Такси промчалось мимо большого отеля, на котором развевались черно-бело-красные нацистские знамена.

– А это «Метрополь», – пояснил водитель. – Знаете, кто сейчас там живет? Лилиан Харви, великая актриса и певица! Я сам ее видел. Вы ведь любите мюзиклы?

– Она прелесть, – отозвался Пол, не представляя, кто эта Лилиан.

– Сейчас она снимается в Бабельсберге для киностудии «УФА». С удовольствием подвез бы Лилиан, но у нее, конечно, лимузин.

Пол равнодушно посмотрел на шикарный отель – такой в самый раз для кинозвезды. Потом «опель» свернул на север, и, квартал за кварталом, пейзаж начал портиться.

– Вот, мне сюда, – пять минут спустя сказал Пол водителю.

Тот высадил его у обочины. Понимая теперь, сколь опасны таксисты, Пол выждал, пока «опель» не скроется, прошел два квартала до Драгонерштрассе, потом до «Арийского кафе».

Искать Отто Веббера не пришлось: тот сидел за столиком в первом зале и спорил с мужчиной в грязном голубом костюме и шляпе канотье. Завидев Пола, Веббер просиял и быстро распрощался с собеседником.

– Мистер Джон Диллинджер! Иди, иди сюда! Как дела, дружище? – Веббер порывисто обнял Пола.

Они уселись за столик, и, едва Пол расстегнул пиджак, появилась Лизель, красивая молодая официантка, обслуживавшая их раньше.

– Ах, ты вернулся, – заворковала она и сильно стиснула Полу плечо. – Не смог без меня, не вытерпел. Я знала! Ну, что закажешь сегодня?

– Мне пшоррский эль, ему берлинский лагер.

Лизель легонько погладила Пола по затылку и удалилась.

Веббер проводил Лизель взглядом:

– Ну вот, завел ты себе зазнобу. Зачем же на самом деле явился? Ради прелестей Лизель? Или снова поколотил коричневорубашечников и просишь помощи?

– Просто думал, мы с вами наконец делами займемся.

– Твои слова как Моцарт для моих ушей. Я всегда знал, что ты парень не промах.

Пиво Лизель принесла быстро. Пол отметил, что их она обслужила в обход двух клиентов, которые сделали заказ раньше.

– Мне нужно работать! – посетовала она, наморщив лоб. – А то посидела бы с вами, ты угостил бы меня шнапсом…

Девушка удалилась, бурля от негодования.

– Спасибо за пиво! – чокнулся Веббер с Полом и кивнул на мужчину в голубом костюме, который отошел к стойке. – Проблемы у меня тут – ты не поверишь! На прошлогоднем Берлинском автосалоне Гитлер представил новую машину. Лучше «ауди», дешевле «ДКВ». Ее назовут «фольксваген», машина для народа. Платишь за нее в рассрочку, потом забираешь. Задумка неплохая. Автопроизводитель пользуется деньгами, а если не расплатишься, заберет машину себе. Разве не здорово?

Шуман кивнул.

– Я тут тысячу шин раздобыл, – признался Отто.

– «Раздобыл»?

Веббер пожал плечами:

– И вот узнаю, что клятые инженеры изменили размер колес у той сраной машинки. Мой товар теперь не нужен.

– Много потеряли?

Веббер уставился на пивную пену и ответил:

– Ну, деньги я не потерял. Но и заработать не смогу, а это так же досадно. Машины – единственное, что еще умеют делать у нас. Коротышка и дороги восстановил. У нас тут шутка есть: «В Германии можно путешествовать с комфортом, на высокой скорости. Только зачем путешествовать? Куда ни поедешь, везде рожи национал-социалистов».

Веббер оглушительно захохотал.

Лизель выжидающе смотрела на Пола через зал. Что ей угодно? Еще один заказ на пиво? Покувыркаться на сене? Предложение руки и сердца? Пол повернулся к Вебберу.

– Отто, признаюсь, вы были правы. Я не просто спортивный журналист.

– Если ты вообще журналист.

