Глава вторая
Новое направление
1
Возле дома, из которого он вышел, Турецкий встретил Галю Романову. Девушка сидела на лавочке во дворе и словно наблюдала за подъездом, в котором проживал Васильчиков.
Подходя к машине, Александр Борисович посмотрел на Галю, а та сделала ему почти незаметный жест рукой, мол, надо поговорить.
Просидевший практически целый день в кабинете, Александр Борисович решил, что сейчас самое время немного проветриться. Пройтись, подумать над прочитанным и услышанным. И он, подойдя к машине, сказал водителю, что тот на сегодня свободен, а тут недалеко до гостиницы, поэтому он с удовольствием прогуляется по городу пешком.
Шофер уехал. Проводив его взглядом, Александр Борисович подошел к лавочке, где сидела Галя, и присел рядом. Ну, так вот иногда мужчины пытаются завести разговор с симпатичными женщинами – ненавязчиво как будто, но целенаправленно.
Турецкий не торопясь закурил, затянулся и только тогда повернулся к Гале вполоборота.
– Что скажешь, красавица? – и насмешливо подмигнул ей. – Как успехи?
– Да есть кое-что, – улыбнулась в ответ Галя.
– Да ну? Уже? Так сразу?
– Работать надо, – продолжая улыбаться, сказала она. – Обнаружила я парочку бомжей...
– Значит, все-таки бомжи! – обрадовался своей же подсказке Турецкий.
– Именно. Вы тут, рядом-то, долго не сидите, лучше вечером встретимся, и я подробно расскажу. А у меня с ними через часок встреча назначена, вот как стемнеет немного. Они бутылку потребовали, – Галя показала глазами на свою набитую сумочку. – Пообещали за приличный ужин кое-что рассказать интересное. Видели они нашего стрелка.
Турецкий посерьезнел.
– Ты того... поосторожней с ними. Может, Володьку Яковлева тебе в помощь подослать?
– Не надо. Да они и нападать сами не станут, пожилые люди уже...
– А-а, ну-ну...
Разговаривая, словно через губу, с Галей, Турецкий уже приметил одного мужчину, сидевшего с газетой в руках на противоположной стороне скверика, у чугунной оградки. Газету он держал раскрытой, но не читал, а изредка посматривал в их с Галей сторону. Этакий, понимаешь, классический книжный образец «топтуна», ведущего слежку за клиентом.
– Прямой взгляд не бросай, – тихо сказал Турецкий, – вон тот, с газетой, напротив, на лавочке, не один из твоих?
Галя вместе с поворотом тела успела бросить беглый взгляд на незнакомца.
– Нет, но этот давно сидит.
– Как давно?
– Ну когда я пришла и увидела вашу машину, он уже сидел. Вы думаете, по нашу душу?
– Кто знает, ладно, я пойду, будь осторожна. Оружие есть?
– Ну а как же, научена.
– Пойду, я не прощаюсь...
Турецкий поднялся, сильно потянулся всем телом, будто оно затекло у него от долгого сидения, кивнул Гале, как случайной знакомой, и неторопливо пошел из двора. У арки, возле выхода на улицу, нагнулся, чтобы поправить якобы развязавшийся шнурок, и взглянул назад – тот мужчина со свернутой газетой в руке шел за ним, ускоряя шаг. Догонял, что ли? А что у него в газете?
Турецкий, выйдя из арки на улицу, завернул за угол дома и остановился.
Неизвестный быстро вышел следом, тоже остановился и начал оглядываться. Газета в его левой руке была скомкана, а сама рука как будто висела плетью. Во всяком случае, в газете никакого «сюрприза» завернуто не было. И уже одно это утешало – нападать мужчина, похоже, не собирался.
Ответив себе на этот «животрепещущий» вопрос, Турецкий показался из-за угла и встретился глазами с неизвестным. Левая половина лица его была словно обожжена, но глаза смотрели смело и открыто, и вообще сам вид его никак не указывал на то, что человек собирался сделать какую-нибудь гадость Турецкому.
– Вы не меня ищете? – спросил Александр.
– Именно вас, Александр Борисович, – ответил тот. – Но я не хотел бы, чтобы пока кто-то знал о нашей встрече. Я проследил, за вами «хвоста» не было. Если бы вы не возражали, я предложил бы вам пройти, недалеко есть маленькое кафе. Там уж точно ненужных наблюдателей мы не встретим.
– А у вас что, ко мне дело?
– Да, если вы позволите... – Он вроде бы нервничал, но пытался скрыть это.
– Но я очень занят и вряд ли смогу заняться новыми проблемами.
– Я в курсе. А потом, я сегодня разговаривал по телефону с Москвой, с Юрием Петровичем Гордеевым, если вам говорит о чем-то эта фамилия...
– Юра-то? Можете себе представить, говорит. А вы, собственно, кто?
– Его знакомый. Но он вряд ли вам рассказывал обо мне.
– Так что у вас за дело?
– Не сочтите за труд, пройдемте в кафе, и я вам все изложу по порядку. Это мне, кстати, сегодня Юрий Петрович и посоветовал обратиться к вам.
– Почему?
– Я вам все объясню.
– Ну хорошо, только ненадолго.
– А та милая девушка, простите, она вам кто?
– Какая девушка? – насторожился Турецкий.
– Ну та, на лавочке, с которой вы разговаривали?
Турецкий обернулся, чтобы «вспомнить».
– Ах вон вы о ком? – Он улыбнулся. – Нет, случайная собеседница.
– А мне показалось...
– Может быть, вам и правильно показалось, но вы забудьте об этом.
– А что она делает в этом дворе?
– Слушайте, неизвестный гражданин, знакомый Юрки Гордеева, а вам не кажется, что вы задаете слишком много посторонних вопросов?
– Не обижайтесь, – примирительно произнес незнакомец, и лицо его при этом как-то болезненно передернулось – ну да, след от ожога. Или ранения. – Но этот двор не простой, здесь произошло уже два убийства.
– Я в курсе. Должны подойти новые свидетели убийства... сержанта, – непонятно почему соврал вдруг Турецкий.
– А вы разве продолжаете разбираться в этом деле? – удивился незнакомец.
– Приходится. Составляю для себя психологический тип покойного адвоката.
– Так вы расспросите людей, они помогут. Причем с удовольствием. Эта пошлая и подлая волынка в судах – она многих у нас в городе возмущает.
– Я обязательно воспользуюсь вашим советом.
И Турецкий заметил, что незнакомец как будто немного успокоился. Во всяком случае, первоначальное возбуждение его прошло. И тот жестом пригласил Александра Борисовича следовать за собой.
Они устроились в уголке потемнее, и незнакомец попросил официантку принести им по чашечке кофе, и, когда это было сделано, он наконец представился, даже паспорт показал. Валерий Артурович Печерский, капитан в отставке, последняя должность – комбат спецназа. Сейчас на пенсии по инвалидности.
Пока все это ничего не говорило Турецкому, как и не объясняло причины, по которой здесь общались этот капитан и Юрка Гордеев. Но когда Печерский сказал, что убитый Васильчиковым сержант Кураев служил под его, капитана, началом и даже спас своему командиру жизнь во время боя, стала кое-какая взаимосвязь проясняться.
– Значит, это вы помогали Юре в процессе его работы? Он говорил мне о своих добровольных помощниках, но вашу фамилию почему-то не упоминал. Либо я просто забыл, хотя вряд ли.
– Я действительно кое в чем помог ему, но что моя посильная помощь, когда против нас такая организованная машина? Но я обращаюсь к вам сейчас совсем по другому вопросу, скорее личному, или, правильнее сказать, семейному. Я могу?
– Я вас внимательно слушаю, но постарайтесь не растекаться мыслью по древу, а излагайте самое главное. Потому что пока я вам никакого своего участия пообещать не могу. Однако, если уж случится так, что пообещаю, тогда непременно начну вникать во все малейшие детали. Вот и не будем терять времени...
И Печерский рассказал свою историю. Как и просил Турецкий, в сжатом виде. Мать Валерия в девичестве носила фамилию Коробова, Печерская она – по мужу. У нее есть, точнее, были два брата – Олег и Константин. У дяди Олега есть сын Игорь. Вот о них, собственно, и разговор.
Далее Турецкий услышал, как братья Коробовы и помогавший им юридическими советами студент юрфака Игорь создали швейную фабрику, как на них постоянно наезжали всяческие комиссии, отдельные лица, в том числе и адвокат Васильчиков, и требовали каких-то взносов в «Фонд города», что ли, или чего-то еще, в подобном духе. Коробовы, по словам их знакомых, которые были в курсе подобных наездов, не соглашались. А потом неожиданно пропал один из братьев, а затем и второй, и, наконец, милиция «нашла» в машине Игоря компромат – дозу кокаина и незарегистрированный пистолет Макарова. В общем, вся эта компания по дискредитации владельцев доходного производства закончилась тем, что фабрика, по слухам, перешла во владение именно господина Васильчикова. И помогал ему в этом грязном деле якобы местный уголовный авторитет Журавлев. По поводу исчезновения обоих братьев в милиции были зарегистрированы заявления Игоря, но на этом также все и закончилось. Есть основания полагать, что Коробовы были похищены, а затем убиты, когда все соответствующие документы на владение фабрикой перешли в руки известного в городе адвоката. Игорь, еще до того, как его осудили, пробовал самостоятельно проводить расследование, но власти ему всячески мешали, ну а завершилась история понятно уже чем – тюрьмой.
