Глава 9
Провинция Алеппо. В 20 км юго-восточнее города Алеппо
– Ну, вот он, этот завод, – опускаясь на живот среди кустарника в развалинах, сказал Котов.
Зимин присел рядом, прислонившись ноющей от долгой езды на квадроцикле спиной к кирпичной стене. Он держал в руках навигатор и сверял координаты. Солнце садилось им за спины, и на остатках стекла кое-где играли красные огоньки заката. Завод был большой и основательно разрушенный. С западной стороны, где сейчас притаились спецназовцы, торчали лишь почерневшие обломки стен каких-то подсобных строений. Закопченные от пожаров, с неровными краями, они напоминали даже не гнилые зубы во рту гиганта, а корни зубов, съеденных кариесом. Огромные груды разбитого кирпича всюду.
Восточнее виднелись проваленные крыши заводских цехов, административных зданий, сгоревшие вагоны. Где во всем этом нагромождении старых развалин примерно двухлетней давности искать спрятанные боевиками склады оружия, боеприпасов, даже военной техники?
– Если это был завод по ремонту подвижного состава, – сказал Зимин, – к заводу должна подходить и железнодорожная ветка.
– Должна, – согласился Котов, продолжая осматривать развалины в бинокль. – Заросло все травой. По ту сторону какая-то речушка, там не может быть дороги, иначе был бы полноценный железнодорожный мост, а я его не вижу.
– Дорога должна быть севернее к городу.
– Логичнее всего, но отсюда я ничего не вижу. Тут уже не пустынный климат, тут все быстро зарастает травой и кустарником. Ты все сомневаешься, тот это завод или нет?
– Наверное, не сомневаюсь, – пожал Зимин плечами. – Другого не видно, да и не Челябинск это, где заводы заборами друг к другу жмутся.
– Это точно, Олег, не Челябинск, – пробормотал командир и постучал по микрофону коммуникатора: – Сокол, я – Барс!
Ответа не последовало, только в наушнике слегка потрескивало и фонило. Передатчик работал, но спецназовцы командира не слышали. Или слышали, но он не мог уловить ответа Алейникова, которого сейчас вызывал. Проворчав ругательства, Котов пощелкал переключателями, но коммуникатор все равно не хотел связывать его с подчиненными.
– Черт его знает, что случилось, – проворчал он. – Работал, работал – и на тебе. Железа вокруг полно, да вроде бы оно не должно влиять на качество связи. Может, с антенной что-то? Ладно, Олег, ты возвращайся к ребятам. Пусть очень осторожно осмотрят вон тот сектор справа. Видишь, территория ограждена остатками забора? И одинокое здание двухэтажное, похожее на диспетчерскую аэродрома?
– Вижу, – ответил лейтенант. – Будем перебираться туда?
– Да, командуй, чтобы на руках и без шума закатили наши вездеходы. Там, по-моему, есть где их спрятать. Выставь двух наблюдателей на втором этаже. Ничего не распаковывать, кроме боеприпасов. Достаньте гранат побольше и ждите меня.
– А вы куда?
– Я осмотрюсь немного, пока светло. Пройду вон к тем цехам, потом сделаю крюк к площадке, где сгоревшие вагоны. Интересно узнать, насколько большие там разрушения. Если большие, то к нам с юга не подобраться. Нам ведь надежная база здесь нужна на сутки или двое. Пока все осмотрим, а площадь территории – о-го-го! Давай к нашим, а я пошел дальше.
Котов проводил взглядом переводчика, спустившегося вниз по обратной стороне горы строительного мусора. Сам он решил спускаться прямо через разрушенное перекрытие здания, возле которого они сейчас находились.
Войдя в пролом в стене, спецназовец осмотрелся. Еще раз бросил взгляд в окна. Никого, никакого движения. Подойдя к пролому в полу, наклонился, осмотрел первый этаж, затем спустил ноги в пролом и, полетев вниз, мягко, почти без звука приземлился на ноги. Несколько секунд Котов сидел на одном колене, прислушиваясь и поводя головой из стороны в сторону. В этом помещении было только одно окно и дверной проем. Точнее, пролом на месте дверного проема. Вторая комната и выход из здания были разрушены очень сильно, видимо, попаданием снаряда. Он осторожно стал продвигаться к выходу, а выйдя из здания, снова присел на одно колено и осмотрелся.
Звук упавшего тела Котов не спутает ни с каким другим звуком. Слишком хорошо и давно он его изучил. Насчет тихого возгласа он сомневался, а вот что где-то рядом упал человек, это точно. И камешки посыпались. Это вон за тем углом рухнувшего частично строения, где арматура торчит из бетонной разорванной плиты. Не Зима ли в переплет попал, эх… Котов мысленно выругался и пошел боком вдоль стены, в конце которой за углом раздавались какие-то звуки.
Старательно прислушиваясь и осторожно ступая по траве, заваленной строительным хламом, он медленно перемещался вправо. У конца стены остановился и поискал хоть какое-то отверстие. Оно нашлось, пробоина от пули где-то на уровне груди. Котов наклонился и припал глазом к отверстию. Лейтенант лежал на траве лицом вниз, а двое бородатых мужчин в гражданской одежде, но с автоматами обыскивали его карманы.
Капитан еле сдержался, чтобы не кинуться очертя голову вперед, не расстрелять этих двух вурдалаков из автомата. Только спустя несколько секунд до него дошло, почему он не кинулся. Чутье подсказало, что Зимин не убит, а просто, наверное, оглушен ударом по голове. Не лежат так мертвые. Трудно объяснить, но те, кто повидал много трупов за свою жизнь, кто видел, как умирают на их глазах, не ошибутся, увидев лежащего человека.
Зимина перевернули на спину. Один из бородачей в светлой рубашке навыпуск потрепал его за подбородок, потом что-то тихо сказал своему напарнику. Они взяли пленника за ремни «разгрузки» на плечах и потащили по траве в сторону того самого места за забором, где Котов и намеревался устроить своей группе убежище. Хорошо, что он успел в бинокль эту закрытую почти со всех сторон территорию рассмотреть. «Потерпи, Олег, сейчас мы им сделаем алаверды, – шептал себе под нос капитан. – Ты, главное, не рыпайся, чтобы не мешать. Они не станут тебя убивать, они ничего не поняли. Они видят только полувоенную форму, в которой сейчас ходит половина Сирии, видят на шее платок-арафатку и не нашли в карманах никаких документов. Им очень интересно, кто ты такой».