– У меня есть предложение.

– Чудесно, чудесно. Давай поговорим на четыре глаза. Ты ведь понимаешь, о чем я? Наедине поговорим? Есть место надежнее этого, а мне нужно кое-что доставить.

Они допили пиво, Пол оставил на столе чаевые. Веббер взял с собой полотняную хозяйственную сумку с напечатанной сбоку надписью: «КДВ – лучший магазин на свете». Из бара они с Полом выскользнули, не простившись с Лизель.

– Нам сюда.

Выйдя наружу, свернули на север, прочь от центра, от магазинов, от шикарного отеля «Метрополь» и попали в район, терявший привлекательность с каждым шагом.

Здесь хватало и ночных клубов, и кабаре, но все оказались заколочены.

– Ты только посмотри! Мой старый район исчез без следа. Слушай, мистер Джон Диллинджер, меня в Берлине знали все. В детективах пишут, что у вас в Америке банды, а у нас тут были Ringvereine.

Такого слова Пол не знал, буквально оно означало «общества кольца», а из объяснения Веббера получалось «банды кольца».

– Много их было, очень-очень влиятельных, – продолжал Веббер. – Моя называлась «Ковбои», в честь вашего Дикого Запада. – «Ковбои» Веббер произнес по-английски. – Одно время я был президентом. Да, президентом. Ты удивлен? Мы главарей на выборах избирали.

– Прямо демократия.

– Не забывай, что тогда у нас была республика, – посерьезнел Веббер. – С правительством, с президентом Гинденбургом. Банды наши славились прекрасной организацией. Мы вообще славились. Мы владели зданиями и ресторанами, мы устраивали светские приемы. Даже маскарады! Приглашали политиков, руководство полиции. Мы пользовались уважением, даром что преступники. Ну и конечно, гордились аферами, которые проворачивали. Самыми удачными из своих афер я однажды перед тобой похвалюсь. Не знаю, как ваши бандиты, мистер Джон Диллинджер, – Аль-Капоне, например, или Голландец Шульц, – а наши выросли в боксерских клубах. Работяги после смены ходили боксировать и объединялись в банды. После войны у нас несколько лет не утихали волнения и мятежи. Борьба с коммунистами. Безумие. Потом жуткая инфляция… Дешевле было сжигать банкноты и греться, чем покупать на них дрова. За один ваш доллар давали миллиарды марок. Страшные были времена, страшные. У нас говорят: «В пустом кармане хозяйничает дьявол» – а карманы пустовали у каждого. Потому Коротышка и пришел к власти. Потому я и добился успеха. Жизнь превратилась в бартер и в черный рынок. Я процветал в такой атмосфере.

– Представляю, – отозвался Пол, потом кивнул на кабаре с заколоченным входом. – А нацисты навели порядок.

– Можно и так сказать. Зависит от того, что считать порядком. У Коротышки не все дома. Он не курит, не пьет, не ходит ни по девочкам, ни по мальчикам. Видел, как он на митингах прикрывает шляпой пах? У нас говорят, он защищает последних немецких безработных! – Веббер расхохотался. – Только это не шутка. Благодаря ему заключенные захватили тюрьмы.

Некоторое время они шли молча, потом Веббер остановился и показал на ветхое здание:

– Нам сюда, дружище, взгляни на название.

«Техасский клуб» – по-английски вещала поблекшая вывеска.

– Тут был наш штаб. Ну, штаб «Ковбоев», про которых я рассказывал. В ту пору тут было куда уютнее. Смотри под ноги, мистер Джон Диллинджер! Порой под дверью алкаши отсыпаются. Ах, я ведь уже сокрушался о переменах?

Веббер доставил таинственную сумку бармену и забрал конверт.

Насквозь прокуренный зал пропах чесноком и помоями. На полу валялись сигары и сигареты, выкуренные до крошечных пеньков.

