Глава 10
– Простите, инспектор Коль, но отдел занят.
– Полностью?
– Да, майн герр, – ответил чопорный лысый тип в тесном костюме, застегнутом до самого горла. – Несколько часов назад нам приказали отложить текущие расследования и составить список всех занесенных в наше досье, с русскими корнями и характерной внешностью.
Разговор проходил в приемной крупного отдела идентификации, где занимались анализом отпечатков пальцев и снимали антропометрию.
– Всех жителей Берлина?
– Да, в городе объявили тревогу.
Ну вот, опять рядовые вопросы безопасности, которые Краусс не удосужился обсудить с крипо.
– Так для проверки личных досье они используют дактилоскопистов? Да еще наших дактилоскопистов?
– Мне приказали бросить все, – отозвался лысый. – Из штаб-квартиры зипо приказали.
«Зипо, полиция безопасности, значит снова Гиммлер», – подумал Коль.
– Герхард, пожалуйста, это очень важно! – взмолился Коль, показывая карточку с отпечатками пальцев и фотографии.
– Фотографии хорошие, – похвалил Герхард, просматривая снимки. – Очень четкие.
– Пожалуйста, посадите за них трех-четырех дактилоскопистов. Большего не прошу.
Смех Герхарда прозвучал как-то сдавленно.
– Трех? Это невозможно, инспектор! Невозможно!
Коля захлестнула досада. Изучая зарубежную криминалистику, он завидовал США и Англии, где судебно-медицинская идентификация почти полностью основана на дактилоскопическом анализе. Отпечатки пальцев использовались и в Германии, но, в отличие от США, немцы не разработали единой системы анализа: в каждом районе страны анализировали по-своему. Полицейский из Вестфалии анализировал отпечаток одним способом, берлинский крипо – совершенно иначе. Пересылая образцы туда-сюда, можно было добиться результата, но на это тратились недели. Коль давно выступал за стандартизацию дактилоскопического анализа, но сталкивался с колоссальным сопротивлением и косностью. Он также призывал начальство закупить американские фототелеграфы, которые за считаные минуты пересылают по телефонной линии четкие факсимильные копии любых изображений, включая фотографии и отпечатки пальцев. Впрочем, фототелеграфы – удовольствие дорогое, и начальник Коля отклонил просьбу, даже не обсудив ее с полицай-президентом.
Еще сильнее беспокоило Коля то, что с приходом к власти национал-социалистов стали уделять меньше внимания дактилоскопии, чем допотопному бертильонажу, антропометрической системе, в которой преступников идентифицировали по росту, длине и объему головы, длине рук, пальцев, стоп. Вслед за большинством прогрессивных криминалистов Коль отвергал бертильонаж как неудобный метод. Да, телосложение у каждого уникально, только чтобы классифицировать преступника, нужно сделать дюжину точных замеров. К тому же другие части тела оставляют следы куда реже, чем пальцы, то есть связать конкретного человека с конкретным местом преступления с помощью бертильонажа очень тяжело.
Впрочем, интерес национал-социалистов к антропометрии выходил за рамки идентификации преступников. На нем основывалась криминобиология, так называемая наука, классифицирующая людей как преступников не по деяниям, а исключительно по физиологическим данным. Сотни гестаповцев и эсэсовцев занимались поиском связи между длиной носа, оттенком кожи и склонностью к совершению преступлений. Гиммлер стремился не привлечь преступников к ответственности, а предупредить преступление.
Коль считал это пугающей глупостью.
Огромный кабинет, длинные столы, мужчины и женщины склонились над документами… Коль понял, что напрасно призывал себя к дипломатичности. Эта тактика не сработала, требовалась другая – обман.
– Отлично. Тогда скажите, когда сможете начать анализ. Назовите конкретную дату. Я должен выдать Крауссу хоть что-то. Он уже несколько часов ответ требует.
Возникла пауза.
– Наш Петер Краусс?
– Да, гестаповский Краусс. Я скажу ему… Что же мне сказать ему, Герхард? Анализ займет неделю? Десять дней?
– Гестапо тут замешано?
– Место преступления мы с Крауссом осматривали сообща.
По крайней мере, тут Коль сказал правду. Относительную.
– Вдруг происшествие связано с той угрозой безопасности? – куда неуверенней предположил Герхард.
