Глава 16
Откровенный разговор
Состоявшийся в двенадцатом часу совместный завтрак баронессы Корф и капитана Уортингтона стоит признать удавшимся с точки зрения гастрономии и совершенно неудачным – с точки зрения всего остального. Тревор сделал то, что лучше всего выходит у детей, – он обиделся, ребячливо, откровенно и бескомпромиссно. Он сидел за столом, надувшись, глядел букой, отвечал односложно и вообще всячески демонстрировал, как его задели подозрения Амалии. Что же касается баронессы Корф, то она поначалу пыталась отвлечь своего гостя беседой на нейтральные темы, но потом, поняв, что ее усилия тщетны, умолкла и стала терпеливо ждать, когда Уортингтону надоест дуться. Когда подали чай, капитан и в самом деле снизошел до признания, что тот не плох и, пожалуй, даже не хуже английского.
– Вы пьете чай с молоком, сэр? – спросила Амалия.
Уортингтон мрачно покосился на нее.
– Я терпеть не могу молока, – признался он. – С детства.
Получалось, что она снова его обидела. Хотя откуда она в самом деле могла знать, что он любит, а что не любит?
– Как здоровье мистера Скотта? – спросила Амалия первое, что пришло ей в голову.
– Как? – Уортингтон насупился, его шрам шевельнулся, и молодая женщина невольно приготовилась к худшему. – Доктора в ужасе, если честно.
– Он настолько плох? – вырвалось у Амалии.
– Какое там! Поднялся на ноги и начал ходить.
– Вы шутите! Мне говорили, что его позвоночник…
– Мне тоже, миледи, и тем не менее он встал с постели и уже осваивает костыли. Врачи не могут понять, что с ним происходит. Раньше они в один голос утверждали, что он не сможет передвигаться самостоятельно.
– Что ж, – сказала Амалия, – должна признаться, что я очень рада. Если вы увидите мистера Скотта, передайте ему мои наилучшие пожелания.
– Вы же не можете говорить этого всерьез, – проворчал Уортингтон, косясь на нее исподлобья. – Или вы думаете, что вы сильнее всех, и потому можете позволить себе быть великодушной?
– О-о, – протянула Амалия, заинтригованная выпадом своего собеседника. – Я чувствую, мистер Хобсон рассказал вам обо мне много… интересного.
– Ничего он мне не говорил!
– Фи, мистер Уортингтон. Как вам не совестно лгать…
– Хорошо, он сказал, что вы непредсказуемы, опасны для врагов, сказал, что вы можете убить человека шпилькой, что вы способны вытянуть из собеседника все, что он знает, и даже больше… – капитан сделал вынужденную паузу, чтобы набрать воздуха в грудь, – сказал, что вас нельзя подкупить, что вы крайне изворотливы, и еще, что вы можете очаровать любого и заставить плясать под свою дудку. Вот!
– О да, я само совершенство, – вздохнула Амалия. – Не хотите ли пирожное? У нас прекрасная кухарка, а на пирожное у нее особенно легкая рука.
– Как хорошо, что я не знаю никаких государственных секретов, – промолвил Уортингтон после паузы, сокрушенно качая головой. – Иначе я бы все их вам уже выдал. – Тут в голову ему пришла совсем другая мысль, и он с подозрением уставился на свою чашку. – А чай не отравлен?
– Разумеется, нет – вас же предупредили, что я убиваю исключительно шпильками, – любезно отозвалась Амалия.
Похоже, что Уортингтон, как и большинство мужчин, плохо переваривал женский сарказм. Он отставил чашку, скороговоркой пробормотал несколько фраз о каких-то делах, которые требовали его немедленного присутствия, и ретировался, едва не прихватив с собой серебряную ложечку. Впрочем, в последний момент капитан все-таки оставил ее на блюдце.
«Интересно, расскажет ли он Хобсону о нашем разговоре? Оказывается, я непредсказуема и крайне изворотлива. Ну-с, после такого избавиться от капитана будет нелегко. Он из тех людей, кого предупреждения способны только раззадорить».
Поднявшись к себе, Амалия переоделась в светло-зеленое закрытое платье, украшенное цветами в тон и лентами, и отправилась на прогулку. Купив газеты, она сделала круг по набережным, полюбовалась на серую громаду Лувра, миновала помпезный памятник Гамбетте, который не любила, и побродила по саду Тюильри, думая о дворце, который стоял тут когда-то . Амалия всегда считала, что есть места, где словно чувствуешь на своем лице дыхание истории, и в центре Парижа ее не покидало ощущение, что она, конечно, находится в своем времени, но ушедшие эпохи никуда не делись, они незримо присутствуют здесь, и, может быть, вот-вот из-за поворота аллеи выйдут Генрих Наваррский или Мария-Антуанетта , окруженные своей свитой. Машинально баронесса Корф обернулась и увидела агента, который следовал за ней в некотором отдалении, усиленно делая вид, что ему просто пришла в голову фантазия прогуляться.
