Глава 8

– Пошли, – улыбнулся Сидорин, когда капитан Котов доложил о своем приходе. – Тут для тебя один сюрприз приехал с родины. Точнее, прилетел. – Он натянул на голову камуфляжную фуражку и показал офицеру на дверь.

Удивленный Котов молча вышел на улицу. Расспрашивать не имело смысла, да и показывать свое нетерпение было несолидно. Если сюрприз для него, то Сидорин о нем расскажет и покажет. Полковник махнул рукой, и проезжавший мимо «Урал» притормозил. Приехали они к одному из транспортных «Ил-76», прибывших час назад. Самолет почему-то отогнали на самую дальнюю рулежную полосу. Котов сразу обратил внимание, что от административных и других служебных построек аэродрома самолет, как бы случайно, закрывают два старых «ЗИЛа» с кунгами, пожарная машина и еще один крытый «Урал», подъехавший к самолету несколько минут назад.

– Михаил Николаевич, а что за конспирация? – спросил Котов, когда они вышли из машины на бетонку.

– У самолета что-то с гидравликой переднего колеса, – пожал плечами полковник. – Что-то хотят исправить. Я в этом не разбираюсь, спроси у летчиков, если интересно.

Котов понял, что Сидорин просто «тянет резину» и не хочет говорить о цели их приезда сюда раньше времени. Штурман «борта», куривший в сторонке, бросил окурок и пошел навстречу.

– Давай! – кивнул ему Сидорин.

Задняя часть фюзеляжа пошла вниз, открывая обширное нутро транспортника. Полковник легко взбежал по рифленому металлу внутрь. Вдоль правого борта стояли уже освобожденные от креплений четыре квадроцикла с большими багажными платформами позади двухместного сиденья. Раскраска была серо-песочная, с разводами. Котов отметил, что она вполне соответствовала цветам местности центральной Сирии.

– Нравится? – спросил Сидорин, поглаживая по крылу крайний механизм.

– Квадроциклы? Нам? – недоуменно посмотрел на него капитан. – А куда мы на этой фигне сможем доехать? На рыбалку махнуть? На охоту? Или туристов на этих таратайках катать?

– А ты пробовал на них ездить?

– Тоже мне, невидаль! И на квадроциклах, и на снегоходах. Даже на водных лыжах.

– Я, собственно, наводил о тебе справки. Знаю, что справишься. А называются эти механизмы у нас мотовездеходами. И армия уже довольно активно ими оснащается, от рейдовых и патрульных групп до минометных расчетов.

– Скажите, – прищурился Котов, глядя на полковника, – а вы ведь про Алеппо давно решили, да?

– Да, когда с этим перебежчиком Мовсулом Ордоханом поговорил в первый раз. Видишь ли, Борис, ситуация немного иная, задача перед вами будет стоять на порядок сложнее. Мы, если говорить образно, идем «ва-банк» в этом деле.

– А при чем здесь вид транспорта? Вы же не могли предположить, что нам придется отражать атаку боевиков возле аэродрома Дэйр-аз-Заур и что из четырех пикапов мы фактически потеряем два, а два придется долго и старательно ремонтировать, чтобы они соответствовали нашим требованиям. Если только вы не ясновидящий, конечно.

– Вам нельзя «светиться», Борис. В этот раз вы должны добраться до места на кошачьих лапах. Не вступать в перестрелки, не ввязываться в схватки с боевиками. Никому из них не должно и в голову прийти, что вы не сирийцы, а европейцы, и вообще русские. Любое сомнение на этот счет, которое придет в голову руководству сепаратистов или их спонсорам, будь то Турция или США, – и все полетит к чертям. Ситуация может мгновенно выйти из-под контроля. Успех для нас – это все время быть на шаг впереди, не дать совершить провокацию, не дать подставить ни курдов, на Асада, ни нас.

– Это я понял. Таратайки не так заметны, как «тойотовские» внедорожники, наверное, и бензина лопают гораздо меньше, но ведь они…

– Не спеши с выводами! – усмехнулся Сидорин и двинулся вдоль машины, похлопывая ее по различным частям и комментируя: – Весит мотовездеход всего 300 килограммов. Из любой ямы и болта вытащить можно буквально на руках. Вся проводка, все контакты защищены не просто от влаги, но и от прямого попадания воды. Грузоподъемность 600 килограммов, с учетом двух человек. 39 лошадиных сил, скорость до 110 километров в час. А вот это – лебедка, длина троса 11 метров, она мощная, вытянет 2,5 тонны груза. Встроенная навигационная система. По большому счету, я здесь буду в любой момент знать, где вы находитесь через спутник.

