14
— Значит, так, господа… — Александр Борисович привычно обвел глазами собравшихся в его кабинете мужчин, отметив, что самый несчастный вид — у срочно вызванного им Лайнера. — Как вы понимаете, несмотря на то что погибшая девушка проходила действительно как важная свидетельница де-факто и по нашему делу, заниматься расследованием ее убийства у Генпрокуратуры оснований пока что ноль… Аркадий Ильич, вы понимаете, что, по крайней мере косвенно, это и ваша вина?
Лайнер уныло кивнул, а Турецкий продолжил:
— Где протест в вышестоящую судебную инстанцию по поводу решения суда присяжных?
— Подан вчера, — Аркадий облизнул губы. — Раньше мы просто не успели…
— Вот-вот… На самом деле этот протест по убийству болгар должен был уйти по назначению максимум на второй-третий день после гибели Познеева… Тут, надо признать, и я дал маху — не напомнил вовремя… Сегодняшняя ситуация, как вы понимаете, ничего хорошего не только вам, но и нам не сулит… Вас, Владимир Михайлович, я по-человечески понимаю: заниматься делом знакомого человека, потерявшего единственную дочь, — не дай-то бог… Ситуация, однако, уже сложилась: ни единого доказательства связи между гибелью Познеева и убийством Юрковой у нас нет, так что дело ее остается в ведомстве Мосгорпрокуратуры и МУРа до тех пор, пока не появятся основания соединить их под нашей крышей. Афонину я либо позвоню сам, либо натравлю на него Костю…
С Костей мне все равно сегодня предстоит разговор, причем не самый легкий… Кстати, Володя, — Турецкий повернулся к Яковлеву-старшему, — ты не в курсе — машину Юрковой все еще не нашли?
— В последний раз я звонил минут сорок назад: не нашли…
— С машинами в этих делах вообще какая-то чехарда, — вздохнул Александр Борисович. — Сегодня у меня была Романова с докладом, из которого следует, что имеющиеся в ближайшем окружении Башкира и Шахмина машины, участвовать в преступлении не могли, в том числе машина Юрковой. Собственно говоря, с самого начала было ясно, что хоть они и бандюги, но отнюдь не идиоты: угон, конечно… Причем, можно сказать, на данный момент мы точно знаем, которая из двух угнанных побывала в руках бандитов…
— То есть? — поинтересовался молчаливо сидевший до сих пор Слава Грязнов.
— Одну из них, это уже выяснено, угнали подростки… Вторую мы отправили на техническую экспертизу, но вряд ли там обнаружится что-то существенное спустя столько времени, да еще после того как хозяин ее тщательно вымыл и вычистил… Так, для очистки совести. У кого-нибудь есть предложения по дальнейшему расследованию?
И поскольку мужчины молчали, Турецкий завершил совещание сам:
— Ну что ж… Тогда действуем, как договаривались: вызывайте, Аркадий Ильич, причем в срочном порядке, Шахмина, как только определитесь со временем, дадите мне знать — я подъеду… Да, в свой протест по поводу дела болгар вы внесли вновь открывшиеся обстоятельства в связи с допросом Юрковой?
— Да, конечно, — подтвердил Лайнер.
— В таком случае мы сейчас обсудим план допроса Шахмина. Ну а после беседы с ним, думаю, как раз настанет время для нас с тобой, Слава, пообщаться с задержанными по таможенному делу Арциховским и Марусиным… Надеюсь, Анисимов, который ведет дело у себя в ФСБ, не только не будет против, но и поспособствует…
— Саня, — вновь заговорил Вячеслав Иванович, — может, ты все-таки обоснуешь свою точку зрения?
— Что ты имеешь в виду? — прищурился Турецкий.
— Я имею в виду то, что ты вцепился в это самое таможенное дело, причем именно в тот момент, когда версия Башкира и этого гаденыша Шахмина, несмотря на убийство девушки, развивается вполне успешно… Фактически, сейчас мы можем доказать, что Юркову убили как важную свидетельницу другого убийства — болгар… Есть вполне полновесные, с моей точки зрения, показания погибшей. С другой стороны, Познееву грозили как раз из-за этого дела, верно, Аркадий Ильич?
Лайнер кивнул.
— Если бы он махнул рукой на решение суда присяжных… Но он, как известно, не махнул…
— Кому, Слава, это известно?.. — вкрадчиво произнес Турецкий. — А?