– Почти не сомневаюсь, – заявил Коль. – Вдруг отпечатки принадлежат искомому русскому?
Герхард молча уставился на фотографии. Он же тощий, зачем ему такой тесный костюм.
– Я передам отпечатки лаборанту. Результат сообщу вам.
– Любая ваша помощь бесценна, – проговорил Пол, а сам подумал: «Одному лаборанту? Наверное, полному бездарю, если нормальный специалист чудом не подвернется».
Коль поблагодарил Герхарда, по лестнице поднялся к себе на этаж и вошел в кабинет Фридриха Хорхера, своего начальника, главного инспектора Берлина и Потсдама.
Поджарый седовласый Хорхер со старомодными напомаженными усами в свое время считался хорошим следователем и ловко плыл по водам современной немецкой политики. К национал-социалистам Хорхер относился неоднозначно. В страшные дни инфляции он тайно состоял в партии, потом вышел из нее из-за радикальных взглядов Гитлера. Лишь недавно он снова примкнул к партии: вероятно, поплыл по течению или искренне проникся идеями национал-социализма. В чем именно дело, Коль не знал.
– Вилли, как продвигается расследование? Ну, убийства в Дрезденском проулке?
– Медленно, майн герр, – ответил Коль и мрачно добавил: – Видимо, всех людей задействовали. Наших людей.
– Да, что-то творится. Похоже на оповещение о тревоге.
– В самом деле.
– Ты ничего об этом не слышал? – поинтересовался Хорхер.
– Ничего.
– Мы под колоссальным давлением. Власти уверены, что за Берлином наблюдает целый мир и одно убийство близ Тиргартена непоправимо испортит репутацию города.
Для Хорхера в его нынешней должности ирония стала опасной роскошью, и в голосе шефа Коль ее не уловил.
– Подозреваемые есть? – спросил начальник.
– Есть отдельные черты его портрета и небольшие наводки. Только и всего.
Хорхер поправил бумаги на своем столе.
– Не помешало бы, если бы злоумышленник оказался…
– Иностранцем? – произнес Коль.
– Вот именно.
– Посмотрим… Хочу кое-что предпринять, майн герр. Убитый до сих пор не опознан, что очень нам мешает. Опубликовать бы его фотографию в «Народном обозревателе» и в «Журнале». Вдруг его узнают?
– Опубликовать в газете фотографию трупа? – засмеялся Хорхер.
– Тяжело вести расследование, не зная личности жертвы.
– Я изложу просьбу в Министерстве пропаганды. Посмотрим, что скажет министр Геббельс. Разрешение нужно спрашивать у него.
– Благодарю, майн герр. – Коль развернулся, чтобы уйти, но остановился. – Еще один момент, главный инспектор. Я до сих пор жду доклад из Гатова. Целую неделю жду… Может, вы его получили?
– А что случилось в Гатове? Ах да, огнестрел.
– Двойной огнестрел, – уточнил Коль.
В первом случае расстреляли две семьи, устроившие пикник у реки Хафель, к юго-западу от Берлина – семь человек, в том числе трое детей. Днем позже случилось второе побоище – расстреляли восьмерых рабочих, живших в домах-фургонах между Гатовом и Шарлоттенбургом, элитным западным предместьем Берлина.
Начальник полиции Гатова с такими делами прежде не сталкивался и велел одному из своих жандармов обратиться за помощью к крипо. Молодой энергичный полицейский Рауль поговорил с Колем и переслал в «Алекс» фотографии места преступления. На своем веку Вилли Коль расследовал немало убийств, но и его потрясли снимки застреленных матерей с детьми. Неполитические преступления по всей Германии были в юрисдикции крипо, и Коль хотел придать убийствам первостепенное значение.
Вот только формальная юрисдикция – одно, а распределение ресурсов – совершенно другое, особенно если речь о преступлениях, жертвы которых – евреи и поляки соответственно.
«Мы доверим расследование жандармерии Гатова», – неделю назад заявил Хорхер.
«Убийства такой тяжести?» – с тревогой и сомнением спросил Коль.
Жандармы из предместий и провинции расследуют дорожные происшествия и кражи скота. А Вильгельм Мейерхофф, начальник полиции Гатова, слыл вялым лентяем, который самостоятельно и сладкий сухарик не найдет.
