Глава 7

Два вертолета с «Шарля де Голля» стояли возле терминала. Территория, где всего два часа назад гремели бои, была оцеплена солдатами прибывшей сирийской роты. В пустом зале ожидания, где не было даже кресел, быстро установили столы, откуда-то принесли стулья. Котов сидел у дальней стены, прямо из горлышка маленькой бутылки пил холодную воду и смотрел на адмирала Назими.

Сириец был мрачен и выглядел человеком, погруженным в себя. Он неторопливо расхаживал за спинами представителей французского контингента, заложив руки на спину. Генерал Прежан с потными реденькими волосами, прилипшими к темени, прямой, как палка, холодно смотрел на лейтенанта Броссара, который докладывал о случившемся. В целом обстановка напоминала какой-то фарс из низкопробного фантастического сериала про совет инопланетян на космической станции, посвященный межгалактическому конфликту. Котов потряс головой, отгоняя наваждение, но ощущение неестественности всего происходящего не пропадало.

– Российский спецназ уничтожил шестьдесят два боевика, – докладывал французский лейтенант. – А также ими были подорваны и сожжены две боевые машины пехоты, четыре бронетранспортера, два грузовика, пять пикапов с пулеметами.

– Это все они? – Прежан мельком глянул на Котова, и на лице генерала наконец проявились хоть какие-то эмоции. – Это же полноценный встречный бой! И только со стрелковым оружием?

– Не только, – поймав на себе недобрый взгляд французского генерала, ответил Котов. – Мы имели четыре пулемета, из которых два крупнокалиберных, а также противотанковые и автоматические противопехотные гранатометы и…

– У меня такое ощущение, господа, – перебил Котова генерал, – что наши российские друзья были прекрасно осведомлены о предстоящем нападении и не сочли нужным предупредить коалицию. Это участие в провокации? Это желание выставить себя в глазах мировой общественности?

– Они предупреждали, мой генерал, – стиснув зубы, перебил старшего по званию лейтенант.

Нарушение устава было вопиющим, но он пошел на это. Котов с уважением посмотрел на Броссара и решил помочь легионеру. Он решительно поднялся и подошел к столу, где была расстелена схема аэродрома со свежими пометками.

– Видите ли, господин генерал, у нас была рация, но нас не поняли на другом конце радиомоста, простите за пошлую ассоциацию. В рапорте своему командованию я указал этот факт, а также частоту, на которой пытался связаться с оператором. Частота установлена, и она принадлежит береговой службе вашего флота. Ну, об этом с вами побеседуют официальные лица. Вооружения у нас с собой было достаточно, если вас это удивляет. Мы выполняли одну очень важную операцию по доразведке целей для авиации и возвращались назад в свое расположение, когда к нам попала в руки информация о возможном нападении на этот аэродром. Извините, но у нас принято помогать в беде и предотвращать ее, если есть такая возможность. Наш дурацкий русский менталитет, – развел руками Котов.

– Слишком много подозрительных совпадений, господин капитан, – холодно ответил генерал, – и красивых слов. А факты…

Котов нахально повернулся к генералу спиной и спросил Броссара:

– Валентин, вы где получили информацию о готовящемся нападении на аэродром?

– Нам сообщила береговая служба флота. Я связывался как раз с целью уточнения задания.

– И вам сообщили, что русские пытались связаться и предупредить? – не выдержав, стал задавать вопросы адмирал Назими. Сразу стало ясно, что сириец едва сдерживал гнев.

– Да, когда я сообщил о том, где нахожусь.

– Вот! – грохнул по столу кулаком Назими. – Вот она, цена союзнического долга! Все знали, лейтенант спецназа знал и кинулся на помощь русским. Которые, между прочим, встали на дороге перед противником, причем подавляющим и числом, и вооружением. И что мы сейчас обсуждаем? Совпадения? А они не здесь! Не в сообщении русского офицера, не в том, как и что он узнал и какое у него на тот момент было вооружение. Совпадение в другом, генерал. В том, что большая часть охраны аэродрома вместе с бронетранспортерами именно сегодня, приняв груз, доставленный транспортными самолетами французских ВВС, отправилась сопровождать его в ближайший город. И сепаратисты прекрасно были об этом осведомлены.

– Такое же совпадение, – попытался возразить генерал, но Назими снова его перебил:

– Совпадением это было бы в том случае, если решение снять охрану и бронетехнику принято было бы за час до выезда колонны с грузом. Но такое решение было принято три дня назад! Это утечка информации, генерал! Это предательство союзнического долга!

– Французская Республика не является официальным союзником Сирии.

– Сирийской Арабской Республики, – ледяным тоном поправил Назими. – Вы назвали свою страну полным официальным ее наименованием. Извольте уважать и мою страну и именовать ее также полностью.

– Я не понимаю вас, адмирал!