«Уж лучше бы это был Генрих, – подумала Амалия, рассердившись. – Я согласна даже на Екатерину Медичи или кого-нибудь из ее ничтожных сыновей, чьей единственной заботой было развалить Францию, чтобы следующая династия могла вновь ее собрать… Ну и, в конце концов, Франциск Второй был женат на Марии Стюарт. Уверена, я бы прекрасно смотрелась в ее свите…»
Баронесса Корф нарочно задержалась в саду, испытывая терпение агента, и даже обменялась несколькими незначительными фразами с незнакомыми людьми, рассчитывая, что ее преследователь насторожится и непременно пожелает выяснить, о чем она с ними говорила, а значит, потратит время впустую. По правде говоря, Амалию не покидало ощущение ненужности всего, что она делала. Расследование обстоятельств гибели полковника Уортингтона завело ее в тупик, и единственным его результатом можно было считать лишь знакомство с капитаном, которое, с ее точки зрения, принесло больше хлопот, чем практической пользы. Тайна «Красной луны» так и оставалась тайной, причем было совершенно непонятно, с какой стороны можно к ней подобраться. И оттого баронесса Корф возвращалась домой в настроении, далеком от праздничного.
Однако в особняке на улице Риволи ее поджидал сюрприз: дворецкий объявил, что прибыл родственник хозяев, который настаивает на том, чтобы с ней поговорить. Едва увидев лицо родственника, Амалия отослала дворецкого и сама закрыла за ним дверь гостиной.
– Не ожидала увидеть вас в Париже, Петр Петрович, – сказала она гостю. – Что-нибудь случилось?
Генерал Багратионов (ибо это был именно он) ответил, что все зависит от того, с какой стороны посмотреть, и спросил, насколько Амалия доверяет прислуге.
– Они не говорят по-русски, но я могу отослать их, чтобы вы не беспокоились, – сказала баронесса Корф. – Кстати, вы должны знать, что за домом следят.
– Да, я заметил, – кивнул Багратионов. Он был в штатском, но любой мало-мальски наблюдательный человек сразу же определил бы, что перед ним военный или бывший военный.
– Вы могли остановиться в посольстве и вызвать меня туда, – заметила Амалия.
– Там Осетров. – Генерал поморщился. – У него возникли бы вопросы, и он непременно захотел бы узнать ответы. Присаживайтесь, госпожа баронесса. Нам многое надо обсудить.
Амалия села, изнывая от любопытства, как гимназистка. Она сознавала, что ей следует держать себя в руках, но ничего не могла с собой поделать. Визит Багратионова в Париж был делом исключительным, и то, что могло его оправдать, тоже должно было выбиваться из общего ряда.
– Я получил вашу шифровку из Мадрида, но в свете того, как разворачивается война Испании с Америкой, результаты вашей миссии… – Багратионов выразительно скривился.
– Больше не имеют значения? – пришла ему на помощь собеседница.
– В ближайшем будущем – нет.
Одним словом, можно было и не утруждать себя. Большое спасибо, все свободны. Амалия не питала иллюзий относительно своей работы, но ее все же задевало, когда задание, на которое были затрачены серьезные усилия, внезапно объявлялось несущественным. Она понимала, что ей приходится считаться с интересами, направление которых задавали люди, стоящие куда выше ее, но ей стоило большого труда смириться с тем, что она считала пренебрежением к своей работе.
– Ну-с, а теперь поговорим о текущих делах, Амалия Константиновна, – продолжал генерал, хмурясь. – По дороге сюда я долго думал, как лучше всего приступить, так сказать, к предмету разговора… Ничего, знаете ли, на ум не приходит, кроме дурацкой фразы: все плохо.
– Плохо у кого?
– У нас, госпожа баронесса. У Особой службы. Существуют люди, достаточно могущественные, которым мы как кость в горле. Напирают они главным образом на то, что в приличной державе должны быть разведка, контрразведка – это само собой, но вот Особая служба… чепуха какая-то. Анахронизм. И что такого особого мы делаем?
– Вы и сами прекрасно знаете, Петр Петрович. Мы занимаемся тем, что по каким-то причинам не входит в компетенцию разведки и контрразведки, а в случае необходимости – оказываем им содействие.
– Вот, госпожа баронесса, вы говорите как человек, который понимает. А есть люди, которые не понимают и, самое скверное, не желают понять. Они считают, что можно нас распустить, агентов разбросать по другим секретным службам, и все будет прекрасно. Не говоря уже об экономии, которая выйдет государству – ведь у Особой службы есть свой бюджет, а если ее прихлопнуть, можно будет деньги пустить на другие нужды. На себя, например.
– Вы не сказали, насколько высоко эти люди стоят, – негромко заметила Амалия.
– Достаточно высоко. И что самое скверное, они вхожи к государю.
– Как и вы, Петр Петрович. Уверена, вы сумеете с ними справиться.