– Вы хотите сказать, что у них проходимость такая же, как и у внедорожника? Ну, может быть, если учесть его вес и вес груза, получается, в общем, вес обычного седана.

Сидорин отошел к другому борту, откинул сиденье и уселся на него, продолжая разглядывать новую технику. Котов потоптался и сел рядом с полковником и тоже стал смотреть на вездеходы.

– Их всего четыре, – нарушил первым молчание спецназовец. – Значит, со мной пойдут только семеро.

– Тебе не воевать в этой поездке, а очень тихо провести разведку. Тихо приехать, увидеть, что на территории завода существует склад сепаратистов, и дать сигнал. К моменту вашего возможного прибытия на место в воздухе постоянно будут патрулировать два истребителя-бомбардировщика. По твоему сигналу они лягут на боевой курс и разнесут все там ракетами. Время подлета и атаки 10 минут. Ты к этому времени должен убраться оттуда. Больше скажу: твой сигнал будет означать начало активной фазы боевых действий сирийской армии в этом районе. Фактически контрудар всеми ударными силами по позициям террористов.

– Значит, брать с собой не столько оружие и боеприпасы, сколько бензин и жратву. И средства маскировки, – задумчиво проговорил Котов. – Рассчитывать не на обилие огневых контактов, а на скрытое передвижение, на необходимость прятаться, причем в самых неудобных и неприспособленных местах, и ехать черт знает какими дорогами, а лучше вообще без дорог.

– Все правильно, – похлопал его по руке Сидорин. – И сейчас я очень жалею, что никто из твоих ребят, да и ты сам не владеете арабским языком. Зимина ведь брать придется.

– Ну, обойдусь как-нибудь. Мне ведь не в переговоры там вступать, а смотреть и руками трогать. Мне опытные бойцы нужны, а у меня всего восемь мест в плацкарте.

– Нет, Боря, поверь мне на слово, что без переводчика тебе не обойтись. Ты можешь автомат не взять, пистолетом и палкой с камнем обойтись, но вот без человека, который тебе переведет слова или надписи и которому ты сможешь верить без оглядки, не обойдешься, это очень важно. Жизненно важно.

– Да? Ладно. Я понял. Когда выезжаем? Мне ребят надо как-то с этой техникой познакомить, взаимозаменяемость отработать.

– На подготовку тебе два дня. И в подарок – сегодняшний вечер. Технику «светить» не будем. Сейчас вызови своих ребят, пусть перекатят по сходням вездеходы в эти два «Урала» и отгонят машины в третий ангар. Там есть кучи песка, камней, плиты бетонные и другая имитация бездорожья. Погоняешь там ребят. В день выезда я организую транспортировку вас закрытым способом в место дикое и пустынное. Там денек покатаешь ребят уже на природе, а оттуда в путь. Бензин и все необходимое приготовишь и сложишь в третьем ангаре загодя. Вас привезут в пустыню и оставят в условленном месте. В ночь уйдете к цели.

Котов понимал, что на пути к Алеппо у него будет самой большой сложностью преодолеть территорию провинции Идлиб. Он бывал в этих местах со своей группой уже раза два и хорошо знал не понаслышке, что Идлиб – стратегически важная территория для всех сторон конфликта.

Мухафаза (провинция Идлиб) по площади – одна из самых маленьких провинций Сирии, но примыкает к турецкой границе, через нее проходят основные транспортные магистрали. Когда-то до войны население провинции составляло чуть более 1,3 миллиона человек. Сейчас города, поселки и деревни обезлюдели. И это неудивительно, потому что еще с 2011 года провинция и ее одноименная столица стали одним из мест наиболее ожесточенных боев между сирийской армией и боевиками. Город Идлиб несколько раз переходил из рук в руки, а в марте 2014 года был окончательно захвачен отрядами Фронта ан-Нусра – местным крылом «Аль-Каиды». С тех пор провинция почти полностью контролируется боевиками, и проскочить незамеченными к Алеппо очень сложно, несмотря на то что Идлиб и Алеппо разделяло всего каких-то сорок километров по прямой.

Можно было взять южнее и обойти провинцию, потеряв, правда, около трех дней драгоценного времени. А Сидорин считал, что с разведкой и уничтожением объекта нужно торопиться. И вот малочисленная группа капитана Котова в составе восьми человек целую ночь почти на ощупь, не включая фар, пыталась обойти город Идлиб с севера и выйти к бывшей экономической столице Сирии Алеппо.

– Все, остановимся здесь, – приказал Котов, посмотрев на часы.

