Глава 31
– Вилли, Вилли, Вилли…
Главный инспектор Фридрих Хорхер повторял имя нараспев.
Коль вернулся в «Алекс» и почти добрался до своего кабинета, когда его настиг начальник.
– Да, майн герр?
– Я тебя искал.
– Искали?
– Речь о гатовском деле. Об убийстве, помнишь его?
Как же не помнить… Те снимки навсегда врезались ему в память. Женщины… Дети… Колю стало страшно. Вдруг это впрямь испытание его патриотизма? Вдруг люди Гейдриха проверяли, бросил ли Коль дело, и выяснили, что он совершил нечто худшее – тайно позвонил молодому жандарму домой?
Хорхер поправил малиновую повязку на левой руке:
– У меня для тебя хорошие новости. Дело раскрыто. И шарлоттенбургское убийство польских рабочих тоже. Убийца один и тот же.
Облегчение – его не арестуют! – быстро сменилось замешательством.
– Кто раскрыл дело? – спросил Коль. – Кто-то из крипо?
– Нет-нет, сам Мейерхофф, начальник полиции. Представь себе.
Ах… Дело прояснялось – к вящему неудовольствию Вилли Коля. Он ничуть не удивился, услышав от шефа подробности.
– Убийца – чешский еврей. Умалишенный. Почти как Влад Цепеш. Он ведь чех? Или венгр? Или румын? Точно не помню. История у меня всегда хромала. В любом случае подозреваемый задержан. Он признался и уже передан СС. – Хорхер усмехнулся. – Они отвлеклись от важного и секретного оповещения о тревоге, чтобы заняться настоящей полицейской работой.
– А сообщник у него был? – спросил Коль. – Или, может, несколько?
– Сообщник? Нет, чех действовал один.
– Один? Но ведь жандарм из Гатова заключил, что преступников было двое-трое, а то и больше. Фотографии подтверждают его вывод, да и сама логика тоже, учитывая число жертв.
– Ох, Вилли, нам, опытным полицейским, известно, что зрительное восприятие порой подводит. А что сказать о молодом жандарме из провинции? Разве он умеет осматривать место преступления? Так или иначе, еврей признался. Дело раскрыто. Убийца на пути в лагерь.
– Я хотел бы допросить его.
Хорхер замялся, потом растянул губы в улыбке, снова поправив малиновую повязку.
– Я попробую это устроить. Только есть вероятность, что он уже в Дахау.
– В Дахау? Почему его послали в Мюнхен? Почему не в Ораниенбург?
– Наверное, мест нет. Хотя дело-то закрыто, объективных причин допрашивать его нет.
Разумеется, того еврея уже нет в живых…
– Кроме того, тебе нужно максимально сосредоточиться на убийстве в Дрезденском проулке. Как идет расследование?
– Определенный успех есть, – ответил Коль шефу, стараясь не выдать злость и разочарование. – Думаю, через пару дней мы получим ответы на все вопросы.
– Замечательно. – Хорхер нахмурился. – На Принц-Альбрехтштрассе суетятся пуще прежнего. Ты в курсе? Новые сигналы тревоги, новые меры безопасности. Даже среди эсэсовцев мобилизация, а я до сих пор не знаю, в чем дело. Ты, случаем, ничего не слышал?
– Нет, майн герр.
«Бедняга Хорхер! Отчаянно боится, что кто-то осведомлен лучше его».
– Скоро я доложу вам об убийстве в Дрезденском проулке, – пообещал Коль.
– Хорошо. В убийцах… вырисовывается тот иностранец? Ты вроде бы так говорил.
«Нет, это ты так говорил», – подумал Коль, а вслух сказал:
– Расследование идет быстро.
– Отлично! Вилли, ты посмотри на нас: по воскресеньям работаем. Можешь себе представить? Помнишь, когда мы в последний раз отдыхали вторую половину субботы, а потом еще в воскресенье? – спросил главный инспектор и ушел прочь по тихому коридору.