Однако теперь, когда уже нет на свете мерзавца Васильчикова, появилась наконец возможность расследовать это затянувшееся уголовное дело, от которого всячески отпихивались и прокуратура, и милиция. Короче, вся надежда на Александра Борисовича Турецкого. Точнее, последняя надежда.
– Это вам Юра посоветовал? – мрачно спросил Александр Борисович, уже понявший, в какую муторную и грязную историю его затягивают.
– Я просил поначалу его. Ну чтобы он взялся за дело осужденного Игоря, доказал его невиновность. Ведь парня просто подставили, это даже такому дураку, как я, понятно. Я имею в виду – в юридическом отношении полному профану. И он поначалу согласился. А теперь вот позвонил и высказал новую идею, которую, по его словам, считает наиболее правильной и целесообразной.
– А местные правоохранители, вы говорите, заниматься не желают? Чем мотивируют?
– Коробовы пропали давно, уже больше трех лет прошло. Игорь два года сидит. Я ведь узнал об этом, только когда вернулся из госпиталя, то есть недавно. Пошел по инстанциям, и везде пожимают плечами. В прокуратуре утверждают, что у них никаких заявлений от родственников не было, так что и возбуждать вроде нечего. В милиции говорят: «Ищем». Но я-то знаю, что никто никого даже и не собирается искать. А с Игорем? Был, говорят, суд, парень получил заслуженный срок. Все законно.
Да, такая вот жутковатая по своей наглости провинциальная история... Следовало хорошенько подумать, прежде чем давать свое согласие на расследование этого дела.
Но главное было в другом, и Александр Борисович постарался объяснить это Печерскому.
– Видите ли, Валерий Артурович, расследование вашего дела не входит в мою компетенцию, я прибыл в ваш город с другой целью. Совершено три уголовных преступления, три убийства, понимаете?
– Ну я-то понимаю, но, может быть, эти ваши убийства и то, о чем вам рассказал я, как-то связаны между собой? Попробуйте представить.
Турецкий усмехнулся наивности Печерского.
– В основе всякого тяжкого преступления лежит, естественно, веская причина. Если расследование покажет, что, скажем, одной из причин убийства, например, того же Васильчикова, которого вы обвиняете в бандитском захвате чужой собственности, является именно этот факт, то мы будем им заниматься по своей прямой обязанности.
– А если это только мое предположение?
– Ну вот видите? Поэтому давайте так договоримся, Валерий Артурович. Я сегодня вечером буду разговаривать с Москвой. Вот попутно и посоветуюсь по вашему делу. Далеко не уверен, что займусь сам – на мне, как вы видите, действительно уже висят три уголовных дела. У вас же тут кто-то постреливает, причем убивает не простых граждан, а облеченных определенной властью, а кому-то приходится голову ломать, разыскивая преступников. Словом, я поговорю, а как отнесется к вашей просьбе мое начальство, скажу позже. Не возражаете?
– Напротив, – горячо ответил Печерский, – я буду только обязан вам. Искренне говорю.
– Ну обязан – это лишнее, а вот помочь мне, в свою очередь, вы определенно могли бы.
– Чем же? Я к вашим услугам.
– Оставьте мне ваши координаты, я подумаю и позвоню.
Что-то в этом отставном капитане было очень необычное. Так думал Турецкий. Странно, что Юрий ничего о нем не говорил. Александр Борисович помнил, что им были названы некоторые фамилии, но Печерский среди них не значился. Почему? Раз уж по дружбе хотел предложить ему заняться делом Печерского?
Вот и надо бы проверить свои первые впечатления. Ну а что история сволочная, так и двух мнений нет, конечно, надо бы поехать в ту колонию, где содержится младший Коробов, и потолковать с ним по душам. Сам-то Печерский это сделать не догадался, впрочем, может быть, ему и не разрешили. А что есть требования законные, так то здесь никого, видно, не волнует.
Они расстались, и Турецкий пешком отправился в гостиницу. По дороге вспомнил, что говорить по телефону из номера нежелательно, а тут подвернулся тихий скверик – самое то, что требовалось. Народу там было немного. И лавочки свободные.
Первый свой звонок Александр сделал на мобильник Гордеева.
– Привет, адвокат, – начал он. – Ты чего это меня сватать взялся?
– Здравствуй, Сань. Ты, наверное, про Печерского?
– Я ж говорю, знает кошка, чье мясо съела. Ты уже разбирался в его деле?
– Только отчасти, но понял, что у меня ничего не получится, тут необходимо тщательное расследование. Которого, кстати, никто не проводил. А в Новограде за него никто и не возьмется.
– Даже теперь?
– А что изменилось? Ну убили одного, другого, система-то, как ты изволил сам выразиться, осталась. То-то... А такое дело, я подумал, только тебе по зубам.
Это Гордеев так решил польстить, понял Турецкий. Ну босяк!
– А ты-то чем связан с этим Печерским? Ему вообще-то можно верить? Я ж не знаю, что он за человек.
– За него ручаюсь. Он хорошо помогал мне.
– Да? И в чем же?
– Ну-у... – Гордеев замялся. – По мелочам. Задержать убийц помог. Разные дела были. Я сейчас помогаю ему учредительные документы оформить...
– Какие?
– Да, понимаешь... Они там хотят общественную правозащитную организацию официально зарегистрировать. Вот я юридическими документами и занимаюсь. Уже послал им по факсу на областной Комитет ветеранов. Должен был получить. И о твоем приезде сообщил, ты уж извини.
– Поздно извиняться.
– Так ты уже взялся? – обрадовался Гордеев.
– Нет, разумеется. У меня собственных дел по горло. Я вот поговорю с Костей Меркуловым, обрисую ему ситуацию, и как уж дальше – он сам решит. А ты мог бы, со своей стороны, позвонить ему и тоже добавить от себя что-нибудь впечатляющее по поводу здешних дел.
– Ты когда будешь звонить?
– Да прямо сейчас, вот закончу с тобой и позвоню.
– Договорились. Слушай, Сань, если тебе понадобится помощь, ты не стесняйся, в самом деле, обращайся к Печерскому, он в городе пользуется авторитетом.
– Среди кого, господин адвокат?
– Ну ты неправильно понял! Среди нормальных людей, конечно.
– Ладно, посмотрим. Учти, твое присутствие здесь потребуется. Мы собираемся тебя допросить по делу Кураева, ну и вообще.
– Что значит – вообще? – насторожился Гордеев.
– То и значит, что будем говорить по душам. Как следователь со свидетелем. Пока.
«Свидетель! Ха-ха!» – Турецкий усмехнулся. Пусть-ка теперь Юрка немного понервничает, прежде чем станет в следующий раз заниматься самодеятельностью.
И он набрал Костин номер.
В нескольких фразах ознакомил с положением дел, сказал, что местное руководство было бы просто счастливо, если бы московские следователи сумели доказать, что все три преступления совершены на сугубо личной, бытовой почве.
– Но тогда зачем им было огород городить? Могли бы справиться с такой задачей и собственными силами, – возразил Меркулов.
– Я задавал себе этот вопрос. Думаю, что это ошибка одного человека – конкретно губернатора. Он поднял волну, чего-то сильно испугавшись. А его соратники никакой политики тут не усматривают. Точнее, пытаются уверить, что не видят.
– А ты видишь?
– Есть кое-какие мысли, но я бы не хотел пока ими делиться, додумать бы надо.
– Вот это хорошо, что ты понимаешь. Ну а какие вопросы?
И вот тут Турецкий рассказал о встрече с Печерским и о его просьбе заняться делом его исчезнувших родственников, фабрикой которых завладел Васильчиков.
– Ты усматриваешь связь?
– Пока нет, но он как бы намекнул на такую возможность. Причем вскользь, без особой уверенности, скорее как аргумент в пользу своей просьбы. Но...
– Ясно, уже сомневаешься?
– Знаешь, Костя, у меня в разговоре с ним вдруг мелькнуло нечто... Может быть, без веской причины. Вот бывает, человек случайно не оговорился, а как бы проговорился. И тут же смикшировал, увел разговор в сторону, постарался сделать так, чтобы о его словах забыли. Нечто подобное я и почувствовал. Это из области скорее интуиции, чем уверенности.
– Ну почему же? Если не верить собственной интуиции, то чему же тогда вообще верить? Грязнов что по этому поводу думает?
– Еще не успел поговорить с ним. А с Печерским я встречался меньше часа назад.