Дождавшись, когда бородачи скрылись за еще одним поворотом, Котов быстро двинулся параллельно им за развалинами. Местами, где трава была гуще, а в траве было относительно мало мелкого каменного крошева, спецназовец переходил на легкий бег. Вот и пролом в стене. Сунув в него голову, он убедился, что людей здесь нет. Их и не могло быть.
Котов прошел вдоль стены и остановился у другого проема в стене, через который бородачи должны были втащить бесчувственное тело переводчика. Он прикидывал свои шансы, вспоминая картину разрушенного завода, и решал, куда еще могли потащить пленника незнакомцы. В принципе если они сейчас пройдут мимо, то напасть на них можно прямо со спины через этот пролом. Им помешает звук волочащегося по земле тела, и они не сразу его услышат.
Голоса послышались совсем рядом. Потом шаги, с хрустом камня под ботинками, звук волочащегося по земле тела. А вот и спина первого бородача в белой рубашке. Он двигался без всякой опаски, видимо, полагая, что проникнуть сюда никто не мог, и втаскивал пленника. Котов выждал, когда появится второй бородач в черной футболке и безрукавке, и резко ударил его прикладом автомата в лоб. Бородач повалился прямо на Зимина, как мешок с картошкой. Первый тут же бросил пленника и сорвал с плеча автомат, но сделал он это совершенно напрасно. Если уж стрелять, то надо было сразу, пока ремень на плече, и можно просто перехватить автомат чуть по-другому. Опыта у бородачей было, видимо, маловато.
Котов своим автоматом отбил оружие боевика в сторону и тут же нанес страшный прямой удар ногой от себя в живот противнику. Бородач отлетел на пару метров назад, роняя автомат и раскидывая руки в стороны. Одним прыжком Котов настиг падающее тело и приземлился рядом, впечатывая ребро ладони бородачу за левое ухо. Тот ударился затылком о камни и затих. Отбросив в сторону автоматы противников, Котов повернулся к Зимину и увидел, что лейтенант времени зря не терял. Он уже выбирался из-под своего бывшего конвоира и заворачивал ему руки за спину.
– Как ты, Олег? Живой? – прошептал капитан, вытаскивая из кармашка пластиковые вязки и стягивая кисти боевика за спиной.
– Да я давно в себя пришел, выдавать не хотел. Я как чувствовал, что вы рядом. Вон тот, в белой рубашке, он коммуникатор мой забрал.
Котов стянул за спиной руки второму пленнику, вытащил у него из кармана скобу с микрофоном, протянул переводчику и произнес:
– Давай затащим их вон туда за дом, а то торчим тут на самом видном месте.
Через минуту они усадили пленников у южной стены развалин, Котов связался с группой, объяснил, где они находятся, и велел подойти Лысакову и Болтухину, а остальным вести себя с максимальной осторожностью. Через какое-то время пленники начали подавать признаки жизни. Бородач, которого Котов наградил ударом автомата в лоб, застонал и сморщился. Второй начал трясти головой и шевелить руками за спиной.
– Товарищ капитан, они говорили не по-арабски, – вдруг сказал Зимин.
– Да-а? – удивленно посмотрел на него Котов. – Надеюсь, и не по-английски?
– Это что-то иное, похоже на языки иранской группы. Какие-то наречия местные, что ли. Черт его знает, кто они такие.
– Замри! – Котов поднял руку, постоял немного, потом подхватил автомат и исчез за стеной.
Спустя минуту он снова появился, но уже вместе с двумя спецназовцами. Лысаков и Болтухин с интересом посмотрели на бородатых пленников. Котов приказал им занять оборону и наблюдать, а сам пошел обследовать здание, возле которого они сидели. Минут через двадцать капитан вернулся. Место он посчитал подходящим и с точки зрения уединенности, и с точки зрения круговой обороны.
– С этими потом разберемся, – кивнул он на пленников, которые изумленно крутили головами. – Зима, берите с Болтом этих гавриков и тащите наверх. Глаза им завяжите, а то они считать наверняка умеют. Лишай, возвращайся к нашим, и катите сюда на руках вездеходы. Можете пользоваться лебедкой. Загоните вот сюда, в пролом на первый этаж. Там какие-то доски, щиты пыльные валяются. Замаскируете так, чтобы в двух шагах нашу технику никто не увидел.
Через два часа, когда опустились сумерки, Котов взял с собой Алейникова, несшего «винторез» и прицел ночного видения, и повел своего бойца к цехам, которые видел с первого наблюдательного пункта. Шли быстро, часто останавливались, прислушивались, поворачиваясь всем корпусом из стороны в сторону и водя стволами своего оружия. Развалины порой так меняли общую картину местности, что приходилось сверять по навигатору и восстанавливать направление. Вблизи все оказалось еще больше изуродовано. Повсюду видны были следы ожесточенных боев и артиллерийских обстрелов.
Вдруг где-то в стороне послышались голоса – тихие, еле заметные. Потянуло вечерним воздухом, дымком какой-то отравы, которую курил человек. Алейников тронул командира за плечо и показал вправо, на железную лестницу, которая вела на крышу цеха. Котов отрицательно покачал головой. Лестница ржавая, расшатанная. Будет обязательно скрипеть, а может в самый неподходящий момент вообще подломиться или не выдержит крепление ее к стене.
Он сделал знак следовать за собой и повел спецназовца влево, в сторону голосов. Небольшое здание без крыши было пустым. Трудно даже предположить его настоящее предназначение. Лестничные марши вели наверх и были целы, хотя межэтажное перекрытие было фактически разрушено. Котов двинулся наверх, наступая очень осторожно, предварительно пробуя ногой каждую ступеньку.
Спецназовцы бесшумно поднялись на второй этаж и разошлись по обе стороны крайнего окна, которое выходило как раз на первое здание цеха. Осторожно выглянув, они увидели двух боевиков с автоматами, сидевших на деревянной доске, брошенной прямо на камни. Один встал, потянулся, повесил автомат на плечо и, что-то сказав напарнику, пошел в сторону ворот цеха. Он приоткрыл небольшую дверь в огромной высокой воротине и скрылся внутри. Первый, посидев немного, тоже поднялся, стал прохаживаться по двору и вскоре скрылся за углом здания.
– Я так понимаю, что это не часовые, – прошептал Алейников.