– Вы все прекрасно понимаете, – ответил Назими, делая после каждого слова длинные четкие паузы. – Террористы, отступив, бросили большое количество старого вооружения советского производства. Даже мины, которые списаны и не стоят на вооружении в современной Российской армии. А еще в машинах мы обнаружили большое количество личных вещей, документов, культовых принадлежностей, имеющих отношение к этническим курдам. Заметьте, не в личных вещах убитых сепаратистов, а отдельно в машинах.

– Простите, адмирал, – вздернул вспотевший тонкий нос Прежан, – но я не считаю возможным продолжать разговор в подобном тоне. Тем более при подчиненных.

– Тогда, может быть, генерал продолжит при старшем по званию офицере? – вдруг раздался чей-то голос от двери.

Все обернулись. На пороге комнаты стоял заместитель командующего группировкой кораблей французского военно-морского флота в восточном Средиземноморье вице-адмирал Мэро. Лицо французского адмирала было коричневым от южного загара и походило на потрескавшуюся кору старого дуба. Даже Котову стало немного не по себе от взгляда этого человека.

– Вы же получили сообщение о возможном нападении на аэродром, Прежан? Я это установил довольно быстро. Более того, вы получили это сообщение, пока большая часть охраны аэродрома была еще здесь. И бронетехника, и груз. Все можно было остановить.

– Если бы я мог остановить, если бы я в самом деле знал, то у меня был приказ. Я обязан был отправить груз в условиях гарантированной безопасности. И мне нет дела…

– До каких-то грязных сирийцев? – грозно спросил Назими, вплотную подходя к Прежану. – Вы это хотели сказать? Вы мерзавец, генерал!

И неожиданно для всех сирийский адмирал влепил пощечину французскому генералу. Прежан отшатнулся, вытаращив глаза, и стал похож на вытащенную на берег рыбу. Он даже хватал воздух открытым ртом. Еще миг и француз кинулся бы на Назими. Котов мгновенно оказался между ними. Он поймал взгляд лейтенанта Броссара, готовившегося броситься разнимать спорщиков, и отрицательно покачал головой. Броссар кивнул и остался на месте.

– Прекратить! – рявкнул Мэро. – Господа, я прошу вас с уважением относиться к военной форме.

Сирийский адмирал и французский генерал стояли друг напротив друга. Назими полыхал гневным взглядом, Прежан сверлил его маленькими холодными глазками. Котов не решался отойти, боясь, как бы сириец не наделал еще больших глупостей. Мэро прошелся по комнате, потом резко, по-военному повернулся всем корпусом и произнес спокойным и каким-то усталым голосом:

– Прежан, вам следует вернуться в штаб группы. Вы временно отстранены.

Генерал кивнул, щелкнул каблуками и, ни на кого не глядя, вышел из помещения.

Мэро подошел к Назими и, поморщившись, сказал:

– Вы, адмирал, только что чуть не устроили международный скандал. Понимаю вас. Как солдат солдата я вас понимаю. Лейтенант Броссар!

– Да, мой генерал! – вздрогнул от неожиданности легионер и вытянулся.

– Вам надлежит забыть о произошедшем в этой комнате. Вы меня понимаете? Вот и отлично! А теперь прошу вас, лейтенант Броссар, оказать всю возможную помощь нашим российским союзникам.

– Благодарю, господин генерал, – вставил Котов. – Раненый солдат уже отправлен. Мои люди накормлены. Сейчас мы не можем отправиться в свое расположение, поскольку, вы это понимаете, нам следует принять участие в расследовании нюансов этого нападения. Если, конечно, это не вызовет ваших возражений.

– Безусловно, капитан, безусловно, – кивнул Мэро. – Аэродром Дэйр-аз-Заур не входит в перечень объектов дислокации вооруженных сил Французской Республики в этом регионе. Наши самолеты прибывают сюда по договоренности с сирийской стороной для выполнения чисто снабженческих операций. Разрешить или не разрешить вам может представитель сирийского командования адмирал Назими. Со своей стороны хочу заверить, что мои люди окажут в этом расследовании всю необходимую помощь. Господа!

Произошел обмен воинскими приветствиями, со вскидыванием ладони к берету у Броссара и имитацией щелканья каблуками Котова и Назими, стоявших без головных уборов.

Сидорин прибыл на аэродром через час после отъезда адмирала Мэро и генерала Прежана. Сирийцы проводили видео- и фотосъемку оружия, тел и личных вещей убитых боевиков. Полковник подошел, пожал руку Броссару, Котову и, когда француз деликатно отошел в сторону, заговорил:

– Хорошо, что ты еще здесь.

– Виноват, Михаил Николаевич, вы же сами передали, чтобы я дождался вас. Как там Максим Ларкин?

– Нормально все будет. Кость цела, крови потерял многовато, но в наше время, да когда вовремя… он парень сильный. Обещали руку спасти и в строй вернуть.

– Хороший парень, и боец отличный, – задумчиво проговорил Котов. – Жаль, что таких ребят теряю.

