Глава 23
Беспокойство, снедавшее троих приехавших в пансион, напоминало холодный дым.
Пол Шуман прекрасно знал это ощущение по последним минутам перед выходом на ринг, когда вспоминал все, что слышал о противнике, старался представить себе его оборонные действия, планировал, когда лучше нырнуть под его удары, когда подняться на носки и ударить прямой левой или наотмашь, как использовать его недостатки и нейтрализовать свои.
Шуман знал это ощущение и с другой позиции – как киллер перед устранением объекта. С неизменным беспокойством он просматривал карты, которые аккуратно чертил заранее, перепроверял кольт и запасной пистолет, перечитывал свои заметки о распорядке дня, вкусах, привычках и знакомых объекта.
Все это «до».
Тяжелое, неприятное «до». Затишье перед убийством. Обдумывание уже известных фактов, сдобренное раздражительностью и нервозностью. И конечно, страхом. От него не избавиться. По крайней мере, хорошему киллеру.
С каждым разом чувств меньше, сердце немеет.
Он научился касаться льда.
В темной комнате с закрытыми, зашторенными окнами и, разумеется, с отключенным телефоном Пол и Реджи Морган рассматривали карту и два десятка рекламных фотографий Олимпийского стадиона, которые добыл Веббер, а заодно и серые фланелевые брюки с острыми стрелками (сначала Морган взглянул на них скептически, но в итоге решил оставить).
– Где вы?.. – начал Морган, показав на одну фотографию.
– Секундочку! – перебил Веббер, поднялся и, насвистывая, зашагал по комнате.
Он пребывал в прекрасном настроении: тысяча долларов в кармане, какое-то время можно не думать о сале и желтой краске.
Пол и Реджи Морган недовольно переглянулись. Веббер опустился на колени и принялся вытаскивать пластинки из шкафчика под старым граммофоном.
– Нет, нет здесь Джона Филипа Сузы! – посетовал он. – Ищу-ищу его пластинки, да их днем с огнем не найдешь. – Веббер посмотрел на Моргана. – Мистер Джон Диллинджер твердит, что Суза – американец. По-моему, мистер Джон Диллинджер шутит. Пожалуйста, скажите, этот дирижер – англичанин?
– Нет, американец, – ответил Морган.
– Я слышал другое.
Морган изогнул бровь:
– Возможно, вы правы. Давайте заключим пари. На сто марок, например?
– Пожалуй, я снова наведу справки, – подумав, ответил Веббер.
– Сейчас не время для музыки, – добавил Морган, наблюдая, как тот разглядывает пластинки.
– Зато, по-моему, самое время замаскировать нашу беседу, – вставил Пол.
– Вот именно, – согласился Веббер. – А для маскировки используем… – он пригляделся к этикетке на пластинке, – сборник немецких охотничьих песен.
Отто завел граммофон и поставил иглу на дорожку пластинки. Гостиную заполнил бравурный скрежет.
– Это «Охотник на оленей»! – Веббер засмеялся. – В самый раз для нашей операции!
Гангстеры Лански и Лучано поступали точно так же – включали радио, чтобы заглушить разговоры, на случай если парни Дьюи или Гувера посадили в комнату жучка.
– Так о чем вы?
– Где именно состоится фотосессия?
– В пресс-центре, если верить записке на столе у Эрнста.
– Это здесь, – проговорил Веббер.
Пол внимательно посмотрел на карту и остался недоволен. Стадион огромен, а пресс-центр футов двести длиной. Он с южной стороны сооружения, у самой вершины. Можно встать на северных трибунах, но тогда стрелять придется через весь стадион.
– Слишком далеко. Малейший ветерок или скос окна… Нет, смертельного выстрела я не гарантирую. А если в другого попаду?
– И что? – апатично спросил Веббер. – Ну, в Гитлера попадешь. Или в Геринга… А что, он огромный, как самолет, такого и слепой поразит. – Он снова взглянул на карту. – Эрнста можно застрелить, когда он выйдет из машины. Что скажете, мистер Морган?