Времени было уже два часа ночи. Снова и снова слышались где-то рядом в темноте звуки автомобильных моторов, метались огни автомобильных фар, где-то прорезали воздух пулеметные очереди. Это ночное оживление Котову не понравилось. Группа и так оказалась в труднодоступной местности, изрезанной неглубокими каньонами, скалистыми стенами и каменистыми россыпями. Несмотря на то что полковник Сидорин уверял, что подвеска вездехода «неубиваемая» и специально адаптирована к тяжелым горным условиям, Котов решил не рисковать. Выйди из строя только один вездеход – и весь груз, что на нем перевозился, придется бросить, как бросить и часть груза с других вездеходов, чтобы посадить на них двух спецназовцев. Значит, еще около сотни килограммов груза группа лишится. И тогда под угрозой будет не только она сама, но и важное задание.

Зимин и Коля Алейников присели возле командира. Мягкий неяркий свет экрана навигатора не успокаивал, а, наоборот, тревожил. Сложный рельеф местности, где-то близко крутятся боевики. Прорываться в темноте было опасно, потому что запросто можно было повредить машины, покалечить людей. И это еще до начала самой операции, только на пути к цели.

– Не будем рисковать, – решительно заявил командир. – Заночуем здесь, а утром определимся и с ситуацией, и с направлением.

– Если «бандерлоги» где-то совсем рядом, их можно засечь, – предложил Алейников. – Если нам с Бобом подняться на скалы, то через ночные прицелы можно понаблюдать за окрестностями. Должны же они себя выдать. Или костерок, или газовая горелка. Да даже дисплей телефона может выдать.

– Правда, Борис Андреевич, – вставил Зимин. – Пусть ребята наблюдают, я подежурю, на связи побуду, а вы хоть пару часов поспите. Вторую ночь мы в дороге, а химию, таблетки всякие вы терпеть не можете.

– У меня от них изжога, – проворчал Котов, – душевная изжога. Ладно, Николай, бери Крякина, только не по отдельности, а вместе. Поднимитесь справа, там пологий склон, на стенке можете в темноте сорваться.

– Есть! – кивнул снайпер и отошел к группе спецназовцев, готовивших ночлег.

– Они нас фактически загнали сюда, – показал Зимин пальцем на экран. – Мотались по равнине, постреливали, как будто специально выдавливали в эти овраги и расщелины.

– Молодец, – с иронией сказал Котов, расстегивая куртку. – При подчиненных не стал говорить, чтобы атмосферу не накалять и веру не убивать.

– Да… я и не думал об этом, – смутился лейтенант. – Так получилось просто. А наших ребят, мне кажется, ничем не смутишь. Смешно даже слышать, что их можно чем-то напугать.

– Веришь в них? Это хорошо, – серьезно ответил Котов. – Верить надо. Без веры в своих солдат в бой не ходят, это еще дедушка Суворов говорил. Ладно, Олег, дежурь, будь на связи, слушай, что наши наблюдатели скажут. Не стесняйся будить меня, если что. Ложное чувство заботы опасно.

– Это тоже дедушка Суворов говорил? – тихо засмеялся Зимин.

– Это дедушка Котов сказал, – в тон ему ответил командир.

Спецназовцы полезли в сухие пайки, пожевали перед сном, запивая из термосов горячим сладким чаем, и тихо улеглись на спальные мешки. Котов закрыл глаза, «слушая воздух», так у спецназовцев назывался чуткий сон. Это не просто умение спать и одним ухом прислушиваться к звукам, которые несет ночь, это целый комплекс ощущений и ассоциаций. Например, почти неслышный полет птицы. Если ты половину ночи не слышал шелеста птичьих крыльев и птичьего голоса, то, скорее всего, в этом месте их нет. И вдруг она пролетела. Скорее всего, дневную птицу кто-то вспугнул. Хищник, вынюхивающий добычу в траве, змея, с ее немигающим холодным взглядом, или… человек.

Котов постепенно почувствовал, что напряжение отпускает. Мысли потекли плавно, забавно сплетаясь и расплетаясь, уводя сознание далеко от действительности и наполняясь образами. Их база, самолеты, взлетающие с бетонки и уходящие в синеву неба. Колючая трава по краям бетонной взлетно-посадочной полосы и ноги в армейских ботинках, по этой траве шагающие, поднимающие легкую пыль. И эта пыль, как грусть по дому, поднималась и мягко опускалась. И дом казался не таким, как всегда. Это был не его дом в Питере, это был дом в Дамаске, номер в гостинице, в котором жила Мариам. Котов с ней в этом номере вместе никогда не был, они там были с Сидориным в тот день, когда пропал отец девушки.