– Вернутся, не переживай. Твоего Максима, как только состояние стабилизируется, отправят домой, подлечат, в санаторий на реабилитацию отправят. А потом…

– Да, людей у меня все меньше остается.

– Боевая работа, Боря. Ты знаешь это. А потери в основном восполнимые. Ну давай о делах. Я тебе привез перебежчика. Хочу, чтобы ты из первых рук все услышал.

– Та-ак! Значит, что-то очень уж важное он вам рассказал, да? Проверять придется?

– Наша работа здесь, Боря, проверять, перепроверять, устанавливать. Мы – глаза и уши армии. Мы – чуткие пальцы на запястье противника.

– А вы поэт, Михаил Николаевич, – засмеялся спецназовец. – А еще мы иногда железные пальцы на горле противника.

– Не эстетично, Боря, не эстетично!

В маленькой комнате второго этажа терминала, которая в былые времена была или бухгалтерией, или досмотровой комнатой, Котов увидел молодого человека в полувоенной одежде. Он сразу догадался, что этот человек не сириец.

– Его зовут Мовсул Ордохан, – кивнул на молодого человека Сидорин, садясь в кресло у стола. – Он курд и хорошо говорит по-русски.

– Откуда? – удивился Котов, пристраиваясь на край стола.

– Вообще-то из Еревана, – пожал молодой человек плечами. – Я родился в Тюмени и до четырнадцати лет не знал ни курдского, ни армянского. Потом моя мать вышла замуж, и мы переехали в Ереван.

– Любопытно, – переглянулся с полковником Котов. – Да ты прямо наш человек? А сюда как попал?

– Я уже рассказывал, – кивнул на Сидорина Ордохан, – вашему коллеге. Было время, когда заблуждался, верил в ложные ценности. Теперь все иначе, теперь я многое понял.

– Ну да, – кивнул Сидорин. – Он много о себе рассказывал, но это сейчас неважно.

– Как неважно? – возмущенно дернул головой Котов. – Важно, можно ли этому парню доверять? Я как-то исхожу прежде всего из этого посыла.

– Это мы с тобой обсудим потом, – поморщился Сидорин. – Давай-ка, Мовсул, расскажи моему… коллеге, с чем ты к нам пришел, почему перебежал.

– Хорошо, – кивнул курд. – В районе города Алеппо сформирован большой склад военного назначения. Я не знаю, где он точно находится, где-то юго-восточнее города. Но знаю, что туда малыми партиями, чтобы не привлекать внимания, не попасть под удар российской авиации, перевозили боеприпасы. И патроны, и снаряды, и гранаты.

– Малыми партиями, чтобы не привлекать внимания? – переспросил Котов и посмотрел на Сидорина. – Знакомая методика. Это стало основным тактическим мероприятием сепаратистов.

Полковник промолчал. Вопрос был чисто риторическим, потому что он был согласен со своим подчиненным, что такого рода склады сепаратисты стали формировать все чаще и чаще. И очень осторожно. И каждый раз такой склад связан был с той или иной военной операцией, которую планировали боевики. А в районе Алеппо шли ожесточенные бои. Там сражались и силы курдских повстанцев, подступала к городу и сильная группировка сирийских правительственных войск. Потеря Алеппо будет практически катастрофой для сепаратистов. Сирийцы отрежут их еще от одного «дырявого» участка турецко-сирийской границы, откуда к боевикам шло пополнение, откуда пополнялся их арсенал оружием и боеприпасами.

– Там скопилось много замаскированной военной техники, – продолжал курд. – Есть сведения, что сепаратисты готовятся к мощному наступлению в районе Алеппо. Они хотят сделать его неожиданным, нанести существенный урон правительственным войскам и отбросить их на юг и запад. Боевикам важны главные магистрали, по которым от них идет нефть, а к ним – снабжение. Нефть идет в Турцию и Ирак. Сейчас решается очень многое для сепаратистов, это видно даже по тому, на какие меры идут их командиры. Повсеместно практикуется покупка сексуальных рабынь, рядовых боевиков ублажают как могут, лишь бы поддерживать в них высокий боевой дух. Они часто насильно увозят с захваченных территорий девушек и молодых женщин.

– Да, нам попали в руки инструкции подобного рода для простых бойцов, – кивнул Сидорин и полез в карман брюк. – Вот почитай. Это уже перевод.

Котов взял протянутый ему свернутый лист бумаги и развернул. Сначала шло пояснение переводчика о том, что ниже изложен порядок действий, который должен соблюдаться экстремистами при совершении сделки. Затем шел уже дословный перевод инструкции: «Братья, которые хотят купить секс-рабынь, должны в письменной форме обратиться к своему непосредственному командиру. Тому, кто не зарегистрируется в установленном порядке, будет отказано в доступе к секс-рабыням на невольничьем рынке». Дальше шло разъяснение, что «торги» проходят в форме аукциона, что деньги должны передаваться в закрытом конверте. И что побеждает тот, кто предложил наибольшую сумму.