– Отсюда ничего не видно. Когда стемнеет, подойдем к цеху и посмотрим, что там внутри. Свет никто не включает, дверь он не закрыл. Кстати, ты обратил внимание, что дверь не издала ни единого скрипа? Хорошо смазана для заброшенного цеха.
Через полтора часа, когда на территории завода стало совсем темно, спецназовцы опустили на лица приборы ночного видения и стали медленно спускаться вниз. Камни остывали медленно, поэтому приходилось часто останавливаться, чтобы не пропустить зеленое сияние человеческой фигуры, когда она появится в пределах видимости. Бесшумно подойдя к воротам, Котов присел, перенес центр тяжести на вторую ногу, и его голова очень медленно просунулась в дверной проем. Разглядывая внутреннее пространство заброшенного цеха, он поманил Алейникова рукой и бесшумно переместил свое тело внутрь. Спецназовец осмотрелся и последовал за командиром.
Цех имел в длину больше шестидесяти метров. Сюда вполне могли войти четыре товарных вагона. Два ряда рельсов говорили о том, что сюда их и загоняли. Возможно, на ремонт. Но сейчас здесь стояли в два ряда совсем не железнодорожные вагоны. Восемь БМП-2, насколько смог определить Котов по крупным башням на машинах с автоматическими 30-мм пушками, шесть БТР-80 и четыре броневые машины, судя по очертаниям, похожие на турецкие бронемашины. Стояли тут и четыре наших отечественных грузовика «ГАЗ-3308». Вдоль стены громоздилось выше человеческого роста большое количество ящиков.
Котов тихо присвистнул. Алейников сделал предупреждающий знак рукой, и оба спецназовца замерли. Где-то рядом открылась дверь, и пол возле дверного проема осветился слабым светом. Голоса двух мужчин отдавались эхом под бетонными сводами. Двое мужчин, оживленно переговариваясь явно по-арабски, двинулись к выходу. А снаружи вдруг послышались еще голоса – один раздраженный, второй извиняющийся. Пробежали, топая ногами, несколько человек.
– Что за оживление такое? – прошептал Алейников. – Как-то не вовремя они засуетились. Надеюсь, наступление не сейчас начнется.
– Подойдем ближе к двери, – предложил Котов. – Там в стене дырки есть. Посмотрим, что снаружи творится, и решим, как нам отсюда ноги уносить.
Подобравшись к воротам, спецназовцы осмотрелись еще раз, определяя, куда можно спрятаться в случае опасности или каким еще способом можно будет попытаться выбраться из здания. Котов провел рукой по стене, передвигаясь вдоль нее, пока не нашел приличное отверстие. Снаружи топтался человек с автоматом. Через прибор ночного видения было понятно, что он недоволен и даже зол. Значит, часовой все же есть, и ему только что попало за то, что ушел с поста. Вояки! Совсем бедно с кадрами у сепаратистов.
– Надо думать, как нам отсюда уйти, – шепнул Котов спецназовцу. – Там стоит один, но вряд ли единственный. И убивать нельзя, всполошатся, могут начать прочесывать местность, если уж тут у них все так серьезно.
– Слушай, этот длинный тебе никого не напоминает?
– Нет, а что? Похож на кого-то?
– Да, – неопределенно покрутил пальцами в воздухе Котов. – Начальство он здесь, похоже. Как появился, сразу все забегали. Мне кажется, нам дико повезло, что мы сюда так запросто прошли.
– И там, в этом здании напротив, где мы недавно были, ступени чистые, – подтвердил Алейников. – Не исключено, что у них там наблюдательный пункт. Озирают, так сказать, окрестности.
Обследовав стену, спецназовцы нашли еще одно отверстие, через которое можно было понаблюдать за окнами второго этажа здания напротив. Очевидно, поста там не было. «Некого им тут бояться. Они патрулируют окрестности и подходы, местного населения тут нет, и каждый новый человек на виду, – думал Котов. – Мы подобрались, потому что мы умеем это делать. Многочисленная охрана больше привлечет внимания. Я бы на их месте тоже растяжек понаставил, а охрану держал просто на всякий случай, если кто-то появится или мина сработает, чтобы поднять по тревоге и бросить на поиски или отразить нападение. Или вот этот высокий начальник. Приехал, посмотрел, сделал нагоняй, и теперь охранять будут как положено. Так тоже в жизни бывает. А нам просто опять повезло вовремя сюда проскочить».
– Ладно, Сокол, – обратился он к спецназовцу, – давай решать так. Цель мы разведали, склады в наличии. Выстрела «винтореза» никто не услышит, а когда увидят убитого часового, сначала запаникуют, начнут шарить вокруг. А мы за это время успеем уйти далеко, да еще координаты своим сообщим. Ну, максимум, что они смогут, – это кинутся за нами вдогонку. А через пару часов наши «сушки» налетят и сравняют завод с землей.
– Ну, тогда так и решаем? – Алейников с готовностью развернулся к стене в поисках дырки, в которую можно было бы просунуть ствол.
– Да, решаем. Давай лучше к двери.
Алейников кивнул и двинулся за командиром. У двери они еще раз переглянулись. Котов жестами показал порядок действий и присел на корточки. Снайпер приложил свое бесшумное оружие к плечу, наведя ствол в ту точку, где примерно мог находиться за дверью часовой. Плавно надавливая, Котов стал медленно открывать дверь. И вот в прицеле появилась фигура часового. Коротко лязгнул затвор винтовки – и боевик у стены в двадцати метрах от здания цеха упал как подкошенный.
Спецназовцы вышли, прижимая приклады к плечу. Короткими тихими шагами они стали пересекать открытую часть территории. Алейников присел возле тела, приложил пальцы к шее. Готов! Котов двинулся тем же путем, которым они пришли сюда, Алейников шел следом, периодически останавливаясь и осматриваясь через прицел ночного видения.
Через час осторожного движения они вышли к расположению группы. За это время в районе склада боевиков никакого шума не раздалось. Котов и не ждал воя сирены или отчаянной стрельбы в воздух с воплями «держи их!». Но все же там как-то должны были отреагировать на обнаружение убитого часового. Неужели еще не обнаружили? Или решили, что шальная пуля прилетела за километр с места боевых столкновений?
Котов постучал по микрофону:
– Зима, это Барс! Доложи обстановку.
– Барс, я – Зима! Все в норме. Но у нас гости.