– Тут пей только пиво, – предупредил Веббер. – Его они не разбавляют: из пивоварни бочонки привозят запечатанными. А остальное… Шнапс мешают с этилом и пищевыми экстрактами. Вино… Ах, лучше не спрашивай! А еда…

Он кивнул на вилки, ложки и ножи, цепью прикрепленные к стене у каждого столика. Парень в грязной одежде обходил столики и споласкивал использованные в жирном ведре.

– Лучше уйти голодным, – заметил Веббер, – а то вообще не уйдешь.

Они сделали заказы и сели за столик. Бармен принес пиво, буравя Пола мрачным взглядом. Прежде чем сделать глоток, Отто и Пол вытерли края стаканов. Веббер случайно посмотрел вниз, нахмурился и, подняв массивную ногу на колено, осмотрел брюки. Отвороты по низу штанины протерлись так, что нитки висели.

– Ох, это же брюки из Англии. С Бонд-стрит! Ничего, мои девочки починят.

– Девочки? У вас есть дочери?

– Не исключено. И сыновья тоже. Точно не знаю. Говорил я о женщинах, с которыми живу.

– О женщинах? Вы живете с несколькими сразу?

– Конечно нет, – отозвался Веббер. – Я то в одной квартире, то в другой. Неделю тут, неделю там. Одна из моих женщин – повариха, одержимая Эскофье, другая гениально шьет, третья неподражаема в постели. Ах, они все бесценны, каждая по-своему.

– А они…

– Знают друг о друге? – Веббер пожал плечами. – Может, да, может, нет. Я им не говорил. – Он подался вперед. – Ну, мистер Джон Диллинджер, чем могу быть полезен?

– Отто, хочу кое-что вам рассказать. Вы вправе встать и уйти, и в таком случае я вас пойму. Или же вы останетесь и выслушаете до конца. Если останетесь и если поможете мне, то очень неплохо заработаете.

– Я заинтригован, продолжай.

– В Берлине у меня есть партнер. Его информатор только что собрал сведения о вас.

– Обо мне? Я польщен!

Судя по тону Веббера, так оно и было.

– Вы родились в Берлине в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, в двенадцать лет перебрались в Кёльн, но через три года вернулись, потому что вас исключили из школы.

– Я сам ушел, – недовольно поправил Веббер. – Ту историю часто искажают.

– Исключили вас за кражу продуктов с кухни и за любовную связь с уборщицей.

– Это она соблазнила меня, а еще…

– За плечами у вас семь арестов и в общей сложности тринадцать месяцев в Моабите.

Веббер лучезарно улыбнулся и воскликнул:

– Столько арестов за такую короткую жизнь! Это лишь подтверждает: связи у меня что надо и где надо.

– Англичане злятся на вас из-за прогорклого масла, которое вы продали их посольству год назад, – продолжал Пол. – Французы тоже злятся – из-за конины, которую вы продали под вином баранины. Они даже указание распространили: с вами больше не связываться.

– Ах эти французы! – ухмыльнулся Веббер. – Так ты напоминаешь мне об этом, дабы удостовериться, что мне можно доверять, ибо я ловкий преступник, каковым себя считаю, а не тупой шпион национал-социалистов? Ты осторожничаешь. На что же тут обижаться?

– Обидеть вас может то, что мой партнер поведал о вас кое-кому в Берлине и в нашем правительстве. Теперь, если угодно, можете уйти и больше не иметь со мной дела. Я расстроюсь, но пойму. А вот если вы решите помочь нам, а потом предадите, кое-кто вас разыщет. Последствия вам не понравятся. Понимаете, о чем я?

Как говорил Реджи Морган, подкуп и угрозы – краеугольные камни доверия по-берлински.

Отто Веббер вытер лоб, потупился и пробурчал:

– Я спас тебе жизнь, а ты так ко мне относишься?

Пол вздохнул. Во-первых, невероятный Отто Веббер ему понравился; во-вторых, он казался единственным, кто в силах выведать местонахождение Эрнста. Только выбора не было – информатор Моргана навел справки о Веббере и позаботился, чтобы он их не предал.

– Что же, допьем пиво в тишине и пойдем каждый своей дорогой, – сказал Пол.

