Глава 16
Столько забот!
Десятки разных дел могли занимать мысли крупного потеющего мужчины, который в этот субботний вечер сидел в просторном, под стать ему самому, кабинете в Министерстве авиации. Недавно построенное здание площадью четыреста квадратных футов по адресу Вильгельмштрассе, 81–85, было больше рейхсканцелярии и апартаментов Гитлера, вместе взятых.
Герман Геринг мог, к примеру, вернуться к работе по созданию огромной промышленной империи, которую он замыслил и назвать решил, конечно, в свою честь. Он мог составлять циркуляр сельским жандармериям, напоминая, что написанный им закон о защите животных надлежит неукоснительно соблюдать и любой уличенный в псовой охоте на лис будет строго наказан.
Геринг мог – разве не важное дело? – планировать прием в честь Олимпиады, для которого на территории министерства он строил собственную Олимпийскую деревню. Геринг заглянул в планы Геббельса и решил перещеголять его на десятки тысяч марок. Мог он – дело не менее важное – думать о том, что наденет на прием. Он мог даже обсудить с адъютантами свою миссию в Третьем рейхе – создание лучших военно-воздушных сил в мире.
Но сорокатрехлетний Герман Геринг обратил все мысли к вдовствующей пенсионерке в два раза старше себя, которая жила в домишке неподалеку от Гамбурга.
Разумеется, человек, среди должностей которого значились министр без портфеля, уполномоченный по авиации, премьер-министр Пруссии, рейхсминистр авиации и имперский лесничий, не занимался фрау Руби Кляйнфельдт сам. Дюжина его приспешников и гестаповцы шныряли по Вильгельмштрассе и по Гамбургу, копались в записях, опрашивали людей.
Сам Геринг сейчас смотрел из окна своего огромного кабинета и уплетал спагетти – любимое блюдо Гитлера. Накануне Геринг наблюдал, как тот ковыряется в тарелке. Оставленная фюрером еда разбудила желание, уступив которому Геринг сегодня проглотил три большие порции.
«Что мы о тебе узнаем?» – безмолвно спрашивал Геринг старуху, не подозревавшую, что о ней активно наводят справки. Затея вопиюще несвоевременная: не решено столько важных проблем. Однако Геринг считал ее первоочередной, ибо она могла погубить Рейнхарда Эрнста.
Солдатчина была сутью Германа Геринга, который частенько вспоминал счастливые военные дни: на белоснежном биплане «Фоккер Д-7» он летал над Францией и Бельгией, обстреливая пилотов Антанты, которым хватило глупости оказаться в небе неподалеку. По официальным данным, двадцать два поплатились жизнью за свою беспечность, хотя Геринг твердо верил, что убил больше. Сейчас он превратился в слона, которому не влезть в кабину самолета, в человека, жизнь которого состояла из еды, обезболивающих, денег, искусства, власти. Но если бы Геринга спросили, в чем его суть, он ответил бы: «Я солдат».
Солдат этот знал, как лучше вернуть Германии военное величие – нужно продемонстрировать силу. Не договариваться, не ходить вокруг да около, аки юнец, мечтающий шмыгнуть в кусты и покурить отцовскую трубку, – полковник Рейнхард Эрнст вел себя именно так.
Этот человек работал по-женски. Даже гомик Рём, лидер штурмовиков, убитый Герингом и Гитлером во время путча два года назад, казался бульдогом в сравнении с Эрнстом. Тайные, через контрагентов, сделки с Круппом, судорожное перебрасывание средств с верфи на верфь, приказ «армии» в ее нынешнем состоянии тренироваться на деревянном оружии и мелкими группами, чтобы не привлечь внимания, и так далее в том же жеманном репертуаре.
В чем причина такой нерешительности? По мнению Геринга, верность полковника идеалам национал-социализма вызывала много вопросов. Ни фюрер, ни Геринг не отличались наивностью и понимали: их поддерживают далеко не все. Ружьями и кулаками можно завоевать голоса, но отнюдь не сердца. В сердцах многих немцев не было преданности национал-социализму. Эрнст вполне мог вставлять свои прусские палки в колеса Гитлеру и Герингу, дабы лишить их средства, в котором оба отчаянно нуждались, – сильной армии. Очень вероятно, что Эрнст надеялся сместить обоих правителей и взойти на трон.