И поскольку Грязнов в ответ молча нахмурился, сам же и ответил на свой вопрос:
— Нам с тобой известно и Аркадию Ильичу…
А Башкиру и Шахмину на момент убийства Николая Петровича Познеева то, что он намеревался опротестовать решение суда, известно не было… Не могло быть! Суд-то, Слава, состоялся только накануне, откуда им было знать, что неуемный следователь не собирался сдаваться?.. То-то!.. Нет, господа-товарищи, если хотя бы один факт не укладывается в схему, виноват не он, а схема… А временной фактор в данной ситуации — факт, причем вполне увесистый!
В кабинете повисла пауза, и Александр Борисович, тоже помолчав, покачал головой:
— Если кто-то размышляет над контраргументом — зря старается: эту работу я уже проделал и не нашел ни единого обстоятельства, снимающего данное противоречие. Так что…
— Согласен с вами, Александр Борисович, полностью, — сказал, наконец, Лайнер. Владимир Михайловйч молча кивнул, и Вячеславу Ивановичу оставалось только одно: развести руками и состроить недовольную мину — исключительно из упрямства.
Сомнения Яковлев-старший все-таки высказал.
— Не стану спорить насчет упомянутого тобой противоречия, Александр Борисович, — произнес он. — Тем не менее, и связь убийства Познеева с таможенными делишками лично для меня тоже, хоть убей, не просматривается… Как ты вообще видишь ситуацию?
Александр Борисович помолчал, задумчиво глядя на Владимира Михайловича, потом слегка пожал плечами:
— Честно скажу: ответить на твой вопрос, Володя, пока не могу — не готов… Вариантов много, а информации мало. — И, повернувшись к Лайнеру, добавил: — Знаете, Аркадий Ильич, я передумал: Шахмина мы с вами будем допрашивать здесь, у меня. Со временем сейчас определимся… Судя по всему, адвокат и его, с позволения сказать, подзащитный в настоящий момент успели успокоиться — пора сунуть в их муравьиную кучу палку…
Полковник госбезопасности Михаил Анисимов умел слушать — это Александр Борисович отметил еще во время их первой встречи. Одна беда: совершенно непонятно было, как именно он к услышанному относится — настолько доброжелательной и при этом не выражающей никаких других эмоций была его физиономия… Ничего не поделаешь, специфика — она же выучка.
— Что ж, — произнес он, едва Турецкий завершил свой монолог, — я вас прекрасно понял.
У меня вопрос: покушение с последующим убийством на Колю Познеева, убийство этой девушки и, с натяжкой, наше таможенное дело связывает исключительно личность Шахмина, причем в разных качествах… Он — любовник Юрковой, он — адвокат вашего Башкира и адвокат нашего уже фигуранта Марусина… Не помню, говорил ли вам в прошлый раз, но у Арциховского адвокат другой.
Согласитесь, Александр Борисович, если всерьез рассматривать все три варианта, единственная версия, в которой имеется зацепка по гибели Коли, — угрозы во время следствия, идущие со стороны Башкира и все того же Шахмина… Да, конечно, Николай пригрозил Марусину, как я вам уже рассказывал, пообещав посадить не только его, но и тех, кто за ним стоит. Тем не менее не думаю, что для весьма осторожных, судя по развитию событий, бандитов это достаточное основание, чтобы убить представителя правоохранительных органов… Вы, похоже, думаете иначе?..
Прежде чем ответить, Турецкий выдержал паузу, понимая, что дальнейшее развитие следствия зависит от того, что именно и как он сейчас скажет.
— С вашего позволения, — заговорил он, наконец, — я не буду напоминать вам о том эпизоде, который вы квалифицируете как срыв Познеева во время допроса… Замечу в этой связи лишь одно обстоятельство, не вошедшее в протокол: Николай Петрович фактически дал понять подследственному, по вашим же словам, что знает, кто именно стоит за спиной Марусина — вплоть до «министерского шефа»…
На этом месте Анисимов едва заметно нахмурился, но промолчал, а Саша едва сдержал усмешку, поняв, что Михаил — то ли с точки зрения начальства, то ли со своей собственной, рассказав об этом эпизоде, дал ему, Турецкому, «лишнюю информацию».
— Продолжим, — удовлетворенно проговорил Александр Борисович. — Не знаю, насколько подробно вы изучали личность и деятельность Шахмина…
— До этого дело пока не дошло, — признал Анисимов. — Как вы понимаете, у нас были несколько иные ближайшие цели.
— Я так и подумал, — согласился Турецкий. — Ну а мои оперативники в упомянутом направлении поработали вполне неплохо на мой взгляд…
— Простите… Могу я узнать, кто именно занимался разработкой?
