Глава 17
Первый приз

Амалия оказалась права в своих предположениях, что от капитана Уортингтона будет не так легко отделаться. На следующий день он нарисовался на пороге особняка на улице Риволи. Капитан был трезв, как мормон, и улыбчив, как манекен в витрине универсального магазина. Он объявил, что передал Джереми Скотту пожелания Амалии и что молодой человек был весьма тронут.

– По-моему, он был чертовски рад, что вы о нем не забыли, – сказал Тревор. – Кстати, мистер Скотт раздобыл у посла автомобиль и приглашает вас прокатиться на моторе. – Так в те времена называли прогулку на машине. – Я сказал ему, что у него нет ли малейшего шанса добиться вашего согласия, но Джереми ответил, что сегодня чудесная погода и что вы вряд ли захотите сидеть взаперти. Кроме того, автомобиль, о котором идет речь, может обогнать любой экипаж.

Амалия задумалась. Посланец Джереми Скотта недвусмысленно намекал на то, что они смогут улизнуть от агентов, следящих за ней, чтобы – чтобы что? Побеседовать без помех?

Интересно, что именно Скотт собирается ей сказать?

– Передайте вашему другу… – начала Амалия.

– Он мне не друг, – объявил капитан Уортингтон, надувшись.

– Хорошо, передайте вашему недругу, что я как раз подумывала о том, чтобы совершить прогулку по Парижу, так что его приглашение пришлось весьма кстати, – кротко промолвила Амалия.

Уортингтон поглядел в ее золотые глаза, вздохнул (баронесса Корф потом утверждала в кругу друзей, что от его вздоха даже всколыхнулась занавеска) и, прежде чем Амалия успела отодвинуться, завладел ее рукой и почтительнейше ее поцеловал.

– По-моему, сэр, вы позволяете себе возмутительные вольности, – сказала Амалия, напустив на себя строгий вид. – Впрочем, можете продолжать в том же духе, – добавила она совершенно другим тоном.

– Должен вас предупредить, миледи, – сказал Уортингтон, не отпуская ее руки, – что мистер Скотт к вам неравнодушен.

– В этом месте мне, очевидно, следует покраснеть и сказать: «Ну что вы, сэр» – или что-то подобное, – отозвалась Амалия, высвобождая свою узкую ручку из его цепких пальцев. – Дорогой капитан, мне не двадцать лет и даже не тридцать, и, уж конечно, ко мне много кто был… как вы выражаетесь, неравнодушен.

Однако если она рассчитывала смутить Уортингтона своим ответом, стоит заметить, что ее ожидания не оправдались.

– Осмелюсь спросить, миледи: а к кому неравнодушны вы? – храбро спросил капитан, нет-нет да косясь на длинные прогулочные перчатки, которые лежали на столике в углу комнаты и до которых Амалия не сумела бы сразу дотянуться.

– Не дерзите, капитан. – Баронесса Корф укоризненно покачала головой. – Перчатки далеко, но тяжелая ваза как раз поблизости.

Уортингтон поглядел на расписную фарфоровую вазу, в которой стояли подаренные им вчера розы, и приосанился.

– Осмелюсь доложить, меня били предметами и потяжелее, – объявил он, блестя шальными светлыми глазами и улыбаясь, как Чеширский кот. – Что ваза, ваза – пустяк!

Тут Амалия поняла, что в словесном поединке ей сегодня капитана не победить, и перевела разговор на предстоящую прогулку.

…Без четверти три длинный черный открытый автомобиль, которым управлял Тревор Уортингтон, подкатил к дверям особняка Орловых. Несмотря на протесты Амалии, Джереми Скотт взял костыли, вышел из машины и открыл перед ней дверцу.

– Значит, вы действительно пошли на поправку! – вырвалось у Амалии, пораженной до глубины души. – А я думала…

Спохватившись, она рассыпалась в извинениях, после чего повернулась к Уортингтону:

– Вы сегодня за шофера, капитан?

– Как видите, миледи. Чем меньше посторонних, тем проще общаться, не правда ли?

Он метнул свирепый взгляд на агентов, которые из своего экипажа наблюдали за тем, как Амалия устраивается на сиденье машины.

– Между прочим, двоих из них я уже знаю, – громогласно объявил Уортингтон, кивая в их сторону. – О толстяка с усами я сломал свою трость, и фингал под глазом коротышки – тоже моя работа.