– И это все правда? – ошарашенно посмотрел спецназовец на Сидорина, потом на курда.

– Цель заманчивая, Боря. Кстати, она косвенно подтверждена данными, которые мы получили и от США, и от французских ВВС, – пропустил мимо ушей вопрос Котова полковник. – Сепаратисты могут убить там сразу несколько зайцев. Ты же знаешь, что курды сами начали борьбу с сепаратистами. Они не поддерживали никаких контактов с правительством, просто защищали свои исконные земли и свой народ. Их ополчение многочисленно, у них большой боевой опыт, ведь борьба за свое существование ведется ими очень давно, с прошлого века, если не раньше. А в 80-е началось активное вооруженное противостояние с турецкими властями. Турецкое государство ведет незавуалированный геноцид курдов. Курды – это сейчас сила, мощная, опасная. И они в данный момент – союзники Башара Асада. В этом все отдают себе отчет. И западная коалиция, и сепаратисты.

– Значит, будут изобретаться стратегические ходы, имеющие целью ликвидировать или как-то минимизировать участие курдов в этой войне?

– Совершенно верно. Многие всерьез верят, что курдов можно просто истребить, их можно сломить. В это верит и об этом мечтает Турция. Этого просто жаждут те американские финансовые круги, которые не хотят, чтобы в Сирии наступил мир, кому выгодно, чтобы на Ближнем Востоке по-прежнему была нестабильная обстановка. Видишь ли, Боря, США и НАТО очень выгодно, чтобы были международные террористы. А курды им мешают. И мы с тобой мешаем. Нас надо отсюда выдворить любым способом, пока мы тут не установили мир, пока мы не инициировали мирные процессы, не начали мероприятия по стабилизации обстановки на Ближнем Востоке.

– Значит, идет война на истребление?

– Ну я бы не сказал, что именно это является целью данной войны, хотя любая война – это истребление. Здесь идет война против сильной страны, уверенного и грамотного руководителя, война за ресурсы, война за то, чтобы в итоге на планете остались лишь страны со слабой и зависимой от США экономикой. Ну и сами США по другую сторону. Однополярный мир.

– США нужна ситуация, когда у них будут развязаны руки, – согласился Котов. – Как в Ливии, например. Была страна передовая во многих отношениях на севере Африки, был сильный лидер. Лидер непослушный, который умел и активно проводил независимую внешнюю политику. И, черт возьми, лидер, на территории чьей страны имелась нефть. Теперь его нет. Тогдашняя глава внешнеполитического ведомства США Хиллари Клинтон со сладострастием маньяка-убийцы радовалась смерти Каддафи. Теперь нет страны, есть куча постоянно ссорящихся между собой племен на территории бывшего государства и нефть. Текущая нескончаемым потоком по нелегальным каналам. Дешевая, качественная. Нефть, с помощью которой можно дестабилизировать мировой рынок.

– Все так, Боря. Поэтому мы с тобой сейчас сидим и, не скрываясь, обсуждаем эти вопросы в присутствии человека, который принес нам ценные, но туманные сведения о таком лакомом кусочке, который хочется прямо сейчас разбомбить, лишив террористов ресурсов. Так, Мовсул Ордохан?

Курд, слушавший разговор русских офицеров, вздрогнул от вопроса и растерянно посмотрел на Сидорина.

– Вы мне не верите? – наконец выдавил он из себя.

– У нас к тебе масса вопросов, дружок, – ледяным тоном ответил Сидорин. – Поэтому я тебя сюда и привез. Мало ли что может случиться? И зачем мне нужно, чтобы это «мало ли что» произошло на территории российской базы Хмеймим? Так что готовься отвечать честно, откровенно и доказательно. Времени у нас мало.

Через два часа, удовлетворенные ответами Ордохана, Сидорин и Котов вышли из здания терминала. На асфальте перекрытого шоссе недалеко от места боя Белова и двух его спецназовцев против колонны боевиков лежали оружие, личные вещи, взрывчатка, книги на курдском языке, листовки с призывами свержения режима Башара Асада. Перебежчик шел рядом с русскими и осматривал вещи, которые остались целы в машинах после боя.

– Ничего из этого, – говорил сопровождавший русских лейтенант Броссар, – не находилось в карманах или в личных вещах убитых боевиков. У них, кроме оружия, при себе вообще ничего не было. Это все было сложено в мешки и коробки и стояло в кузовах грузовых автомашин и в бронетранспортерах.

– Что вы можете сказать, Ордохан, об этих вещах? – спросил Сидорин.

Курд присел на корточки и стал перебирать вещи, головные платки, украшения.

