Книга: Сад чудовищ
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21

IV. Шесть к пяти
26 июля 1936 года, воскресенье – 27 июля 1936 года, понедельник

 

Глава 20

Вот уже час, с пяти утра, инспектор сидел в «Алексе», в своем кабинете, и старательно переводил на английский телеграмму. Текст он придумал бессонной ночью, когда лежал рядом с мирно спящей Хайди, благоухающей пудрой, которой она пользовалась на ночь.
Вилли Коль перечитал написанное:
Я ВИЛЛИ КОЛЬ СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР КРИПО (УГОЛОВНАЯ ПОЛИЦИЯ) ГОРОД БЕРЛИН ТЧК МЫ ИЩЕМ ИНФОРМАЦИЮ ОБ АМЕРИКАНЦЕ ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО ИЗ НЬЮ-ЙОРКА КОТОРЫЙ СЕЙЧАС В БЕРЛИНЕ ПО ПОДОЗРЕНИЮ В УБИЙСТВЕ ТЧК ИМЯ ПОЛ ШУМАН ОН ПРИЕХАЛ С ОЛИМПИЙСКОЙ КОМАНДОЙ ТЧК КОМАНДОЙ ТЧК ПРОШУ ПЕРЕДАЙТЕ МНЕ ИНФОРМАЦИЮ ОБ ЭТОМ ЧЕЛОВЕКЕ В ШТАБ-КВАРТИРУ УГОЛОВНОЙ ПОЛИЦИИ НА АЛЕКСАНДЕРПЛАЦ В БЕРЛИНЕ ДЛЯ ИНСПЕКТОРА ВИЛЛИ КОЛЯ ТЧК ОЧЕНЬ СРОЧНО ТЧК ЗАРАНЕЕ БЛАГОДАРЮ ТЧК
Английские слова подбирались с трудом. В штате крипо имелись переводчики, но в воскресенье ни один не работал, а Коль хотел отослать телеграмму немедленно. В Америке утро еще не наступило. Коль плохо разбирался во временных поясах, но подсчитал, что за океаном под полночь. Он надеялся, что у американских блюстителей закона, как и у их коллег в большинстве стран, длинные смены.
Инспектор перечитал телеграмму и счел текст не безупречным, но вполне приемлемым. На отдельном листе он написал распоряжение отослать телеграмму в Международный олимпийский комитет, в Департамент полиции Нью-Йорка и в Федеральное бюро расследований. Коль заглянул в телетайпный зал, но никого из связистов на месте не оказалось. Обозленный, Коль вернулся к себе в кабинет.
После нескольких часов сна Янссен сейчас снова направлялся в Олимпийскую деревню. Вдруг там обнаружатся другие зацепки? А что делать Колю? Если только требовать у судмедэксперта отчет о вскрытии, а у дактилоскописта – анализ отпечатков пальцев. Разумеется, они еще не на местах, а в воскресенье могут вообще не прийти на службу.
Досада накрыла Коля с головой. Взгляд упал на телеграмму, составленную с таким трудом.
– Что за ерунда!
Ждать Коль не мог. Интересно, трудно пользоваться телетайпом? Инспектор встал и поспешил обратно в телетайпный зал, решив, что лучше самому отправить телеграмму в Америку. А если он, неловкий, по ошибке перешлет телеграмму в сотню разных мест, выйдет даже лучше.

 