Коль дошагал до порога своего кабинета и заметил на столе пустые места – там прежде лежали заметки и фотографии с места преступления в Гатове. Хорхер их «заархивировал», то есть их постигла участь злосчастного чешского еврея. Материалы по гатовскому делу наверняка сожжены, как судовой манифест «Манхэттена», и хлопьями пепла разносятся по городу пыльным ветром.
Коль устало прислонился к дверному косяку и подумал: «Основная черта убийств – необратимость. Украденные деньги возвращаются, синяки и ссадины заживают, сожженные дома отстраиваются, жертвы похищений обнаруживаются измученными, но живыми. А те дети, родители, польские рабочие… их смерть окончательна».
Но Вилли Колю твердили, что это не так, что законы вселенной в Германии не действуют. Посему смерть тех детей, родителей и польских рабочих вымарана из памяти, ведь иначе добропорядочные люди не успокоились бы, пока в трагедии не разберутся, погибших не оплачут, а виновных не накажут. Последнее как раз по части Коля.
Инспектор повесил шляпу на крючок, тяжело опустился на скрипучий стул и просмотрел свежую почту. Ничего касательно Шумана. С помощью монокля Коль сравнил отпечатки пальцев, которые Янссен снял у Таггерта, с фотографиями найденных на мостовой в Дрезденском проулке. Идентичные! Коль вздохнул с облегчением: значит, он не выпустил убийцу на свободу, ведь Реджинальд Морган пал от руки Таггерта.
Хорошо, что Коль сам сравнил отпечатки пальцев. Судя по записке из отдела идентификации, всем экспертам и лаборантам велели оставить текущие дела крипо и быть в полном распоряжении гестапо и СС, как того требовал «изменившийся уровень террористической угрозы».
Коль подошел к Янссену и узнал, что помощники коронера до сих пор не забрали тело Таггерта из пансиона. Коль покачал головой и вздохнул.
– Что сможем, мы сделаем здесь. Попросите баллистиков проверить испанский пистолет и убедиться, что это действительно орудие убийства.
– Есть, майн герр.
– Янссен, если специалистов по баллистике также направили искать того русского, проведите тесты самостоятельно. Вы ведь справитесь?
– Да, майн герр.
Молодой человек ушел, а Коль снова сел за стол и начал составлять список вопросов о Моргане и о таинственном Таггерте, которые он переведет и отправит в посольство США.
На порог легла чья-то тень.
– Телеграмма, майн герр! – объявил молодой посыльный в сером кителе и протянул ее Колю.
– Спасибо! – поблагодарил Коль, думая, что телеграмма от «Юнайтед Стейтс лайн» касательно судового манифеста или от «Мужской одежды Мэнни» с кратким сообщением, что помощи не будет. Инспектор вскрыл конверт.
Коль ошибся. Телеграмму прислали из Департамента полиции Нью-Йорка, разумеется на английском, но смысл инспектор понял.
ДЕТЕКТИВУ-ИНСПЕКТОРУ В. КОЛЮ
УГОЛОВНАЯ ПОЛИЦИЯ АЛЕКСАНДЕРПЛАЦ БЕРЛИН
В ОТВЕТ НА ВАШ СЕГОДНЯШНИЙ ЗАПРОС СООБЩАЮ ЧТО ДОСЬЕ П ШУМАНА ЛИКВИДИРОВАНО ТЧК РАССЛЕДОВАНИЕ ДЕЛА В КОТОРОМ ОН ФИГУРИРОВАЛ ПРИОСТАНОВЛЕНО НА НЕОПРЕДЕЛЕННЫЙ СРОК ТЧК ДРУГОЙ ИНФОРМАЦИЕЙ НЕ РАСПОЛАГАЕМ ТЧК С УВАЖЕНИЕМ КАПИТАН ДЖ О’МЭЙЛИ
УПРАВЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ НЬЮ-ЙОРКА
Коль нахмурился. Он сверился с англо-немецким словарем и уточнил значение отдельных слов. Инспектор перечитал телеграмму несколько раз, и с каждым новым прочтением ему становилось все жарче.
Так уголовная полиция занималась Шуманом? В связи с чем? Почему его досье уничтожили, а расследование остановили?