– Что? – опешил Котов. – Повтори информацию!
– Барс, опасности нет. Пленные на месте. На нас вышел старый знакомый. Ждет вас.
– Зима, мы возвращаемся. Смотрите нас!
– Видим вас, Барс. Проход свободен. Внизу вас встретит Болт.
Спецназовцы двинулись вперед торопливым шагом. Что там происходит, какой еще гость? Вот и пролом в стене. Подняв руки над головой в зеленом свете, видимом через прибор ночного видения, появился Лешка Болтухин. Котов сдвинул свой прибор на темя и тихо сказал:
– Будь здесь и внимательнее, Болт, не исключена погоня.
– Есть, – тихо ответил спецназовец.
Котов и Алейников поспешно вошли в здание. Зимин ждал их на первом этаже. Он сразу повел командира в дальнюю часть к лестнице, которая вела в полуподвальное помещение. Откинув полог непромокаемой ткани, натянутой у входа, Котов сразу увидел сидевшего за самодельным столом худощавого человека с бородой. Этот пронзительный взгляд и гордый поворот головы он узнал сразу.
– Музафир! Что теперь тебя привело к нам, странник?
– Узнал меня, – кивнул без улыбки Музафир.
– Тебя все узнали, – ставя у стены автомат и садясь напротив сирийца, сказал Котов. – У нас хорошая память и на лица, и вообще. Работа такая.
– Да, понимаю. Твои ребята захватили моих людей. Отпусти, они твоего человека не убили, просто оглушили, хотели привести к нам в лагерь, допросить. Ты знаешь, мы не враги вам. Давший однажды клятву дружбы с именем Аллаха, не нарушит ее.
– Я помню, как спас тебе жизнь, как ты мне в ответ помог. Что ты здесь делаешь, Музафир? Да еще с вооруженными помощниками.
– Я отвечу, – кивнул сириец, – но сначала спрошу тебя. Ты был там, где остатки завода? Видел там оружие, технику?
– Да, видел. Здесь готовится серьезный удар в спину сирийским войскам, чтобы помешать отбить Алеппо.
– Все страшнее, Борис. Удар готовится по тем, кто не является врагом сирийского народа. По тем, кто взялся однажды за оружие, но готов сложить его. Ты знаешь, кому выгодно, чтобы сирийцы продолжали истреблять друг друга. И не только сирийцы.
– Я понял тебя, Музафир, ты имеешь в виду себя и ту оппозицию, которую ты представляешь.
– Не только, Борис. Я имею в виду еще и курдов. Поверь мне, курдские повстанцы – это серьезная сила. Здесь, на севере и северо-востоке, они сдерживают сепаратистов, наносят им большой урон. Уничтожить курдов хочет и Турция, и Америка. Ты это знаешь, когда уничтожат курдов, остальная оппозиция испугается, решит, что и их ждет такая же участь, и они снова возьмутся за оружие. Подлость заставляет опасаться того, в ком ты уже начинаешь видеть друга или хотя бы перестаешь видеть врага.
– Слушай, перестань говорить туманно! – скривился Котов.
Внутри он был весь собран, сжат как пружина. Зачем появился тут Музафир? Да, не так давно группа Котова спасла его от казни, которую хотели устроить сепаратисты. Были разногласия в их среде. Да, Музафир помог в проведении российским спецназом важной операции. Но что теперь? Многое могло измениться, в Сирии идет не просто война, здесь идет сложная политическая борьба, и Музафир тоже несвободен в своих действиях, он тоже подчиняется приказам своих командиров, своих лидеров. С чем он пришел?
Капитан откровенно посмотрел на часы. Нужно связываться с Сидориным, давать подтверждение объекта и срочно уходить. Во-первых, можно попасть под удар своей же авиации, во-вторых, могут нагрянуть боевики из охраны складов. А тут Музафир. Да еще сидит и темнит. Не вовремя он появился, что он вообще тут делает, что ищут тут его люди, что вынюхивают?
– Так, Музафир, давай по старой дружбе перестанем темнить. Что ты здесь делаешь?
– Стараюсь помочь людям, пытаюсь предотвратить большую беду.
Котов поморщился, услышав опять старую иносказательную «песню», и решительно поднялся на ноги. Все, надо решать. Нет времени на словесные перепалки и игры.
– Ты не понял, Борис! – взволнованно повысил голос Музафир. – Я правда пытаюсь спасти людей. Здесь лагерь беженцев!
Котов уставился на сирийца и медленно опустился на доску, заменявшую ему лавку.
– Ну-ка, с этого места поподробнее.
– Развяжи моих людей, Борис, – улыбнулся сириец. – Клянусь тебе, что мы не враги.
– Потерпят, – отрезал Котов. – Рассказывай!
– В трех старых ремонтных корпусах завода собраны техника, боеприпасы. Все это действительно нужно для нанесения мощного удара во фланг сирийской армии. Скоро сюда начнут подтягиваться силы боевиков. Небольшими группами, незаметно. А рядом с корпусами есть складские ангары. Два из них чудом уцелели во время боев, и там собралась большая группа курдских беженцев. Борис, пойми, это женщины, дети. Они бежали от войны и оказались отрезанными от своих ополченцев. Их специально не тронули, но не потому, что пожалели, а потому, что они стали частью одного чудовищного плана.
– Какого?
– Когда отсюда уйдут боевики, когда начнется операция против сирийской армии, по заводу ударит авиация. Я не знаю, чья, но удар будет нанесен обязательно. А потом, сам понимаешь, – фотографии, видеосъемка, трупы женщин и детей, интервью очевидцев, выживших в этом аду. Ты догадываешься, на чью авиацию свалят этот удар, кого обвинят в том, что они бьют, не разбираясь? И, может, ты догадаешься, что предпримут курды после этого? Пойдут они на переговоры?
Котов молчал, глядя на сирийца. Внешне спецназовец был спокоен, даже флегматичен, но в голове вихрем метались мысли. Если Музафир не врет, если он говорит правду… хотя зачем ему врать! А если все же врет, если участвует в провокации, даже сам того не зная? А в чем тогда провокация? В том, что я не передам сведения своему командованию и удар авиация не нанесет? В принципе логично, только очень уж просто. Мы ведь проверим насчет беженцев. Или нас не подпустят, уничтожат?