Через минуту Веббер расплылся в улыбке:

– Я не обижен, герр Шуман, хотя обидеться следовало.

Пол захлопал глазами: своего имени он Вебберу не называл.

– Видишь, я тоже в тебе сомневался. В «Арийском кафе», когда мы только встретились, ты прошел мимо меня, чтобы припудрить носик, как говорят мои девочки. Я вытащил у тебя паспорт и посмотрел. Вообще-то, национал-социалистом от тебя не пахло, но, сам говоришь, в нашем безумном городе осторожность не помешает, поэтому я навел справки о тебе. По данным моего информатора, с Вильгельмштрассе ты не связан. Кстати, как тебе мое мастерство? Ничего ведь не почувствовал, когда я паспорт у тебя вытащил?

– Ничего, – печально улыбнулся Пол.

– Думаю, у нас с тобой достаточно взаимоуважения, – ухмыльнулся Веббер, – чтобы говорить о делах. Продолжай, мистер Джон Диллинджер. Расскажи, что ты задумал.

Пол отсчитал сто марок, полученных от Моргана, и передал Вебберу, который поднял брови.

– Что желаешь купить?

– Сведения.

– Ах сведения! Ну-ну… Они могут стоить и сто марок, и намного дороже. О ком или о чем тебе нужны сведения?

Пол заглянул в темные глаза сидящего напротив и сказал:

– О Рейнхарде Эрнсте.

Веббер склонил голову набок и выпятил нижнюю губу.

– Ну вот головоломка и сложилась. Ты приехал участвовать в новом, интереснейшем виде олимпийской программы. В охоте на крупного зверя. Ты не прогадал, дружище.

– Не прогадал? – спросил Пол.

– Конечно нет. Полковник затеял большие перемены, и не во благо Германии. Он готовит нас к чему-то нечестивому. Коротышка – дурак, но окружает себя умниками, и Эрнст в числе умнейших его умников.

Веббер закурил свою капустную сигару, Пол – «Честерфилд», на сей раз сломав лишь две спички, прежде чем загорелось пламя.

Взор Веббера устремился вдаль.

– Я служил кайзеру три года. Пока мы не капитулировали. Знаешь, я и подвиги совершал. Моя рота потеснила англичан на сто с лишним метров, потратив на это лишь два месяца. Потом нас даже медалями наградили. То есть наградили выживших. Кое-где в деревнях есть мемориальные доски с единственным словом: «Павшим», а в городах жалеют бронзу, чтобы написать имена всех погибших. – Веббер покачал головой. – У вас, янки, были пулеметы максим, у нас – машингеверы, такие же как максимы. Не помню, мы украли у вас конструкцию или вы у нас. А вот у англичан… да, у них были «виккерсы». С водяным охлаждением. Настоящая мясорубка, машина будь здоров… Нет, мы не хотим новой войны, что бы ни кричал Коротышка, войны не хочет никто. Это будет конец света. А полковник добивается именно этого.

Веббер спрятал деньги в карман, затянулся фальшивой сигарой и спросил:

– Какие сведения тебе нужны?

– Его график на Вильгельмштрассе. Когда приезжает на службу, когда уезжает, какую машину водит, где паркуется, приедет ли на службу завтра, в понедельник или во вторник. Какими маршрутами ездит, в какие кафе заглядывает.

– Дай срок, выяснить можно все. Яйцо!

– Яйцо?

– Деньги! – Веббер похлопал себя по карману. – Буду откровенен, мистер Джон Диллинджер. Речь не о том, чтобы продать трехдневную форель из затопленного рва под видом свежайшей из Хафеля. Ради твоего задания мне придется на время отвлечься от других дел. Неизбежны серьезные последствия, мне придется уйти на дно. Задание…

– Отто, назовите сумму.

– …очень опасное… Да и что деньги для вас, американцев? У вас есть Франклин Делано Рузвельт. У вас денег птицы не клюют.

– Куры не клюют, – поправил Пол. – Назовите сумму.

– Тысяча долларов.