– Капитан, давайте уже поедем, – предложил Джереми Скотт, улыбаясь Амалии. – Посмотрим, сумеем ли мы обогнать этих бездельников.

И машина покатила по улице Риволи по направлению к улице Сент-Антуан. На площади Бастилии капитан свернул не туда, и путешественники оказались возле Венсенского вокзала, но затем Уортингтон вырулил на проспект Ледрю-Роллена, и вскоре они миновали Аустерлицкий мост.

– Кажется, это о нем рассказывает мсье Шатобриан в своих мемуарах, – заметил Джереми Скотт, поглядывая на Амалию. – Когда ваш император Александр со своей армией оказался в Париже, его спросили, стоит ли переименовать мост, названный в честь одной из самых знаменитых побед Наполеона. На что Александр ответил: «Не надо, достаточно того, что я прошел по этому мосту со своей армией».

Амалия только улыбнулась. По правде говоря, ее беспокоило то, что машина, которая вроде бы должна была обгонять любой экипаж, тащилась еле-еле, и французские агенты неотступно следовали за ней в своей карете.

– Не очень-то быстро мы едем, – не удержавшись, заметила баронесса Корф.

– Не беспокойтесь, миледи, – ответил Джереми. – Всему свое время.

Они свернули на набережную Святого Бернара и вдоль Сены двинулись обратно в центр. Тут Уортингтону пришлось ехать еще медленнее, потому что омнибус маршрута «Т» только что двинулся в путь с конечной остановки и расположился так, что обогнать его было весьма непросто.

– Я хотел увидеть вас, чтобы выразить свою благодарность, – сказал Джереми. – Ведь это благодаря вам я сумел подняться на ноги. – Амалия взглянула на него с удивлением. – Сейчас я могу признаться, что чувствовал себя ужасно. Я хотел – да, я даже подумывал о том, чтобы умереть. Но потом появились вы и сказали, что никогда не стоит отчаиваться. Вы говорили с таким убеждением, что мне захотелось поверить в себя…

Он продолжал изливать душу своим негромким, хорошо поставленным голосом, а Амалия слушала его – и не могла опомниться от изумления. Она уже забыла почти все, что говорила ему, точнее, все, что не касалось исчезновения Ломова. Более того – она готова была поклясться, что не сказала Джереми Скотту ничего примечательного. Однако ее слова оказали на молодого человека такое действие, что он сумел подняться на ноги и снова начал ходить.

«Либо его травмы были менее опасны, чем думали доктора, либо… либо не знаю что. Впрочем, все это может быть и ловушкой, чтобы втереться ко мне в доверие. Посмотрим, что он захочет мне рассказать».

Едва обогнав один омнибус, Уортингтон на набережной Монтебелло едва не врезался в другой, но вовремя затормозил. Машину тряхнуло. Одни пассажиры омнибуса свесились с крыши, другие высунулись наружу из окон и громко высказали все, что они думают о чертовых пижонах, которые ездят на треклятых железках вместо того, чтобы, как все порядочные люди, пользоваться гужевым транспортом.

– Прошу вас, капитан, держите себя в руках, – вмешался Джереми, видя, что Уортингтон весь кипит и готов ринуться в драку. – Поезжайте до набережной Орсе и дальше поворачивайте на мост Согласия, как мы с вами условились. – Он обернулся и бросил быстрый взгляд на агентов, которые в своем неприметном темном экипаже не отставали от них.

Машина мирно доползла по мосту до площади Согласия и, завидев обелиск, Амалия подумала, что теперь они вернутся на улицу Риволи. Стало быть, вся польза от общения с Джереми Скоттом заключалась в том, что он пожелал выразить ей свою благодарность, покатав ее в автомобиле. Но на Королевской улице Уортингтон неожиданно прибавил скорость и помчался в северном направлении так, что любо-дорого было глядеть. По широким бульварам, по улице Лаффита, все дальше и дальше, до самого Монмартра, где Уортингтон наконец сбросил скорость и вновь пополз как черепаха, чтобы не привлекать внимания. Преследователи давным-давно отстали – еще до того, как капитан вырулил на бульвар Капуцинов.

– Однако! – промолвила Амалия, переводя взгляд с одного своего спутника на другого. – Значит, вы нарочно ехали медленно, чтобы преследователи расслабились?