Вместе они были последний раз два дня назад. И даже не последний раз, а единственный, именно вот так долго вместе, наедине. Целых три часа. И его ребята понимающе кивали друг другу и даже установили незаметно пост у его модуля, чтобы никто не вошел, не стал барабанить в дверь. Паршивцы, с невольной улыбкой подумал Котов. Они хотели, чтобы командиру никто не мешал побыть с Мариам.

Котов пил чай, касаясь девичьего локотка. Было очень приятно ощущать ее локоток под грубой тканью солдатской куртки. А еще от ее волос пахло так приятно и волнующе, что ему очень хотелось их понюхать. И он попросил ее тогда об этом.

– Маша, мне всегда хотелось узнать, чем пахнут твои волосы, – произнес он глухим от волнения голосом.

Он действительно очень волновался. Капитан Котов, боевой офицер, командир оперативной группы спецназа, боялся, что она посмотрит на него удивленно и с укором. Но Мариам не посмотрела с укором, она даже не ответила, она просто и очень естественно положила ему голову на плечо, и он задохнулся от запаха ее волос. Они пахли какими-то травами или бальзамами. Но ему казалось, что это сирийские травы, ему казалось, что они пахнут сирийским солнцем и сладкой пылью дорог. Они были жесткими и в то же время такими мягкими и нежными. Он прижался щекой к ее волосам и закрыл глаза.

– Пахнут? – спросила Мариам. И после небольшой волнующей паузы попросила: – Погладь меня по волосам. Своей рукой.

Он положил ладонь на ее голову и… вдруг исступленно зарылся в ее волосы, как в последний раз. Прижал ее голову к своему лицу, а она неожиданно положила свою ладонь на его руку, сжала ее своими пальцами и… прижалась щекой… он чувствовал ее кожу и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть этот удивительный момент. Мариам чуть повернула голову, и он почувствовал на своей ладони ее дыхание и… ее губы.

Так они и сидели, прижавшись плечами друг к другу. Она держала его руку, положив голову ему на плечо. Он прижимался лицом к ее волосам, и весь мир для них перестал существовать. Это с ними произошло впервые. Раньше их отношения можно было назвать просто дружбой, привязанностью. Ведь Мариам родилась в Питере, когда ее отец, офицер военно-морского флота Сирийской Арабской Республики, Халид аль-Назими еще учился в Военно-морской академии. Он женился там на русской девушке.

Так хотелось, чтобы эти минуты длились вечно, но три часа пролетели как три минуты. Звонок телефона и голос полковника Сидорина в трубке вернули их к действительности. Котов с Мариам посмотрели друг другу в глаза, сцепив руки в замок, потом улыбнулись, ткнулись лбами и… встали и пошли к двери. Он только легко коснулся ее плеча, а она на пороге бросила на него последний нежный взгляд…

Котов вдруг понял, что уже не спит. Небо светлело на востоке за горами, вокруг стояла тишина. Только чуть-чуть попахивало какой-то технической жидкостью со стороны вездеходов. «Подтекает», – подумал он и рывком сел. Лагерь спал. Точнее, спали трое спецназовцев. Алейников с Крякиным находились на скалах, а Зимин и Лешка Болтухин склонились у крайнего вездехода, что-то шепотом обсуждая.

Лейтенант, увидев, что командир проснулся, тут же подошел и присел рядом.

– Доброе утро, товарищ капитан!

– Доброе, если оно доброе, – потягиваясь, ответил Котов. – Как ночь прошла?

– Нормально. Ребята там наверху засекли огни. Они азимуты и расстояние прикинули. Я посмотрел по карте, и получается, что нам дороги назад нет.

Котов промолчал, доставая из пакетика влажную салфетку и вытирая ею лицо и шею. Этого он и боялся еще вчера ночью. Неужели кто-то идет по их следу? И эти «кто-то» спецназовцев потеряли, но разумно решили, что караулить незнакомцев надо на открытом пространстве. А соваться ночью в этот изрезанный выветриванием и эрозией район глупо и опасно.

– Всем подъем! – коротко приказал Котов. – Двоих вместо физзарядки вперед по ущелью, пусть посмотрят на предмет сюрпризов и что там вообще дальше. Что с вездеходом?

– Сальник подтекает на картере. Можно подтянуть, ничего страшного.

– Хорошо. – Котов дотянулся до своего коммуникатора, включил его и приложил наушник к уху. – Сокол, я – Барс, ответь!

– Барс, я – Сокол! Наблюдали всю ночь. Есть результат.

– Спускайся вниз, доложишь. Боб пусть продолжает наблюдение, потом отнесешь ему поесть.