– Посоветуйтесь... Он к понятию «интуиция» относится трезво...
– Ну да, как всякий генерал.
Меркулов на столь мелкий укол не отреагировал.
– А история, что ты рассказал мне, Саня, оставляет нехорошее впечатление. Так что, я думаю, вам надо, в рамках расследования убийства адвоката Васильчикова, присмотреться и к этому делу. Пускай Володя Поремский истребует дело Коробова, я правильно назвал фамилию пострадавшего?
– Правильно.
– И посмотрит, что и как. Надо ему съездить в колонию. Когда сообщите мне о вашем решении, я дам соответствующее указание. Но не раньше. А если новое расследование будет явно отвлекать вас в сторону, оставьте его в покое. Есть же областная прокуратура. И мы можем заставить ее, в конце концов, заниматься своим прямым делом. Словом, не затягивайте. Если больше вопросов нет, общий привет.
Вопросов не было. Зато ясность в некотором роде теперь появилась.
2
Они решили провести маленькую тактическую операцию – освободить от подслушивающих устройств номер Вячеслава Ивановича. Надо же было, в конце концов, где-то проводить срочные совещания!
С «акулой» Грязнова Володя Яковлев медленно обошел весь номер и снял «жучки» с телефонного аппарата и из электрических розеток в гостиной и спальне. Наверняка уже завтра, когда «слухачи» почуют неладное, они выберут для себя удобное время и снова расставят своих «насекомых». А может, и не станут, запасы у них тоже не бесконечны.
После этого провели совещание, где каждый отчитался в проделанной работе.
Галя прямо светилась от удачи.
Двое пожилых бомжей, обосновавшихся в подвале одного из близлежащих домов, имели обыкновение по вечерам, в позднее время, шарить по мусорным бачкам и урнам, набитым бутылками и банками из-под колы, соков и прочих напитков. Почему именно в поздний час? А потому, что рано утром на работу выходили дворники и опустошали тару для мусора. А вечерами, при свете фонарей, когда в сквериках еще отдыхали местные жители, играли в песочницах дети, а хозяева выгуливали собак, эти двое заброшенных миром людей с шикарными фамилиями Баринов и Князев выходить «на работу» стеснялись. Во всяком случае, именно так они объяснили свое поведение.
Во дворе, где произошло в ту ночь убийство, точнее, даже два – человека и его собаки, – они появились в последнюю очередь, с уже набитыми сумками, в которых позвякивало стекло и скрипел легкий металл сплющенных банок – их в пункте принимали хоть и за сущую мелочь, но стабильно. С пустыми бутылками иной раз даже больше возни. Не каждая приемщица возьмет.
Так вот, они ничего не опасались, ибо шел, по их понятиям, уже третий час ночи, и, следовательно, во дворе с небольшим сквером посредине никого не могло быть. А урны, расставленные по углам скверика, у металлических оград, четко белели во тьме набитой в них скомканной бумагой.
И тут они услыхали то, на что вовсе не рассчитывали. В глубине двора, у соседнего дома, образующего с первым корпусом как бы замкнутое пространство, громко заскулила собака. Этого еще не хватало! И Баринов с Князевым решили переждать. Они затаились в подворотне, спрятавшись за двумя большими мусорными баками, обследовать которые собирались в последнюю очередь.
И тут они услышали голос, окликнувший кого-то в темноте. Вроде бы вопрос: «Эй, кто там?» Что-то в этом духе. На что опять же из темноты, но гораздо ближе к ним раздался другой голос, помягче. Он спросил: «Роберт, это ты?» Так утверждал Князев. А вот Баринов возражал, он говорил, что голос просто узнал второго, но на всякий случай спросил: «Роберт?» А в ответ тот, первый, рассердился. Он закричал, причем грозно так, чего тебе, мол, надо? Будто знакомому. Ну а дальше показания обоих расходились. Баринов уверял, что тот, кто стоял ближе к ним, ответил: «Мне ничего от тебя не надо, а ты получи». Князев возражал, он слышал, как говоривший матерно выругался и закричал: «На, получи, гад!» А уже после этого грохнул выстрел. Тут они не спорили. И буквально несколько секунд спустя второй. Это, как они поняли, высокий человек во всем черном, который прошел быстро, почти пробежал, мимо них и скрылся за аркой, на улице, застрелил и собаку, потому что ее лай после второго выстрела сразу прекратился.
На вопрос, как выглядел этот черный человек, оба утверждали, что он, если судить по походке, молодой. Явно сухощавый. Неверный свет, вспыхнувший в окне на первом этаже, успел высветить его бледное лицо с глубоко запавшими глазами и острым носом, черную шапочку на голове. А в руке у него был чехол, какие носят обычно рыболовы, там они прячут свои удочки.
Бомжи не стали интересоваться, кто убит. Они побыстрее смотались из этого двора, едва четкие шаги убегавшего затихли за углом.
Составить субъективный портрет по их мимолетным наблюдениям, конечно, было нельзя, но они сказали, что если бы увидели еще раз этого человека в шапочке и чтоб он стоял в профиль, то, возможно, и узнали бы.
Перед глазами Турецкого почему-то на миг возник профиль Печерского. И рост, и... хотя нет, больше ничего схожего. Он заметно прихрамывает, а нос у него совсем не острый, а с горбинкой. Ничего общего...
Галя записала показания Князева и Баринова, после чего оставила им обещанный ужин – немного магазинной мясной нарезки, батон и бутылку водки, а они сказали, что еще поживут здесь, в подвале. Дворники не гонят, слава богу, на улице тепло, неприятностей они своим присутствием жильцам стараются не доставлять и грязи за собой тоже не оставляют – чего не жить?..
Галя передала Турецкому два рукописных протокола допроса свидетелей.
Затем Володя Яковлев рассказал, сколько всего ремонтных бригад имеется в городе, где они расположены и кто там руководит всеми делами. Он встретился фактически с большинством из них и в каждом случае выяснял, были ли наряды в указанный день, то есть в пятницу, по точно так же указанным им адресам. Пока пусто. Но некоторые бригады на работе отсутствовали, у них служба посменная. Начальство говорит, что кто-то мог подъехать по вызову и в частном, так сказать, порядке поменять там лампу на столбе, если кто-то настаивает и готов заплатить без квитанции, подвезти что-нибудь. Вообще-то это не поощряется, но... кто ж уследит. Надо говорить конкретно с бригадами.
Короче говоря, дело муторное и требует времени. А чтоб переговорить со всеми, его потребуется немало. Но он, Володя, не жалуется – такая служба. За пару дней справится.
Владимир Поремский, в свою очередь, занимался только делом убитого сержанта Кураева. Беседовал снова с его родителями, потерявшими уже всякую веру в справедливость, со свидетелями. Один из них – Паша Соловьев – до сих пор в больнице. Но он рассказал интересные вещи по поводу тех, кто на него напал. Один из нападавших был в милицейской форме, двое напоминали обычных братков. Поремскому удалось, несмотря на еще тяжелое состояние Павла, допросить его. Протокол – вот он.
А что касается покойного свидетеля Тёртова Виктора Степановича, проживавшего в том же доме, в котором жил и Васильчиков, то вокруг него сложилась просто потрясающая по своему цинизму ситуация.
Оказывается, из всех документальных подтверждений о факте его смерти имеется лишь милицейский протокол, в котором за подписью старшего оперуполномоченного Заводского райотдела милиции майора Казарина было зафиксировано, что смерть указанного лица наступила в результате того, что гражданин Тёртов, находясь в состоянии сильного опьянения, упал на лестнице и ударился виском об угол каменной ступени. И все. Приехавшая труповозка отвезла тело в морг районной больницы. Кто проводил судебно-медицинскую экспертизу неизвестно, самого акта в той больнице никто в глаза не видел. А труп Тёртова, как человека, не имеющего близких родственников, быстро отправили в крематорий за муниципальный счет, как какого-нибудь бомжа.
Однако, кстати, на опустевшую однокомнатную квартиру его уже нашлись желающие. В ЖЭКе уверяют, что это приехали из деревни дальние родственники, и они уже оформляют жилплощадь на себя. Ни милиция, ни жилищное управление чинить препятствий им не собирается. То есть все это выглядит как откровенная липа.
Свидетелей «падения» Тёртова не было. Тела уже, естественно, нет. Получается, что единственный свидетель со стороны ответчика фактически убран, причем вполне профессионально. Это если рассуждать логически. А вот фактически? Можно только проверить, что это за родственники набежали. Может быть, именно здесь лежит и разгадка странной смерти нормального вроде бы и вовсе не спившегося человека. Так о нем говорят соседи. Ну выпивал, но в меру, правда, в последнее время ходил будто в воду опущенный. Постоянно оглядывался, словно боялся чего-то. Ну вот и не зря боялся, получается. Уголовного дела по факту его смерти не возбуждено, никому здесь оно не нужно. И это обстоятельство меня убеждает лишний раз, что Тёртова убрали за ненадобностью. Чтобы он случайно, по пьянке, не раскололся, что его могли заставить говорить в суде ту ахинею, которую он нес. Все были возмущены явной ложью. Таково мнение остальных свидетелей.