Решение пришло само собой. Жестокое, но это было единственное надежное решение, которое могло сработать, как бы ни изменилась ситуация. Тогда все будет зависеть от Музафира, и неважно врет он или нет. Котов достал аппарат спутниковой связи и вызвал Сидорина:
– Товарищ полковник, цель соответствует, координаты уточню через две минуты. Разрешите покинуть район?
– Ты уверен?
– Так точно. Склады вооружения и боевой техники на территории бывшего вагоноремонтного завода.
– Ожидайте решения, – последовал сухой ответ полковника.
Котов опустил аппарат и посмотрел на сирийца. Вот теперь спецназовец увидел, что Музафир испугался. Не смерти, не того, что может неожиданно попасть под удар российской авиации, не того, что скоро могут нагрянуть боевики и он умрет в бою. Нет, этот человек боялся последствий того, что ему не поверили.
– Почему, Борис? – хрипло спросил сириец.
– А ты как думаешь? Ты вообще понимаешь, что за ситуация сложилась?
– Да, – кивнул Музафир, но не отвел взгляда. – Ты мне не поверил. И это понятно. Ты – солдат, ты пришел в эту страну воевать против бандитов и воюешь на стороне регулярной армии Сирии. У тебя нет и не может быть сомнений. Но ты же умный человек!
– Что ты предлагаешь? – сухо спросил Котов. – Я получил приказ, я его выполнил, доложил результаты разведки. Что еще?
– Спасение сотен жизней беззащитных женщин и детей!
– Ты сам не так давно воевал против них на стороне вооруженной оппозиции. Дальше что?
– Борис, ты сейчас сам не понимаешь, что помогаешь врагам Сирии совершить зло и затоптать первые слабые ростки мира. А ведь можно договориться, и способ есть.
– А если не получится? Тогда сильная группа боевиков, вооруженная до зубов, ударит в тыл и фланг сирийской группировке и отбросит их от Алеппо. И снова месяцы упорных боев, снова потери, потери, потери.
– Я могу помочь, поверь мне.
Сказано было твердо, осознанно, а не сгоряча. Это Котов понял и поверил именно Музафиру, в его желания и в его порыв. Но насколько у того есть возможность что-то изменить и на что-то повлиять? Это, как говорят в Одессе, две большие разницы. А рисковать у Котова права нет. Как ни страшно это звучит, тут в силу вступает простая арифметика войны. Сотня жизней или десятки? И не чисто риторический вопрос, а вопрос твоих действий. Страшненький такой вопрос.
– Хорошо, Музафир, я тебе поверю, но должен перестраховаться. Я передам координаты. Мои сведения еще будут проверять, так что у тебя есть время. Правда, не очень много. Если мы здесь все умрем, удар наши штурмовики все равно нанесут. Ты, главное, вот это запомни. Все равно!
– Хорошо, отпусти нас. Еще есть время, пусть сутки, пусть меньше.
– Что ты сделаешь?
– Я соберу верных бойцов, мы ударим по заводу, выбьем отсюда охрану. Я уговорю отряды ополчения, которые еще воюют против правительственных войск, прекратить огонь. Мне поверят, я приведу с собой сюда свидетелей от этих групп, и они увидят, что здесь женщины и дети. Мы договоримся о прекращении огня, мы создадим безопасный коридор и выведем беженцев. И все это время мы будем сдерживать тех, кто захочет помешать. Скорее всего, мы все тут погибнем, но это наш долг за эти годы сумасшествия, когда мы все вместе превратили в руины свою страну, выгнали из своих домов людей.
– Отпустите их! – приказал Котов своим спецназовцам.
– Ты уйдешь? – то ли с волнением, то ли с надеждой спросил Музафир, вставая на ноги и глядя, как развязывают его людей.
– Тебе это важно?
– Важно, Борис, – твердо ответил сириец. – Мне важно, чтобы Россия стала другом Сирии. Мне важно, чтобы наши ошибки не помешали вам помогать нам, не заставили нас ненавидеть. Это ведь наша болезнь, наша беда, а вы пришли, когда зараза пошла через границу к другим людям. Вы вовремя пришли. И теперь неважно, когда вы уйдете, поворота назад не будет. Мы стали сильнее своим прозрением. Я буду помнить, что ты мне поверил.
С этими словами Музафир и его бойцы вышли в сопровождении спецназовцев. Зимин вопросительно посмотрел на командира, но ничего спрашивать не стал. «Научился, – горько подумал Котов, – стал понимать, что во время боевого задания глупых и неуместных, равно как и праздных, вопросов задавать нельзя».
– Алейников, – позвал командир. – Выкатывайте вездеходы за периметр, грузите все, что успели снять. Крякин, наверх! Наблюдение до последнего. Спустишься по моему приказу. Вот так, Олег!
Последнее предназначалось Зимину. И надо отдать должное, лейтенант с энтузиазмом отправился помогать бойцам грузить и выкатывать в темноте вездеходы. Через двадцать минут все было готово. Заработали двигатели, тихо заурчав в черноте ночи. Пробежал последний спецназовец – Боря Крякин.
– Порядок и тишина, командир!
– Вперед! – приказал Котов, надвигая на глаза прибор ночного видения.
Группа выбиралась на юг около часа. Двое спецназовцев на последних вездеходах сидели задом по ходу движения и осматривали окрестности и территорию завода. Признаков преследования или хотя бы оживления в районе цехов завода не было. Вскоре последовал вызов от Сидорина. Котов остановил группу и велел заглушить моторы.
– Слушаю, товарищ полковник!
– Изменения в ситуации есть? – коротко спросил Сидорин.
– Есть подозрения, что на территории завода скрываются курдские беженцы, товарищ полковник. Принимаю меры к уточнению.
– Понятно, – проворчал Сидорин. – Я чувствовал, что ты что-то недоговариваешь. Ты понимаешь, что мы не можем нанести удар, если там есть гражданское население?
– Так точно!
– Ты понимаешь, что наносить удар надо, потому что сепаратисты могут изменить ситуацию на фронте под Алеппо?
– Так точно, товарищ полковник!
– Котов, я от тебя устал, – вздохнул Сидорин. – Ладно, докладывай свои соображения.
– Михаил Николаевич, мне это только что пришло в голову. Я был с Алейниковым прямо в помещении, где стояла техника. Она настоящая. В другие цеха было не попасть, но те, что я видел, вполне настоящие. И, учтите этот факт, нам дали туда попасть, нам создавали условия для того, чтобы мы пощупали руками эту технику.