Через пять минут, активно жуя консервированное мясо, командир вместе с Зиминым и Алейниковым склонились над навигатором. Снайпер увеличил карту района и показывал на ней точки, где они ночью видели огни.

– Вот здесь, это почти на следах нашего маршрута, может, с километр от нас. Думаю, что это свет фар. Если шли по следам наших колес, а там был рыхлый грунт, то направление в принципе прослеживается. Затем севернее, похоже, разводили костер. Долго горел. То ярче, то тусклее, но примерно часа три. Похоже на бивуак. Расстояние трудно определить, совсем темно было, по-моему, чуть больше километра. А вот южнее кто-то пару раз ходил с фонарем, а потом никаких движений не было.

– Много причин, что в такой дикой местности вдруг стало так людно, придумать очень сложно, – задумчиво произнес Котов. – Пикник, сафари, грандиозная пьянка, на которую выехали всем офисом.

– Вообще-то, – попытался возразить Зимин, – я читал про провинцию Идлиб, что она одна из густонаселенных.

– Было до войны, – сказал Алейников. – Скорее всего, нас засекли, когда мы пересекали северную магистраль. В любом случае нам надо отрываться такой дорогой, где их машины не пройдут.

– «Тойота» не пройдет? Сложно такие места найти, если только в болота их загнать или в зыбучие пески.

– Нет, надо использовать преимущества наших мотовездеходов, – улыбнулся Алейников. – Вы говорили, что они весят три центнера?

– Мы что, на стенку их на руках втащим? – с сарказмом спросил Зимин.

– Именно, – вдруг оживился Котов и хлопнул себя ладонью по колену. – Только не мы, а сама машина. Ее лебедка тащит по дороге две с половиной тонны. И уж свои триста килограммов она осилит, если тащить вверх.

– Точно, у нас же есть альпинистские веревки. Две по пятьдесят метров. И у лебедки трос длиной одиннадцать метров.

Из каньона выбежали двое спецназовцев. Бежали они ровно, как во время зачетного кросса. Значит, опасности с той стороны нет. Котов махнул разведчикам рукой, подзывая к себе.

– Товарищ капитан, – начал докладывать старший, – разведку произвели на глубину четыреста метров. Выезда из расщелины нет, она заканчивается стеной с осыпями. Признаков «бандерлогов» нет.

– Так, тупик, значит, – констатировал Котов. – Какая минимальная высота стены?

– Вон там, сразу за поворотом, товарищ капитан, самая низкая стена, метров десять. Но она до половины осыпями накрыта. Рыхлый материал. А где ровная стена, там уже и пятнадцать, и двадцать метров высоты.

– Значит, так, парни. – Котов поднялся на ноги, посмотрел на Зимина и демонстративно отряхнул колени. Спецназовцы заулыбались. Чистоплотность переводчика уже прочно вошла в фольклор группы. – Задача – подготовить вездеходы к подъему на стену. Имущество упаковать и принайтовить на багажных платформах. Учтите, что поднимать будем вертикально, капотом вверх.

Спецназовцы стали оживленно переглядываться. Такого еще никто не делал.

– Алейников, возьми поесть Крякину, и с обеими веревками наверх. Закрепишь там и сбрасывай обе рядом. На одной пойдет вездеход, на второй я. Подтягиваем в два этапа. Сначала по осыпи до стены, потом по вертикальной стенке еще пять метров вверх. Веревку для вездехода надо закрепить на таком расстоянии от края, чтобы он мог весь уместиться на том участке, встать на все четыре колеса. Крякину позавтракать и вести наблюдение вкруговую. Всем за дело!

Опыт и слаженность в работе сыграли свою положительную роль. Каждый понимал, что поднимать вездеходы надо по одному. Когда первый потянут наверх, будет время подготовить и остальные три. Через двадцать минут первый квадроцикл стоял капотом к осыпи. Котов вытянул трос, подтягивая себя вверх на веревке, добрался до границы осыпи и, сделав петлю, зацепил крюк троса.

Лебедка заработала, и вездеход пополз вверх. Спецназовцы смотрели как зачарованные, веря своему командиру, зная, что, если он делает, значит, это возможно. Вездеход остановился. Котов спустился чуть ниже, закрепил его крюком за фаркоп на веревке и снова потащил крюк лебедки наверх. Алейников принял трос и закрепил его уже на горизонтальной поверхности. Теперь вездеход стал подниматься вертикально. Жужжала лебедка, командир медленно подтягивал себя на второй веревке, держась рядом с машиной. Еще минута – колеса вездехода царапнули кромку обрыва, и корма скрылась наверху. Внизу заулюлюкали и захлопали в ладоши.

