природы, – тихо сказала Матильда. – Нам бы так.
– Пф, не хватало еще в чем-то им подражать, – фыркнул Виктор. – Эй! Ты что жрешь, дворняга?!
Эльфенок едва не подавился яблоком, которое как-то само оказалось у него сначала в руках, а потом и во рту.
– Не трогай его! – взвилась Матильда. – Я разрешила. Это мой подарок на день рожденья! А яблоки все равно пропадут здесь.
– А мофно ф фобой взять немнофко? – жуя спросил Эльфенок, избегая взгляда Виктора.
Тот брезгливо отвернулся, а Матильда закивала.
– Конечно. Набирай сколько хочешь, и поехали. Пока мама с папой не заметили, что нас долго нет.
От Кашинблеска до Милимилля автобусом ехать около получаса – извилистыми дорогами, мимо других городков и поселков, таких же свежих и красочных.
А потом еще немножко пройтись от автобусной остановки.
Так вот, когда шли к саду, добрались без приключений, Матильда уверенно вела их и привела к яблоням и дому – уютному на вид, с белыми стенами и красной крышей.
А когда пошли назад, где-то сбились с тропы, наверное. Потому как шли они, шли, а остановки все не было видно, наоборот, начался лес сплошь из высоких колючих деревьев синеватого цвета. Эльфенок сперва этого не понял – у него перед глазами все еще стояли красные листья, а в руках был целый узел алых яблок, завязанных в футболку.
Первым о проблеме заговорил Виктор:
– Слышь, сестра, а мы вообще туда идем?
Матильда остановилась. Вид у нее был растерянный.
– Я не понимаю… Я же шла, как обычно. Сначала надо повернуть направо, потом налево, и…
– Что? Это от остановки – направо и налево, а от дома – наоборот. Эх ты, Тиля-Матиля!
– А сам-то куда смотрел?! – огрызнулась Матильда. – Надо назад идти.
Она огляделась.
– На вон той развилке надо повернуть вбок, мы ведь оттуда пришли, да?
Они пошли назад, однако, вместо того, чтобы выйти к поселку, лишь углубились в лес и бродили там, пока не начало темнеть. Проголодавшись, они съели припасенные Эльфенком яблоки и в который раз огляделись.
– Мы все умрем здесь, и нас съедят дикие хрюмы, – проворчал Виктор, обгладывая розовый огрызок.
– Хрюмы не едят людей, умник! – фыркнула Матильда, хотя голос ее дрожал не только от злости на брата, но и от страха и усталости.
– По-моему, там дом, – неуверенно сказал Эльфенок. – Кажется, мы вышли к поселку.
Все трое сорвались с места и бросились на забрезживший впереди свет. И правда, деревья расступились, и путешественники оказались у небольшого домика с темными окнами. Ворота забора между тем оказались не заперты.
– Какое счастье! – Воскликнула Матильда. – Надо зайти и спросить дорогу!
– Кажется, мы вышли с другой стороны поселка, – подал голос Эльфенок, привыкший шнырять по темным улицам Кашинблеска.
– О, да ты просто гений, – скривился Виктор и крикнул вслед Матильде, устремившейся в ворота. – Похоже, дома никого нет. Или спят все. Окна темные.
Матильда остановилась.
– Значит, пойдем в другой дом.
– Подожди, – Виктор заглянул в ворота. – Здесь веломобиль есть.
– И что?
– А то. Возьмем, доберемся до дома, а потом вернем. Крутить педали будем по очереди. Или – как ты ехать собралась? Автобусы уже и не ходят небось.
– Но это же чужое!
– Мы вернем.
– Мы в поселке заблудились, а ты хочешь до Кашинблеска самостоятельно ехать?
Виктор подошел к веломобилю, присмотрелся.
– Тут навигатор есть. Усаживайтесь, и поехали быстрее, и так уже от родителей влетит.
Дальнейшее Эльфенок помнил как в тумане. Веломобиль оттащили сначала в лес, где более-менее разобрались с навигатором, но не успели они проехать и половину пути, как их остановила полиция мигов. Где бы ни был хозяин веломобиля во время их визита, пропажу он заметил быстро.