– Вот это, – поднял он над головой тоненькую книжку в мягком переплете, – сборник народных курдских песен, которые исполняют обычно на свадьбах. Они называются «бриге». А вот эта кукла – элемент старинного крестьянского ритуала, так называемая «мать дождя». В период засухи, когда есть угроза урожаю, ее изготавливают и ходят с ней по деревне и полям, вымаливая дождь.

– М-да, – усмехнулся Котов. – Мне только непонятно, они все это привезли на случай неудачи? Если не удастся прорваться на аэродром и захватить его, то они оставят вот эти доказательства того, что нападение совершили курдские повстанцы? Но это же глупо. Откровенная фальсификация!

– Что ты хочешь, Борис, – спокойно отзывался Сидорин. – Информационная война на том и строится. Кто первый вбросил информацию, тот и прав. Второй всегда выглядит так, как будто оправдывается. Обывателя не интересуют нюансы, он верит яркости изложения. Так обрабатывают общественное мнение. Для тебя это хлам и глупость, а для обывателя из Оклахомы – это веский довод пойти и проголосовать за того кандидата в президенты, который обещает приструнить и поставить на колени Россию. Там же еще многие верят, что мы «империя зла».

Пуля коротко свистнула, прорвав рукав куртки Котова. Он тут же обернулся, услышав характерный мягкий стук, с каким пуля попадает в тело человека, и увидел, как Мовсул Ордохан хрипя валится на землю. В районе ключицы из отверстия в зеленой военной куртке толчками вытекала кровь. Один из сирийских солдат подскочил и поймал падающее тело. А Броссар, выхватывая из кобуры пистолет, уже выкрикивал команды своим легионерам.

Котов прикинул траекторию полета пули и машинально потер плечо. Пуля прошла в нескольких миллиметрах, прорвав только ткань куртки. И звука выстрела не слышно. Глушитель, большое расстояние?

– Оттуда, – показал он пистолетом на холм, возвышавшийся над дорогой чуть восточнее того места, где они сейчас стояли.

Это было единственное место, откуда могла прилететь пуля по такой траектории. Французы и сирийцы рассыпались веером и кинулись окружать холм, Котов вытащил пистолет и побежал направо. «Не будет снайпер вас там ждать, – подумал он, – выстрелил и теперь даст деру. Если он смертник, то, конечно, может посчитать своим долгом убить как можно больше неверных. А если в здравом рассудке, то у него есть, просто обязан быть способ скрыться. Только остается главный вопрос, а на фига ему все это было нужно? Опять снайпер!»

Справа довольно быстро обнаружилась низинка, которая тянулась примерно в том же направлении, что и шоссе. Очень заманчиво было броситься бежать сверху по ее краю и внимательно смотреть вниз. А в случае опасности просто отпрянуть в сторону, залечь и уже сверху, из более удобного и выгодного положения, вести огонь. Но это, если ты хочешь найти и убить противника. А если он тебе нужен живой? Если у тебя к нему масса вопросов, и ты почти уверен, что снайпера где-то здесь ждет машина или иное транспортное средство? Да хоть лошадь! Только здесь, внизу, можно его взять. Только столкнувшись с ним нос к носу!

Выстрелы Котов услышал еще минуту назад. Стреляли короткими и длинными очередями автоматы. Одиночных выстрелов было не слышно. Или сирийцы лупят по каждому кустику, или они видят снайпера. И ни одного выстрела в ответ. Котов бежал быстро, поглядывая наверх, туда, откуда мог вдруг неожиданно появиться человек. «Только бы они его не пристрелили», – с ожесточением думал он.

Вдруг на повышенных оборотах взревел мотор, и пальцы сами переключили «беретту» на автоматический огонь. Единственное, что Котов успел подумать, это то, что из низинки на машине выбраться можно только одним путем. Тем, каким он сам прибежал сюда. Склоны слишком крутые.

Машина вывернула откуда-то справа и понеслась прямо на него, подскакивая колесами на камнях и взбрыкивая задом, как норовистая лошадь. Это была старая «Тойота» с хорошим клиренсом и облезлой краской. Не сбавляя скорости, Котов побежал навстречу машине, глядя на камни под ее колесами и разглядывая путь, который осталось ей проехать, прежде чем они встретятся. В лобовое стекло спецназовец бросил один только взгляд. Ничего примечательного. Голова как голова. Молодой. Не это важно.

Важно было разойтись с машиной, которая постарается его сбить, и как-то остановить ее. Да, вон большой камень. Они сойдутся примерно возле этого камня, и водителю придется вильнуть вправо. Слева он не сможет объехать камень, потому что там склон и можно перевернуться. И у камня надо постараться прострелить ему переднее колесо. Это не асфальт, куда он на голом диске денется!

Прыгать в сторону Котову пришлось гораздо с большей поспешностью, потому что сверху появились сразу две фигуры сирийских солдат. Две длинные очереди прорезали воздух, и спецназовец физически почувствовал, как пули прошивают металл машины. Как пробивают борта, капот, как впиваются в тонкий металл кабины и рвут внутреннюю отделку.