— Если вы опасаетесь того, что ребята могли привлечь к себе внимание фигуранта, — напрасно. Речь идет, без преувеличения, о лучших операх Первого департамента МВД — подполковнике Владимире Владимировиче Яковлеве и капитане Романовой… Это, поверьте на слово, высококлассные профессионалы.
Анисимов кивнул, и Саша продолжил:
— Итак, Борис Шахмин, в просторечии — Боба… Еще в конце девяносто первого года о молодом адвокате, выпускнике юридического факультета МГУ, никто и слыхом не слыхивал: Борис Николаевич родом из отнюдь не богатой семьи, а главное, из семьи, не имевшей до него никакого отношения к институту адвокатуры… Родители — врачи-терапевты средней руки.
— Вы сказали «главное»…
— Да, — подтвердил Саша. — Вы, должно быть, и сами в курсе того, что адвокат — это не просто профессия, это — клан… Так сложилось в незапамятные времена, и сегодня вполне можно сказать, что так было всегда… Чтобы освоить эту профессию, достаточно ее избрать. Но чтобы стать в ее рамках человеком с именем, а следовательно, богатым, нужно принадлежать к клану по рождению, унаследовав профессию от отца, желательно, и деда тоже…
— Забавно, — пробормотал Анисимов, — но лично я об этом как-то никогда не задумывался…
Турецкий улыбнулся:
— Вероятно, не столь часто сталкивались, какие ваши годы… Да, так вот, вернусь к Шахмину.
При описанных условиях, как вы понимаете, шансов сделать себе имя у Бориса Николаевича — почти ни одного. Тем не менее в середине 1992 года он внезапно всплывает в качестве владельца собственной адвокатской конторы… А после первого же процесса, в котором Боб принимает участие, определяется и его специализация… Сейчас поясню… Вы молоды и, вероятно, не застали период, когда наркотики сделались в России одной из основных проблем, вставших перед правоохранительными органами. Процесс, о котором я упомянул, был одним из первых в этой сфере, на скамье подсудимых тогда оказался некто Катальников Евгений Адамович, обвиняемый по статье «распространение наркотиков»…
Суть его деятельности заключалась в том, что он, имея в своем распоряжении несколько мелких дилеров, в основном подростков, снабжал их «травкой» и, насколько известно, не только травкой…
— Героин? — уточнил Анисимов.
— К сожалению, доказать удалось, да и то не слишком убедительно, только первое… И будь у Катальникова менее ловкий адвокат, сел бы он наверняка и надолго, однако Шахмин, несмотря на относительную молодость, сумел-таки развалить в суде дело своего подзащитного, во всяком случае, настолько, что тот отделался условным сроком, а двое парней-наркоманов, тех самых мелких дилеров, «заложивших» его, сели… Можно сказать, по полной программе…
— Катальников… Катальников… — Михаил нахмурился, силясь что-то припомнить.
— Я вам помогу, — сказал Саша. — Катальников или чаще Каток, один из наших нынешних отечественных наркобаронов… Та судимость так и осталась у него единственной… На редкость жесток и скор на расправу с неугодными или провинившимися, чем славится даже между своими… Личный, на данный момент неуловимый киллер — Башкир, адвокат, консультирующий, а по мере необходимости и защищающий его приближенных, то есть тоже личный — Борис Шахмин, с которым, как выяснила капитан Романова, этот тип учился в одной школе и даже в одном классе… Есть все основания, но, увы, ни единого доказательства считать, что в свое время контору Бобу помогли открыть он и его тогдашний шеф, позднее отправленный на тот свет Башкиром…
Оба следователя немного помолчали.
— Вы же не хотите сказать, — осторожно поинтересовался Анисимов, — что в нашем таможенном деле вполне может быть замешана наркота?..
— Это совсем не обязательно, — покачал головой Турецкий, — хотя и не исключено… Нет, думаю, нет. Просто Борис Николаевич Шахмин работает, видимо, с благословения Катка, не только на него. Но его, с позволения сказать, «специализация» — уголовный мир, бандиты… За пострадавших старушек, можете поверить, не брался никогда… — Турецкий вздохнул и поморщился. — Знаете, я тут как-то случайно включил телевизор с полгода назад и наткнулся на интервью с самым богатым российским адвокатом… Правда, у него, кажется, насколько я понял, двойное гражданство, живет вроде бы в Израиле. Дело не в этом. Услышал я тогда много интересного, а в душу запала всего одна фраза, произнесенная этим господином: «Мой самый главный принцип — быть принципиально беспринципным»… Думаю, Шахмин взял это на вооружение куда раньше, чем столь циничное заявление было озвучено на всю Россию.
Анисимов, слушавший до сих пор Турецкого, сидя за столом, поднялся и, подойдя к окну, молча уставился куда-то вниз, думая о чем-то своем.