– Но ведь именно его показания и были приняты судом во внимание, – возразил Турецкий. – А судья кто? Самохвалов. А где сейчас Самохвалов? Там же, где и Васильчиков. Где и судья Савенко, оставивший решение Самохвалова в силе. Это никому ничего не подсказывает?
– Мне подсказывает, – ответил Поремский. – Эта преступная троица, сделав свое дело, заметала следы. И, приняв решение избавиться от свидетеля Тёртова, которого наверняка сами же и заставили выступить против остальных свидетелей, может, денег пообещали или хорошо припугнули, иначе чего ему бояться, они тем самым полагали, что им удастся... Это называется, – Поремский покосился на Галю и сказал, точнее, пробубнил: – И рыбку съесть, и... хорошо угнездиться.
Галя укоризненно покачала головой и улыбнулась. Для такого бывалого уже опера, как она, поневоле вращающегося среди определенного контингента, Володины «стеснения» казались несерьезными. Она и сама порой едва сдерживалась, чтобы не выдать такую тираду, что у иного обывателя уши бы в трубочки свернулись. И в этом она тоже была очень похожа на свою тетку Александру Ивановну, ныне покойную, незабвенную Шурочку, державшую в свое время в руках, и не один год, целый МУР.
Турецкий с Грязновым, отлично знавшие старшую Романову и искренне любившие ее, невольно переглянулись и опустили глаза...
Когда доклады и обсуждение их в основном закончились, Александр Борисович рассказал о своем сегодняшнем посещении вдовы Васильчикова, о своей реакции и выводах. Затем он заговорил о «неслучайной встрече» с Печерским, о его просьбе, о гордеевской позиции на этот счет, и, наконец, о своей телефонной беседе с Меркуловым.
Из всего выходило так, что Володе Поремскому был прямой смысл смотаться в колонию, где сидит сейчас Игорь Коробов. Встретиться с ним, поговорить. Но только все это проделать в рамках возбужденного следственного дела по факту исчезновения бизнесменов братьев Коробовых. И в этой связи, имея в виду, что могут открыться новые обстоятельства, изучить также дело по обвинению Игоря Коробова в хранении наркотиков и огнестрельного оружия. Из Москвы последует указание Меркулова областному прокурору Фатееву по этому поводу, и дело будет немедленно возбуждено. Короче, если Володя не возражает, не стоит оттягивать этот вопрос, ибо его решение может привести к неожиданным результатам. В нем ведь напрямую фигурирует адвокат Васильчиков. Не исключено, что именно он, либо с его непосредственной подачи, и были устранены прежние владельцы прибыльного дела, собственником которого он стал.
Тут Турецкий и сам решил воспользоваться якобы случайным намеком Валерия Печерского и добавил:
– А если мы это докажем, то всплывут и мотивы для устранения теперь уже самого Васильчикова. Не так ли? Потому что версия об обиде на адвоката кого-нибудь из обвиняемых, которого он не сумел защитить в свое время, кажется мне откровенно притянутой за уши. Как и в случаях с остальными покойными. Что бы на этот счет ни думали губернатор и его приятели. Уж если главный адвокат близко знаком с местным первым паханом, это о чем-то говорит? Юрка Гордеев, к слову, видел их в одной компании. Так что и никакой тайны здесь ни для кого нет. А чего испугался губернатор, я догадываюсь.
– Ну-ка, Саня! – подначил Грязнов. – Я тоже думал об этом, интересно, мнения совпадут?
– Да это, в общем-то, по-моему, лежит на поверхности. Их всех тут напугали не сами убийства, хотя отчасти и не исключаю, а то, что они были совершены практически одновременно, словно единая показательная, я подчеркиваю, акция. И значит, в городе появилась сила, неизвестная и недоступная пониманию губернского руководства. А разобраться с ней, так они тут решили, способна только Москва с ее мощными правоохранительными резервами.
– Добавь сюда еще и кажущуюся поразительную легкость, с которой были совершены практически одновременно все эти убийства, и я с тобой полностью соглашусь, – сказал Грязнов. – А это означает, что работали не любители, оскорбленные там, обиженные, а профессионалы в подобных делах. И искать их надо не среди братвы и вообще не в криминальных структурах, а среди бывших военных. Демобилизованных, вернувшихся из госпиталей, прошедших Чечню и подвешенных в жизни, подобно тому же твоему Печерскому. А сама акция по устранению сразу троих оборзевших судейских чиновников кажется нам простой, даже примитивной по исполнению потому, ребятки, что она проведена, я все больше убеждаюсь, очень грамотно. И выглядит, Саня прав, как серьезное предупреждение. Вот чего они все тут и испугались. Старой судейской же истины – о неотвратимости наказания. Что же касается наших «умельцев», то как это говорится? Сделаешь раз сто, и будет просто. Понимаете, о чем я? Исполнителям-то не привыкать, учиться «зачищать» не надо, и, значит, вопрос один – кто следующий? Оттого и визг поднялся на всю губернию.
Странно, но такая версия была принята фактически единогласно. Если кто в ней и сомневался еще, то это сам Александр Борисович.
Уже перед тем как разойтись по своим номерам, Турецкий попросил Грязнова «напрячь» свои связи, может быть, поговорить с тем же Платом, с другими компетентными лицами, чтобы срочно взять в разработку названного майора Казарина. Все-таки то, что сейчас известно о его действиях в связи со смертью свидетеля Тёртова, в высшей степени подозрительно. И не он ли в принципе может явиться той самой ниточкой, потянув за которую можно будет в какой-то степени размотать змеиный клубок здешних событий? А что, чем черт не шутит?
Но это было сказано скорее от желания выйти за пределы круга лиц, уже обозначенных действиями следственно-оперативной группы. Слишком узок и ненадежен оказался круг свидетелей. Да и сами их свидетельства грешили приблизительностью. Мол, вот вы нам покажите преступника, тогда, возможно, мы его узнаем. Это все не очень серьезно. Турецкому уже казалось, что надо как-то менять тактику. И в этом смысле дело Коробовых вдруг показалось ему той живой веточкой, которая открылась среди груды засохших сучков.
Александр Борисович поделился этой мыслью с Вячеславом Ивановичем и неожиданно встретил поддержку. Славка сразу заявил, что мысль дельная. А из этого Казарина он лично всю душу вынет. И поможет ему в этом благородном деле... кто бы ты, Саня, думал? Сам Полтавин, как главный областной милиционер, и поможет. И у него, Грязнова, тоже появилась сейчас одна, и кажется плодотворная, мысль. Но делиться он не собирается, еще не созрела, зато как только, так сразу...
Поздно вечером, выйдя «подышать перед сном», Турецкий отошел на несколько шагов от входа в гостиницу и, отметив присутствие в холле уже примелькавшихся ему молодцов с бараньими взглядами, проводивших его и лениво потянувшихся за ним, снова позвонил Косте и кратко доложил об итогах сегодняшнего совещания.
Меркулову много объяснять не требовалось. Он ответил, что завтра, прямо с утра, даст указание Фатееву срочно возбудить дело об исчезновении братьев Коробовых, а Поремский, в свою очередь, получит от него же указание встретиться с младшим Коробовым. Это чтобы в областной прокуратуре лишний раз не возникали ненужные вопросы – кто, зачем да почему. Ну и правильно, а то нельзя исключить, что «послушный» прокурор Виктор Афанасьевич Фатеев проявит максимум энергии, чтобы... тихо спустить на тормозах указание Генеральной прокуратуры. Ну не получилось, скажет. Хотели, а не получилось. В смысле хотели как лучше, а вышло как всегда. Памятник надо бы поставить сочинителю этого уникального афоризма...
3
Терпение и умело сконцентрированное внимание нередко приводят-таки к желаемому результату.
– Я их, как говорится, не мытьем, так катаньем! – радовался Володя Яковлев, делая в слове «катанье» ударение на втором «а». – Говорю, вот транспорт у меня свой имеется. Это та машина, Вячеслав Иванович, которую вы мне выбили из местной милиции. Нету их, ваших ремонтников? Едем! Уж как они крутились, как не хотели! Видно, чуяли, что где-то у них не так. Короче, отыскал я ту бригаду.
– Которая – что? – спросил Грязнов.