После успеха операции в рейхсканцелярии Веббер заслужил право узнать его имя.
– Но мы же не знаем точного времени приезда, – напомнил Морган. – На стадионе десяток проходов и галерей, Эрнста могут повести по любому. Предугадать невозможно, а тебе нужно спрятаться до его приезда. Соберется весь нацистский пантеон, значит охраны будет видимо-невидимо.
Пол не сводил глаз с карты. Морган не ошибался. Судя по карте, стадион окружала подземная подъездная дорога, вероятно для безопасности лидеров. Эрнст мог вообще не выйти на улицу.
Какое-то время сообщники молча смотрели на карту, потом у Пола появилась идея, и с помощью фотографий он объяснил ее суть. Задние галереи стадиона открыты. Из пресс-центра можно коридором выйти либо на запад, либо на восток, по лестнице спуститься на первый этаж к стоянке, широкому проезду и пешеходным дорожкам, которые ведут на вокзал. Футах в ста от стадиона, у стоянки и проезда, примостились небольшие строения, на карте обозначенные как «Складские помещения».
– Если Эрнст пройдет по этому коридору и спустится по лестнице, я застрелю его из флигеля. Вот из этого.
– Сможешь?
– Да без проблем, – кивнул Пол.
– Но мы ведь не уверены, что Эрнст выберет этот маршрут.
– А если заставить его выйти? Выкурить, как зверя из норы?
– Каким образом? – поинтересовался Морган.
– Мы его вызовем.
– Вызовем? – нахмурился Морган.
– Передадим ему в пресс-центр сообщение, что срочно требуется его присутствие. Некто желает поговорить с ним наедине по архиважному делу. Эрнст коридором выйдет на крыльцо, в поле моего зрения.
Веббер закурил капустную сигару.
– Но ради какого дела Эрнст прервет встречу с фюрером, Герингом и Геббельсом?
– Насколько я понял, Эрнст одержим своей службой. Скажем ему, что проблема касается армии или флота. Так наверняка его внимание привлечем. А этот Крупп, производитель оружия, о котором говорил Макс? Может Крупп прислать срочное сообщение?
– Крупп – да, может, – кивнул Морган. – Но как мы передадим сообщение Эрнсту во время фотосессии?
– Элементарно, – отозвался Веббер. – Я ему позвоню.
– Как?
Отто затянулся эрзац-сигарой.
– Узнаю номер пресс-центра и позвоню. Сам позвоню. Попрошу к телефону Эрнста и скажу, что внизу ждет водитель с запиской. Только для его глаз. От самого Густава Круппа фон Болена. Позвоню я с почты, и, когда гестаповцы наберут семерку, чтобы вычислить звонящего, наводки они не получат.
– Где вы возьмете номер? – допытывался Морган.
– У информаторов.
– Отто, неужели телефонный номер без взятки не выяснить? – подначил Пол. – Уверен, он известен половине спортивных журналистов Берлина.
– Ах! – в полном восторге засмеялся Веббер и сказал по-английски: – В яблочко бьешь! – Затем перешел на немецкий: – Это, конечно же, правда, но самое важное – знать цену вопроса и кому его задать.
– Ясно, – раздраженно проговорил Морган. – Так какова цена вопроса? Имейте в виду, мы не бездонный колодец.
– Еще две сотни, можно марок. В качестве бесплатного бонуса, мистер Джон Диллинджер, я проведу тебя на стадион и выведу с него. И полная эсэсовская форма. Ты повесишь винтовку на плечо, пройдешь на стадион, как сам Гиммлер, и никто тебя не остановит. Тренируй «хайли» и гитлеровские салюты – выбрасывай немощную руку вперед, как наш паршивый фюрер.
Морган нахмурился:
– Если Пола поймают в эсэсовской форме, то застрелят как шпиона.
Пол с Веббером переглянулись и захохотали.