По Соглашению о совместном проживании горе-угонщиков сдали полиции человеческой. Эльфенок сперва не сильно волновался. Он думал, сейчас они расскажут о том, как заблудились в Милимилльском лесу, как выбились из сил, как собирались непременно вернуть веломобиль…
Но Виктор ничего этого не сказал. Он заявил, что мобиль угнал сам Эльфенок, которого они перед этим поймали за кражей яблок из их сада. Они хотели доставить его домой, чтобы еще чего у мигов не начудил, и гонялись за ним по всему поселку и лесу. А потом он впрыгнул в веломобиль, и им с сестрой пришлось бежать-догонять, а потом ничего не осталось, как сесть в мобиль и смириться с кражей – лишь бы добраться домой.
Эльфенок открыл рот, чтобы возмутиться и сказать, что все это ложь, но вдруг увидел всю их маленькую компанию глазами двух полицейских – молодого парня и красивой темноглазой женщины постарше. Двое приличных деток – чистеньких, ухоженных, и он, тощий грязный оборвыш с голодными глазами.
Эльфенок закрыл рот и сглотнул. Все, что он мог – молча смотреть на красивую женщину-полицейского и стараться не разреветься. Она глядела на него с сочувствием. Во всяком случае, ему хотелось верить, что это – именно сочувствие.
А потом она повернулась к Матильде:
– Твой брат говорит правду?
Матильда всхлипнула и кивнула.
* * *
– И с чего же я должен куда-то увозить родную сестру военного министра и почетную гостью Кашинблеска?
Доан, подняв бровь, смотрел на рыжую Риту.
– Ее убьют, как только будет подписано очередное мирное соглашение. Может, завтра, а может, послезавтра – как пойдут переговоры. А вину свалят на мигов. Сам догадайся, зачем.
– Что ты несешь?
Рита взяла его под локоть и отвела по тропинке в заросли серых кустов и там, в глухой тени, активировала свой ручник, протянула Доану наушник.
– Не веришь мне – послушай вот это.
На экране появилось лицо молодого военного – из окружения Виктора Гранта. Доан помнил его – нижний чин, вроде как мальчишка на побегушках, а там – кто его знает. Звали «лицо» Антуан Нальчин, и на видео этом оно не отличалось особой свежестью: глаза выпучены, лоб вспотел, щеки красные, все время хихикает, как дурак…
И, тем не менее, Нальчин довольно внятно излагал все то, о чем Доану только что говорила Рита, называя задуманное «Операция: принцесса и мир». Доан слушал, и разговор с Матильдой представал в новом свете. Очаровать мига, значит, ей поручил братец… И желательно – на званом ужине, на глазах у всех… И все же подобное слишком даже для Виктора.
– Что это значит? – Доан кивнул на застывшее на экране лицо. – И что с ним такое? Он же откровенно не в себе.
Рита усмехнулась, медленно обошла вокруг Доана.
– К нам, в дом наслаждений, приходит много военных. Расслабиться, отвлечься. Многие заказывают не только девушек, но напитки, кальян… Но не все знают, что при правильном подходе курительные смеси на планете Феодоре получаются очень интересные. С побочными эффектами. О которых сам курильщик наутро и не вспомнит.
Доан пожал плечами:
– Хочешь сказать, он тебе военную тайну сдал? Да может, он просто бредил под кайфом.
– Спроси его.
Найти Нальчина оказалось несложно.
Как и обещала Рита, едва закончился банкет, юный боец устремился в дом наслаждений. Однако до оных у него сегодня дело не дошло – Доан встретил его на подходе к серо-желтому двухэтажному домику с резными перилами над порогом и отвел в просторную беседку, увитую серой лианой и усыпанную подушками.
– Какого черта? – скривился словно от кисляка Нальчин. – Вы что, и за постелями нашими теперь наблюдать будете?
– До вашей постели, лейтенант, мне дела нет. Но вы мне сейчас расскажете все, что касается операции «Принцесса и мир».
Нальчин побелел, но тон выдержал наглый:
– Я понятия не имею, о чем вы…
– Код сто сорок два.