Какие выводы позволяет сделать телеграмма? Во-первых, Пол Шуман, возможно, не убивал Реджинальда Моргана, но в Берлин, вероятно, явился с преступными намерениями.
Во-вторых, Коль собственноручно выпустил потенциально опасного человека в город.
Следовало найти Шумана или хоть информацию о нем, и поскорее. Не дожидаясь возвращения Янссена, Вилли Коль взял панаму, быстро прошагал по темному коридору и спустился по лестнице. Погруженный в свои мысли, он спустился на запрещенный этаж, распахнул дверь и тотчас столкнулся с эсэсовцем. Среди хлопанья «Дехомагов», сортирующих перфокарты, охранник начал:
– Майн герр, это закрытая…
– Вы дадите мне пройти! – рыкнул Коль с такой яростью, что молодой охранник испугался.
Другой охранник, вооруженный пистолетом-пулеметом Эрма, посмотрел в их сторону.
– Из своего служебного здания я выйду через дверь в конце этого коридора. На кружной путь у меня нет времени.
Молодой эсэсовец встревоженно огляделся по сторонам. Никто не говорил ни слова. В итоге он кивнул.
Ноги болели, но Коль прошагал коридор и вышел навстречу жаркому полуденному солнцу. Сообразив, куда идти дальше, он поправил ягнячью шерсть в правом ботинке. Потом отправился на север, к отелю «Метрополь».
– А-а, мистер Джон Диллинджер! – Отто Веббер показал Полу на стул в темном углу «Арийского кафе».
Он схватил Пола за руку и прошептал:
– Я за тебя беспокоился! А то новостей нет. Звонок мой сработал? По радио ничего не говорят. Хотя разве наш крысенок Геббельс станет вещать по государственному радио об убийстве?
Улыбка Веббера померкла.
– Дружище, что случилось? Вид у тебя не радостный.
Не успел Шуман ответить, его заметила официантка Лизель и подлетела к столику.
– Привет, любимый! – проворковала она и надулась. – Бесстыдник, в прошлый раз ты даже не поцеловал меня на прощание. Что тебе принести?
– Пшоррский эль.
– С удовольствием! Я скучала по тебе.
Проигнорированный официанткой, Веббер раздраженно проговорил:
– Эй, простите, простите! Мне берлинский лагер.
Лизель наклонилась и поцеловала Пола в щеку. Он вдохнул резкий аромат ее духов, не улетучившийся даже после ее ухода. Он подумал о сирени, подумал о Кэт, а потом, решительно отринув эти думы, объяснил, что случилось на стадионе и потом.
– О нет, наш друг Морган! – в ужасе воскликнул Веббер.
– Выдававший себя за Моргана. Крипо забрали мой паспорт, узнали мое имя, но не думают, что Моргана убил я. Ни с Эрнстом, ни со стадионом они меня не связали.
Лизель принесла пиво. Отступая от столика, она игриво сжала Полу плечо и на миг прильнула к нему. Снова запахло ее духами. Пол наклонился в сторону, чтобы вырваться из ароматного плена, а Лизель сладострастно улыбнулась и поплыла прочь.
– Невдомек ей, что она мне неинтересна? – пробормотал Шуман, злясь оттого, что не может выбросить Кэт из головы.
– Кому невдомек? – уточнил Веббер, сделав несколько больших глотков.
– Ей, Лизель, – кивнул Пол на официантку.
– Нет, мистер Джон Диллинджер, – нахмурился Веббер, – это не она, а он.
– Что?!
– Ты считал Лизель женщиной?
Пол захлопал глазами:
– Так она…
– Разумеется! – Отто хлебнул пива и вытер усы тыльной стороной ладони. – Я думал, ты в курсе. Дело-то очевидное.
– Господи Иисусе! – Пол стал скрести щеку на месте поцелуя Лизель и обернулся. – Может, вам очевидно.
– Для твоей профессии ты сущий простофиля.
– Когда вы спросили про здешние шоу, я упомянул, что предпочитаю женщин.