– Мистер Морган, умоляю вас! – начал Веббер. – Наш друг собирается убить нашего военного туза. Если его поймают, то застрелят в любом случае, даже если он нарядится в Джорджа Вашингтона и будет насвистывать «Звезды и полосы навсегда».
– Я просто думал, как привлечь меньше внимания, – буркнул Морган.
– Реджи, план отличный, – сказал Пол. – После выстрела охрана постарается быстрее увезти партийцев в Берлин. С охраной я и уеду, а в городе смешаюсь с толпой.
У Бранденбургских ворот Пол собирался проскользнуть в посольство и послать радиограмму Эндрю Эйвери и Уинсу Маниелли в Амстердам, чтобы они прислали за ним самолет.
Когда сообщники снова всмотрелись в карты стадиона, Пол решился.
– Хотел сказать… – начал он. – Со мной кое-кто полетит.
Морган глянул на Веббера, и тот расхохотался:
– Ну и что вы вообразили? Что я смогу жить где-то, кроме райского сада Пруссии? Нет-нет, Германию я променяю лишь на небеса!
– Женщина, – уточнил Пол.
– Вон та? – Поджав губы, Морган кивнул на коридор пансиона.
– Верно, Кэт, – отозвался Пол и добавил: – Ты же проверил ее и знаешь, что подвохов нет.
– Что ты ей рассказал? – с тревогой спросил Морган.
– Гестаповцы забрали ее паспорт и рано или поздно арестуют.
– Здесь многих рано или поздно арестуют. Что ты рассказал ей, Пол?
– Нашу байку о спортивном журналисте, и только.
– Но…
– Кэт едет со мной.
– Но…
– Я позвоню в Вашингтон или сенатору.
– Звони кому угодно. Она едет со мной.
Морган посмотрел на Веббера.
– Ах, я был женат трижды, нет, четырежды, – сказал Отто. – А сейчас… сложные отношения. В сердечных делах я вам не советчик.
– Господи, самолет же вызываем, – покачал головой Морган.
Пол пригвоздил его взглядом:
– Еще один момент. На стадионе в качестве удостоверения личности у меня будет лишь советский паспорт. Если я провалюсь, Кэт не узнает, в чем дело. Пожалуйста, скажи ей… скажи, что мне пришлось уехать, ладно? Пусть не думает, что я ее бросил. И постарайся вытащить ее отсюда.
– Конечно.
– Ты не провалишься, мистер Джон Диллинджер! Ты же американский ковбой с большими яйцами! – сказал Веббер.
Он вытер пот со лба и, поднявшись, достал из буфета три стакана, налил из фляги что-то прозрачное и угостил сообщников.
– Фруктовый шнапс. Слышали о таком? Лучший напиток на свете, полезен для крови и для души. Выпейте, джентльмены, и вперед, менять судьбу моего несчастного народа.
– Чем больше помощников найдете, тем лучше для меня, – сказал Вилли Коль.
Его собеседник осторожно кивнул:
– Вопрос не в том, чтобы найти помощников. Их у нас всегда хватает. Вопрос в том, сколь необычно задание. Дело-то из ряда вон выходящее.
– Из ряда вон выходящее, верно, – согласился Коль. – Начальник полиции Гиммлер назвал его особенным и архиважным. Мои сослуживцы заняты не менее важными расследованиями, и я вынужден проявлять изобретательность, поэтому я и пришел к вам.
– Гиммлер? – удивился Йоган Мюнц, немолодой мужчина, остановившийся в дверях дома на Грюнштрассе в Шарлоттенбурге.
Аккуратно постриженный, бритый, в костюме, он выглядел так, словно только что вернулся из церкви. Хотя, если дорожишь местом директора одной из лучших школ Берлина, посещать воскресные службы рискованно.
– Вы же понимаете, что организация эта автономна. Она полностью самоуправляема. Указывать им я не вправе. Если откажутся, я ничего поделать не смогу.
