Глава 30
В сопровождении охранника-эсэсовца полковник Рейнхард Эрнст привез Руди домой в Шарлоттенбург. Эрнст радовался, что Руди маленький и до конца не понял опасности на стадионе. Мрачные лица взрослых, суета в пресс-центре и срочный отъезд напугали его, но сути случившегося мальчик не уловил. Он знал только, что дедушка упал и немного поранился, благо полковник описал все внуку как веселое приключение.
Впрочем, больше всего мальчика впечатлили не огромный стадион, не встреча с влиятельнейшими людьми мира, не суета из-за диверсанта, а собаки. Теперь Руди захотелось собаку, лучше сразу двух. О собаках он говорил без остановки.
– Там везде строительство, – пожаловался Эрнст Гертруде. – Я костюм испортил.
Гертруда, конечно, не обрадовалась, но куда больше взволновало ее то, что супруг упал. Она тщательно осмотрела ему голову.
– У тебя шишка. Будь осторожнее, Рейни. Сейчас лед принесу.
Эрнсту претило врать жене, но не говорить же ей, что он стал мишенью диверсанта! Узнай об этом Гертруда, она умоляла бы, нет, требовала бы, чтобы Эрнст остался дома. А ему пришлось бы отказать, что по отношению к жене он делал нечасто. Это Гитлер мог прятаться под трупами во время путча в ноябре двадцать третьего года, а Эрнст никогда не избегал встречи с врагом, если долг требовал обратного.
При иных обстоятельствах Эрнст, пожалуй, посидел бы дома пару дней, пока диверсанта не отыщут, что непременно случится, раз запущены мощные механизмы гестапо, СД и СС. Однако сегодня полковника ждали важные дела – испытания в училище вместе с профессором Кейтелем и подготовка отчета о Вальдхаймском исследовании для фюрера.
Эрнст велел экономке принести ему в кабинет кофе, хлеб и сосиски.
– Но, Рейни, сегодня же воскресенье! – раздраженно напомнила Гертруда. – Гусь…
Семейные ужины по выходным давно стали у Эрнстов традицией, нарушать которую очень не хотелось.
– Прости, дорогая. У меня нет выбора. Обещаю все следующие выходные провести с тобой и с семьей.
Эрнст вошел в кабинет, сел за стол и взялся за записи.
Десять минут спустя Гертруда сама принесла большой поднос.
– Не позволю тебе питаться как попало! – заявила она, убирая с подноса салфетку.
Эрнст улыбнулся, взглянув на большую порцию жареного гуся с апельсиновым мармеладом, капустой, отварным картофелем и зеленой фасолью с кардамоном. Полковник встал и поцеловал жену в щеку. Гертруда ушла, а Эрнст, без особого аппетита поедая ужин, стал печатать на машинке черновик докладной записки.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Адольфу Гитлеру, фюреру,
рейхсканцлеру, президенту Германии,
главнокомандующему вооруженными силами;
фельдмаршалу Эрнсту фон Бломбергу,
министру имперской обороны
Мой фюрер, герр министр!
Вы запрашивали информацию об исследовании, проводимом мной и профессором Людвигом Кейтелем из Вальдхаймского военного училища. Я с удовольствием изложу суть исследования и текущие результаты.
Данное исследование обусловлено указаниями, полученными мною от вас, привести вооруженные силы Германии в боевую готовность, дабы оптимальным образом достичь целей, которые вы наметили для нашей великой нации…
Эрнст остановился и привел мысли в порядок. Чем поделиться, а чем не стоит?
За полчаса Эрнст напечатал полторы страницы и сделал несколько поправок карандашом. Пока этот вариант сойдет. Он попросит Кейтеля прочитать его, поправить, перепечатает начисто, а завтра лично доставит фюреру. Эрнст написал Кейтелю записку с просьбой внести замечания и прикрепил к черновику.
Полковник отнес поднос на кухню, попрощался с Гертрудой и вышел из дома. По настоянию Гитлера у дома выставили охрану, по крайней мере до поимки диверсанта. Эрнст не возражал, но сейчас попросил охранников держаться незаметно, чтобы не пугать его семью. Он также согласился с требованием фюрера не водить свой «мерседес-кабриолет», а ездить в закрытой машине с охранником-эсэсовцем.