– Значит?
– Значит, нас хотят подставить. Хотят убедить, что техника есть, что ее много, что она готовится к операции против сирийской армии, но она оттуда не выйдет. Дело в том, что там почти нет охраны, мы легко проникли на этот суперсекретный объект и почти спокойно выбрались. Мы застрелили охранника, но никто не поднял тревоги, не было сигналов, поднимающих всю охрану на ноги, и какого-то логичного прочесывания местности. Ничего!
– Так, хорошо. А беженцы?
– Вы имеете в виду объективность информации? Помните, мы спасли от расправы журналиста Метью Кларка и полевого командира Музафира одного из отрядов оппозиции, о котором я докладывал? Так вот, я его встретил здесь. Они вели разведку на заводе, и он предупредил меня о беженцах, а также о том, что возможна глобальная провокация против России и курдов одновременно. Нас дискредитируют, курдов уничтожат, потому что они будут озлоблены и не пойдут на переговоры, и автоматически попадут в статус непримиримой оппозиции. А это Турции как раз и нужно. И США нужно, чтобы война не прекращалась. Музафир считает, что если мы поверим и не ударим, то удар нанесут другие. Не знаю кто, может, турки без опознавательных знаков, может, коалиция. Французы, например.
– Прежана отстранили, если ты забыл. Думаешь, там есть и другие «оборотни»?
– Я думаю, что Елисейский дворец поет под чужую дудку и ударит туда, куда скажут.
– Ладно, Боря, тебе там виднее. Поверю. Теперь спокойно твои предложения.
– Значит, так. Дайте мне сутки, световой день хотя бы. Я попробую проработать вариант вывода беженцев с завода.
– Спятил? Да вас в чистом поле расстреляют! Всех!
– На заводе их оставлять нельзя. Все равно по нему нанесут удар. И лучше там не быть в этот момент гражданским. Не волнуйтесь, есть вариант договориться с противоборствующими сторонами. Свяжитесь только с сирийцами, что воюют там с нашей стороны, и предупредите их. Второе! Поднимите два тяжелых многофункциональных истребителя. Пусть патрулируют пространство над Алеппо. Нельзя подпускать к заводу чужие самолеты, надо сбивать всех, если сунутся без предупреждения. В случае необходимости эти два самолета отработают по боевикам, если все же они и правда готовят контрнаступление.
– Хорошо, понял, – отозвался Сидорин. – Еще что?
– Нужно согласовать время «Ч». Время прекращения огня в коридоре, по которому я выведу беженцев.
– Во сколько тебе нужно?
– Оптимальный вариант – 00.00 часов. Заодно будет и темно. Если что-то пойдет не так, всегда можно в темноте людей укрыть. Позднее нельзя, можем не успеть. А сейчас эта операция будет неожиданностью для всех, даже для сепаратистов. Нам же дали свободно уйти. И никто не знает, что мы сейчас вернемся.
– Хорошо, будь на связи. И… удачи тебе, Борис!
– Спасибо, – улыбнулся Котов.
Он стоял на холме и смотрел вниз на завод, раскинувшийся в нескольких километрах к северу. Мрачные развалины, с заметными местами попадания ракет и бомб, и среди этого хаоса отдельные очаги целых или относительно целых зданий. Так бывает, знал капитан Котов. Когда не идет тотальное разрушение, то всегда после страшных боев удивляешься, как могло сохраниться то или иное здание. А ведь дело всего лишь в случайности. Просто не попал снаряд, просто не попала бомба. Так и с людьми бывает. Косит пулемет всех подчистую, валятся люди под кинжальным огнем, а потом, глядишь, поднимаются. Двое, трое, а то и с десяток. И сами себе удивляются, как целый рой пуль их миновал.
– Светает, – сказал подошедший лейтенант Зимин.
– Да. Скоро начнется новый день, и много людей умрет. Только они еще не знают об этом.
– А я все ждал, Борис Андреевич, когда вы свой хитрый ход сделаете. Не верилось мне, что вы сможете вот так просто уйти и оставить под бомбами наших же самолетов мирных жителей.
– Что? А, ты про это. Ну, это я просто нашего друга на понт брал. А вообще-то я хотел его понять. Ведь есть же предел готовности умереть за идею – у одного низкий, у другого запредельный. Кстати, вот что я забыл шефу сказать. Ты помнишь, когда мы на шоссе смотрели, как наши колонну с воздуха долбили? А перед этим автобусы ушли вперед?
– Помню. Там араб какой-то важный был.
– А помнишь, высокий такой бежал с конца колонны к автобусам, сел в первый и колонна ушла? Так вот, я видел этого человека там, в цеху, где стояли машины и бронетранспортеры. Это Ахмед Шалуб, известный под оперативным псевдонимом Хасан. Агент ЦРУ, выполняющий секретные задания по дестабилизации обстановки в Сирии по поручению резидентуры Ближнего Востока.
– Так его тогда Мариам не убила?
– Тело пропало, его не нашли. Наверное, он остался жив и смог уйти до приезда французских легионеров. Вот и всплыл опять этот приятель. И опять в связи с грязным делом. Знаешь, Олег, я не буду, как в фильмах просят, уговаривать тебя оставить его мне, если встретишь. Так вот, если встретишь – убей! А потом позови меня и покажи тело. Я его добью, упыря этого.
Сириец в черной безрукавке, с заплывшим глазом от удара автомата Котова, упал рядом со спецназовцем и протянул радиостанцию.
– Это для связи с Музафиром, – перевел Зимин слова сирийца, – и согласования действий.
Котов кивнул, покрутил рацию в руке, разглядел, что она американская, и отдал ее Зимину. Сириец не уходил. Он посмотрел на лейтенанта и заговорил с ним по-арабски.
– Чего ему еще надо? – не отрываясь от бинокля, спросил Котов.
– Извиняется и объясняет, зачем меня оглушил тогда. Радуется, что не покалечил русского друга.
– Ну, поцелуйтесь уже, – хмыкнул Котов.
– А теперь он говорит, – снова стал переводить Зимин, – что не сердится на вас за то, что вы его прикладом саданули.
– Благодетель! Я уж и не знаю, как его за это прощение благодарить. И ночь не ел, и день не спал, все страдал, как буду жить, если он меня не простит. Скажи ему, пусть валит к своим, а то сейчас здесь станет жарко. Может и не добежать.