– Что?!
– Код сто сорок два, лейтенант. Отвечайте на вопрос.
– Вы не можете…
– Еще как могу, – Доан незаметно активировал видеорежим на своем ручнике. – Отвечайте.
– Почему я? Да меня убьют за это.
– На вас никто никогда не подумает. А за отказ в подчинении экстренному коду я имею право убить вас прямо сейчас. Выбирайте.
– Да откуда вы вообще могли узнать…
– Рассказывайте! Но имейте в виду, что я уже многое знаю. Будете врать…
И он рассказал. Полностью подтвердил слова Риты и свои же – на видео.
– Вялые перемирия лишь истощают планету. А наши люди устали, многие не видят смысла в войне, в победе, в этой планете. Принцессу решено принести в жертву будущему миру. Потеряем Матильду, получим Феодору, – закончил он с кривой ухмылкой.
«И ведь ты действительно в это веришь. Что такою ценой можно купить мир. И эту планету», – подумал Доан и отключил видеорежим на ручнике. А потом выстрелил.
Через семь минут он снова вышел на связь.
– Вы все видели, принцесса?
Матильда на экране молча кивнула.
После разговора с Ритой он сбросил ей сообщение по личному каналу, где велел уединиться в номере и в любую минуту быть готовой выйти с ним на одностороннюю связь.
– Что ты сделал с этим лейтенантиком, Доан? – Ее брови поползли вверх. – Ты убил его?
– «Район удовольствий» очень опасен. Здесь каждую ночь кого-то убивают. Именно потому военным запрещается сюда ходить.
– Доан!
– Ради бога, принцесса, подумайте лучше о своей жизни.
– Ради бога, перестань мне «выкать»!
– Хорошо. Мы уедем с тобой, сейчас же. Гостиница наверняка охраняется. Ты должна выйти из нее, не вызвав подозрений. Вещей не бери, поверх одежды надень пеньюар, в котором сейчас. Скажи, что хочешь подышать перед сном.
– Доан, нам не выехать из Кашинблеска! Город закрыт, да и брат охраны наставил. Это невозможно.
– Только не для специального наблюдателя с Земли.
* * *
Их запихнули в камеру в подвале, где уже сидело трое таких же, как Эльфенок, беспризорников.
Там, в кабинете, в последнюю секунду ему захотелось броситься к красивой женщине полицейскому, повиснуть у нее на шее, прокричать, что он не виноват, рассказать, как все было на самом деле. И он даже сделал к ней шаг, но на пороге уже возникли двое новых мужчин в форме, которые и спустили их в подвал.
Камера оказалась сырой, холодной, с большой решетчатой стеной, отчего больше походила на клетку и ощущалась тесной, несмотря на то, что была немаленькой. Эльфенок представил, что здесь, в этих давящих клетко-стенах, придется остаться надолго, быть может – навсегда, и содрогнулся. Он сел на пол у стены и обхватил колени руками. Матильда с Виктором пристроились на некоем подобии больничной койки, похожей на ту, где умирала мать, только еще более грязной.
Матильда упорно не хотела на него смотреть. А он сам не решался к ней подходить. В один миг лучшая подруга вдруг превратилась в совершенно чужого человека – далекого и холодного. Зато к Эльфенку подошел Виктор.
– Если ты откроешь свой поганый рот, если ты хотя бы пикнешь, слышишь? – Его лицо перекашивалось от ненависти и злобы. – Если из-за тебя у меня и моей сестры будут неприятности, тебе все кости переломают, понял? Да я тебе…
Эльфенок отвернулся к стене.
– Ты меня слушаешь, мразь?
– Виктор! – крикнула Матильда и вскочила с койки. – Если ты сейчас же не отойдешь от него, я сама все расскажу.
С другого конца камеры на них заинтересованно зыркали беспризорники. Виктор покосился на них, сплюнул Эльфенку под ноги и поплелся к сестре. А она, напротив, быстро подошла к Эльфенку и так же быстро и еле слышно сказала:
– Я должна была защищать брата.
И вернулась к Виктору.