Не так давно, около шести утра, Кэт уходила к себе в комнату, а сейчас вернулась к Полу. Она надела темно-синий халат, волосы собрала в пучок и чуть подрумянилась. Пол стоял в дверях и стирал с лица остатки пены для бритья. Он надел колпачок на бритву и убрал ее в перепачканную холщовую сумку.
Кэт принесла кофе, тосты, бледный маргарин, сыр, сухую колбасу и водянистый мармелад. В свете солнца, льющегося в низкое пыльное окно, она прошла по гостиной и поставила поднос на столик у кухни.
– Ну вот, не нужно идти в комнату для завтрака, – начала она, кивнув на поднос, посмотрела на Пола и отвела взгляд. – У меня есть домашние дела.
– Ты как, не сдулась? – спросил Шуман по-английски.
– Что значит «не сдулась»?
– Это значит то, о чем я вчера тебя спрашивал, – пояснил Пол, целуя ее. – Не передумала ехать со мной?
Кэт поправила посуду на подносе, и без того расставленную аккуратнейшим образом.
– Я не сдулась, а ты?
– Я не позволил бы тебе сдуться, – пожал плечами Шуман. – Какфиф, ни в коем разе.
Кэт засмеялась, но потом строго произнесла:
– Есть один момент.
– Какой?
– Я частенько высказываю свое мнение. – Кэт потупилась. – Причем без обиняков. Михаэль звал меня бурей. Касательно спорта: я попробовала бы его полюбить.
– Лучше не надо, – покачал головой Пол.
– Не надо?
– Тогда мне придется полюбить стихи.
Кэт уткнулась ему в грудь, и Полу показалось, что на лице у нее улыбка.
– Америка тебе понравится, – пообещал он. – Но если нет, вернешься, когда все это отшумит. Не факт, что ты уезжаешь из Германии навсегда.
– Ах, мой мудрый писатель! Думаешь, это… – как же ты выразился? – когда-нибудь отшумит?
– Думаю, да, национал-социалистам у власти не удержаться.
Он взглянул на часы: почти половина восьмого.
– Мне пора, – объявил Пол, – нужно встретиться с партнером.
– В воскресенье утром? Ну, кажется, я разгадала твой секрет.
Пол опасливо улыбнулся.
– Ты пишешь о священниках-спортсменах! – засмеялась Кэт. – Об этом твоя статья?
Неожиданно она посерьезнела и спросила:
– Но почему тебе необходимо уехать так быстро, если ты пишешь о спорте или о кубических метрах бетона, используемых под стадион?
– Необходимости быстро уезжать нет. Просто в Штатах у меня важные встречи.
Пол залпом допил кофе и съел кусок тоста с колбасой.
– Доедай, а то у меня нет аппетита, – сказал он.
– Ладно, скорее возвращайся. Я буду собираться. Возьму только одну сумку. Если возьму слишком много, в одной может спрятаться призрак. – Кэт засмеялась. – Ах, я говорю, как героиня рассказа нашего жуткого приятеля Эрнста Теодора Амадея Гофмана.
Пол поцеловал Кэт и вышел из пансиона навстречу утру, уже жаркому, мгновенно покрывающему кожу по́том. Оглядев улицу, он перешел на другой берег канала и углубился в Тиргартен, или Сад чудовищ.

 