Рев мотора сменился утробным затихающим гулом трансмиссии, а сам мотор вдруг заглох. Котов выругался, лежа на боку и глядя, как останавливается машина, как открывается водительская дверь, и из нее на землю вываливается окровавленное тело. Справа в низинке показались французские легионеры, несущиеся рысью следом за Броссаром. «Крепкие ребята, – с разочарованием подумал капитан, поднимаясь на ноги. – Они бегом проделали путь, вдвое больший, чем сирийские солдаты, а вышли к месту почти одновременно с ними. Жаль, что не чуть раньше. Стрелки хреновы!»

Засовывая пистолет в чехол, Котов подошел к телу возле машины. Рядом уже стоял французский лейтенант, без всяких признаков одышки и сильного сердцебиения, только лицо раскраснелось.

Котов присел рядом с лежавшим лицом вниз человеком и перевернул его на спину. Снайпер был еще жив. Одна пуля пробила ему бедро, задев поверхностную бедренную артерию. Вся штанина, от середины бедра и ниже, была напитана кровью, как губка. Даже на земле уже натекла приличная лужица. Вторая пуля прошла ниже ребер, видимо, пробив печень. Третья разбила локтевой сустав, и рука моталась, как тряпка.

Кто-то из легионеров уже достал аптечку и приготовился накладывать шину на ногу, но Котов остановил его. Снайпер медленно открыл глаза. Его невидящий мутный взгляд сначала смотрел просто в пространство, потом во взгляде появилась мысль, и раненый сфокусировал свой взгляд на лице русского. Белеющие губы растянулись в жуткой предсмертной улыбке. Сириец начал что-то шептать, глядя на Котова. Стоявший рядом легионер, видимо, этнический араб, начал переводить на английский:

– Ты… Опять живой… Я промахнулся… Ты все равно умрешь… Он тебя приговорил…

Челюсть раненого отвисла, смысл в его глазах пропал, оставив только напряжение и боль. Тело вытянулось, став как будто длиннее. Котов поднялся на ноги и отряхнул брюки. Все, снайпер умер. Но то, что он сказал, поразило спецназовца очень сильно. Кто он? Кто приговорил? За что? Как давно тянется эта охота? Первый выстрел был тогда, когда с ними ехала в Эн-Нахию Марина Стасько с медикаментами? Или раньше, но он еще не понял, что это уже идет охота на него?

Котов вернулся на дорогу, где как ни в чем не бывало стоял Сидорин и спокойно ждал его.

– Ну что там? – спросил полковник, и от его взгляда стало неуютно на душе.

– Застрелили! Неумехи-сирийцы палить начали. Я его мог взять, а они начали стрелять. Виноват, Михаил Николаевич, лопухнулся. Как сопляк-первогодок!

– Ты чего развоевался? – подозрительно посмотрел на капитана Сидорин. – Случилось чего? Ну-ка?

– Да так, мелочь. Понимаете, когда я подошел, он еще был жив. Увидел меня и заявил, что стрелял именно в меня, что промахнулся, но мне все равно не жить, потому что какой-то «он» меня, видите ли, приговорил к смерти.

– Борис, мы уже выясняли с тобой, что эти снайперы – не более чем случайность, совпадение. Ты у нас бизнесмен, депутат, чиновник высокого уровня, от которого зависит распределение бюджетных средств? Кто и зачем тебя станет выслеживать и убивать? Это паранойя, Боря, я тебя медикам сдам.

Котов вздохнул. Он понимал, что Сидорин так не думает, но полковнику сказать нечего, потому что он и сам голову сломал. Но кто? Кому нужен просто капитан Котов, кто затаил на него кровную обиду? Вообще-то основания его не любить или даже ненавидеть есть у многих. Мало ли он провел операций и убил международных преступников, различных террористов и другого рода врагов, с которыми пришлось сталкиваться? Но чтобы вот такая реакция!

Подъехал сирийский армейский грузовик, и из кузова через борт спрыгнул Броссар. Он посмотрел на Котова, но руку протянул Сидорину, подавая ему несколько мятых фотографий:

– Это было найдено в кармане снайпера.

Сидорин взял снимки и стал молча рассматривать их. Котов шагнул к нему и тоже взглянул. Сделаны снимки явно в разное время и в разных местах. Один – в Дамаске, рядом с посольством России, второй – неизвестно где, но на фоне их пикапов. На заднем плане каменистая пустыня и голые спины спецназовцев. Жара, значит, фотографировали месяц или чуть больше назад. Третий – вообще неизвестно где. Камни какие-то, куцые деревца и голова Котова, повернутая чуть в сторону. «Хороший снимок, можно в социальных сетях выложить, – подумал он, – если завести страничку в «Одноклассниках».

– Паранойя, – повторил вполголоса Сидорин. – Не, Борис, надо тебя все же отправлять в Россию. Не нравится мне твоя нервная система, подозрительность твоя. Устал ты. Сдашь группу Белову и…

– Михаил Николаевич!