– Элементарно! – с торжеством доложил Яковлев, и розовощекое его лицо прямо-таки раскраснелось от удовольствия. – Этим ремонтникам, когда они своими осветительными приборами занимаются, до фонаря, в общем, где это происходит. Дается адрес, и все. Было уже поздно, к их машине подошел мужик – ни молодой, ни старый, обыкновенный, просит помочь, заплатить готов хоть сейчас, сколько скажут. Те видят, что мужик нормальный, почему ж не помочь? Далековато, правда, ехать, в другой городской район, но наниматель обещает не скупиться. И они поехали – водила, электрик и этот мужик. Вы помните, где в суде находится приемная председателя? Она в торце здания, следовательно, что это за дом, не местному человеку может быть и неизвестно. Вход-то с вывеской «Районный суд» – с другой стороны дома. А так – стена как стена, окна как окна. Короче, подъехали, а мужик им показывает – вон, мол, мое окно, оно даже не закрыто. А жена уехала, заперла квартиру, и все мои документы и ключи там остались. И дверь новая, бронированная, не взрывать же ее! Словом, наплел им историю и просит: поднимите меня, а дальше я сам справлюсь. Вот так все и было, заплатил он им, потому что бесплатно они это делать бы не стали, понятно, а сколько, я не допытывался, все равно бы не сказали. И так узнал слишком много. А когда я им популярно объяснил, что они невольно помогли преступнику, забравшемуся в здание суда, они вообще едва не отпали. Но человека того описали подробно. Я все зафиксировал. И адреса их взял, если решим составлять фоторобот. Только я думаю, что с ними надо работать профессиональному художнику – оно хоть и подробно, но без конкретики, расплывчато. Волосы темные, зачесаны назад, лицо круглое, уши оттопыриваются, нос – картошкой. Тут, в городе, я смотрю, каждый третий подходит под такое описание. Может, профессионал чего из них вытянет?
– Слава, переговори с кем-нибудь из Экспертно-криминалистического центра, пусть подъедут, мы вызов оформим. Володя прав, здесь нужен специалист. И по другим фотороботам – тоже.
– Сделаем, – коротко ответил Грязнов.
– А насчет ремонтников, что работали возле поселка Новая Деревня, ничего не слышно? – спросил Турецкий.
– Пока ничего. Буду искать дальше. Но из разговоров в бригадах я понял, Александр Борисович, что с автотранспортом здесь, в городе, обращаются вольно. Много частных заказов – помочь перевезти, починить и так далее. Все не учитывается, навалом «левой» работы, в которой никто из них никогда не сознается. Зарплаты у них не самые плохие, и потерять место никто не желает. А общего порядка и учета нет. Так что приходится действовать методом тыка – авось повезет. Но никто из опрошенных пока не слышал, чтобы выезжали по тому адресу. Или врут.
– Надо будет и с теми свидетелями из поселка, что видели рабочих на дороге, свести нашего специалиста, Слава. Хоть какая-то надежда, а то мы Володьку гоняем фактически без толку... Ладно, закрыли пока этот вопрос – до приезда эксперта. А пока переключаем его на... но это будет у нас отдельный разговор.
После краткой встречи Грязнова с Артемом Платом они договорились, что капитан «напряжет» свою агентуру, но для этого ему надо получить разрешение генерала Полтавина, предписывающее ему оказывать помощь группе московских следователей. Иначе будут активно мешать, тем более в таких делах, как наблюдение за майором Казариным, который в чести у начальства. За какие деловые качества, Артем Захарович объяснять не стал, но произнес это с таким презрительным выражением, что у Грязнова отпало и желание расспрашивать. Короче, и мерзавец он порядочный, и тварь продажная, но... не пойман – не вор. Известно, например – это уже лично Плату, через его агентуру, – что майор «завязан» на некоторых «темных» делах, что именно он всегда наиболее активно помогает разруливать ситуации, когда подозрения в совершенных преступлениях падают на журавлевскую братву. И в то же время на майора нередко жалуются пострадавшие от бандитских разборок люди, но все жалобы, указывающие на упорное превышение Казариным его служебных полномочий, таинственным образом исчезают где-то на уровне самого Полтавина. То есть можно сделать недвусмысленный вывод, что Казарин вполне устраивает свое высокое начальство. Ему двадцать восемь лет, а он уже майор и, по слухам, готов примерить погоны подполковника и занять стул начальника Заводского районного отдела милиции. В условиях Новоградской области это было серьезное служебное повышение.
Что же касается Плата, то о включении капитана в свою бригаду Грязнов договорился с генералом Полтавиным без всякой задержки. Тот, правда, засомневался было в целесообразности, но Вячеслав Иванович, прошедший хорошую школу министерской демагогии, быстро поставил начальника ГУВД на место, при этом не оскорбляя его собственного достоинства. Грязнов просто пообещал в ближайшем же отчете министру внутренних дел, что он делал якобы регулярно, сообщить о серьезном вкладе, сделанном руководителем областной милиции в расследование громких преступлений, резонанс от которых докатился аж до самого Кремля.
И Плат был отдан – без разговора. Правда, как Артем Захарович позже сообщил Грязнову, Полтавин его вызвал к себе и строго напомнил о том, что капитан должен постоянно держать его, генерала, в курсе всех дел, которые «затевает» следственно-оперативная бригада из Москвы. Решили эти «доклады» сочинять вместе, так всем будет спокойнее.
Поделился, уже чисто по-товарищески, Грязнов с Артемом и некоторыми планами бригады. Среди них имелась в виду и просьба Валерия Печерского о расследовании исчезновения его родственников. Рассказывая о самом факте встреч и разговоров Турецкого и адвоката Гордеева с бывшим капитаном спецназа, Вячеслав Иванович, разумеется, как лицо заинтересованное, не преминул поинтересоваться, достаточно ли знакомы Плат с Печерским. Получив утвердительный ответ, попросил рассказать о нем, и желательно поподробнее, ну чтобы знать, в какой степени можно, во-первых, доверять человеку, не основываясь лишь на мимолетных впечатлениях, а во-вторых, что он вообще за личность.
Артем Захарович дал Валерию хорошую характеристику. В принципе, уже заметил за ним Грязнов, опер был скуп на похвалы, а вот говоря о Печерском, он не жалел теплых эпитетов. Не забыл упомянуть и о том, как бывший комбат со своими товарищами сумел задержать двоих преступников, которые теперь находятся в местном СИЗО.
Грязнов уже знал об истории этого «задержания» от Турецкого, которому, в свою очередь, рассказал Гордеев – как говорится, от первого лица. Но кратко, без деталей. Было – и все. Но Вячеслав Иванович с интересом слушал, не перебивая, словно в первый раз. Заинтересовала его и фраза Плата – «бывший комбат со своими товарищами», указывающая на то, что у Печерского, оказывается, имелись единомышленники. Но если они, как и комбат, служивший не где-нибудь, а в спецназе, «подкованы» в своем воинском умении, подобно ему, то это – настоящая сила. И... кто знает?..
А потом Грязнов так же спокойно, не выдавая своих чувств и мыслей, перевел разговор на главную тему – о Казарине. На нем тогда и закончили.
И вот не прошло и двух дней, как появились первые «ласточки».
Казарин был неоднократно замечен на встречах с подручным Василия Журавлева, известным в городе Матвеем Тараторкиным. Последний был лицом, особо приближенным к пахану. О чем у них шла речь, неизвестно, но после этих встреч, как узнал Артем Захарович от своего приятеля, вполне честного и неподкупного, по его словам, начальника следственного изолятора, полковника Прошлякова, майор Казарин «зондировал» у него возможность смягчения участи арестованных Горохова и Лазуна. Причем делал это так нахально, будто записался к ним в адвокаты и не сомневался в выигрыше судебного процесса, который намечался уже в ближайшее время. Следователь закончил свое расследование, и обвинительное заключение передано в суд. Так вот, может, ребятам заменить как-то их «строгий режим» на подписку о невыезде? Ведь доброе слово начальника СИЗО об указанных «сидельцах» обязательно окажет положительное влияние на решение судьи. А уж за адвокатов беспокоиться не стоит, они уже и соответствующее прошение написали, и в дальнейшем постараются доказать, что найденное оружие к этим мальчикам никакого отношения не имеет. Майор намекал даже, что изменение меры пресечения будет положительно оценено важными людьми в городе, которые не поскупятся на благодарность.
Он был уверен, что полковник согласится и скажет свое веское слово. Но был разочарован. И даже, как заметил Прошляков, разозлен. Уходил, во всяком случае, далеко не в мирном настроении, с которым пришел. Да оно и понятно – полное фиаско.
Оказалось, что та же самая участь постигла Казарина и в суде. После гибели Самохвалова его место временно занял заместитель, а эта черствая и вредная женщина с ходу отвергла все убедительные доводы адвокатов арестованных бандитов. Почему отвергла? А не исключено, что и по той причине, что был еще слишком свеж факт показательного наказания бывшего председателя районного суда, и мститель, этакий, понимаешь, благородный Дубровский, мог оказаться совсем недалеко и только ожидал подходящего случая для выбора своей очередной жертвы. Поэтому все адвокатские аргументы не возымели действия. Преступники пойманы с оружием? Арестованы? Обвинение им выдвинуто? Вот и пускай сидят, изучают собственное уголовное дело вместе с адвокатами. И не морочат голову.