Вкрадчивый голос, осмотрительность, хорошие манеры, два Железных креста, черт бы их драл, и другие награды сделали Эрнста нынешним фаворитом Волка. Герингу нравилось прозвище, которое Гитлеру дали женщины: казалось, оно сближает его с фюрером. Впрочем, произносил его Геринг лишь мысленно.
А как вчера Эрнст накинулся на Геринга из-за показа истребителя «Ме-109» на Олимпиаде! Разъяренный министр авиации полночи глаз не сомкнул, вновь и вновь представляя, как Волк устремляет на Эрнста голубые глаза и соглашается с ним!
В очередном припадке ярости Геринг швырнул тарелку со спагетти на пол, и она разбилась.
Ординарец, ветеран войны, вбежал в кабинет, хромая на покалеченную ногу:
– Майн герр?
– Убери это!
– Сейчас принесу ведро…
– Я не сказал «вымой пол». Просто собери спагетти и осколки. Пол вечером вымоют.
Тучный Геринг взглянул на свою рубашку, увидел пятна от томатного соуса и разозлился еще сильнее.
– Мне нужна чистая сорочка! – рявкнул он. – Тарелки слишком маленькие для нормальных порций. Вели повару найти побольше. У фюрера есть бело-зеленый мейсенский сервиз. Хочу тарелки, как у него.
– Так точно, майн герр!
Ординарец наклонился, чтобы убрать осколки, но Геринг крикнул:
– Нет, сперва рубашку!
– Так точно, герр министр авиации.
Ординарец поспешил прочь и через минуту принес темно-зеленую рубашку на плечиках.
– Не эту! В прошлом месяце, когда ты дал ее мне, я сказал, что похож в ней на Муссолини.
– Майн герр, та была черная. Ее я выбросил. А эта зеленая.
– Я хочу белую. Принеси мне белую рубашку. Шелковую!
Ординарец мигом исполнил приказ, на этот раз без ошибок.
Минуту спустя в кабинет вошел старший помощник Геринга.
Министр авиации отложил рубашку в сторону. Он стеснялся лишнего веса и ни за что не стал бы переодеваться при подчиненных. Геринг вспомнил подтянутого Эрнста и снова разозлился.
Пока ординарец собирал осколки, помощник сообщил:
– Герр министр авиации, у нас хорошие новости.
– Что?
– Наши гамбургские агенты разыскали письма о фрау Кляйнфельдт. В них предполагается, что она еврейка.
– Предполагается?
– Они доказывают этот факт, герр министр. Доказывают.
– Чистокровная еврейка?
– Нет, наполовину, но с материнской стороны. Так что факт неоспорим.
По Нюрнбергским расовым законам, принятым год назад, евреи лишались немецкого гражданства и становились субъектами. Законы запрещали браки между евреями и арийцами, а также определяли, кто из имеющих предков-метисов считается евреем. У фрау Кляйнфельдт одни дед с бабкой – евреи, другие нет, значит она полукровка.
Весть была не столь изобличительна, как надеялся Геринг, но очень радовала, ведь внуком фрау Кляйнфельдт приходился профессор Людвиг Кейтель, партнер Эрнста по Вальдхаймскому исследованию, сути которого Геринг до сих пор не понял. Впрочем, изобличающих фактов хватало: Эрнст сотрудничал с человеком еврейского происхождения, пользовался трудами еврейского врача-психиатра Фрейда. Что возмутительнее всего, Эрнст скрывал исследование от двух важнейших персон Германии – от Волка и от него, Геринга.
Геринга удивило, что Эрнст его недооценивал. Полковник решил, что министр авиации не контролирует таксофоны в кафе неподалеку от Вильгельмштрассе. Неужели уполномоченному невдомек: в эпоху параноиков эти таксофоны – самые «хлебные»? Геринг получил стенограмму утреннего разговора Эрнста с профессором Кейтелем, в котором полковник просил о срочной встрече.
Не важно, что случилось на той встрече. Важно, что Геринг узнал имя уважаемого профессора и выяснил, что в жилах у того жидовская кровь. Каковы будут последствия? Последствия во много зависели от желания Геринга. Кейтеля, полуеврейского интеллигентишку, отправят в Ораниенбург, в этом сомнений нет. А Эрнст? Геринг решил, что полковника лучше оставить на виду. С высоких правительственных должностей его сместят и переведут на какую-нибудь мелкую работу. Да, к следующей неделе Эрнст будет счастлив бегать за министром обороны фон Бломбергом и носить ему портфель.