– Спокойно, Барс, спокойно. Если честно, то я давно заподозрил нечто в этом роде, – так же тихо сказал Сидорин. – Доказательств было маловато, агентурных сведений не хватало. Странно как-то, что никто ничего не знал на той стороне. Ни в рядах повстанцев, ни… другие, близкие к западным разведкам или ЦРУ. Не «светилось» нигде таких заданий относительно российского офицера.

– Но вот это о чем-то говорит, – кивнул спецназовец на фотографию.

– Да, это аргумент, – согласился полковник. – Аргумент для того, чтобы отправить тебя в Россию, а здесь начать розыск источника угрозы.

– А если без всяких отправок? Товарищ полковник, вы меня трусом считаете? Я же понимаю, и вы понимаете, что полезнее мне здесь находиться, так мы скорее выясним источник угрозы. Это ведь не шушера какая-то, вы посмотрите на снимки. Они делались в нескольких точках страны, где я был. Кто-то целенаправленно следил за мной, снимал. Подойти не решался, действовал осторожно. Понимал, что один раз «засветится» со своим интересом и со своим фотоаппаратом, и его возьмет русский спецназ и вытрясет из него душу. Непонятно только, почему следили и фото добывали очень профессионально, а вот стреляли как-то по-дилетантски.

– Вот это и меня беспокоит, – вздохнул Сидорин. – Странно как-то. Единственное объяснение, которое приходит в голову, это то, что у заказчика есть свои люди почти везде, разветвленная, так сказать, агентура, которая знает о спецназе, о тебе, обо мне. Ну, обо мне тут многие знают, я лицо почти официальное. А вот тебя вычисляли. Я даже думаю, что поначалу и фотографий было много не твоих, а случайных. Но заказчик выбрал из них именно твои и отдал приказ. Выполняли его уже по принципу дробовика, сразу многими исполнителями, кому-то да повезет. Видишь ли, отследить твои перемещения сложно, но отслеживали. Значит, есть утечка.

– Но ведь не из наших же? – вытаращил глаза Котов.

– И я не думаю, что сливали информацию русские. Вспомни первый выстрел, о котором мы точно знаем, что стреляли в тебя. Были наверняка и до этого попытки, только мы с тобой не поняли, что это покушения. Но вот когда ты ездил с Зиминым в Эн-Нахию и вас на дороге обстреляли, помнишь? Тогда я тебя вызвал и отдал приказ. Лично. Кто при этом присутствовал?

– Командиры других групп. Белобородов, кажется, уже вышел, Стрельников чуть задержался. Но это свои ребята, проверенные кровью. Я даже и не думаю о…

– Броссар.

– Черт, легионер был в комнате! Вы нас тогда познакомили и попросили с ним обсудить детали, заодно покормить его в нашей столовой.

– Сегодня лейтенант тоже крутился весь день на аэродроме, – хитро посмотрел на Котова полковник.

– Это не он, – твердо ответил капитан. – Я сейчас подумал о том, что тело Ахмеда Шалуба, которого застрелила тогда в горах Мариам, выкрал он. Потом решил, что смысла в этом нет. Зачем его выкрадывать? Пользы никакой от тела нет ни ему, ни американцам. Погиб агент и все. А сегодня у Броссара были моменты, когда он мог убить меня лично или отдать приказ кому-то из подчиненных. Никто и не понял бы в пылу этого боя на аэродроме, что меня убили по заказу. Все было бы шито-крыто.

– Ну? – Сидорин продолжал с интересом смотреть на своего офицера.

– Похищение адмирала Назими, – пробормотал Котов. – Его похитили вечером, прямо перед его отъездом на французский авианосец. Знали у французов в штабе. Броссар был у нас, когда я… Но у нас на базе в тот день был и генерал Прежан.

– Lieutenant Brossar! Come to me! – гаркнул Сидорин.

Француз подошел и вежливо козырнул полковнику. Сидорин кивнул Котову, разрешая самому расспросить Броссара.

– Скажите, Валентин, вы помните день нашего знакомства на базе Хмеймим?

– Разумеется. Я еще обедал в вашей столовой. Скучная ваша кухня, между прочим.

– После того как мы с вами расстались и я уехал со своим переводчиком и медсестрой с базы, вы с кем-то обо мне разговаривали?

Броссар не ответил. Он молча и практически без эмоций смотрел на русского капитана. Пауза продлилась почти минуту. Сидорин ждал, не торопя французского лейтенанта. Он просто наблюдал за его лицом. Броссар медленно перевел взгляд на полковника:

– Теперь понимаю. Да, тогда Прежан спросил меня о том, куда отправился русский. Я ответил куда и зачем. Про медикаменты, естественно. А теперь вы меня навели на мысль.

– На какую? – спросил Сидорин.