Через полтора часа все четыре вездехода были наверху. Еще через двадцать минут поднялась и вся группа.

– А где вы этим приемам научились, товарищ капитан? – с довольным видом спросил Алейников, сматывая веревки.

– В прошлом году проходил переподготовку на Кавказе, в одном горном центре. Что там у нас, Боб? – ответил командир, постучав по микрофону коммуникатора, укрепленному у щеки. – Боб, ответь Барсу!

– Барс, я – Боб. Движения не вижу. Хотя стоп… На западе есть движение. Теперь вижу пыль. Двигаются в нашем направлении.

– Бегом сюда, Боб! Уходим!

Спецназовцы усаживались на свои мотовездеходы, заводили моторы, а к командиру подошел лейтенант Зимин.

– Ну, хорошо там наследили? – спросил Котов.

– Как положено, – улыбнулся с довольным видом переводчик. – И маслица наследили, заметная будет лужица. Обертки от сухого пайка неаккуратно спрятали. Немного сухой травы пожгли. Метров пять выгорело, приличное пятно. Только слепой мимо пройдет. А осыпь, по которой поднимали, быстро посветлеет на солнце. Это же не опока.

– Ну и отлично. Погнали! Парни, вперед!

Четыре приземистых квадроцикла, сливаясь с местностью, полетели на восток, лавируя между вспученными буграми и скальными выступами. Котов посмотрел в зеркало заднего вида. Алейников вел свою машину, а за его спиной сидел Боря Крякин, но сидел он лицом назад и смотрел в бинокль.

– Барс, я – Боб, вижу «бандерлогов». Втягиваются осторожно в «горло». Четыре пикапа с пулеметами. Встали! Не решаются, наверное, подмогу будут ждать.

– Нам на руку, – ответил Котов, сворачивая левее, где под колесами будет каменистая поверхность, которая почти не дает пыли.

Он был доволен. Боевики побаиваются равного боя. Сколько их там на четырех пикапах? Человек пятнадцать-двадцать. Не рискнут сами, подождут, когда подтянется еще столько же, и тогда начнут прочесывать ущелье. А оно, к их огромному изумлению, окажется коротким, и там никого не будет. Следы колес вглубь, и все. Растворились!

Зимин сидел сзади с навигатором и контролировал маршрут. Он подсказывал командиру направление и характер рельефа местности впереди. Неожиданно заработал аппарат спутниковой связи. Котов кивнул, сбросил скорость и отодвинулся назад. Соскочив со своего сиденья, Зимин на ходу запрыгнул на сиденье водителя и принял из рук командира руль.

– Слушаю, товарищ полковник!

– Барс, я вижу вас. Отстаете от графика, – послышался недовольный голос Сидорина.

– Была заминка, но в принципе оснований волноваться пока нет. Нам до цели меньше сорока километров по прямой.

– Вот по прямой и не получится. У вас по курсу шоссе Хама – Алеппо. Там встала колонна нефтевозов под усиленной охраной.

– Зачем встала? Поломка или боятся ополченцев?

– Никто не знает, пыльность увеличилась, а «беспилотник» кружит слишком высоко. Опустим пониже, они увидят его и насторожатся. Могут рассредоточиться и вас заметить.

– Почему они не боятся нашей авиации? Днем пошли!

– Совпадение. Их сирийцы шуганули с юго-востока. Они начали там наступательную операцию, и эти друзья решили убрать подальше от шальных снарядов машины с нефтью.

– Так давайте их раскатаем по асфальту, – предложил Котов. – Поднимите одну «сушку», и она в два захода сравняет их с гумусом.

– Не можем. Там несколько автобусов, а кто в них, мы не знаем. Вдруг заложники, которыми они прикрывают колонну? Или же гражданские?

– Я понял, товарищ полковник. Дополнительная задача! Разрешите приступать?

– Борис! – Голос Сидорина стал усталым и напряженным. – Тебе их не обойти. Или ты делаешь крюк километров в пятьдесят, или они тебя увидят. А у них наверняка есть рация, и вас перехватят, потому что обстановка под Алеппо напряженная.

– Я понял, товарищ полковник. Разрешите приступать?

– Разрешаю, – дежурным тоном отозвался Сидорин.