И тут же с шелестом над головами полетели мины. Спецназовцы вжались в камни. «Ничего, – думал Котов, – сейчас закончится обстрел, и «бандерлоги» пойдут в атаку. Тогда они минометный обстрел прекратят, чтобы не попасть по своим». Заранее подготовленные позиции защищали от осколков. Каждый спецназовец обложил свою ячейку и запасную позицию большими камнями, бетонными стеновыми блоками.
– Барс, – раздался в коммуникаторе голос Алейникова, – есть цель! Минометная батарея право тридцать, расстояние двести двадцать. Ориентир – мачта громоотвода.
– Понял, Сокол! – отозвался Котов, вжимаясь в камни. Осколки скрежетали и выли, отскакивая от камней вокруг него. – Боб, скорее! Долго копаетесь! Сейчас они пойдут в атаку. Ориентиры от Сокола принял?
– Мы готовы, Барс, – ответил спокойный голос Бори Крякина, от которого у командира тоже стало на душе немного спокойнее. – Ориентир принял, готов к выходу. Жду команду.
– Жди, – буркнул Котов, и тут же обстрел прекратился. – Внимание! – рявкнул он в коммуникатор и положил автомат на бруствер своего укрытия.
Это были не набранные и наспех обученные ополченцы, не добровольцы, подготовленные из всех желающих. Это были матерые наемники. И двигались они очень профессионально. Котов вздохнул. Если бы здесь он ставил людей Музафира, их бы смяли одним ударом. А теперь еще посмотрим, кто лучше умеет воевать. «Вы, ребята, – подумал он об атакующих, – расслабились, потому что не встречали серьезного противника. Это уже не игра».
– Всем! Я – Барс! Слушать меня! Огонь по малой!
И с позиции спецназовцев скучно и очень недружно затарахтели автоматы. Три и четыре человечка среди камней упали, прежде чем остальные бросились искать укрытия. Но пыл атаки не исчез. Зеленые фигурки умело делали перебежки попарно и упорно продвигались вперед с приличной скоростью. Вот уже восемьдесят метров. Еще двое свалились, не успев укрыться. Шестьдесят… Больше нельзя, еще минута – и спецназовцы окажутся в зоне досягаемости ручных гранат.
– Всем полный огонь! Боб, пошел! Огонь по пехоте!
Из ворот цеха вывернул на полном ходу БТР, развернулся носом к атакующим, и по камням ударил шквал огня из спаренного пулемета башни. 7,62-мм «ПКТ» и 14,5-мм «КПВТ» разносили в мелкий щебень бетонные плиты, рвали стальную арматуру. Пыль стояла столбом так, как будто по рядам атакующих пронесся страшный вихрь. Смертельного огня двух пулеметов почти в упор боевики не выдержали. Кто-то еще пытался спрятаться в найденных укрытиях, но большая часть бросилась назад и тут же валилась под пулями пулеметов. С позиции спецназовцев было хорошо видно, что пыльные камни постепенно забрызгиваются кровью террористов. Бойцы вели расчетливый прицельный огонь из автоматов, добивая тех, кто уходил от огня БТРа.
Пулеметы замолчали, и тут же заработал автоматический гранатомет на борту машины.
– Есть накрытие! – передал Алейников со своего наблюдательного пункта. Право десять две серии.
И снова заработал гранатомет, унося по крутой дуге смертоносные снаряды. Но тут заработала рация. Зимин кричал что-то по-арабски, слушал и снова кричал.
– Что там? – наклонился к переводчику Котов.
– Боевики прорвались с севера к беженцам!
– Мать вашу криворукую! – заорал Котов. – Скажи, пусть держатся. Идем на помощь.
– А здесь? – не понял лейтенант.
Котов только махнул рукой. Он снова стал выкрикивать команды по коммуникатору. БТР развернулся и, подминая здоровенные камни мощными колесами, попер напрямую в сторону подвалов, где прятались беженцы и где ополченцы Музафира не могли отбить атаку сепаратистов. Спецназовцы поднимались и перебежками уходили вправо. Со второго этажа поспешно спускался Алейников со снайперской винтовкой. Котов морщился и плевался от пыли. Что можно сделать, когда вместе с ним всего восемь бойцов? «Ну, ничего, – думал он со злостью, – вы еще не знаете, что такое российский спецназ». Подхватив за ремень «РПГ», командир побежал следом за своими бойцами. Отойдя метров на двадцать от северных ворот цеха, он положил тубу гранатомета на плечо и нажал спуск. Бронебойная граната прошила дерево ворот, а через секунду их вообще вынесло огненным шквалом.
Нырнув за угол разрушенного дома, Котов чувствовал, как дрожит и приплясывает под ногами земля, как сыплются на голову осколки кирпича и всякий мусор. В здании цеха рухнула крыша, продолжали рваться снаряды, полыхали бочки с горючим. А впереди снова заработали пулеметы бронетранспортера, который вели Леха Болтухин и Боря Крякин. Кто-то упал на Котова, прижав к земле, и тут же обоих накрыло волной жара и обломками камня.
– Все, мы последние, – прошептал в ухо командиру Алейников.
– Аккуратнее не можешь, – засмеялся Котов. – Нет в тебе чувства такта.
– Виноват, опыта не хватает, – со смехом ответил снайпер, поднимая и отряхивая свою винтовку.
Стрельба возобновилась в таком темпе, что, наверное, начали раскаляться стволы пулеметов и автоматов. А патронов совсем мало, подумал Котов, глядя, как диск солнца опускается все ниже и ниже. И надо ждать. Надо, чтобы «бандерлоги» втянулись в бой всеми силами, почувствовали, что вот-вот сомнут нас, и кинулись всей сворой. Рука сжимала спутниковый передатчик. Ну, наверное, пора.
Снаряд ударил в стену совсем рядом. Котов упал, закрывая телом аппарат.
– Товарищ полковник! Прошу помощи, прошу помощи! Ориентиры три – пять! Ориентиры три – пять!
– Понял, Барс! Ориентиры три – пять! – ответил незнакомый голос. – Готовность две минуты.
– Всем внимание! – закричал в коммуникатор Котов, срываясь на кашель от пыли. – Я – Барс, всем внимание! Две минуты до удара с воздуха! Две минуты до удара с воздуха. Отсчет пошел!