Коль не отставал от Хорхера, пока тот не разрешил изучить отчет об осмотре места преступления. Инспектор связался с Раулем, разъяснил ему основные приемы криминалистики и велел опросить свидетелей. Жандарм пообещал прислать отчет, как только его одобрит начальство. Фотографии Коль получил, но больше ничего.
– Нет, Вилли, я ничего не слышал, – ответил Хорхер. – Только… евреи, поляки… У нас иные приоритеты.
– Да, майн герр, я понимаю, – задумчиво проговорил Коль. – Только бы коси безнаказанными не остались.
– Коммунисты? Они-то тут при чем?
– Эта мысль окончательно сформировалась лишь после того, как я увидел фотографии. Впрочем, убийства мне сразу показались организованными, но без намека на скрытность. По-моему, все чересчур очевидно, если не напоказ.
Хорхер обдумал услышанное.
– Думаешь, коси хотели повесить убийства на СС или на гестапо? Да, Вилли, ход умный. Красные ублюдки и до такого опустятся.
– Тем более Олимпиада, в городе столько иностранных журналистов, – добавил Коль. – Коси ведь спят и видят, чтобы опозорить нас в глазах всего мира.
– Я изучу тот доклад, Вилли, свяжусь с кем нужно. Мысль отличная, молодчина!
– Благодарю, майн герр!
– Теперь займись убийством в Дрезденском проулке. Раз шеф полиции желает очистить город от скверны, нужно очистить.
Коль вернулся к себе в кабинет, тяжело опустился на стул и, глядя на фото убитых семей, размял стопы. Хорхеру он наговорил ерунды. В Гатове случилось что угодно, только не коммунистический заговор. Но ведь национал-социалисты обожают заговоры, примерно как свиньи – помои. Вот и приходилось играть в игры. Ах, чему только не пришлось учиться с января тысяча девятьсот тридцать третьего!
Фотографии Коль спрятал в папку, подписанную «Гатов/Шарлоттенбург», и отложил в сторону. Коричневые конверты со свежесобранными вещдоками он сунул в коробку, на которой написал: «Убийство в Дрезденском проулке». Фотографии отпечатков пальцев, места преступления и убитого отправились туда же. Коробку он поставил себе на стол, выбрав самое видное место.
Коль позвонил судмедэксперту, но доктор ушел пить кофе. Его помощник сообщил, что неопознанный труп А 25-7-36-Q из Дрезденского проулка получен, но когда им займутся, неизвестно. Возможно, поздно вечером. Коль нахмурил брови: он-то надеялся, что вскрытие идет, а то уже и закончено – и повесил трубку.
Вернулся Янссен.
– Телеграммы разосланы по участкам, майн герр. Я указал, что дело срочное.
– Благодарю.
Зазвонил телефон, Коль взял трубку и услышал голос Хорхера:
– Вилли, министр Геббельс не позволил опубликовать фото убитого в газетах. Я убеждал его, очень старался, думал, получится, но в итоге не вышло.
– Что же, спасибо, главный инспектор! – Коль отсоединился, цинично думая: «Убеждал он, конечно! Небось вообще не звонил».
Коль передал инспектору-кандидату слова шефа.
– Ах, пройдут дни, а то и недели, прежде чем дактилоскопист хотя бы сузит список кандидатов по отпечаткам пальцев, которые мы сняли. Янссен, возьмите фотографию убитого. Нет-нет, вон ту, на ней он не такой мертвый. Отнесите в нашу типографию, пусть сделают пятьсот копий. Скажите, дело очень срочное, совместная операция крипо и гестапо. Извлечем хоть какую-то пользу из инспектора Краусса, раз уж из-за него мы опоздали к «Летнему саду». Если честно, меня это до сих пор возмущает.
– Есть, майн герр!
Вернулся Янссен минут десять спустя, как раз к очередному телефонному звонку. Коль поднял трубку:
– Коль слушает.
– Это Георг Ягер. Как дела?
– Георг, я в полном порядке. Работаю в эту субботу, хотя надеялся отправиться в Люстгартен с семьей. Ничего, бывает. А ты как?
– Тоже работаю. Постоянно работаю.
Несколько лет назад Ягер, талантливейший детектив, был протеже Коля. После прихода к власти национал-социалистов его пригласили в гестапо. Ягер категорически отказался, чем сильно обидел каких-то чиновников. В результате его перевели к носящим форму орпо, а для детектива крипо это шаг назад. Впрочем, Ягер преуспел и на новой службе и вскоре возглавил участок орпо на севере центрального Берлина. Поразительно, но «в ссылке» Ягер казался счастливее, чем в погрязшем в интригах «Алексе».