– О Прежане, о сегодняшней сцене на совещании, когда сирийский адмирал его ударил.

– Ого, я что-то пропустил, Боря? – Сидорин задрал брови и уставился на капитана: – Ну-ка?

Котов по-английски, чтобы их диалог понял и легионер, пересказал всю историю с пощечиной и с подозрениями о том, что именно Прежан принял информацию от французского оператора об опасности нападения на аэродром и скрыл ее. Умышленно или нет, но скрыл. И о том, что своей властью вице-адмирал Мэро отстранил Прежана от службы.

– Сегодня Прежан мог сообщить заказчику о том, что капитан Котов здесь, и вызвать снайпера, – добавил Броссар. – Получается, что Прежан завербован сепаратистами или кто-то в рядах нашего командования играет в сложные политические игры по приказу из Парижа. Но покушения на Бориса – это явно вне заданий из Елисейского дворца. Это его связи здесь. Я доложу команде о своих соображениях.

– Не надо, Валентин, – покачав головой, положил руку французу на плечо Котов. – Это повредит вашей карьере. Прежан вас сожрет, если не попадет под трибунал.

– Не сожрет. Я – это Легион, а он – просто армейский генерал. Не станет он этим заниматься.

– Не надо по другой причине, Броссар, – поддержал Котова Сидорин. – Нам важен заказчик, а ваш генерал, каким бы он подлецом ни оказался, всего лишь исполнитель. Не станет его, найдется на его место другой. Мы должны вычислить, найти и обезвредить заказчика. Понимаете?

– Хорошо, – кивнул лейтенант с серьезным видом. – Мой соотечественник оказался предателем, но для меня священно братство по оружию. Мы здесь сражаемся с общим врагом. Можете на меня рассчитывать. Я знаю, что такое честь офицера!

Когда группа высадилась из вертолета, Котов отправил Белова с группой приводить себя в порядок, а сам двинулся к медицинскому модулю. В приемном боксе его встретила Марина Стасько. Женщина замерла, широко раскрыв глаза, потом прижала кулачки к подбородку, подошла к нему и ткнулась лицом ему в грудь. Котов собрался уже взять медсестру за плечи, но что-то остановило его.

– Марина, ты что? – спокойно проговорил он.

– Девчонки рассказывали, – тихо, с болью и страхом в голосе ответила она. – Там у вас страшный бой был. Говорят, что вы чудом выпутались. Если бы не французы…

– Ну ладно тебе, Марина, – улыбнулся Котов. – Откуда твои девчонки знают? Они там были? Обычный бой. Да и опасности особой не было. Устроили засаду, и боевики колонной напоролись на нее. Ну, постреляли как в тире.

– А Максим? – нервным голосом спросила Стасько. – Это тоже как в тире?

– Случайная пуля. Так бывает, – терпеливо стал объяснять Котов. – Никто же больше не пострадал. Да и он ранен нетяжело, как мне сказали. А что, Ларкин рассказывал о бое?

– Ларкина твоего привезли еле живого от потери крови, с лихорадкой. Ему переливание сделали, он под капельницей и под убойной дозой лекарств. Спит. Еще пару часов – и не спасли бы твоего бойца. Или руку не спасли бы. Теперь, наверное, все обойдется.

– Ну, и прекрасно. А что ты все если да если. У нас «если» не бывает. У нас все надежно.

– Надежно. Андрей Брянцев без руки остался, – вздохнула медсестра. – Савичева еле довезли. А теперь Саша Прохоренко. Ты уже слышал?

– Да, я знаю. – Котов осторожно остранил от себя Марину. – Работа у нас такая, Мариша. Долг перед родиной. Мы надеваем погоны раз и навсегда. И каждый из нас готов отдать жизнь за свое отечество, где бы он ни был. Даже здесь, потому что мы не хотим отдавать на растерзание Западу еще одну страну, потому что Россия не позволит больше убивать людей и решать проблемы мирового порядка без нее. Хватит! И мы работаем здесь для того, чтобы все знали, у России теперь надо спрашивать разрешение, с Россией теперь надо считаться. Сильная армия – сильная страна. А армия сильна такими, как лейтенант Прохоренко. Люди воинского и гражданского долга.

– Да я все это знаю, – устало кивнула Марина. – Я и сама сюда приехала по этой же причине. Добровольно, рапорт написала. Знаешь, ты к Максиму не ходи сейчас. Он спит, и еще пару суток его будут в таком состоянии держать. Я тебе потом расскажу о его самочувствии. Приходи вечером. Хочешь, каждый вечер приходи.

Котов улыбнулся, поймав в глазах женщины хитрые огоньки. Вздохнув, он повернулся и вышел на улицу. Знала бы Маринка, что завтра их снова здесь не будет. Машины жалко. Совсем группа осталась без техники. Притащат вечером два пикапа, что остались целы. С ними технари пару недель заниматься будут, если смысл в том увидят. Может, и не подлежат восстановлению.