– Я же сказал, миледи, – всему свое время, – улыбнулся Джереми. – Здесь поблизости есть одно тихое кафе…

– Уже не тихое, – буркнул Уортингтон, вертя головой. – Похоже, возле него устроили народное гулянье. – Он показал на балаганы, между которых сновала пестрая толпа обитателей Монмартра. Слышался смех, нестройные звуки музыки, торговцы наперебой зазывали покупателей, из тира доносились хлопки выстрелов.

– Шум мне не мешает, – сказала Амалия. – Можем поговорить в кафе, если хотите.

Хозяин заведения – неразговорчивый толстяк с бритой головой, на которой отрастала седая щетина, – освободил для Джереми, которого, по-видимому, хорошо знал, небольшую террасу. Скотт устроился за столом напротив Амалии и прислонил костыли к стене. Прежняя скатерть в пятнах вина была убрана, и взамен нее принесена новая. Уортингтон не стал подниматься на террасу: он заявил, что ему надо поставить машину так, чтобы в нее не забрались любопытные и ничего не поломали, и ушел.

– Итак? – спросила Амалия, выжидательно глядя на своего собеседника.

Скотт усмехнулся.

– Да, вы правы. Лучше перейдем сразу к делу, чем попусту говорить о солнце, звездах и луне. – Последнее слово он подчеркнул голосом, не сводя глаз с Амалии.

– Смотря какая луна, – последовал ответ. – Красная, например, явление чрезвычайно любопытное.

– Правда, ее никто не видел. – Джереми откинулся на спинку стула. – Может быть, вы не знаете, но я больше года пытался подобраться к «Красной луне». Не только я, разумеется, – поправился он, – но другим повезло не больше моего. Некоторое время тому назад я пришел к выводу, что никакой «Красной луны» на самом деле не существует.

– Вот как?

– Да, именно так. Если речь идет – как нам пытается внушить Дассонвиль через своих марионеток – о сложной научной разработке, которая имеет военное значение, виконт де Ботранше не может заниматься ею один. У него должны быть ассистенты, помощники помощников и так далее. Он должен с кем-то обсуждать результаты своего труда. Далее, раз речь идет об оружии, оно должно проходить испытания. Это значит полигон, участники, транспорт и множество человек, которые вовлечены в процесс. А что мы видим вместо всего этого? Одинокий гений сидит в пиренейском замке и что-то там выдумывает такое страшное, что врагам Франции не поздоровится, если она применит это против них. – Джереми Скотт пренебрежительно сморщил нос, и, завидев его гримасу, Амалия подумала, до чего же он еще молод. – Простите, сударыня, но в серьезном государстве так дела не делаются. Поэтому некоторое время тому назад я подготовил доклад, в котором указал, что нас водят за нос и отвлекают от чего-то действительно важного.

– Например?

– У меня слишком мало данных, чтобы судить с уверенностью. Но взять хотя бы летательные аппараты – говорят, у них большое будущее.

– Ваша гипотеза весьма интересна, – начала Амалия, тщательно подбирая слова, – но…

– Миледи, подумайте сами. Больше года разведки Европы охотятся за «Красной луной», и ничего. Данные, которые удается получить, всегда оказываются фальшивкой, а почему? Потому что никакой «Красной луны» в природе не существует. Это миф, и я отдаю должное гению Дассонвиля – он сумел сделать этот миф чертовски живучим.

– Скажите, мистер Скотт, – негромко промолвила Амалия, покачивая в пальцах бокал с белым вином, – как ваша гипотеза о том, что «Красная луна» – миф, согласуется с миссией покойного Уортингтона? Потому что такие действия не станут предпринимать из-за… из-за пустышки.

– Я не рассказал вам, что случилось после моего доклада, – ответил Скотт. – Начальство сообщило, что моя версия весьма интересна и ее рассмотрят на самом верху. Проходит несколько дней, и нам внезапно становится известно, что виконт работает над новым взрывчатым веществом чудовищной силы. Раньше у него были проблемы с формулой, но он обещал их устранить, и военное ведомство собирается провести в июне первые испытания. Данные были приняты к сведению, и во Францию отправили полковника Уортингтона. Что случилось потом, вам уже известно. Лично я считал и продолжаю считать, что генерал Дассонвиль устроил одну из своих блистательных провокаций, и не исключено, что по личным причинам. Вы знаете, что полковник Уортингтон убил его старшего сына?