Потом она сидела, все так же избегая взгляда Эльфенка. Потом улеглась, свернулась клубочком, кажется, плакала, а может – просто лежала, уткнувшись носом в стену, и дрожала от холода.
Потом, часа через два, когда беспризорники позасыпали в своем углу, за Матильдой и Виктором приехали родители. Они стояли у решетчатой стены камеры и напряженно всматривались внутрь, в то время как человек в форме отпирал тяжелый и ржавый замок, а затем выводил к ним сына с дочкой, которая все же успела задремать. И на миг у Эльфенка мелькнула надежда. Матильдины мама и папа – особенно мама – всегда смотрели на него с сочувствием. А еще – они умные люди, они обязательно поймут, что он, Эльфенок, ни в чем не виноват. И помогут ему выбраться отсюда. Ему ведь не нужно от них ничего – только бы выйти из этих кошмарных стен и вернуться на улицы, к Горелому, куда угодно, только бы не оставаться здесь.
Впервые за все два часа Эльфенок поднялся на ноги, приблизился к выходу и попытался заглянуть Матильдиным родителям в лицо. Мать даже не взглянула на него. Отец посмотрел с нескрываемым отвращением.
Заскрипел замок, теперь уже закрываясь.
И Матильда ушла.
Не обернувшись. Не попрощавшись. Не бросив самого коротенького мимолетного взгляда.
Очень скоро она будет дома, в тепле, в мягкой постели. А случившееся забудет. Или станет вспоминать со смехом: «Ха-ха-ха, как здорово прогулялись. Есть что вспомнить».
А он останется здесь. Навсегда. Он знает, что бывает с подобными ему. Мать рассказывала. За пределами Кашинблеска с «дворнягами» не нянчатся. Пинками отправляют на принудительные работы – на благо Юстиниании. И взрослых, и детей. «Вечных детей» – как говорила мать. Потому как до взрослых лет не доживают. У Горелого хотя бы еще никто не сдох.
А может, его Горелый выручит?
Все же какую-никакую пользу банде он приносил.
Ага, как же. Эльфенок мотнул головой. Так тебе Горелый и высунется из Кашинблеска.
К утру его персоной заинтересовались соседи по камере. Продрав глаза, они вспомнили о новеньком и вальяжно подошли к нему.
– Эй. Ты откуда такой ушастый? – оскалился один, самый высокий. – Никак мамка с мигом подгуляла?
Эльфенок вдавился в стену и сжал кулаки. Драться он умел. Каковы шансы против троих? С одним бы точно справился… Беспризорники заржали и подошли ближе. Эльфенок весь подобрался.
И в эту минуту снова заскрежетал замок.
– Доан Остр, – зевнул охранник. – На выход.
У выхода в неизменной шляпе его ждал Рихаль.
Позже он не раз спрашивал у теперь уже вполне официального наставника и опекуна, как тот его нашел, да еще и настолько быстро? Ему всегда говорили, что беспризорники, попавшие «в подвал», исчезают из мира живых. Их никто никогда не находит. И как Рихаль так быстро, всего за месяц, оформил все документы на опекунство да еще и разрешение на вылет Эльфенка с ним на Землю?
Все вопросы пришли позже. А в тот день он беззвучно рыдал на кровати в номере Рихаля, потом жевал бутерброд с сыром и зеленью и запивал горячим чаем. Потом почти без возражений позволил Рихалю засунуть себя в горячую ванну. Потом засыпал, закутанный в одеяло, просыпался в холодном поту, не в силах понять, где он: в подвальной камере с решетчатой стеной, в их с матерью подвале, на улице под скамейкой… Просыпался и снова рыдал.
Все вопросы пришли позже.
И на все свои «Как?» он неизменно получал один ответ.
– Ты прав, такое невозможно. Но только не для специального наблюдателя с Земли.
* * *
Они встретились в двух кварталах от гостиницы – у входа в парк, заросший серыми колючками. Тот самый парк, где облезлый мальчишка когда-то ловил хрюма.
Матильда села в его авто, молча сорвала с себя пеньюар и швырнула его на заднее сиденье, оставшись в коричневых брюках и легком сером свитере. Волосы она убрала в скромный хвост.