Но судья судьей, она свое окончательное слово еще скажет только в решении суда, а вот майор Казарин был наверняка сильно раздосадован. Об этом свидетельствовал тот факт, что почти сразу после посещения начальника СИЗО майор встретился с Тараторкиным в небольшом кафе «Сокол», и разговор у них шел явно на повышенных тонах. Казарин был чем-то очень недоволен или, наоборот, его возможные хозяева и работодатели, понять было невозможно. Слова собеседниками произносились хотя и горячо, но неразборчиво, а спецтехники у агента под рукой не оказалось. Да и как она могла оказаться у человека, играющего роль «ходячей рекламы», снявшего на минутку у входа свои причиндалы и зашедшего в кафе выпить чашечку кофе?..
Но не менее примечательным оказался факт, обнаруженный Владимиром Поремским, изучавшим дело Игоря Коробова.
Команда из Москвы, от Меркулова, как Константин Дмитриевич и обещал Турецкому, поступила на следующий день, и областной прокурор Фатеев тут же поручил Даниле Прокофьевичу Барышникову возбудить уголовное дело по факту исчезновения братьев Коробовых. А уже по указанию Турецкого уголовное дело и копия приговора Коробову-младшему были немедленно доставлены из канцелярии колонии, где содержался осужденный по двум статьям Уголовного кодекса – 222-й и 228-й к четырем годам общего режима, то есть, что называется, «под планку», Игорь Олегович, и переданы для ознакомления следователю Поремскому.
И вот Владимир выяснил, что, собственно, задержание Коробова-младшего, осмотр и обыск в его машине производил не кто иной, как майор Казарин Юрий Фомич. Он же и приглашал понятых, поставивших свои подписи под протоколом об обнаружении в машине указанного гражданина Коробова дозы кокаина весом в 0,66 грамма и незарегистрированного пистолета Макарова, которые и были изъяты лично майором Казариным. Незаконное хранение того и другого как раз Игорю и инкриминировалось.
Он же, этот самый майор, помогал и старшему следователю Заводской районной прокуратуры Глуховцеву расследовать уголовное дело Игоря Коробова.
Значит, опять обнаружились пакостные следы Юрия Фомича. Это уже становилось похожим на систему. Как где-то обнаруживается «подлянка», там, выходит, ищи следы майора Казарина.
Теперь, для подтверждения информации, требовалось встретиться, чтобы допросить самого Игоря Олеговича Коробова, который пребывал в настоящее время в исправительной колонии – ИК-22. И Поремский, взяв соответствующие документы в суде и областной прокуратуре, где его требованию никто почему-то уже не удивился, выехал на север области, в Житновский район, где и располагалась колония.
4
Это только кажется, что приехавший по твою душу новый следователь, пусть даже и из самой Москвы, обязательно должен привезти с собой хорошие вести. Никаких вестей такого рода Поремский не имел, ему требовалось выяснить все то, что касалось пока, по его мнению, явно сфабрикованного дела о наркотиках и оружии. Узнать, как все это происходило на самом деле. Правильнее сказать, найти подтверждение той версии, которая у него возникла при изучении уголовного дела из уст самого осужденного.
Так думал Владимир Поремский. Но так вовсе не думал осужденный Коробов.
Когда его привели в кабинет заместителя начальника колонии по оперативной работе, «кума» – на языке заключенных, и Поремский, представившись, попросил Игоря подробно рассказать ему историю пропажи его родственников, а затем и свою одиссею, тот, с легкой усмешкой посмотрев на следователя, ответил, что еще с ума не сошел и потому принял для себя решение молча отсидеть свой срок до конца и выйти на волю с чистой совестью. Ну как к тому призывает потрепанный давно уже транспарант, растянутый по фронтону на помещении клуба.
И как Поремский ни бился с ним, как ни уговаривал, Игорь твердо стоял на своем. Единственная фраза, которую он себе позволил, прозвучала так:
– Если я расскажу вам, что творится у нас в городе, боюсь, что они, – он обвел глазами стены кабинета, – покончат со мной. А я еще хочу пожить на свободе.
– Может быть, вы мне не верите? – догадался Поремский.
– А кому сейчас можно верить, гражданин следователь, – с насмешкой ответил Коробов, – если вся наша Фемида – продажна, как последняя сука, а правоохранители действуют заодно с преступниками?
И снова был этот многозначительный взгляд по стенам.
– Ну уж так и все! – возразил Поремский, понимая, что ничего не добьется таким вот образом. – А почему вас не интересует, почему московская следственная бригада прибыла в ваш город и занялась, в числе прочих дел, еще и вашим?
– Не знаю, а догадки строить не хочу.
– Вы разве ничего не слышали о громких убийствах в Новограде? В одну ночь были убиты судьи Самохвалов и Савенко, а также адвокат Васильчиков. Неужели «местное радио» не передало?
И Владимир заметил, что попал в точку – здесь, в колонии, уже знали об этих убийствах. Только на миг блеснули глаза Коробова, но он лишь вздохнул и опустил глаза, пробормотав:
– Ну наказали... ну и что? Будто это что-то меняет...
«Нет, – подумал Поремский, – здесь нужен не он, здесь необходим Александр Борисович с его убеждающей силой, да, впрочем, и определенной славой неподкупного и „правильного“ следователя, которую многим, и ему самому в том числе, еще надо заслужить».
– Ну а, например, с Александром Борисовичем Турецким вы стали бы разговаривать, Игорь Олегович? Вам, наверное, известен такой следователь? Он, кстати, и руководит нашей бригадой. Стали бы?
Коробов подумал, неопределенно пожал плечами и... еле заметно кивнул. Даже, скорее, моргнул, как будто он знал, что за ним наблюдает глазок видеокамеры, запрятанной где-то тут. И вот тут Поремский наконец понял причину такого странного поведения заключенного. Ну конечно же – комната! Она наверняка напичкана всякой подслушивающей и подглядывающей аппаратурой. И тогда Владимир решил доиграть свою роль следователя, которого преследуют здесь неудачи, до конца. Он в сердцах воскликнул:
– Ну, знаете, Игорь! Вам, видно, ничем не угодишь! То вам не нравится, теперь это! Я ведь конкретно из-за вас приехал, а вы не хотите идти мне навстречу, не желаете сотрудничать со следствием! Скажите, а лично мне это надо? – Голос его уже возмущенно гремел, оглушая небось того, кто подслушивал их разговор. – Нет, мне этого не надо! Хотите дальше сидеть? Сидите! Я в вас глубоко разочарован.
Поремский заметил легкую, лукавую усмешку, скользнувшую по губам Игоря, и поднялся, захлопывая свою папку.
– Вот так я и доложу своему начальству, а оно пусть поступает, как хочет, – демонстрируя свое искреннее разочарование, закончил он и встал.
По звонку вошел конвоир и увел Коробова.
– Неудача? – с легкой иронией констатировал «кум», провожая Поремского до ворот.
– Увы, – развел руками Владимир. – Замкнулся в себе парень, видно, смирился с неизбежным. Такое бывает.
– Конечно, – подтвердил с непонятной охотой «кум», тщедушный майор внутренних войск Мугушев. – Они у нас, тут, многое в себе пересматривают... Ну а что слышно с теми вашими убийствами, если не секрет?
Прокололся нечаянно «кум», любопытство подвело – с ним на эту тему у Поремского разговора вообще не было. Значит, сам и подслушивал.
– С какими? – Поремский посмотрел на него непонимающим взглядом и «вспомнил»: – Ах с теми, о которых я вам говорил? Так ищем, – и безнадежно махнул рукой. – Кое-какие наметки есть, но... мало.
– Ну вы-то найдете! – ободряюще заметил «кум», почтительно пожимая следователю руку...
Турецкий все понял, лишь только Володя начал свой рассказ.
– Ничего не добился? Ну ясно, можешь не продолжать. Скажи только, какое у тебя сложилось о нем впечатление? Скис или еще держится?
– Изображал, что скис.
– Это понятно. А внутренне – как?
– Стержень, во всяком случае, есть. Не сломался. Но не желает доверяться первому встречному.
– Но ты ж представился?
– Было. Да только там весь кабинет наверняка напичкан аппаратурой, и парень это знал, а я поначалу чуть не упустил из виду.
– Понятно, значит, попробуем сменить парню обстановку. Ты говоришь, это недалеко?
– Полтора часа на машине.
– «Хвост» за собой заметил?
– Да я уж привык. Довольно приметный такой, серый «БМВ». А они и не скрываются. И туда проводили, и обратно.
– На эксцессы не шли?
– Нет.
– Ну хорошо. Тогда я сам отправлюсь, наверное, завтра, с утречка, по холодку. А тебе будет следующее задание... Ты сейчас Вячеслава не тереби, у него важное дело. А сам займись с экспертом, ты с ним уже знаком. Это – Сережа Мордючков, помнишь такого? Он приехал сегодня.
– А-а, «молодое дарование»? Которому в минуты его «просветления» сам Господь под задницу свою ладонь подставляет? Так ты о нем, кажется, отзывался? Кто ж его не знает! Он как сейчас? – Поремский выразительно щелкнул себя пальцем по кадыку. – Не очень?