– Что?!

– Долларов, не марок. Нам твердят, инфляция закончилась, но никто из переживших те времена не верит. В двадцать восьмом году литр бензина стоил пятьсот тысяч марок, а, к примеру…

– Сумма огромная, – покачал головой Пол.

– На самом деле нет, если я добуду сведения, а я точно добуду. Авансом прошу только половину.

Пол показал на карман Веббера, где осели марки.

– Вот ваш аванс.

– Но…

– Остальное получите, если и когда добудете сведения. И если они подтвердятся.

– А накладные расходы?

Пол передал ему еще сотню:

– Вот.

– Этого, конечно, мало, но я постараюсь уложиться. – Веббер пристально взглянул на Пола. – Мне очень любопытно.

– Что именно?

– Твоя история, мистер Джон Диллинджер.

– Нет у меня никакой истории.

– История всегда есть! Давай расскажи Отто свою историю. Мы теперь партнеры, значит ближе, чем любовники. Помни, Отто сразу видит, где правда, где ложь. Ты не подходишь для таких заданий, хотя, может, именно поэтому тебя отправили в наш чудесный город. Как ты приобщился к нашей благородной профессии?

– Мой дед перебрался в Америку много лет назад, – ответил Пол после небольшой паузы. – Он участвовал во Франко-прусской войне и решил, что войн с него хватит. Открыл типографию.

– Как его звали?

– Вольфганг. Он говорил, что в жилах у него типографская краска, что его предки жили в Майнце и работали с Гутенбергом.

– Дедушкины сказки, – понимающе кивнул Веббер. – Мой набивался в двоюродные братья к Бисмарку.

– Типографию он открыл в Нижнем Вестсайде, в немецком квартале города. В тысяча девятьсот четвертом году случилась трагедия: более тысячи жителей квартала погибли на прогулочном пароходе «Генерал Слокам». Он шел по Ист-Ривер и загорелся.

– Вот так трагедия!

– Дед плыл на том теплоходе. Они с бабушкой уцелели, но дед спасал людей, сильно обгорел и больше не мог работать. Потом большая часть немецкой диаспоры перебралась в Йорквилл, на севере Манхэттена. Слишком грустно стало жить в Маленькой Германии. Дедушка болел, поток заказчиков таял, бизнес пошел на спад. Деда сменил мой отец. Вообще-то, он мечтал играть в бейсбол, а не работать в типографии. Вы же слышали про бейсбол?

– Ну конечно!

– Только выбора не оставалось. Папе следовало содержать маму, меня с братом и сестрой, а теперь еще и своих родителей. Но он, по его собственным словам, не подвел семью и исполнил долг. Он перебрался в Бруклин и расширил бизнес, добавив печатные услуги на английском языке. Типография стала доходной. Когда началась война, моего брата в армию не взяли, и, пока я воевал во Франции, он работал в типографии с отцом. Потом вернулся я, и вместе мы сделали нашу типографию прекрасной. – Пол засмеялся. – Не знаю, в курсе ли вы, но у нас был сухой закон. Может, слышали…

– Ну конечно! Я же детективы читаю. Спиртное запрещено законом! Безумие!

– Папина типография стояла прямо на реке. У нас был док и большой склад для готовой продукции. Местная банда решила использовать док для хранения виски, который ввозили через бухту. Отец воспротивился. Однажды его навестила пара головорезов. Они избили моего брата, но отец не уступал. Тогда они сунули ему руки в большой печатный станок.

– Нет, дружище, нет!

– Они его здорово покалечили, – продолжал Пол. – Через несколько дней отец умер, а еще через неделю мама и брат продали типографию бандитам за сто долларов.

– Ты остался без работы и пошел по скользкой дорожке? – подсказал Веббер, кивнув.

– Не совсем, – тихо отозвался Пол. – Я пошел в полицию. Там не пожелали разыскивать этих убийц. Вы меня понимаете?

– Понимаю ли я, что существует продажная полиция? – хохотнул Веббер.