— И все-таки, Александр Борисович, — он, наконец, повернулся к своему гостю, — каким бы подлецом ни был Боб, оснований для объединения нашего дела с вашим исключительно под началом Генпрокуратуры я не вижу.
— Кто сказал, что объединяться я предлагаю под себя?.. Разве практика смешанных оперативно-следственных групп отменена?..
— Нет, конечно, но… — Михаил колебался, и Турецкий вновь перехватил инициативу:
— Заметьте, единственное, о чем я вас прошу на данный момент, — разрешить поучаствовать мне лично в допросах Арциховского и Марусина…
Михаил отвернулся от окна и неторопливо возвратился на место.
— Ну, хорошо… Я приказал сегодня на всякий случай привезти Арциховского из Лефортово сюда. Доставят его через полчаса. У нас с вами есть время не только обсудить план совместного допроса, но и выпить чайку… Лично вам я, Александр Борисович, доверяю целиком и полностью — и как профессионалу, и как человеку…
До того как предприниматель Арнольд Адольфович Арциховской был пойман за руку и арестован, это был наверняка не просто красивый, но и уверенный в себе, вальяжный господин: во всяком случае, именно такая мысль пришла в голову Турецкого при первом взгляде на погоревшего бизнесмена. Сейчас же на его смуглом, правильном лице отчетливо читались безысходность и отчаяние, а седины в кудрявых черных волосах явно прибавилось за последние недели.
— Присаживайтесь, гражданин Арциховский, — сухо кивнул Михаил. И дождавшись, пока тот пристроится на краешке стула, добавил: — На сегодняшней беседе присутствует заместитель Генерального прокурора России Александр Борисович Турецкий.
Арциховский бросил на Турецкого испуганный взгляд и тут же отвел глаза, уставившись в пол.
— Как вы себя чувствуете? — по-прежнему бесстрастно поинтересовался Анисимов. — В состоянии отвечать на вопросы? Предупреждаю, что наша беседа записывается аудиоаппаратурой, кроме этого, ведется соответствующий протокол.
Бизнесмен молча кивнул, не поднимая головы.
— Напомню: в прошлый раз вы полностью согласились с предъявленным вам обвинением, сообщив, что взятку в сумме один миллион долларов гражданину Марусину Олегу Марковичу вы даете не впервые. За месяц до момента вашего ареста имела место такая же ситуация… Все верно?
— Да… — Голос у Арциховского оказался неожиданно тонким: по мнению Саши, ему куда больше подошел бы баритон, нежели тенор.
Арнольд Адольфович поднял, наконец, голову и, стараясь не смотреть на сидевшего рядом с Анисимовым Турецкого, заговорил по собственной инициативе:
— Но это — все, в чем я виноват, даю слово, что до того раза, когда с меня потребовали такую… такую сумму впервые, ничего подобного не было… Мне очень нужны были деньги, поэтому я и пошел… на нарушение…
— У вас возникли проблемы с бизнесом?
— Я в тот раз говорил…
— Ничего, повторите, — усмехнулся Анисимов.
— Я вел переговоры с владельцами компании «Билайн», надеялся уговорить их… Хотел приобрести часть акций и после этого продать бо€льшую часть своих точек… У меня очень больна жена — белокровие…
— Простите, — осторожно вмешался Турецкий, — я, кажется, не совсем понял: вам нужны были деньги на расширение… точнее, на переориентировку бизнеса, и вы при этом отдаете миллион долларов Марусину… Неужели доход от теневой партии мобильных, которую вы намеревались получить и реализовать, настолько высок, что перекрывает подобную взятку?
Арциховский тоскливо поглядел на Александра Борисовича. Потом, видимо припомнив об аудиозаписи, спохватился и произнес вслух:
— Да… Раз в пять или шесть… Я имею в виду — при реализации двух и больше таких партий…
Турецкий едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Зато Анисимов и бровью не повел, продолжив допрос:
— По вашим сведениям, как вы утверждали в прошлый раз, взятка в сумме миллион долларов предназначалась не только Марусину. Вы по-прежнему так считаете?
— Да… Олег Маркович сказал мне сам, что ему предстоит отдать большую часть суммы его начальнику Кругликову, самому, мол, останутся сущие гроши… Да и Кругликову предстоит кое с кем поделиться… Мол, если хотим жить спокойно — приходиться делиться.
— Он говорил — с кем?
— Вначале нет, — вздохнул Арнольд Адольфович. — Но, поскольку я продолжал спорить, пытаясь снизить сумму, в конце концов в довольно грубой форме сказал, мол, деньги предназначаются самому Митарову, так что, если хочу жить не только богато, но и спокойно…
— Что значит «в грубой форме»? — вновь задал вопрос Турецкий.