Полный энтузиазма, Геринг проглотил еще несколько обезболивающих, велел принести новую порцию спагетти и наградил себя за успешно сплетенные козни, подумав об олимпийском приеме. Кем он нарядится? Немецким охотником? Арабским шейхом? Робин Гудом с луком и колчаном стрел за спиной?
Ах, решить порой так непросто!
Реджи Морган сильно беспокоился:
– Я не имею права разрешить взятку в тысячу долларов. Господи Иисусе, тысяча долларов!
Они шли по Тиргартену мимо штурмовика, который стоял на импровизированной трибуне и хриплым голосом наставлял небольшую группу людей. Кому-то из них явно хотелось оказаться в другом месте, кто-то смотрел на оратора с презрением, а кто-то завороженно. Полу вспомнился Хайнслер с парохода.
«Я люблю фюрера. Я готов на все ради него и ради его партии…»
– Угроза-то сработала? – спросил Морган.
– О да. Думаю, он зауважал меня еще сильнее.
– А он действительно в силах раздобыть полезную информацию?
– Если кто-то в силах, так это он. Я таких людей знаю. Поразительно, сколь изобретательными они становятся, если помахать перед ними купюрой.
– Тогда попробуем раздобыть купюры.
Они вышли из парка, повернули на юг к Бранденбургским воротам и через несколько кварталов увидели богато украшенный дворец, который, когда его отремонтируют после пожара, станет посольством США.
– Ты только посмотри! – воскликнул Морган. – Величественное зрелище. Ну или будет таковым.
Официально здание еще не стало посольством США, но на фасаде развевался американский флаг. При виде его Полу стало легче и спокойнее.
Вспомнились мальчишки из гитлерюгенда в Олимпийской деревне.
«Ну а черный… черный изогнутый крест… Его называют свастикой… Вы наверняка знаете…»
Морган свернул в проулок, потом в другой и, оглянувшись, отпер дверь. Они с Полом вошли в тихое, темное здание и коридорами прошагали к небольшой двери у кухни. Дверь вела в скудно обставленную комнату, где, помимо нескольких стульев, стоял радиоприемник. Такого большого Пол в жизни не видывал. Морган включил его, лампочки разогрелись, приемник загудел.
– Нацисты прослушивают все зарубежные коротковолновые радиостанции, – предупредил Морган, – поэтому вещать будем через радиореле в Амстердаме и Лондоне, а оттуда нас по телефонной линии перенаправят в Штаты. Частоту нацистам быстро не вычислить, – продолжал он, надевая наушники. – Но предположим, что им повезло, они нас слушают. Что бы ты ни говорил, держи это в памяти.
– Конечно.
– Придется спешить. Ты готов?
Кивнув, Пол взял наушники, которые протянул Морган, и воткнул толстый штепсель в розетку. На передней панели радиоприемника загорелась зеленая лампочка. Морган подошел к окну, оглядел проулок и опустил штору.
Он поднес микрофон к губам и нажал кнопку на корпусе:
– Запрашиваю трансатлантическое соединение с нашим южным другом.
Морган повторил просьбу, отпустил кнопку включения передатчика и пояснил Полу:
– Южный друг – это Бык Гордон, он же в Вашингтоне. Северный друг – это сенатор.
– Вас понял, – ответил молодой голос, и Пол узнал Эйвери. – Секунду, пожалуйста, направляю ваш вызов.
– Привет! – сказал Пол.
– И тебе привет, – отозвался Эйвери. – Как дела?
– Лучше некуда! Рад слышать твой голос. – Полу не верилось, что он попрощался с молодым лейтенантом только вчера. Казалось, прошли месяцы. – Как твоя вторая половина?
– На рожон не лезет.
– Верится с трудом, – отозвался Пол, гадая, язвит ли Маниелли при голландских солдатах так, как делал в Америке.
– Эй, ты здесь из репродуктора говоришь, – раздраженно предупредил Маниелли. – Просто чтобы ты знал.
Пол засмеялся, потом повисла тишина с треском помех.
– Сколько сейчас времени в Вашингтоне? – спросил Пол Моргана.
– Около полудня.