– Доктор Мюнц, я прошу лишь возможности обратиться к ним, в надежде, что они пожелают помочь свершению правосудия.
– Но сегодня воскресенье. Как мне с ними связаться?
– Полагаю, нужно лишь позвонить старшему домой, и он обеспечит явку.
– Хорошо, инспектор, я так и поступлю.
Через три четверти часа Вилли Коль стоял на заднем дворе у Мюнца перед двумя дюжинами парней, большинство которых были в коричневых рубашках и шортах, в белых носках и черных галстуках с плетеными кожаными зажимами, то есть членами шара гитлерюгенда при школе Гинденбурга. Как предупредил директор Мюнц, взрослым гитлерюгенд не подчинялся. Члены шара сами выбирали старшего и решали, чем заняться – играть в футбол, ходить в походы или доносить на предателей.
– Хайль Гитлер! – начал Коль.
Его поприветствовали громогласным «хайль!» и вытянутыми руками.
– Я старший детектив-инспектор Коль из крипо.
Чьи-то глаза заблестели от восхищения, чьи-то остались безразличными, как у толстяка, убитого в Дрезденском проулке.
– Мне нужна ваша помощь в распространении национал-социализма. Дело чрезвычайной важности.
Коль посмотрел на белокурого паренька, которого представили как Гельмута Грубера, фюрера гинденбургского шара. Чуть ниже большинства своих спутников, Грубер держался с уверенностью взрослого. Взгляд человека на тридцать лет старше он встретил сурово и холодно.
– Майн герр, ради фюрера и нашей страны мы сделаем все, что требуется.
– Отлично, Гельмут, а теперь послушайте. Задание может показаться странным. Раздам вам два вида распечаток. Первый – карта района Тиргартена. Вторая – фотография человека, которого мы стараемся опознать. Под фотографией название блюда, которое подают в ресторане. Кок-о-ван. Название французское, произношение запоминать не нужно. Ваша задача – обойти рестораны в районе, очерченном кружком, проверить, работал ли он вчера и есть ли в меню это блюдо. Если есть, покажите метрдотелю фотографию и спросите, не заходил ли к ним вчера этот человек. Если заходил, немедленно звоните мне в штаб-квартиру крипо. Ну как, согласны?
– Да, инспектор Коль, – ответил шарфюрер Грубер, не удосужившись посоветоваться с другими.
– Прекрасно. Фюрер будет гордиться вами. Сейчас я раздам распечатки. – Коль остановился, перехватив взгляд паренька в простой одежде, который держался чуть поодаль. – Еще один момент. Прошу отнестись к нему с деликатностью.
– С деликатностью? – нахмурился Грубер.
– Да. Это значит, не болтать о том, что я скажу сейчас. За помощью к вам я обратился по совету моего сына Гюнтера.
Несколько парней оглянулись на Гюнтера, которому Коль по телефону велел прийти к дому директора. Юноша сильно покраснел и потупился.
– Вряд ли вам известно, что в ближайшем будущем Гюнтер станет помогать мне в важных делах государственной безопасности, поэтому я не разрешаю ему вступать в вашу замечательную организацию. Он должен, так сказать, держаться за кулисами. Лишь так он сможет трудиться во славу родины. Прошу вас сохранить это в тайне. Договорились?
На Гюнтера Гельмут посмотрел без прежнего гонора, вероятно вспомнив игры в евреев и арийцев, в которые играть не следовало.
– Конечно, герр инспектор, – отозвался Грубер.
Коль заметил, что сын прячет улыбку, и скомандовал:
– Теперь всем построиться в ряд, я раздам распечатки. Шарфюрер Грубер и мой сын распределят вас по объектам.
– Так точно, майн герр. Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер! – Коль заставил себя вытянуть руку в салюте и вручил распечатки Гельмуту и Гюнтеру. – Так, еще один момент.
– Да, майн герр! – Гельмут вытянулся по стойке смирно.
– Строго соблюдать правила дорожного движения! Улицы переходить осторожно.