Все, время эмоций закончилось, осталась только работа. Опасная, смертельно опасная работа, которую ждет Родина, потому что за всей этой войной стоит большая политика, и она в этой политике участвует. Это ее имидж, ее шаги к процветанию, ее сила и… ее слава. Котов всегда, когда возникала серьезная опасность, когда операция проводилась сложная, вспоминал именно эти слова. Про славу своей страны. Еще мальчишкой, играя в войнушку с друзьями, еще когда смотрел исторические фильмы, в которых великие полководцы в белых париках под «треуголками» гордо взывали посвятить себя славе своего Отечества, Боря Котов задыхался от волнения. Это помогало потом в службе, понимание, что твои дела – это не просто твоя служба, это слава и величие Родины.

– Всем! Я – Барс, – передал он в коммуникатор. – Меняем курс. Шоссе перекрыто колонной. Получен приказ на разведку цели. Если там только нефтевозы и военный груз, передаем на базу вызов, и «летуны» расчищают нам дорогу. Если в колонне гражданские или заложники, нам предстоит совершить дополнительный марш в обход опасного места длиной в сутки. Через пятьсот метров в роще всем остановиться!

Четверым Котов приказал охранять технику и снаряжение, которое они замаскировали свежесрубленными деревцами и кустарником, Алейникова и Крякина отправил правее на пятьдесят метров, а сам вместе с Зиминым двинулся к шоссе.

– Олег, шаг в шаг, – на ходу советовал командир. – Я встал – и ты встал, я упал – и ты падаешь в тот же миг. Все замечания и предложения только голосом в коммуникатор. Никакой стрельбы, если увидел опасность. Это закон. Пусть в тебя целятся, пусть ты знаешь, что, скорее всего, тебя сейчас застрелят, но первым стрелять без приказа нельзя. Понял?

В том месте, где остановилась на шоссе колонна, к дороге подходила возвышенность. Совсем небольшой перепад, всего метров десять. Но это позволяло спецназовцам подойти к шоссе почти вплотную. Кустарник становился гуще, вся равнина над дорогой заросла местной низкорослой сосной. Зимин быстрым мягким шагом, как его учили, шел за своим командиром. Он держал дистанцию в три метра, старательно посматривал вправо и оглядывался назад. Таково было боевое расписание пары. Первый смотрит вперед и вправо, второй – влево и назад. Лейтенант слышал в наушнике дыхание второй пары, иногда Алейников и Крякин переговаривались.

– Барс, слева! – пискнул в микрофон Зимин.

Ему перехватило горло от неожиданности и немного страха. Слева появились двое боевиков. Они пробирались между деревьями, обходили кустарник и посматривали больше на землю, чем по сторонам. Не похоже, что они поднялись сюда «по нужде». И командир их не заметил!

– Стой на месте! – приказал Котов, продолжая идти так же тихо, но сменив курс и двинувшись прямо навстречу двум террористам.

Зимин послушно остановился, положив палец на спусковой крючок, но приказ пришлось выполнять, и лейтенант не стал даже поворачиваться, чтобы ствол его автомата смотрел на врага. А командир продолжал двигаться медленно и очень плавно, даже если бы он оказался в поле бокового зрения и то не привлек бы внимания. Вот уже от боевиков его отделяло чуть меньше десяти метров. И тут один из боевиков увидел незнакомца. Зимин даже не успел заметить взмаха, как рука его командира оказалась вдруг вытянутой вперед, плечо сделало неуловимое движение, и чуть ниже горла боевика уже торчал нож.

Ух ты, подумал переводчик, который еще ни разу не видел такой скорости и точности бросков ножа. И уж тем более на таком расстоянии. А командир все шел и шел вперед. Через секунду, когда второй боевик понял, что его напарник хрипит и валится на землю, снова взлетела рука Котова, что-то с силой, с неприятным звуком ударило в голову второму боевику и отскочило в траву. Он повалился, схватившись за голову, и остался лежать без движения.

– Ко мне! – громко позвал Котов в коммуникатор и теперь уже сменил быстрый шаг на бег.

Зимин с готовностью рванул что есть силы к своему командиру, поднимавшему из травы гранату, которую ему пришлось швырнуть в голову боевику, не вынимая из нее чеки. Стерев кровь с гранаты краем рубахи боевика и не переставая осматриваться по сторонам и прислушиваться, Котов подошел к первому боевику, выдернул нож из раны и одним махом перерезал ему горло. Потом вернулся ко второму и проделал такую же процедуру.

– На всякий случай, да? – побледнев и стараясь не смотреть на море крови, вытекавшей из горла убитых, дрожащим голосом спросил Зимин.

– Да, чтобы в спину не надуло потом. Гарантия должна быть, что они мертвы, а не ранены.