Реджи Моргана Пол обнаружил на скамейке перед тем самым прудом, у которого три года назад до смерти избили любовника Кэт Рихтер.
Даже в столь ранний час людей вокруг было немало – гуляющие, велосипедисты. Морган снял пиджак и закатал рукава рубашки.
Пол сел рядом, и Морган похлопал по конверту во внутреннем кармане пиджака.
– Зелень на месте, – шепнул он по-английски.
Они перешли на немецкий.
– Чек обналичили в субботу вечером? Мы что, в сказку попали? – смеясь, поинтересовался Пол.
– Думаешь, Веббер появится? – недоверчиво спросил Морган.
– Непременно, ведь дело пахнет деньгами. Только не знаю, окажется ли он полезным. Вчера вечером я осмотрел Вильгельмштрассе. Там десятки, а то и сотни охранников. Выполнять задание слишком рискованно. Придется послушать, что скажет Отто. Вдруг подберет другое место?
Оба замолчали. Морган обводил взглядом парк, казалось, ему грустно.
– Я буду очень скучать по Германии, – признался он, и на миг его умные, проницательные глаза стали печальными. – Хорошие здесь люди. По-моему, берлинцы добрее парижан, общительнее лондонцев, а жизнью они наслаждаются куда больше ньюйоркцев. Будь у нас время, я показал бы тебе Люстгартен и луна-парк. Мне очень нравится и здесь, в Тиргартене. Люблю наблюдать за птичками. – Худощавый Морган смутился. – Глупое развлечение.
Пол беззвучно засмеялся, вспомнил модели самолетов на своей книжной полке в Бруклине. Воистину каждому свое, и к глупости это тоже относится.
– Так ты уезжаешь? – спросил Пол.
– Оставаться нельзя. Я здесь слишком долго. С каждым днем все больше шансов на ошибку, на промах, который наведет на меня нацистов. После того как мы выполним задание, они станут приглядываться к каждому иностранцу, который недавно здесь работал. Когда жизнь войдет в нормальную колею, когда национал-социалистов свергнут, я вернусь.
– Чем займешься в Штатах? – спросил Пол.
Лицо Моргана просветлело.
– Я хотел бы стать дипломатом. Для этого я здесь и кручусь. После того, что я повидал в окопах… – Он показал на шрам от пули у себя на руке. – Так вот, я решил бороться против войны. Дипломатический корпус напрашивался сам собой. Я написал сенатору, и он предложил Берлин. «Страна в состоянии постоянных перемен» – так он назвал Германию. И вот я здесь. Через пару лет надеюсь стать сотрудником по вопросам информации и связи. Потом послом или консулом. Как наш посол Додд здесь, в Германии. Он гений, настоящий политик! Сюда меня, разумеется, не отправят, особенно на первых порах. Слишком важная страна. Можно начать с Голландии. Или с Испании, когда там кончится гражданская война. Если от Испании что-нибудь останется. Франко не лучше Гитлера. Зверств не избежать. Впрочем, я с удовольствием работал бы здесь, когда в Германию вернется здравомыслие.
Тут на тропинке Пол завидел Отто Веббера. Тот шел медленно, неуверенно, щурясь на ярком солнце.
– А вот и он.
– Да? Он похож на бургомистра. Причем на такого, который вечерами рюмку мимо рта не проносит. На него мы должны положиться?
Тяжело дыша, Веббер опустился на скамейку.
– Жара, какая жара! Я даже не знал, что по утрам бывает так жарко. В такую рань я почти не встаю. Равно как и коричневорубашечники, значит, нашей встрече не помешают. Вы партнер мистера Джона Диллинджера?
– Диллинджера? – переспросил Морган.
– Меня зовут Отто Веббер. – Он энергично пожал Моргану руку. – А вас?
– Если вы не против, я не назовусь.
– Кто, я? Я, конечно, не против. – Веббер присмотрелся к Моргану. – Послушайте, у меня есть хорошие брюки, несколько пар. Могу продать вам дешево. Очень-очень дешево. Брюки отличные, качество отменное. Мои девочки подгонят их вам по фигуре. Ингрид сейчас свободна. Она настоящий талант! И миловидная. Редкая жемчужина.
Морган посмотрел на свои брюки из серой фланели:
– Нет, одежда мне не нужна.
– А шампанское? Чулки?
– Отто, – строго осадил его Пол, – сейчас нас интересует лишь дело, о котором мы говорили вчера.
– Конечно, мистер Джон Диллинджер. Но, увы, у меня плохие новости. Мои информаторы хором сообщают, что завеса тишины накрыла Вильгельмштрассе. Местных что-то насторожило. Охраны стало больше прежнего. И все за один день. Сведений о вашем фигуранте просто нет.
Пол скривился от разочарования.
– А я полночи деньги собирал…
– Отлично! – обрадовался Веббер. – Доллары ведь собирали?
– Дружище, деньги вы получите только за результат, – едко заметил поджарый Морган.
– Ну, дело не безнадежное. Я смогу-таки вам помочь.
– Продолжайте! – нетерпеливо велел Морган, снова взглянул себе на брюки и потер грязное пятно.
– Я не могу сказать, где цыпленочек, – начал Веббер, – но, допустим, я мог бы провести вас в курятник, чтобы вы сами выяснили.
– Куда провести?
– В рейхсканцелярию, – понизив голос, ответил Веббер. – Эрнсту завидуют все министры. Каждому хочется устроиться поближе к Коротышке и занять кабинет в рейхсканцелярии, но большинству достается лишь местечко неподалеку. То, что Эрнст там работает, многих раздражает.
– Видел я вчера рейхсканцелярию, – насмешливо проговорил Пол. – Там на каждом шагу охрана. Вы не сможете провести меня туда.
– Ах, дружище, я категорически с тобой не согласен.
– Как же у вас получится, черт подери?! – по-английски выпалил Пол, затем повторил вопрос по-немецки.
– Благодаря Коротышке. Он одержим архитектурой, рейхсканцелярию реставрирует с тех пор, как дорвался до власти. Ремонтники трудятся семь дней в неделю. Я дам тебе форму, фальшивое удостоверение личности и два пропуска в здание. Мой информатор там штукатурит и имеет доступ ко всем документам.
Морган подумал и кивнул, настроенный куда менее скептически.
– По словам моего приятеля, Гитлер пожелал застелить коврами кабинеты на самых важных этажах. Кабинет Эрнста в том числе. Поставщики ковров меряют кабинеты: некоторые уже измерили, некоторые нет. Очень надеюсь, что кабинет Эрнста не успели. Если же да, извинишься и скажешь, что нужно перемерить. Я дам тебе пропуск от компании, которая, помимо всего прочего, славится хорошими коврами. Рейку и блокнот тоже дам.
– Почему вы уверены, что тому человеку можно доверять? – спросил Пол.
– Потому что он использует дешевую штукатурку и присваивает разницу между ее стоимостью и тем, что платит партия. За такое его казнят, ведь он ремонтирует оплот гитлеровской власти. У меня есть на него управа, значит он мне не соврет. К тому же он думает, что мы замутили аферу из желания занизить цену ковров. Ну и кусок яйца я ему пообещал.
– Кусок яйца? – не понял Морган.
– Часть выручки, – перевел Шуман.
Чей хлеб ешь, того и обычай тешь…
– Кусок возьмете из тысячи долларов.
– Замечу, что я еще не получил тысячу долларов.
Морган покачал головой, запустил руку в карман пиджака и отсчитал сотню.
– Отлично! Видите, я не жадный.
– Не жадный! – Морган посмотрел на Пола и закатил глаза. – Да он как Геринг!
– Ах, майн герр, для меня это комплимент. Наш министр авиации – очень ловкий бизнесмен. – Веббер повернулся к Полу. – Чиновники появляются в канцелярии даже по воскресеньям. Но, по словам моего информатора, в основном это высокопоставленные и ошиваются они рядом с фюрером, в левом крыле здания. Туда вас не пустят. В правом крыле кабинеты чиновников помельче, в том числе и Эрнста. Мелкие чиновники, их помощники и секретари на месте вряд ли окажутся. Ты успеешь просмотреть его кабинет, если повезет, найдешь календарь, заметку или записку с расписанием на ближайшие несколько дней.
– Неплохо, – похвалил Морган.
– Мне нужно около часа, чтобы все зарядить. Я достану комбинезоны, документы, фургон. Встречаемся возле той статуи, ну, возле дамы с большой грудью, в десять утра. Еще брюки захвачу специально для вас, – сказал он Моргану. – Двадцать марок, отличная цена. – Веббер улыбнулся Полу. – Мистер Джон Диллинджер, твой партнер косо на меня смотрит… По-моему, он мне не доверяет.
– Сейчас объясню, Отто Вильгельм Фридрих Георг Веббер. – Реджи Морган пожал плечами и глянул на Пола. – Как сообщил мой коллега, мы позаботились, чтобы вы нас не предали. Так что дело не в доверии, дружище. А косо смотрю я на вас потому, что не пойму: что, черт подери, не так с моими брюками?