– Сегодня суббота. Где Гордон?
– Это не наша забота. Его разыщут.
В наушниках послышался женский голос:
– Секунду, пожалуйста. Направляю ваш вызов.
Секунду спустя Пол впрямь услышал телефонный звонок, потом другой женский голос проговорил:
– Алло?
– Пригласите супруга, пожалуйста, – попросил Морган. – Извините за беспокойство.
– Подождите, – сказала женщина, словно понимала: кто звонит, спрашивать нельзя.
Вскоре раздался голос Гордона:
– Алло!
– Сэр, это мы, – пояснил Морган.
– Продолжайте!
– Планы немного изменились. За сведениями пришлось обратиться к местному жителю.
– Кто это? – спросил Гордон после небольшой паузы. – В общих чертах?
По сигналу Моргана ответил Пол:
– Он знает человека, который поможет нам подобраться к клиенту.
Морган кивнул, одобряя выбор слов, и добавил:
– У моего поставщика кончился товар.
– А этот человек работает на другую компанию? – поинтересовался коммандер.
– Нет, он работает на себя.
– Иные варианты у нас есть?
– Только сидеть, ждать и надеяться на лучшее, – ответил Морган.
– Вы ему доверяете?
– Да, – почти сразу ответил Пол, – он такой же, как мы.
– Как мы?
– Как я, – уточнил Пол. – Он мой коллега. Мы с ним… хм… достигли определенного уровня доверия.
– Речь зашла о деньгах?
– Поэтому мы и звоним, – ответил Морган. – Он хочет много и немедленно.
– Что значит много?
– Тысячу. Вашими деньгами.
– Тут может возникнуть проблема, – помолчав, сказал Морган.
– У нас нет выбора, – заявил Пол. – Вы должны это устроить.
– Мы можем пораньше вернуть тебя из командировки.
– Нет, вы так не поступите! – категорично сказал Пол.
Шелест в трубке мог быть волной помех, а мог – вздохом Быка Гордона.
– Немного терпения. Свяжусь с вами при первой же возможности.
– Так что мы получим за мои деньги?
– Подробностей не знаю, – ответил Бык Гордон Сайрусу Адаму Клейборну, которому позвонил в Нью-Йорк. – Они не сообщили. Сами понимаете, боятся прослушки. Но похоже, нацисты перекрыли доступ к информации, нужной Шуману для поисков Эрнста. Я так думаю.
Клейборн закряхтел.
Гордон чувствовал себя на диво непринужденно, с учетом того, что разговаривал с четвертым или пятым богатейшим человеком страны. Прежде Клейборн занимал второе место, но из-за краха фондового рынка сдал несколько позиций. Казалось бы, у Гордона с Клейборном ничего общего, но их объединяли военное происхождение и патриотизм. Эти важные черты компенсировали разницу в уровне доходов и в статусе.
– Тысячу? Наличными?
– Да, сэр.
– Мне этот Шуман нравится. Та фраза про перевыборы попала точно в цель. Рузвельт дрожит как осиновый лист. – Клейборн усмехнулся. – Я тогда подумал, что сенатор обделается!
– Я тоже.
– Ладно, деньги я предоставлю.
– Спасибо, сэр.
Клейборн предугадал следующий вопрос Гордона.
– В столице гансов поздний вечер субботы, а деньги нужны немедленно?
– Да, сэр.
– Не вешай трубку.
Прошло целых три минуты, прежде чем голос магната послышался снова.
– Пусть обратятся к клерку в обычном месте. Морган его знает. Это «Маритайм бэнк оф Америкас» в доме номер сорок восемь по Уддер-ден-Линден, или как называется этот бульвар. Никак не могу запомнить.
– Унтер-ден-Линден. Переводится «под липами».
– Вот и отлично. Охранник передаст и сверточек.
– Спасибо, сэр.
– Бык!
– Да, сэр?
– В стране у нас маловато героев. Хочу, чтобы тот парень вернулся домой целым и невредимым. С учетом имеющихся ресурсов… – (Подобные Клейборну никогда не скажут «с моими деньгами».) – С учетом имеющихся ресурсов, – повторил бизнесмен, – что можно сделать, чтобы повысить его шансы?
Гордон задумался. В голову пришло только одно.
– Молиться, – проговорил он, положил трубку, но через секунду взял ее снова.