– Так это в шоу участвуют женщины, а половина официанток – мужчины. Разве я виноват, что представители обоих полов считают тебя привлекательным? Да ты сам виноват: чаевые оставлял ей со щедростью арабского шейха.
Пол закурил, чтобы заглушить аромат духов, который теперь считал отвратительным.
– Итак, мистер Джон Диллинджер, вижу, у тебя проблемы. За лже-Морганом те самые люди, которые должны были вытащить тебя из Берлина?
– Пока не знаю.
Шуман оглядел полупустой клуб, но, подавшись вперед, зашептал:
– Отто, мне снова нужна ваша помощь.
– Я всегда готов помочь. Я, Спаситель-от-коричневорубашечников, Маслодел, Торговец шампанским, Пародист Круппа!
– Только денег у меня не осталось.
– Деньги! – ухмыльнулся Веббер. – В конце концов, деньги – корень всех зол. Что тебе нужно, дружище?
– Машина. Форма. Новое ружье, винтовка.
– Твоя охота продолжается, – тихо заметил Веббер.
– Именно.
– Вот бы в мою банду десяток таких, как ты… Только Эрнста будут охранять серьезнее. Он может и из города на время выехать.
– Может, но, думаю, не сразу. У него в кабинете я услышал, что сегодня у Эрнста две встречи. Первая была на стадионе, вторая назначена в каком-то Вальдхаймском училище. Где это?
– Вальдхайм? – переспросил Веббер. – Это…
– Дорогой, хочешь еще пива? Или, может, меня?
Пол аж подскочил: горячее дыхание обожгло ему ухо, сильные руки оплели тело. Лизель подошла сзади.
– Первый раз дам бесплатно, – прошептала официантка. – Наверное, второй тоже.
– Прекрати! – рявкнул Пол.
Лицо официантки превратилось в бесстрастную маску.
Услышав правду, Пол отметил: лицо у Лизель миловидное, но черты явно мужские.
– Не груби, дорогуша!
– Извини, – отозвался Пол, отстраняясь. – Мужчины меня не интересуют.
– Я не мужчина, – невозмутимо проговорила Лизель.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Тогда не надо было флиртовать! – рявкнула Лизель. – С тебя четыре марки за пиво. Нет, пять, я сосчитала неправильно.
Пол заплатил, официантка демонстративно отвернулась и, бормоча себе под нос, начала шумно вытирать соседний столик.
– У моих девчонок такое бывает, – пренебрежительно сказал Веббер. – Порой так надоедает!
Они вернулись к прежнему разговору, и Пол спросил:
– Что вы знаете о Вальдхаймском училище?
– Это военное училище неподалеку отсюда. Кстати, оно по пути в Ораниенбург, где находится наш чудесный концлагерь. Раз окажешься здесь, почему бы не постучать к ним и не сдаться. Избавишь СС от необходимости тебя выслеживать.
– Машина и форма, – повторил Пол. – Хочу быть военным, но не солдатом, как было на стадионе. Наверное, этого ждут снова, а еще…
– Знаю! Ты будешь рейхсарбайтсфюрером.
– Кем-кем?
– Комбатом Имперской службы труда. Вожаком солдат с лопатой. Все наши юноши проходят трудовую повинность. Небось ее тот же Эрнст придумал – еще один хитрый способ подготовки солдат. Лопаты они носят на манер ружей, а строем ходят не меньше, чем копают. Ты слишком стар, чтобы проходить повинность, но командиром быть можешь. С рабочих участков на плацы юношей возят на грузовиках. В провинции их немало. Тебя никто не заметит. Я знаю, где достать отличный грузовик. И форму. Она у них изысканного сизого цвета. В самый раз для тебя.
– А винтовку? – шепотом спросил Пол.
– С ней сложнее. Впрочем, у меня есть идея. – Отто допил пиво. – Когда желаешь приступить?
– В Вальдхаймское училище мне нужно к половине шестого. Не позднее.
– Тогда тебя нужно скорее превратить в нацистского чиновника, – проговорил Веббер, кивая, и засмеялся. – Специальной подготовки не требуется. Бог свидетель, у настоящих чиновников нет никакой.