– Тогда я взял свой армейский кольт и выяснил, кто убийцы. Я неделю ходил за ними по пятам и узнал о них все. Я убрал их.

– Убрал?

Пол сообразил, что перевел слово буквально, а в немецком точного соответствия нет.

– У нас говорят «убрал». Я вогнал по пуле им в затылки.

– А, ясно, – прошептал Веббер, перестав улыбаться. – У нас говорят «замочил».

– Ясно. Еще я выяснил, на кого они работали. Вычислил бутлегера, приказавшего пытать моего отца. Его я тоже убрал.

Веббер притих. Пол вдруг понял, что прежде никому об этом не рассказывал.

– Так ты вернул себе типографию?

– Нет, – ответил Пол, – после налета федералов ее конфисковало правительство. Я спрятался на Адской кухне в Манхэттене и приготовился умереть.

– Умереть?

– Я же убил главаря банды, большую шишку. Я понимал, что его сообщники или кто-то другой разыщут меня. Следы я замел как следует, полиция бы меня не нашла. Но бандиты-то знали, что главаря убил я. Подставлять под удар семью я не хотел – мой брат к тому времени открыл собственную типографию, – поэтому я не влился в семейный бизнес, а устроился в спортклуб – спарринговал и убирался в обмен на проживание.

– Ты ждал смерти… Не могу не заметить, мистер Джон Диллинджер, что ты жив-живехонек. Как же так вышло?

– Другие ребята…

– Главари других банд.

– …узнали о случившемся. Им не нравился убитый, не нравился его стиль – что он пытал моего отца и убивал полицейских. Они считали, что преступники должны вести себя профессионально. По-джентльменски.

– Как я. – Веббер ударил себя кулаком в грудь.

– Им рассказали, как я убрал того гангстера и его людей. Сработал я чисто, свидетелей не оставил. Невинных не тронул. Меня попросили сделать то же самое с другим плохим парнем. Я отказывался, пока не узнал о его зверствах. Он убил свидетеля вместе с семьей, двоих детей не пощадил. Я согласился. Убрал его. Мне хорошо заплатили. Тогда я снова убил. Деньги за такие заказы я откладывал и купил небольшой спортклуб. Я собирался завязать, но… Вы знаете, что значит попасть в колею?

– Конечно знаю.

– Эта колея годами была моей жизнью… – Пол замолчал. – Вот вам моя история. Чистая правда, ни слова лжи.

– Тебя это беспокоит? – наконец спросил Веббер. – То, что ты зарабатываешь на жизнь таким образом?

– Думаю, это должно беспокоить сильнее, – ответил Пол после небольшой паузы. – Я больше мучился, когда в войну убирал ваших солдат. В Нью-Йорке я убираю только других киллеров. Плохих ребят. Тех, кто творит то же, что сотворили с моим отцом. – Пол засмеялся. – Я исправляю ошибки Господни.

– Мне это нравится, мистер Джон Диллинджер, – кивнул Веббер. – Ошибок Господних у нас тут немало.

Веббер допил свое пиво и произнес:

– Сегодня суббота, не лучшее время, чтобы добывать сведения. Встретимся завтра утром у Тиргартена. В конце Штерн-аллее есть озерцо. Давай к югу от него. В какое время тебе удобно?

– Пораньше, в восемь например.

– Замечательно, – хмуро отозвался Веббер. – Рановато, но я успею.

– Мне нужно еще кое-что, – сказал Пол.

– Что? Виски? Табак? Могу даже кокаин найти. В городе его почти не осталось, но я…

– Не для меня. Нужен подарок даме.

Веббер расплылся в улыбке:

– Ай да мистер Джон Диллинджер, ай да молодец! В Берлине без году неделя, а уже внял голосу сердца. Ну или другой части тела. Твоей подруге понравится красивый пояс с чулками в тон? Все французское, разумеется. А красно-черное бюстье? Или она скромница? Тогда кашемировый свитер. Или бельгийский шоколад. Или кружево. Духи никогда не помешают. Для тебя, дружище, разумеется, по особой цене.