Сначала они поехали в Темпельхоф, в Колумбия-Хаус. Водитель выбрался из машины и огляделся по сторонам, убеждаясь, что у входа в тюрьму безопасно. Он подошел к двум охранникам у парадной двери и переговорил с ними, хотя Эрнст не представлял себе идиота, решившегося на убийство перед эсэсовским изолятором. Секунду спустя водитель махнул рукой, Эрнст выбрался из машины, прошел к парадной двери, спустился по лестнице, дождался, когда перед ним откроют несколько дверей, и оказался у камер.
Эрнст снова зашагал по длинному коридору, сырому, жаркому, провонявшему мочой и дерьмом.
«Мерзкое отношение к людям!» – подумал он.
На войне к пленным американцам, англичанам и французам относились с уважением. Эрнст отдавал честь офицерам, болтал с рядовыми и сержантами, следил, чтобы они были сыты и здоровы. Сейчас его переполняло презрение к тюремщику в коричневой форме, который вел его по коридору, насвистывая «Песню» Хорста Весселя, и периодически колотил дубинкой по решетке, просто чтобы напугать узников.
Прошагав три четверти коридора, Эрнст остановился и заглянул в камеру. От жары кожа отчаянно зудела.
Братья Фишер обливались потом. Разумеется, они боялись: в таком месте боятся все, но в глазах у них читалось кое-что еще – юношеская непокорность.
Эрнста захлестнуло разочарование: похоже, братья отвергнут его предложение. Они выбрали Ораниенбург? Он-то не сомневался, что Фишеры согласятся участвовать в Вальдхаймском исследовании. Они подошли бы идеально.
– Добрый день!
Старший из братьев кивнул, Эрнст почувствовал странный холодок. Курт напомнил ему сына. Как же он раньше не заметил? Наверное, дело в спокойствии и самоуверенности, которых утром не наблюдалось. Или он никак не может забыть взгляд маленького Руди? Так или иначе, сходство основательно выбило полковника из колеи.
– Мне нужен ответ о вашем участии в исследовании.
Братья переглянулись. Курт открыл рот, чтобы ответить, но Ганс опередил его:
– Мы согласны.
Так он ошибался! Искренне обрадованный, Эрнст улыбнулся и кивнул.
– При условии, что вы позволите нам отправить письмо в Англию.
– Письмо?
– Мы хотим связаться с родителями.
– Боюсь, это не позволено.
– Но вы же полковник! – напомнил Ганс. – Разве не вы решаете, что позволено, а что нет?
Эрнст наклонил голову и присмотрелся к пареньку. Но внимание снова переключилось на старшего брата. Как же он похож на Марка!
– Хорошо, только одно письмо. Отправите его в ближайшие два дня, пока вы под моим контролем. Сержанты-инструкторы не позволят отправить письмо в Лондон. Они-то однозначно не решают, что позволено, а что нет.
Братья снова переглянулись. Курт кивнул. Вслед за ним кивнул и полковник. Потом отдал Фишерам салют, такой же как сыну на прощание, – не фашистский, вытянув руку вперед, а традиционный, подняв ладонь ко лбу. Охранник в коричневой форме якобы ничего не заметил.
– Добро пожаловать в новую Германию! – проговорил Эрнст шепотом, противоречащим решительному салюту.
Они свернули за угол и направились к Лютцовплац, чтобы уйти подальше от пансиона и уж потом ловить такси. Пол оглянулся, проверяя, нет ли слежки.
– В «Метрополе» мы не остановимся, – заявил Пол, осматривая улицу. – Я найду безопасное место. Мой друг Отто поможет. Прости, но имущество в пансионе придется бросить. Возвращаться туда нельзя.
Они остановились на оживленном перекрестке. Пол, наблюдая за транспортом, машинально обнял Кэт за талию, но она словно окаменела, а потом отстранилась. Он мрачно на нее взглянул.