– Звоню в надежде на помощь, профессор.
Коль засмеялся: именно так называл его Ягер в пору совместной службы.
– На какую именно?
– Мы только что получили телеграмму о подозреваемом в убийстве, которое вы расследуете.
– Да-да, Георг! Ты нашел магазин, который продал испанский «Стар модело А»? Уже нашел?
– Увы, нет. Зато недавно я слышал, как штурмовики жалуются на мужчину, напавшего на них у книжного магазина на Розенталерштрассе. Он соответствует вашим описаниям.
– Ах, Георг, твоя помощь неоценима! Ты ведь организуешь мне встречу с ними на месте нападения?
– Штурмовики не захотят помочь. Только у себя в участке я найду управу на этих идиотов. Я позабочусь, чтобы они с тобой встретились. Когда?
– Сейчас! Немедленно!
– Так точно, профессор!
Ягер продиктовал адрес на Розенталерштрассе, а потом спросил:
– Как жизнь в «Алексе»?
– Давай об этом в другой раз? За шнапсом и пивом?
– Конечно-конечно! – понимающе ответил командир орпо.
Он наверняка подумал, что Коль не желает обсуждать отдельные темы по телефону.
Ягер не ошибся. Впрочем, Коль спешил закончить разговор не столько из-за козней недоброжелателей, сколько из-за насущной необходимости разыскать человека в шляпе Геринга.
– Ах, детектив крипо явился к нам на выручку? – съязвил коричневорубашечник. – Смотрите, ребята, диковинка так диковинка!
Он был под два метра ростом и, как многие его сослуживцы, крепким, во-первых, из-за работы, которой он занимался до поступления в СА, во-вторых, из-за бесконечного, бездумного хождения строем, которым он занимался сейчас. Штурмовик сидел на обочине, держа свое кепи за клапан.
Второй коричневорубашечник, чуть пониже, но такой же крепыш, прислонился к витрине продуктовой лавки с объявлением: «Масла нет, говядины нет». К лавке примыкал книжный магазин с разбитыми окнами. На тротуаре валялись осколки и рваные книги. Здоровой рукой крепыш поддерживал перевязанное запястье и морщился от боли. Третий штурмовик с мрачным видом сидел поодаль. На рубашке у него запеклась кровь.
– Инспектор, чего ради вы выбрались из кабинета? – не унимался первый штурмовик. – Точно не ради нас. Коммунисты могли расстрелять нас, как Хорста Весселя, а вы на Александерплац не оторвались бы от кофе с кексом.
От такого хамства Янссен сжался, как пружина, но Коль предостерегающе взглянул на помощника, потом сочувственно – на штурмовиков. Правительственный или полицейский служащий уровня Коля мог безнаказанно оскорбить штурмовиков невысокого звания, но сейчас инспектору требовалась их помощь.
– Ну, господа хорошие, зачем вы так? Крипо беспокоится о вас не меньше, чем о других немцах. Пожалуйста, расскажите о той засаде.
– Да-да, инспектор, мы впрямь попали в засаду! – закивал высокий крепыш, одобряя тщательно подобранное Колем слово. – Он напал сзади, пока мы применяли закон в отношении запрещенной литературы.
– Вы будете?..
– Хуго Фельштедт, командир отряда Штадтшлосс.
Коль знал, что Штадтшлосс, он же городской дворец, на деле – заброшенный пивоваренный склад, в который заселились две дюжины штурмовиков. Так что вместо «дворец» можно было спокойно говорить «ночлежка».
– А там кто работал? – Коль показал на книжный магазин.
– Мужчина и женщина. Муж с женой, насколько я понял.
С трудом изобразив тревогу, Коль огляделся по сторонам:
– Они тоже скрылись?
– Верно.
– Они все заранее спланировали, сомнений нет, – наконец проговорил третий штурмовик, точнее процедил сквозь выбитые зубы. – Двое отвлекали нас, третий напал сзади, с дубинкой набросился.
– Ясно. Он был в шляпе? В стетсоне, как у министра Геринга? И в зеленом галстуке?
– Да, так, – согласился крепыш. – В вызывающем еврейском галстуке.