Доан слегка кивнул ей и прибавил скорость.
– Я оформил на тебя временный пропуск. К утру это заметят, но к тому времени мы будем далеко. Я отвезу тебя в Милимилль.
– И останешься со мной?
– Нет, мне придется вернуться.
– Доан. Я не должна была тогда бросать тебя в тюрьме. Не должна была ему позволить…
– Перестань. Ты не могла подставить брата. Никто на твоем месте не смог бы.
– Я должна была что-то придумать. Взять вину на себя, наконец. Но только не бросать тебя там.
– Ничего страшного не случилось. Меня забрал Рихаль. Я даже испугаться толком не успел.
– Доан…
В лобовое стекло ударил луч света. Из ночи вышли фигуры с оружием в руках, сделали знак остановиться.
– Доан?
– Ничего не бойся. Никто нас не тронет. – Он припарковал авто у обочины, опустил стекло.
– Выйдите из мобиля, господин особый наблюдатель, – послышался глубокий мужской голос, в окно ткнулось дуло револьвера. – Вы и ваша спутница.
– Код сто сорок два.
– Принимаю. И все же, прошу вас, выйдите из мобиля.
– Не вижу в этом необходимости.
В следующую секунду запертая дверца со стороны Матильды со щелчком распахнулась, и Матильду вытащили прочь.
– Какого черта?! – Доан тоже выскочил на улицу.
– Вот видите, – улыбнулся ему обладатель глубокого голоса, мужчина среднего роста и в сером плаще. – Вам все же пришлось выйти из мобиля.
– Немедленно отпустите ее. – Спутник глубокоголосого, тоже одетый в серый плащ, приставил к груди Матильды револьвер. – Код сто сорок два. С этой минуты вы все в моем подчинении. Я особый наблюдатель с Земли, в экстренных случаях я могу переключить управление на себя хоть группой людей, хоть целой вашей драной планетой!
– Мы знаем, кто вы, друг мой, – послышался новый голос, на этот раз – тихий, вкрадчивый, чуть ли не мурлыкающий.
Из темноты вышел полный человек с круглым лицом и добродушной улыбкой. На нем была полурасстегнутая синяя рубашка, заправленная в штаны, и никакого оружия. Он развел руки, словно для объятий.
– Никто вам не причинит вреда, господин наблюдатель и госпожа Грант. И все же вам придется поехать с нами. В мой личный кабинет.
Доан молча смотрел на человека, о котором ходило много слухов и легенд и на Феодоре, и на Земле.
На человека, который умудрился спрятать от войны целый город, хотя своим вмешательством мог бы завершить войну без всяких провокаций и убийств принцесс.
На единственного на этой планете человека, который мог себе позволить проигнорировать код «сто сорок два».
На мэра Кашинблеска.
– Ваши люди угрожали оружием. Мне и Матильде. И забрали мой пистолет!
Кабинет мэра Кашинблеска выглядел более чем скромно. Стол, пара кресел, кожаный диванчик, на котором неподвижно сидела Матильда. Не сравнить с утопающими в золоте и роскоши апартаментами военного министра…
– Мы должны были убедиться, что вы – безопасны для нас, – развел руками мэр. Он сидел за столом, Доан же расхаживал перед ним. – И вдобавок как-то уговорить вас поехать с нами.
– И зачем мы здесь? Матильде угрожает опасность. Ей нельзя оставаться в Кашинблеске.
– Именно поэтому вы здесь, – промурлыкал мэр. – Брат госпожи Грант – человек невысоких моральных качеств, но в осторожности ему не откажешь. Он предугадал, что вы можете предпринять что-то подобное, и расставил по периметру города свою охрану. Попадись вы его людям, а не моим, вас бы убили на месте. Обоих. Несмотря на все ваши экстренные коды. И повесили бы на мигов не только смерть принцессы, но смерть особого наблюдателя с Земли.
– Откуда вы все это знаете?
– Не только у вас есть прикормленные шлюхи.
– И что вы намерены предпринять?
– Мои люди вывезут вас тайными тропами, о которых не знает ваш брат.