– Эка вспомнил! Совсем, уверяет, завязал на работе. Так что вы с Яковлевым не соблазняйте его. А вот лучше поработайте вместе со свидетелями по поводу субъективных портретов. Это нам сейчас очень важно. Но учти, что у Володи тоже есть свое задание. Они с Галкой там... ну, посмотрим.
– Наклюнулось что-нибудь? Точнее, кто-то?
– Есть предположение, но серьезно обсуждать еще рано. Во-первых, сразу займитесь Галкиными бомжами, во-вторых, теми из Новой Деревни, которые видели ремонтников на дороге, и, наконец, бригадой, которую нашел Яковлев. Ну что в окошко находчивого гражданина поднимала. И еще одно важное задание. Вызывай сюда Юрку Гордеева и допрашивай его по поводу всех перипетий, связанных с делом по убийству сержанта Архипа Кураева. Нас сейчас даже не сам сержант интересует, с делом я ознакомился, а все, что касается Васильчикова. Встречи, свидания, разговоры, кто еще присутствовал – то есть надо разогнать всю свору. Адвокатской тайны тут никакой нет, если начнет упираться, скажи, что я ему сам башку отвинчу. И вообще будь с ним построже, это Юре всегда на пользу. Оборзел маленько... в адвокатах.
– А чем Вячеслав Иванович занят, если это у нас не строгая государственная тайна?
– Скажу только одно. Он проводит душеспасительные беседы с генералом Полтавиным, помогая ему найти щадящий способ, не теряя собственной репутации и так называемого имиджа, грамотно сдать нам господина Васильчикова. Объяснил?
– А к чему такие сложности?
– К тому, что без помощи Григория Петровича мы не скоро выйдем на тщательно скрываемую обширную коммерческую, а также и криминальную деятельность Роберта Олеговича. У нас ведь даже на криминального авторитета Ваську Журавлева ничего нет, а Полтавин обязательно все про него знает. Как и про Васильчикова – тоже. И что это у них за «Фонд города» такой, от которого все местные бизнесмены плачут? Да и как же не знать этого Полтавину, когда он сам отчасти и рулит ситуацией – вместе с губернатором.
– А откуда ты об этом узнал, Александр Борисович? – удивился Поремский. Когда он вчера уезжал в колонию, о такой информации речь не шла.
– Так меня же местные информаторы посвящают. Был разговор с Печерским. Он, правда, сам недавно здесь, после госпиталя, но имеет много друзей – те ему рассказали. Он – мне. А «Фонд города», его еще называют губернаторским «общаком», – это очень грамотно выстроенная «обираловка», в которой вынуждены принимать участие все, без исключения, предприниматели. И если кто не согласен с такой системой, того, в зависимости от положения протестующего, давят либо криминальные структуры, либо милиция. И те, и другие подчиняются «отцам города». Вопрос только в том, кто в этой «бригаде» «отцов» истинный генерал – Полтавин или покойный Васильчиков? И кажется, все склоняется к тому, что покойный адвокат не зря носил в уголовной среде кличку Генерал.
– Но ведь Полтавин никогда не пойдет на то, чтобы сдать «подельника», если можно так выразиться. Или я ошибаюсь? Ведь это для него – крышка. Хана. Конец карьеры.
– А вот Слава и работает с ним. Лучше ведь лишиться малого, чем вообще всего, разве не так?
– Оно, может, и так, – вздохнул Поремский, – но ты сам подумай, Александр Борисович, в нашем мире как? Стоит только в какой-нибудь мелочи дать слабинку, и-и... потянется так, что не остановишь. А Полтавин наверняка не дурак и понимает это.
– Ты считаешь, он не станет помогать нам? – Турецкий хмыкнул.
– Нет.
– А вот мы со Славкой думаем иначе. И он, больше того, просто должен, обязан будет ухватиться за протянутую ему соломинку. Она ж ведь ему будет вроде нашей поддержки. И как мы повернем дело, так его и будут рассматривать в конечном счете. А у Григория Петровича имеется один смягчающий, скажем так, аргумент – он здесь относительно недавно. Возможно, что и грехи пока не перевешивают. Да и сама система сформировалась задолго до него. А что может здесь сделать один? Да ничего! А вот когда появилась реальная поддержка со стороны прокуратуры и Министерства внутренних дел, а проще говоря, понимание положения, в котором он оказался, отчего же ему не пойти ва-банк? Отчего не пойти на сотрудничество?
– Звучит-то заманчиво... Но пойдет ли?
– Славка старается. Может, не сразу. Но когда Полтавин поможет нам прояснить положение с Васильчиковым, он и сам, полагаю, увидит, что иного пути у него просто уже не останется.
Они разговаривали во время обеда в ресторане, мимо которого проходили по улице и заметили, что народу в нем почти нет. Они и сели так, чтобы несколько посетителей остались далеко в стороне, и после своего прихода посторонних лиц, которые зашли бы следом, не видели. Так что и слышать их никто не мог. Но когда в зале появились двое молодых людей, стриженных наголо, в пиджаках, но спортивных штанах, тут все стало понятно, и разговор свернулся сам собой. Перешли на московские дела.
Парни демонстративно вытягивали свои бычьи шеи в их сторону, что у них получалось неубедительно и смешно, прислушивались, но поближе не пересаживались. Наверное, получили команду не сильно досаждать своим присутствием. Достаточно просто постоянно обозначаться, чтобы портить московским гостям настроение. Они и портили, в упор разглядывая обедавших.
– Ну все, – достаточно громко, чтоб те услышали, сказал Турецкий, вытирая салфеткой рот и откладывая ее в сторону, – надоел мне этот Жура. А тебе нет?
– Мне тоже, – в тон ему ответил Поремский и отодвинул пустую тарелку. – Может, скажем ему об этом?
– А зачем? «Шестерки» донесут. – Турецкий полез за бумажником, взглянул в загодя принесенный официантом счет и положил сверху деньги. – Пойдем, Володя. У меня сейчас одна мысль мелькнула, надо обсудить...
Эта мысль, которую Турецкий высказал Поремскому, пока они неторопливо шли по направлению к областной прокуратуре, показалась Владимиру интересной. Действительно, неплохо было бы провести ее в жизнь. А суть вот в чем.
И Плат рассказывал об этом Грязнову, и Гордеев – Турецкому, и вот вчера, когда Владимир ехал в колонию, у Александра Борисовича состоялась встреча с Печерским. Турецкий хотел уточнить некоторые вопросы, касавшиеся того самого пресловутого «Фонда города», о котором обмолвился еще при первом их разговоре Валерий Артурович.
Турецкий сам приехал к Печерскому, и они разговорились почти по душам. Вот тут и сказал Валерий о том, что он уже получил от Гордеева образцы учредительных документов и собирается заполнить их и отправляться в мэрию для регистрации нового общественного движения «За справедливость».
На вопрос Турецкого, а как обстоят дела со сторонниками, с членами будущей ассоциации, или как там она будет представлена, Печерский без сомнения уверил, что сторонников более чем достаточно. Перечислил и категории граждан, которые желают иметь свою правозащитную организацию, защищающую не гражданские права вообще, в соответствии с конституционными нормами, которые здесь, в провинции, нарушаются постоянно и никто на эти нарушения давно уже не обращает внимания, а нацеленную на конкретные дела. Среди них – пенсионеры, инвалиды, просто неимущие граждане, участники афганской и чеченской войн, которые в правозащитных ветеранских организациях, обюрократившихся и превратившихся, по сути, в полукриминальные структуры, не нашли отклика на свои жалобы. Особенно много людей, получивших ранения во время боевых действий и безуспешно добивающихся компенсаций за потерю здоровья, родители погибших и другие. То есть говорить о том, что общественная организация станет мертворожденным ребенком, было бы в высшей степени несправедливо. Немало в ней будет также людей, готовых не только на словах, но и на деле защищать свои попранные государственными чиновниками интересы. И тут не только митинги, демонстрации, стачки протестов, но и масса иных, принятых в цивилизованном мире возможностей воздействия на власть.
Именно эта сторона дела, по мнению Валерия, и беспокоит больше всего областное руководство. И сам Печерский, и его коллеги и друзья уже не раз получали откровенные угрозы. Но самое интересное, что в данном вопросе неожиданно – это является наиболее показательным! – объединили свои интересы как уголовный мир, так и правоохранительные организации. С одной стороны – угрожают братки, с другой – родная милиция. И те, и другие активизировались в последнее время, словно почувствовали назревающие для себя очень крупные неприятности. Да так оно, в сущности, и будет. Потому что спуска они, борющиеся за справедливость, не собираются давать никому. А широкие акции протеста никогда не гарантировали спокойной жизни тем, которые привыкли и грабить, и убивать, и угрозами затыкать рты обездоленным людям.
В общем, боевая, как увидел Турецкий, программа. Тут главное лишь в том, чтобы протестные действия не превратились в противозаконные, о чем он и предупредил Печерского. Потому что грань перехода чрезвычайно зыбка и прозрачна.