— Ну… Меня он обозвал нецензурно, вместо того чтобы просто обвинить в жадности, потом уже в качестве аргумента сказал, что если бы я знал, кто именно гарантирует спокойствие моей… моей, простите, задницы… Тут и сказал: сам Митаров, замминистра…
«Пока замминистра», — подумал про себя Александр Борисович, успевший разведать через Костю Меркулова обстановку в «верхах» и ничуть не сомневавшийся в намерении нового ведомства, куда попала таможенная сфера деятельности, «очистить ряды» от прежних сотрудников, в том числе высшего эшелона…
Турецкий перехватил взгляд Анисимова и понял, что наступил момент взять инициативу на себя.
— Ну хорошо, — проговорил он подчеркнуто мягко, — давайте-ка поговорим немного о другом…
В глазах Арциховского вспыхнул настороженный огонек, но зато теперь он смотрел прямо на Александра Борисовича.
— Насколько я знаю, у вас неплохой адвокат, а вот от услуг Шахмина, коллеги Марусина, вы отказались…
— Отказался? — Арнольд Адольфович явно удивился. — Да нет, мне, собственно, никто и не предлагал воспользоваться его услугами. Только, когда нас… ну, засекли, Олег Маркович успел спросить, есть ли у меня адвокат. Я сказал, что есть. Больше мы на эту тему не говорили.
— В те несколько дней, которые вы провели в одной камере, вы часто встречались со своим адвокатом, а Марусин — со своим?
— Наверное, раза два… Я точнее не помню.
— Попробуйте припомнить?..
Арциховский нахмурился, явно пытаясь сосредоточиться.
— Постарайтесь восстановить мысленно последовательность всех встреч в те дни, будет легче, — подсказал Александр Борисович, отметив, что невозмутимый Анисимов слегка дрогнул, сдерживая улыбку. Это означало, разумеется, что ловушку, на ходу приготовленную Турецким для подозреваемого, он заметил и оценил по достоинству.
— Ну… Вначале, конечно, был такой шок, неразбериха, следователь, насколько помню, буквально засыпал вопросами… Я сразу же говорил то, что есть… Все происходило, как в дурном сне, включая первую ночь… Потом… Да, к Олегу Марковичу адвокат приехал очень рано утром, его увели, потом… Потом уже Розенберг — это мой адвокат — прибыл… Он был не вполне мной доволен из-за того, что я следователю сказал все, как есть, считал, не нужно было рассказывать о первой взятке… Так… Потом, когда я вернулся в камеру, Олег Маркович меня успокоил.
— Он был уже там?
— Ну да… Я же говорил, к нему адвокат приехал раньше.
— Чем именно он вас успокоил? — словно между делом поинтересовался Турецкий.
— Сказал, что этот следователь, которому я, как он выразился, «прокололся», дело наше вряд ли будет вести. Он его вроде бы знал… Или слышал, точно не скажу…
— Да?.. — рассеянно произнес Турецкий. — Из чего вы сделали такой вывод?
— Олег Маркович сказал, что этот следак… простите, следователь — последний человек, которого следует подпускать к нашему делу, он о нем вообще говорил… не слишком хорошо… Конечно, со своей точки зрения и… и нецензурно… Но уверял потом, когда к нему во второй раз приехал адвокат, что дела он вести не будет ни под каким видом. Предупредил, чтобы следующему следователю я не вздумал говорить о первой взятке… Но я тогда уже принял решение. Я всегда верил в то, что все тайное становится явным…
— Так сказано в Библии, — улыбнулся Турецкий. — Ну а свое обещание Марусин, судя по всему, выполнил?
— Да, видимо, его связи это позволили, больше нас к тому следователю не вызывали, Олег Маркович сказал, что и не вызовут.
— Не пояснял почему? — не выдержал Анисимов.
— Пояснял, — спокойно кивнул Арциховский. — Ну, относительно, конечно… Это было как раз перед тем, как его перевели в другую камеру.
— И что он вам в этой связи сказал? — Турецкий, задавая этот вопрос, автоматически опустил глаза, перебирая бесцельно свои бумаги: подследственный не должен был пока знать, насколько важен для следствия ответ на этот вопрос.
— Сказал, что больше этот… Он назвал фамилию следователя, но я ее забыл… В общем, что я могу не беспокоиться, больше мы его не увидим. Что Боб об этом позаботился… Боб — это его адвокат, он его давно знает, видимо, потому и зовет так вот по-свойски…