– С чего бы вам нас спасать?
– Если принцессу убьют, война разгорится с новой силой. Если ее убьют в Кашинблеске, боюсь, нас таки втянут в эту войну.
– А вы так этого боитесь? Мощи Кашинблеска хватит, чтобы закончить войну. Если бы вы прекратили отсиживаться…
– Прекрасно. Вернем принцессу брату?
Доан обессиленно сел в кресло. Мэр улыбнулся.
– Стало быть, вывезем вас из Кашинблеска. Кроме того, вам выдадут бумаги, с которыми вы сможете передвигаться по территории мигов. Как иначе вы собирались добираться до Милимилля?
– У вас и на той стороне прикормленные шлюхи?
Мэр пожал плечами.
– Мигам тоже не нужны лишние скандалы. Им нужен мир.
– Я вижу, вы за них очень переживаете.
– Всем нам свойственно переживать за братьев. А вы, кажется, тоже симпатизировали первому населению планеты. Скучали по красному саду?
Доан покачал головой.
– Если вы закончили хвастаться своей осведомленностью…
– А вот вы, кажется, не слишком осведомлены. Впрочем, как почти все, прибывшие второй волной на планету.
– Что значит «второй»?
– Сколько космических экспедиций за все время снаряжала Земля, и сколько из них было успешных?
– Четыре. Успешная одна.
– Вы уверены?
Доан начинал злиться.
– Двое первых кораблей погибли, один… тоже погиб. Наверное.
– Экипаж утратил связь с Землей – да и то не сразу. Но вряд ли погиб. В привычном понимании. Вы можете вспомнить, как назывался корабль?
Доан задумался. Что-то в расспросах мэра настораживало, не давало просто взять и отмахнуться от них. А между тем, он понял, что не знает название третьего корабля. Первые два – «Клеопатра» и «Нефертити» – известны всем, даже четвертый, так и не стартовавший, известен – «Королева Елизавета». А вот название третьего нигде и никогда не упоминалось. И никого это не смущало.
– Он назывался «Царица Феодора», – сказал мэр.
– О господи.
– Они достигли планеты. И высадились на нее. И оказались намного умнее второй волны, потому что сумели войти с планетой в симбиоз. Не гробить экосистему, подстраивая под себя, а научиться жить с ней в ладу. И при этом, спустя поколения, слегка измениться самим…
– Так, значит, все миги – это…
– Потомки экипажа «Царица Феодора».
– Так почему об этом ничего не известно?
– Миги перестали быть людьми. Людей это напугало. О корабле и его экипаже предпочли забыть.
– Вы откуда все это знаете?
– В архивах мигов многое хранится. Они тщательно охраняются. Но с теми, кто по-настоящему готов слушать, они согласны делиться. Жаль, что таких очень мало.
– Доан, твои уши, – впервые за все время подала голос Матильда и повернулась к мэру. – Вы сказали, первые жители планеты изменились, спустя поколения… Я просто подумала…
– Да, – кивнул мэр и задумчиво улыбнулся. – Вряд ли достопочтенная мать господина наблюдателя имела связь с мигом, как ее обвиняли. Скорее всего, произошла небольшая, но закономерная мутация.
– Поэтому тебя к ним и тянуло, Доан. К поселку и яблоням. Как жаль, что тебе пришлось улететь…
Доан вскочил, зашагал по кабинету.
– Бессмыслица какая-то. Надо остановить эту войну, надо рассказать людям…
– Что перед ними кучка лиловых мутантов? – поднял брови мэр. – В том числе – и особый наблюдатель с Земли?
– Надо остановить войну. Кашинблеск может остановить войну, если выступит…
– На чьей стороне?
Доан остановился, впился пальцами в спинку кресла.
– Значит, опять вялое перемирие?
– Увозите принцессу. А я со своей стороны сделаю все, чтобы оно оказалось не таким уж и вялым. Недаром на этот раз мир заключается в моем городе. А потом вы найдете на Земле кого-нибудь, кто будет готов слушать.
Доан кивнул.
На улице их уже ждал мобиль с водителем.
Декабрь, 2016