И он начал отсчитывать время по секундам. Бойцы отползали, выискивали низинки и уходили подальше от торчавших высоко ненадежных стен полуразрушенных зданий. И вот с шелестом с неба прошла дымная стрела. И тут же всех, кто лежал, стоял и сидел в радиусе сотен метров, подбросило вверх. Огненный шар вспучился там, где надвигалась толпа боевиков, где полз бронированный самодельный тягач, вооруженный автоматической пушкой, вторая стрела прочертила небо, и второй огненный шар поглотил все на сотню метров вокруг. Еще две ракеты накрыли позиции боевиков, все вокруг затянулось дымом и пылью. Стрельба прекратилась. Ничего не было видно… стрелять было не в кого.
– Сзади, командир! – закричал вдруг Алейников, и тут же его винтовка выстрелила несколько раз, почти не целясь.
Котов высунул голову и увидел Шалуба и двух боевиков за своей спиной. Один из них упал, раскинув руки, но второй и сам американский агент нырнули куда-то вниз.
Котов представил, что могут сделать два человека, если у них есть при себе что-то из современных смертельных изобретений человеческого гения. Даже пары фугасных гранат в замкнутом пространстве подвала хватит, чтобы убить половину беженцев, искалечить большую часть остальных. Это – лопнувшие барабанные перепонки, разорванные легкие, вены, внутренние органы. Это – навсегда ослепшие и оглохшие люди.
Перекинув автомат на шею, Котов вскочил на ноги и побежал к тому месту, где исчез Шалуб. Сорвав на бегу чеку с одной гранаты, а потом со второй, спецназовец бросил их туда, где только что видел боевиков. За грохотом взрывов он не расслышал шагов и хруста камня, но боковым зрением успел уловить движение. Боевик, бежавший вместе с Шалубом, упал, самого агента швырнуло взрывом на землю, но он тут же снова вскочил на ноги. Но тут коротко ударила автоматная очередь, и террорист повалился на бок. Котов оглянулся и увидел бегущего к нему Зимина. «Сумел-таки, – подумал он, – не зря вчера говорили об этом». Поднявшись, капитан подошел к раненому. Шалуб смотрел на него мутными глазами и шарил рукой по груди. Из угла рта текла струйка крови, заливая потную грязную шею.
– Ты не можешь быть бессмертным, – хрипло сказал Шалуб по-английски. – Я послал охотиться за тобой десяток снайперов, я заплатил много денег, чтобы узнать о тебе все. Будь ты проклят!..
Пальцы шпиона нащупали гранату и выдернули чеку. Котов не стал ждать и хладнокровно выпустил очередь из автомата прямо в грудь ему. Граната так и осталась в руке араба.
Отпрянув назад, Котов прижался спиной к стене. Грохнул взрыв, и из-за угла потянуло кислятиной от сгоревшей взрывчатки и каменной пылью. Зимин подошел к тому месту, где лежал Шалуб, сморщился и, закрыв рукой рот, приблизился к командиру.
– Готов? – спокойно меняя магазин в автомате, спросил Котов.
– Да жуть… – прошептал лейтенант, сдерживая позывы.
Они сидели рядом на ступенях подвала. Музафир по рации отдавал приказы, связывался с другими командирами. А Котов смотрел на перепуганных женщин, прижимавших к себе грязных голодных детей. Их было много, на удивление много. Наверное, кто-то хотел, чтобы они скопились здесь, чтобы эффект от их гибели был более страшным. Вот какие злобные русские, вот куда они на самом деле стреляют. И нет у них никакого высокоточного оружия.
– Всем, всем! – говорил по рации Музафир. – Огонь прекратить в 00.00 часов! Огонь прекратить в 00.00 часов! В 00.05 мы будем выводить людей!
Без пяти двенадцать Котов поднялся и взял из рук Зимина мегафон. Проверив, как его голос звучит и разносится по подвалу, он протянул его Музафиру. Тот начал объяснять порядок движения и успокаивать женщин. Стрелять никто не будет. Сейчас они все под защитой русских военных пойдут туда, где им окажут медицинскую помощь и накормят их детей. Не надо бояться.
Котов отдал свой автомат Алейникову, расстегнул и снял жилет-«разгрузку», отряхнув камуфляжную мягкую фуражку, старательно надел ее на голову и, посмотрев на Зимина, повторявшего его движения, улыбнулся. Спецназовцы, которые должны были прикрывать сзади колонну беженцев, смотрели вслед своим офицерам.
Хрустя по камням ботинками, Котов шел по развалинам к единственной широкой и не сильно заваленной обломками улице. По ней скоро пойдет колонна. Встав на возвышении, он поднял мегафон:
– Говорит капитан русского спецназа Котов! – разнеслось в ночной тишине. – Сейчас двинется колонна женщин и детей. Если кто-то из вас, уродов, хоть один выстрел сделает, то самолеты, прикрывающие эту операцию, сравняют вас с землей. Запомнили? Один только выстрел – и вас тут похоронят. Через пять минут мы выходим! Все!
Он отдал мегафон Зимину, который старательно переводил его слова, сначала по-английски, потом по-арабски. Они стояли рядом безоружные и хорошо видимые со всех сторон. Посмотрев на часы, Котов кивнул. Они с Зиминым зажгли фальшфейеры, подняли их над головами и стали спускаться вниз. Следом зашелестели десятки ног, и из подвала стали появляться женщины с детьми, которых они вели за руки или несли на руках. Шли молча.
Снова и снова загорались красные огни фальшфейеров по бокам колонны, это ополченцы Музафира сопровождали беженцев. Пять минут, десять… Котов видел, как из развалин медленно выходят вооруженные люди, вешают автоматы на ремень и молча смотрят на проходивших мимо женщин. Вот кто-то подошел и подал что-то девочке лет десяти, та сразу же сунула это в рот. Вот еще несколько человек стали передавать по рядам хлеб, сыр… Кто-то подошел, забрал у женщины ребенка, посадил себе на плечи и пошел рядом.
– Вот теперь я верю, что можно начинать договариваться, – сказал Котов Зимину. – Видишь?
– Да, вижу.
Над головами освещенной красным светом огней колонны прошли с гулом два российских истребителя. Как напоминание о том, что они еще здесь, что они прикрывают колонну и что обещание русского капитана похоронить в этих камнях каждого, кто только подумает выстрелить, остается в силе.
– Первый раз иду тут без оружия, – прошептал Котов. – Непривычно как-то.
– Ничего, может, скоро придется привыкать, – улыбнулся переводчик.
notes