– Пол, я вернусь в пансион, – бесстрастно проговорила она.
– В чем дело?
– Я солгала инспектору крипо.
– Ты…
– Я стояла у двери и смотрела. Солгал ты. Ты убил мужчину в гостиной. Вы не дрались. Он не грозил тебе пистолетом. Он стоял там совершенно беспомощный, а ты ударил его и убил. Ужасное зрелище. Ничего ужаснее я не видела с тех самых пор, как…
Четвертый квадрат от газона…
Пол промолчал.
Мимо проехал грузовик с полудюжиной эсэсовцев в кузове. Они что-то кричали собравшимся на улице и хохотали. Кто-то из прохожих помахал им рукой. Грузовик быстро свернул за угол.
Пол подвел Кэт к скамейке в небольшом сквере, но она не желала садиться.
– Нет! – шепнула она и, сложив руки на груди, пронзила Шумана ледяным взглядом.
– Все не так просто, как ты думаешь, – шепотом же ответил Пол.
– Непросто?
– Причина моего приезда в Берлин гораздо серьезнее. Я не говорил тебе, потому что не хотел впутывать.
– Так вот в чем причина лжи! – выплеснула свой гнев Кэт. – Ты не хотел меня впутывать! Пол, ты же просил меня поехать в Америку. Разве могла я не впутаться?!
– Я имел в виду не впутывать тебя в свои старые дела. В свою прежнюю жизнь.
– В прежнюю жизнь? Ты солдат?
– Да, пожалуй. – Пол замялся. – Нет. Это неправда. В Америке я был преступником, сюда приехал, чтобы их остановить.
– Их?
– Твоих врагов. – Шуман кивком показал на сотни красно-бело-черных флагов, развевавшихся на ветру. – Мне следовало убить правительственного чиновника, чтобы не допустить новой войны. После этой операции моя прежняя жизнь закончится. Я получу чистое досье и смогу…
– Когда же ты собирался рассказать мне свой маленький секрет, а, Пол? Когда мы доберемся до Лондона? До Нью-Йорка?
– Поверь, с прошлым покончено.
– Ты использовал меня.
– Я никогда…
– Вчера вечером, тем чудесным вечером, ты заставил меня показать тебе Вильгельмштрассе. Ты ведь прикрывался мной? Ты хотел разыскать место, где можно убить того чиновника.
Шуман глянул на яркий, хлопающий на ветру флаг и промолчал.
– А если в Америке я совершила бы нечто тебе неугодное? Ты ударил бы меня? Убил бы?
– Ну что ты! Конечно нет.
– Это просто слова. А ведь ты уже лгал мне.
Кэт вытащила из сумочки носовой платок. Пол тотчас ощутил аромат сирени, и сердце болезненно сжалось, как на поминках любимого человека. Кэт вытерла глаза и убрала платок.
– Скажи, Пол, чем ты от них отличаешься? Скажи – чем? Нет-нет, ты впрямь отличаешься. Ты безжалостнее их. Знаешь почему? – Кэт сдержала подступившие слезы. – Ты дал мне надежду, а потом отнял ее. Чудовища из сада надежду не дают. Никогда не дают. Но и не лицемерят, как ты. Нет, Пол, не лицемерят. Уезжай в свою прекрасную страну, а я останусь здесь. Останусь, пока в дверь не постучат. Тогда я сгину. Как мой Михаэль.
– Кэт, я не был с тобой откровенен. Но ты должна со мной уехать… Пожалуйста!
– Знаешь, как говорил наш философ Ницше? «Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не стать чудовищем». Истинная правда, Пол. Истинная правда.
– Поехали со мной, пожалуйста! – Пол обнял ее за плечи и крепко сжал.
Только силы Кэт Рихтер не занимать. Она вырвалась из объятий и отступила на шаг. Впившись глазами в Пола, отчеканила:
– Лучше делить страну с десятью тысячами убийц, чем постель с одним.
Она развернулась, на миг застыла и быстро зашагала прочь под взгляды зевак, недоумевавших, из-за чего влюбленные так повздорили.