– А лицо вы рассмотрели?
– У него крупный нос и толстые щеки.
– И губы толстые, а брови кустистые.
– Да-да, он толстяк, – вставил Фельштедт. – Как на обложке «Штурмовика» за прошлую неделю. Видели его? Тот жирдяй прямо с обложки.
В «Штурмовике», порнографической антисемитской газете Юлиуса Штрайхера, публиковали статьи о преступлениях, которые якобы совершили евреи, и разную ерунду об их расовой неполноценности. На обложках красовались нелепые карикатуры на евреев. Читать такое брезговали даже национал-социалисты, но газетенка нравилась Гитлеру, посему выпускалась.
– Жаль, я не успел купить тот выпуск, – сухо проговорил Коль. – Злоумышленник говорил по-немецки?
– Да.
– С акцентом?
– Да, с еврейским.
– Это понятно, но не расслышали ли вы другого акцента? Баварского? Вестфальского? Саксонского?
– Может быть. – Здоровяк кивнул. – Да, пожалуй. Он не навредил бы нам, если бы сразился с нами как мужчина, а не как трусливый…
– А не с иностранным ли акцентом говорил тот человек? – перебив, спросил Коль.
Штурмовики переглянулись:
– Откуда нам знать? Мы всю жизнь в Берлине живем.
– Если только с палестинским, – вставил один.
– Ясно. Так он напал на вас сзади с дубинкой?
– Да, еще вот с этим. – Третий штурмовик показал латунный кастет.
– Это его кастет?
– Нет, мой. Свой он унес.
– Ясно, ясно. Злоумышленник напал на вас сзади. Тем не менее у вас разбит нос.
– Я упал ничком, после того как он меня ударил.
– Где именно он на вас напал?
– Вот здесь. – Штурмовик показал на садик, упирающийся в тротуар. – Наш товарищ отправился за подмогой, а когда вернулся, жирный еврей удрал, как заяц.
– В каком направлении?
– Вон туда, на восток. Он несколько переулков пробежал. Я готов показать.
– Да, через минуту, – отозвался Коль. – А портфель у него был?
– Да.
– Злоумышленник унес его с собой?
– Да. В портфеле он прятал свои дубинки.
Коль поманил Янссена в садик.
– Мы зря теряем время, – шепнул инспектор-кандидат. – Огромный еврей с кастетом и дубинкой напал на штурмовика, которому на подмогу примчались еще пятьдесят.
– Янссен, я отношусь к словам подозреваемых и свидетелей, как к дыму. Сами по себе они зачастую бессмысленны, зато могут привести к огню.
Крипо обошли садик, внимательно глядя под ноги.
– Смотрите, майн герр! – воскликнул Янссен.
Он нашел маленький путеводитель по Олимпийской деревне на английском.
Коль обрадовался. Район довольно безликий. Вряд ли иностранный турист забрел сюда и потерял путеводитель как раз на месте драки. Страницы сухие, без единого пятнышка. Значит, в траве брошюра пролежала недолго. Коль поднял брошюрку. Предварительно обернув ладонь носовым платком (порой на бумаге попадаются отпечатки пальцев), Коль бережно открыл путеводитель, но не обнаружил ни рукописных записей, ни других наводок на прежнего обладателя. Прямо в носовом платке он опустил путеводитель в карман и позвал штурмовиков:
– Подойдите сюда, пожалуйста!
Штурмовики прошагали в сад.
– Встаньте в ряд вот здесь. – Инспектор показал на клочок голой земли.
Штурмовики построились – это у них получалось отлично. Коль осмотрел их сапоги и сравнил размер со следами на земле. Выяснилось, что злоумышленник носил обувь размером больше и со стоптанными каблуками.
– Отлично, – похвалил Коль и обратился к Фельштедту: – Покажите, в каком направлении вы его преследовали. Ваши товарищи могут быть свободны.
– Инспектор, как разыщете его, сообщите нам, – велел штурмовик с окровавленным лицом. – У нас в казармах есть камера. Там мы с ним разберемся.
– Да-да, пожалуй, это можно устроить. Времени получите предостаточно: наверное, для разбирательства понадобятся не три человека, а больше.
Штурмовик замялся, гадая, не издеваются ли над ним. Он оглядел свою рубашку, усеянную багровыми пятнами.