– Ах, сударыня, да будь все так просто, я даже не стал бы о них упоминать. Можно подумать, раньше у нас не бывало трудностей… однако справлялись, еще как справлялись. – Багратионов изучающе посмотрел на Амалию. – Я подготовил для его императорского величества записку об успехах нашей службы и среди прочего упомянул и кое-какие ваши достижения. Однако, сударыня, я весьма опасаюсь, что прошлых побед нам окажется недостаточно. Необходимо… да, необходимо нечто такое, что мы сможем предъявить здесь и сейчас.
Ах вот, значит, зачем генерал приехал в Париж.
– Речь, насколько я понимаю, пойдет вовсе не о моей мадридской миссии? – промолвила Амалия с подобием улыбки.
Багратионов пропустил ее слова мимо ушей.
– Предположим, сударыня, вам станет известен некий секрет, за которым охотятся разведки всех стран Европы. Предположим, этот секрет имеет колоссальное значение… Если вы сумеете его раздобыть, мне будет гораздо проще защитить нашу службу от нападок. Даже так: я совершенно уверен, что мне удастся ее отстоять.
– Говоря о секрете, вы имеете в виду проект «Красная луна»? – спросила Амалия.
Собственно говоря, она ни капли не сомневалась в том, что генерал говорил именно о нем, но ей наскучили недомолвки и туманные упоминания о неких недругах Особой службы, которые хотят уничтожить ее, а освободившиеся суммы пустить на собственные нужды.
– Да, Амалия Константиновна, – ответил генерал. – Нам нужна «Красная луна». На кону стоит слишком многое, но я всегда верил в вас. Я знаю, что если кто-то и сумеет узнать, о чем идет речь, то это будете только вы.
Баронесса Корф продолжала по инерции улыбаться, но ее янтарные глаза потемнели. По правде говоря, сейчас Амалию так и подмывало напомнить собеседнику о том случае, когда он без зазрения совести сдал ее. Конечно, ситуация тогда выдалась непростой, и Багратионов, в сущности, подчинился чужому приказу, и вообще с той поры много воды утекло, но Амалия ничего не забыла. Позже она простила генерала – ровно настолько, чтобы прошлое не мешало их совместной работе; но не надо быть особым мудрецом, чтобы понимать, что прощение наполовину – не прощение вовсе. И вот теперь Багратионов говорит ей, что он всегда в нее верил – скажите, пожалуйста, – и что только ей под силу узнать секрет, который так ревностно оберегают французы.
Встав со своего места, Амалия подошла к окну. Среди ее предков попадались люди весьма своенравные и склонные к вспышкам бешеного гнева, и сейчас она ощущала, что ее вот-вот словно охватит темное облако, выбраться из которого будет чрезвычайно трудно. Но она вспомнила о Ломове, вспомнила, что он находится в беде, и это помогло ей перебороть себя.
– Сергей Васильевич узнал о «Красной луне», – проговорила она немного неестественным голосом, так что возникало впечатление, что она цедит слова сквозь зубы. – Скажите, он не…
– Нет, Амалия Константиновна, – покачал головой Багратионов. – Он не объявлялся в России, от него не было вестей, и никто из наших людей не знает, где он находится.
– Я не могу ничего обещать, Петр Петрович, – устало промолвила Амалия. – Дело сложное, очень сложное, а оттого, что за мной следят, оно не становится легче. Конечно, я приложу все усилия, чтобы выяснить то, что вас интересует. Но… – Она недоговорила и лишь развела руками.
Хотя ответ баронессы никак нельзя было назвать обнадеживающим, генерал Багратионов просиял и рассыпался в благодарностях. Слушая его, Амалия подумала, что такое поведение совершенно не характерно для ее начальника, а раз так, Особой службе и впрямь угрожает серьезная опасность.
– И помните, Амалия Константиновна, – со значением уронил генерал. – Мы никому не можем доверять. Ни чужим, ни – как бы прискорбно это ни звучало – своим.
По сути, это был приказ мало того что узнать тщательно охраняемую военную тайну, но и сделать так, чтобы сведения о ней не попали к Осетрову или его людям. Амалии было что сказать о конкуренции служб, которая обычно не заканчивается ничем хорошим, и, разумеется, баронесса Корф сумела бы найти нужные слова, но она понимала, что генерал Багратионов ее не услышит. Поэтому она лишь повторила, что постарается сделать все от нее зависящее, чтобы загадочная «Красная луна» осветила триумф Особой службы, и заговорила о том, надолго ли Петр Петрович собирается задержаться в Париже.
– Я возвращаюсь в Петербург первым же Северным экспрессом, – ответил генерал. – И очень рассчитываю по возвращении получить от вас обнадеживающие новости. Кстати, я распорядился установить для нашей службы особые шифры. Теперь вы сможете отправить мне сообщение так, что служащие посольства его не поймут.
И он увлек собеседницу в лабиринты криптографии, где мы, пожалуй, временно оставим наших героев.