 

Он смотрел на маленького мальчика и видел Марка.
Разумеется, вполне естественно видеть в сыне отца, но из колеи выбивает.
– Руди, иди сюда! – позвал внука Рейнхард Эрнст.
– Да, дедушка.
Ранним воскресным утром экономка убирала посуду со стола, залитого желтым, как пыльца, солнцем. Они позавтракали, и Гертруда на кухне осматривала ощипанного гуся, которого сегодня подадут на ужин. Невестка Эрнста отправилась в церковь зажечь свечи в память о Марке Альбрехте Эрнсте, том самом молодом человеке, которого полковник сейчас видел в Руди.
Эрнст завязал внуку шнурки, еще раз заглянул ему в глаза и снова увидел Марка. Теперь на лице «Марка» читались прозорливость и любопытство.
Воистину невероятно!
Как же полковник скучал по сыну…
Восемнадцать месяцев минуло с тех пор, как Марк попрощался с родителями, женой и Руди. Все они стояли на Лертерском вокзале за оградой. Эрнст отдал честь двадцатисемилетнему моряку – не фашистский салют, а настоящий, – и тот сел в поезд до Гамбурга, чтобы принять командование кораблем.
Молодой капитан прекрасно понимал, что старый корабль представляет опасность, но храбро смотрел ей в лицо. Разве не это долг каждого моряка и солдата?
Эрнст думал о сыне ежедневно. Но никогда прежде дух Марка не был так близко, как сейчас. У Руди та же мимика, тот же взгляд – прямой, уверенный, любопытный. Значит, и характер у него отцовский. Через десять лет Руди призовут в армию. Какой станет тогда Германия? Мирной? Растерзанной войной? Подконтрольной странам, уничтоженным Версальским договором? Гитлер исчезнет, перегорит, как случается с мощнейшими двигателями? Или фюрер останется у руля, шлифуя свое видение новой Германии? Сердце подсказывало: обо всем этом стоит побеспокоиться. А вот рассудок твердил, что беспокоиться бесполезно. Он в силах лишь исполнить свой долг.
Каждый обязан исполнить свой долг.
Даже если он подразумевает командование старым учебным кораблем, не предназначенным для перевозки снарядов и пороха, погреб боеприпасов на котором расположен чересчур близко к камбузу, или к машинному отделению, или к искрящему проводу. Точно теперь не определить. В итоге корабль, отрабатывавший военные маневры в холодном Балтийском море, за секунду превратился в облако едкого дыма и искореженный корпус, стремительно идущий ко дну.
Долг…
Даже если это подразумевает ежедневные битвы на Вильгельмштрассе – если нужно, то и с самим фюрером, – за лучшее будущее Германии.
Эрнст крепко затянул внуку шнурки – теперь они не развяжутся и мальчик не споткнется. Он встал и, посмотрев на маленькую копию сына, поддался порыву, что позволял себе редко.
– Руди, утром у меня встреча, но потом мы можем поехать вместе на Олимпийский стадион. Хочешь?
– Да, дедушка! – просиял Руди. – Я могу бегать по настоящим дорожкам.
– Ты быстро бегаешь.
– У нас в школе есть Гунни, он на два года старше меня. Мы с ним бегали от дуба до крыльца, и я выиграл.
– Вот молодец! Значит, тебе понравится. Ты поедешь со мной и пробежишься по стадиону, на котором будут соревноваться олимпийцы. Через неделю начнется Олимпиада, и ты расскажешь всем, что бегал по тем же дорожкам. Разве не здорово?
– Здорово, дедушка, очень!
– Мне нужно идти, но в полдень я тебя заберу.
– Я пока буду бегать, тренироваться.
– Да, конечно.
Эрнст забрал из кабинета документы по Вальдхаймскому исследованию, заглянул в кладовую и сказал жене, что в полдень заедет за Руди. А сейчас что? Да, сегодня воскресенье, но у него важные дела. Нет, подождать они не могут.