– Только посмотрите на это! Ну, как доберемся до него, всю кровь из него выпустим! Пойдем, дружище!
Два штурмовика зашагали прочь.
– Сюда, толстый еврей побежал сюда. – Фельштедт провел Коля и Янссена через два проулка к оживленной Горманнштрассе. – Он точно свернул в один из этих проулков. Наши люди караулили с обеих сторон, но еврей исчез.
Коль глянул на проулки: от Горманнштрассе ответвлялось несколько, один тупиковый, другие соединялись с улицами.
– Ну хорошо, майн герр, дальше мы сами.
Без своих товарищей Фельштедт держался куда проще.
– Инспектор, этот человек и впрямь опасен.
– Вы уверены, что точно описали его внешность?
– Он еврей, – после небольшой паузы ответил Фельштедт. – Да, точно еврей. Курчавые эфиопские волосы, еврейский нос, еврейские глаза. – Штурмовик потер пятно на рубашке и зашагал прочь.
– Кретин! – прошептал Янссен и с опаской глянул на Коля.
– Это мягко сказано, – отозвался инспектор, задумчиво оглядывая проулки. – Командир Фельштедт патологически слеп, однако его рассказу я верю. Нашего подозреваемого загнали в угол, но он скрылся, сбежал от дюжин штурмовиков. Янссен, нужно проверить мусорные контейнеры в этих проулках.
– Есть, майн герр! Думаете, чтобы спастись, он выбросил часть одежды или портфель?
– По-моему, это вполне логично.
Они проверили каждый проулок, заглянули в мусорные контейнеры, но обнаружили только старые картонки, бумажки, бутылки и гнилые объедки.
Подбоченившись, Коль осмотрелся и спросил:
– Янссен, кто занимается вашими рубашками?
– Рубашками?
– Ну да, они всегда безупречно выстираны и выглажены.
– Жена, разумеется.
– Тогда извиняюсь перед ней за то, что сегодняшнюю вашу рубашку ей придется чинить и стирать.
– Почему ей придется стирать мою рубашку?
– Потому что сейчас вы ляжете животом на мостовую и пороетесь в водостоке.
– Но…
– Понимаю, понимаю, но я этим занимался много раз, и мне, старику, полагается скидка. Снимите пиджак, Янссен, он у вас хороший, шелковый, жаль, если и его чинить придется.
Молодой человек вручил Колю пиджак из темно-зеленого шелка. Красивый, ничего не скажешь. К счастью, Янссен был из обеспеченной семьи и получал ежемесячный доход, помимо нищенского жалованья детектива-крипо. Янссен опустился на колени и, поддерживая себя одной рукой, опустил другую во тьму водостока.
На деле рубашка испачкалась несильно, ведь молодой человек через минуту закричал:
– Майн герр, здесь что-то есть!
Поднявшись, он продемонстрировал мятое бурое нечто – шляпу Геринга, да еще с сюрпризом. Внутри был зеленый галстук, пожалуй впрямь ярковатый.
Янссен объяснил, что сокровища лежали на выступе, буквально на полметра ниже отверстия водостока. Он поискал снова, но больше ничего не обнаружил.
– Вот, Янссен, ответы на часть наших вопросов, – проговорил Коль, рассматривая шляпу изнутри.
«Стетсон Мити-лайт» было написано на фабричном ярлыке. Рядом пришили ярлык магазина: «Мужская одежда Мэнни, Нью-Йорк».
– Еще пара штрихов к портрету подозреваемого. – Коль вытащил монокль из кармана жилета и рассмотрел полоски, прилипшие к внутренней ленте. – Волосы у него средней длины, темно-русые, с каштановым отливом. Не черные и точно не курчавые. Прямые, ни следа крема или бриолина.
Коль отдал шляпу и галстук Янссену, лизнул кончик карандаша и занес последние наблюдения в блокнот.
– Куда теперь, майн герр? Обратно в «Алекс»?
– Что нам там делать? Лакомиться кофе с кексами? Наши товарищи из СА уверены, что именно этим мы занимаемся целыми днями. Или наблюдать, как гестаповцы транжирят наши кадры, арестовывая каждого русского в городе? Нет, давайте лучше прокатимся. Только бы «ДКВ» снова не перегрелась! А то недавно решили мы с Хайди вывезти детей за город, потом часа два сидели под Фалькенхагеном и от нечего делать смотрели на коров.