– Не убил, – поправила собеседника Амалия, – а создал ситуацию, в результате которой младший Дассонвиль погиб.

– Не люблю держать пари, – отозвался молодой человек, – но готов спорить на что угодно, что старый генерал смотрит на вещи иначе.

– Нет, нет. Он не мог знать, что во Францию пошлют именно полковника. И вообще, если бы речь шла о мести, ему не составило бы труда просто отдать приказ об устранении Уортингтона, где бы он ни был. А почему вы решили, что данные о том, что «Красная луна» – взрывчатое вещество, неверны?

– Потому что взрывчатку не создают голыми руками, сидя в замке на скале. Нужно сырье, которое поставляет ограниченное число военных заводов. А они не получали заказов от виконта де Ботранше или заказов, которые предписывали бы отправить сырье ему.

– Но ведь над чем-то он все-таки работает? Или вы скажете, что виконт де Ботранше тоже не существует?

– К сожалению, он существует, – усмехнулся Скотт. – И даже, как выяснилось, умеет стрелять. Я читал работы виконта и говорил о них со знающими людьми. Он теоретик, миледи. Он указывает пути для химии будущего и высказывает гениальные догадки, но все его достижения – несколько реакций, которые вне науки никого не интересуют. Местной публике импонирует образ, который он создал, – отшельник благородного происхождения, поборовший свои болезни и целиком посвятивший себя науке. И публика охотно приписывает ему гениальность, тем более что ни черта не смыслит в предмете, которым он занимается.

Из зала донесся взрыв смеха и шум откупориваемой бутылки с шампанским. Какие-то девицы завизжали – очевидно, часть вина попала на них. Повернув голову, Амалия увидела, как на террасу входит Тревор Уортингтон. Вид у него был хмурый и недовольный.

– Кажется, мы недооценили лягуша… то есть французских шпиков, – объявил он. – Они только что появились на ярмарке и расспрашивают посетителей, не видели ли те большую черную машину.

– Думаю, нам пора уходить, – сказала Амалия, поднимаясь с места.

Джереми расплатился с хозяином, и трое искателей приключений покинули кафе через боковой выход. Почти сразу же они попали в ярмарочную толчею, а так как Скотт передвигался на костылях, им не удавалось идти так быстро, как хотелось бы. Заметив в толпе агента с подбитым глазом, Амалия затащила своих спутников в первый попавшийся балаган, который оказался тиром. Набор призов метким стрелкам не поражал воображение, исключая разве что первый приз – щекастую куклу в коробке.

– Не понимаю, почему мы должны от них бегать, – объявил Уортингтон, нахохлившись. – Сейчас я выйду и опробую на нем парочку приемов бокса.

– Валяйте, – усмехнулся Скотт. – Только учтите: второго подряд афронта они не стерпят, и вас просто выкинут из страны.

– Ну, тогда я просто постреляю, – ответил Уортингтон, который заметил, что Амалия смотрит на куклу.

Скотт, который не так истолковал слова капитана, нахмурился, но Уортингтон уже решительно двинулся к прилавку и стал на своем чудовищном французском расспрашивать хозяина, что надо сделать, чтобы получить первый приз.

– Миледи, может быть, вы скажете ему, что уже не играете в куклы? – шепнул Джереми Амалии.

– Боюсь, это ничего не изменит, – отозвалась баронесса Корф с улыбкой. – Он уже принял решение и не уймется, пока не добьется своего.

Капитан Уортингтон взял пистолет, из которого полагалось выбить десять из десяти, чтобы получить куклу, встал в позицию и вскинул руку для выстрела, практически не тратя время на то, чтобы прицелиться. И внезапно Амалия поняла, где она прежде видела стрелка, который действовал точно так же.

«Не может быть! Не может быть… Но ведь…»

Память развернула бобину прошлого и безошибочно выдернула из нее раннее утро в Булонском лесу. Под ногами – ветка дерева, по коре бежит муравей, бинокль стал скользким от пота и норовит выпасть из рук, и Амалия видит, как там, внизу, на поляне один из дуэлянтов вскидывает руку, не сходя с места, словно бы и не целясь, и стреляет.

Безобидный французский химик Пьер де Ботранше.

Вернее, тот, кого считали таковым.