– Простите, товарищ капитан, а почему… так жестоко? Я не с осуждением, я просто спросить. Это чтобы ненависть в себе…

– Детский сад, – тщательно вытирая нож, усмехнулся Котов. – Чтобы не забрызгаться. Если я нанесу колющий удар, в сердце, например, то или в момент удара, если повезет попасть в крупный кровеносный сосуд, или в момент извлечения клинка на меня может брызнуть кровь. А из перерезанного горла кровь вытекает всегда в одном предсказуемом направлении.

– Барс, я – Сокол! – раздалось в коммуникаторе. – Что у вас? Помощь нужна?

– Порядок, Сокол. Минус два. Как у вас?

– Пока тихо, Барс. Готовы к наблюдению.

– Приступайте!

Дальше спецназовцы продолжали передвигаться на четвереньках. Котов занял позицию слева, с той стороны, откуда появились два предыдущих боевика. Зимин догадался об этом, и ему стало стыдно, особенно за свой вопрос о жестокости, которая оказалась лишь целесообразностью. К самому краю обрыва они подползали уже на животе. Внизу, прижавшись к правой обочине, выстроилась колонна здоровенных нефтевозов. Вокруг топтались люди в футболках и открытой обуви. Среди них было много боевиков. Они стояли группками по два-три человека и что-то обсуждали. Атмосфера была какая-то ожидающая. Три небольших белых автобуса «Форд» стояли чуть правее.

– Зима, смотри на автобусы. Осторожно, не торчи головой! Бинокль возьми. Что видишь?

– У них стекла затемненные, никто не выходит, – ответил Зимин.

– Сокол, я – Барс! Что видишь?

– Автобусы новые, я по дискам сужу и по боковинам, где в дождь, да с камешками всегда краска первым делом портится. Новенькие. Может, перегоняют куда-то?

– Смущает то, – сказал Котов, – что перегоняют автобусы к турецкой границе, а не наоборот.

– Есть, вышел один, – громко зашептал Зимин, забыв правила передачи, но тут же исправился: – Барс, это Зима! Из автобуса вышел человек. Это не сириец.

Котов внимательно смотрел на человека в темных противосолнечных очках. Что-то в нем было отличное от других людей внизу. Наверное, явное высокомерие, важность. И платок на голове у него был белый. Куфия, вспомнил Котов название. А вот этот черный круг на голове, который держит платок, называется эгаль. Этот тип явно из Саудовской Аравии или из Катара. Дипломатическая миссия? Вряд ли. А если миссия, то тайная и нацеленная и против Сирии, и против коалиции. И бородка у этого типа подстрижена аккуратно, видно, что брился сегодня утром. И перстень на пальце.

Сзади, со стороны последних машин, бежал еще один человек. Высокий, с таким же платком на голове. Лицо загорелое, но разглядеть его Котов не успел. Тот замахал рукой, и первый араб сразу вернулся в автобус. Длинный тоже в него запрыгнул, и три автобуса почти одновременно вывернули на асфальт и двинулись на север.

– Я – Барс! Всем наблюдать. Я вызываю наших «летунов».

Сидорин не обманул. Скорее он просто даже не все сказал Котову во время предыдущего разговора. А может, так заведено стало на базе, что регулярно поднимали в воздух самолеты, которые ложились в круг и ждали приказа в воздухе. Не прошло и трех минут, как где-то в бездонном бледном небе послышался далекий, но вполне различимый звук летевшего на большой высоте военного самолета. Котов поискал его глазами, но не нашел. А еще через три минуты, когда боевики стали задирать головы, потом кричать и разбегаться в разные стороны, из необъятных просторов небес с шелестом и протяжным свистом вылетела ракета. И тут же второй с конца нефтевоз подпрыгнул в снопе адского огня и рассыпался в воздухе на части. Грохот был такой, что спецназовцы на миг оглохли. Огонь спал, продемонстрировав черное обугленное пятно на шоссе, развороченные камни и разбросанные мелкие детали исчезнувшей большой машины. Земля горела, горели лужи нефти, горели тела людей, и тут же один за другим взметнулись в небо еще два ужасных взрыва. Котов закрыл лицо руками, настолько нестерпим был жар.

– Есть поражение, товарищ полковник! – кашляя и отплевываясь, крикнул он в трубку спутниковой связи. – Спасибо «летунам»! Передайте, качественная работа. Путь свободен. Прорываемся дальше.

Четыре вездехода погнали к краю обрыва. Экипажи снова заняли свои места, и группа понеслась сначала вдоль дороги, а потом свернула и через чадящие обломки проскочила на другую сторону шоссе. Ветер сдувал дым на юг, заслоняя дорогу. Котов вел свой квадроцикл первым, стараясь увести группу подальше от места разгрома колонны.