 

При всех своих недостатках Герман Геринг был неутомим.
К примеру, сегодня он приехал на службу в Министерство авиации к восьми утра. И это в воскресенье. И притом что по пути сделал остановку.
Обливаясь потом, Геринг полчаса назад зашел в рейхсканцелярию и направился к кабинету Гитлера. Вдруг Волк не спит, то есть еще не спит? Страдающий бессонницей Гитлер часто ложился на заре. Увы, сегодня фюрер спал. По словам охранников, он лег около пяти и приказал не будить его.
Недолго думая, Геринг написал записку и оставил охранникам.
Мой фюрер! Я получил сведения чрезвычайной важности. Опасаюсь, что речь о предательстве. На карту поставлены наши долгосрочные планы. Подробности изложу лично в любое удобное вам время.
Геринг
Изумительный выбор слов. «Предательство» гарантированно заводит с пол-оборота. Евреи, коммунисты, социал-демократы, республиканцы – короче, изменники – в конце войны продали страну союзникам и до сих пор норовили сыграть Понтия Пилата для Иисуса-Гитлера.
«Предательство» Волка взбудоражит.
«Долгосрочные планы» не менее удачны. Все, что сулит провал Третьего рейха в видении Гитлера, тотчас привлечет его внимание.
Рейхсканцелярия за углом, жарким летним утром прогулка не обрадовала толстяка Геринга. Впрочем, выбора не оставалось. Звонить или посылать нарочного нельзя. Рейнхард Эрнст в интригах не искушен и собственными шпионами в рейхсканцелярии не обзавелся. Зато многие другие с удовольствием украдут сообщение о еврейских корнях Людвига Кейтеля и представят фюреру как собственную находку. Тот же Геббельс, главный конкурент Геринга в борьбе за внимание Волка, решится на такое и глазом не моргнув.
Теперь на часах было почти девять, и министр авиации сосредоточился на удручающе пухлой папке с документами по арианизации крупной химической компании на западе и поглощению ее заводами Германа Геринга. Зазвонил телефон.
Из приемной послышался голос помощника:
– Кабинет министра Геринга.
Министр выглянул в приемную. Помощник с трубкой у уха вытянулся по стойке смирно. Вот он закончил разговор и подошел к двери:
– Майн герр, фюрер ждет вас через полчаса.
Геринг кивнул и подошел к столу в другом конце кабинета. Устроившись за ним, он наложил себе еды с полного яств подноса. Помощник налил ему кофе. Министр авиации просматривал финансовую информацию о химической компании, но сосредоточиться не мог, таблицы с цифрами затмевала яркая, нарисованная воображением картинка: два гестаповца выводят Рейнхарда Эрнста из рейхсканцелярии. В лице полковника, всегда до возмутительного спокойном, шок и бессилие.
Пустая фантазия, но Геринг с удовольствием на нее отвлекся, уминая огромную порцию колбасы и яиц.
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21