А вот теперь, когда Александр Борисович в очередной раз кинул взгляд на тупые физиономии братков Журы, у него вдруг родилась, кажется, неплохая идея.
Ну в самом деле, раз есть, по словам Валерия Артуровича, достойные люди, готовые оказать сопротивление, что называется, бандитам всех мастей, чего бы им, к примеру, не помочь официальному расследованию? Вот та же братва – и шагу не дает ступить без своего присутствия. Ну та техника, которой напичканы номера, опасности не представляет, когда о ней известно. Но ведь никто и предположить не может, когда те же бандиты захотят вдруг превратить свои словесные угрозы в активные действия. И что тогда, отстреливаться? А как же общественность, о которой господин бывший комбат заявляет с таким, понимаешь, апломбом? Где она? А если действительно есть, пусть немного поможет. Опять же исключительно в рамках закона.
А то ведь что получается? Вот договорились Турецкий с Грязновым, что Вячеслав при случае как бы пожалуется Полтавину, что бригаде следователей не дают покоя всякие «хвосты» и что милиции до этого нет никакого дела. Была вот уже пара случаев, когда Турецкий, заметив за собой «хвост», попросил водителя остановиться у ближайшего милицейского поста и, предъявив удостоверение, потребовал, чтобы сотрудники дорожно-патрульной службы проверили документы у преследователей. Те не возражали, остановили наглецов, проверили и отпустили, доложив, что никаких претензий предъявить не могли – люди ехали по своим делам. Значит, господину следователю просто показалось. И все это с издевательской усмешкой.
На это Григорий Петрович, состроив искреннее выражение участия на лице, заявил, что еще в первый день приезда дал строжайшую команду по всем своим службам – обеспечить полную безопасность московским следователям и обещал жестко с нарушителей спрашивать. Но официальных заявлений на его имя о нарушениях не поступало, а что делается на местах, лично он проверить просто физически не в силах. Кстати, а может, то были вовсе и не бандиты, а спецслужбы таким вот нехитрым образом безопасность гостям обеспечивают?
Понятно, куда кивал генерал.
Турецкий, между прочим, по ходу дела успел уже посетить и начальника областного УФСБ, генерала Литвина, кратко побеседовал с ним, и тот, выслушав, неохотно пообещал помощь, если потребуется, но высказал это желание с такой недовольной миной на плоском лице, что Турецкий и сам уж был не рад, что затронул тему. Заметно было, что местные разборки во власти совершенно не трогали ведомство Литвина. С организованной преступностью в городе тихо, походя и как-то безразлично заметил он, время бандитских перестрелок ушло в прошлое, а концы того, что произошло, по его личному мнению, следует искать в коррумпированности областного руководства, о чем он уже докладывал наверх. Там меры не принимают, значит, еще не время. У Литвина не было вопросов, на которые он сам не мог бы себе ответить.
Так что нет, на «хвосте» сидела не спецслужба, а самая настоящая братва. Но это обстоятельство ни госбезопасность, ни милицию не волновало. Значит, теперь слово за общественностью? И зачем было Печерскому говорить громкие слова, пусть его люди поработают!
Кажется, именно Плат отзывался о Валерии Артуровиче как о дельном и деятельном человеке, с открытым и прямым характером. Не говоря о Юре Гордееве, который, правда, с необыкновенной, эгоистической легкостью постарался перевесить просьбу Печерского со своих плеч на плечи друга Турецкого. Не самый, конечно, благородный шаг с его стороны. Но он за него поплатится. Об этом с легким злорадством думал Александр Борисович, отдавая задание Поремскому вызвать сюда Юрку и допросить его.
Александр Борисович решил еще сегодня переговорить о своем предложении с Печерским. Надо также, кстати, сказать ему и о неудаче с Игорем Коробовым, а также о том, что Турецкий сам собирается ехать к нему. Поэтому будет правильным, если Валерий, как родственник Игоря, черкнет тому несколько слов от себя. Парень должен полностью раскрыться и рассказать все, что он знает. Ну а как сделать атмосферу беседы абсолютно доверительной, уж об этом позаботится сам Александр Борисович.
5
Казарин был замечен Яковлевым в какой-то особой, что ли, привязанности к кафе «Сокол». То ли он сам «крышевал» хозяина, то ли тот ходил у него в вечных должниках, то ли кафе территориально находилось наиболее близко к отделу внутренних дел, но свои встречи, например с Матвеем Тараторкиным, правой рукой Журы, Юрий Фомич назначал здесь, причем за крайним столиком у окна, из которого хорошо просматривалась улица. Вот это обстоятельство Володя и решил использовать. И когда один из агентов Плата сообщил Яковлеву по мобильнику, что Казарин покинул службу и направляется в сторону «Сокола», Володя быстро подогнал поближе к кафе машину Поремского, в которой вместо радиоприемника было оборудовано специальное устройство для приема информации с радиозакладки, которую Володя, в свою очередь, установил накануне, посетив это кафе и немного «покутив» вместе с Галей. А радиожучок он установил рядом со столом, за которым предпочитал сидеть Казарин, под подоконником, за батареей водяного отопления, которая летом, естественно, не работала. Радиус действия подслушивающего устройства составлял до тридцати метров. И Володя не прогадал.
Казарин ждал Тараторкина. И когда тот пришел, Юрий Фомич сразу накинулся на него с претензиями. Магнитофон фиксировал диалог. Начал Казарин.
– Ну вы что там, блин, охренели? Ведь у вас же в руках был, пощупали бы, устроили бы маленький базар...
– Да ты, твою мать, сам не велел трогать!
– Это разве я? Это шеф приказывал. Но вам-то ведь по хрену, вас это дело не колышет. Вас кто-нибудь трогает, а?
– Ну.
– Чего «ну»? Хоть одно замечание сделали? То-то, блин... Ездите, как ездили. А следак? Я чего говорил? Чего велел? Вспомни? Мугуш свое дело без вас знает, а от вас чего требовалось? Только базар, не больше. Скажешь теперь, не догнали?
– И не собирались догонять. Может, чего не поняли, хрен вас знает с вашим «надо», «не надо»... Вон этот их главный, который Турок, он опять к Хромому катал. О чем базар, не знаю, но Жура уверен, что по тому делу. А ведь закрыли.
– Мало ли что закрыли? Из Москвы команда была – возбудить по тем, помнишь?
– В Кривухе, что ль?
– Ты языком своим поменьше трепли.
– Боишься, кто услышит, да?
Вопрос был задан явно насмешливым и даже язвительным тоном.
– Это ты, козел, будешь потом бояться...
– За козла ответишь.
– Отвечу, но не перед тобой. Ничего, блин, не можете сами! Катаются они, блин... Ты теперь слушай сюда. Этот Турок, я уверен, тоже к Мугушу отправится. Лучше его взять до, но можно и после. И поставить прямой вопрос. Поймет – отпустить. Не поймет... ну, подержите немного, будем думать, что делать, сечешь?
– А сколько братанов надо?
– Это я, что ли, считать должен? Ты совсем... того?
– Кончай, Фомич, надоело!
Похоже было, что Тараторкин уже сердится на слишком наглый и напористый тон Казарина.
– Ах надоело?! Так валите все отсюда, и чтоб я вас на версту не видел! И Журе своему передай, куда я тебя послал! Надоело им, блин, ишь ты!
– Ладно, кончай глотничать, фильтруй базар, дело говори.
– А я уже сказал. И чтоб тихо было. Никакого шума, понял? Вам всем за него яйца оторвут. Усек?
– Ладно... передам.... А закопать нельзя?
– Кого?
– Ну... того? Как тех?
– А-а... Нет, Мугушу лишний хипеж не нужен.
– Все сказал?
– Можешь за мой счет пива выпить и вали.
– Не буду пить.
– Ну иди так...
А между прочим, показательный разговор. Яковлев подумал, что не зря он постарался с «жучком», запись качественная, а главное, почти все в ней понятно. Кроме какой-то Кривухи, которая словно напугала чем-то Казарина. Надо срочно дать ее послушать Александру Борисовичу. Это же все его касается в первую очередь! Смотри чего бандиты с ментовкой продажной удумали!..
Но Александр Борисович возвратился в гостиницу поздно – после визита к Печерскому и довольно долгого разговора с ним он заезжал еще в областной отдел криминалистической экспертизы, где нашли уголок с компьютером для прибывшего из московского ЭКЦ Мордючкова, чтобы Сергей мог в спокойной обстановке поработать со свидетелями. А ведь их было шесть человек. И к каждому нужен свой подход, чтобы свидетель не тушевался, а, напротив, полностью раскрывал свои способности и зрительную память.
Ему понравилась вдумчивая и довольно изобретательная Сережина работа. Из недомолвок, недосказанных фраз тот умел выуживать у свидетелей наиболее точные, по их мнению, черточки и характеристики. По сто раз переспрашивал, сам сомневался и заставлял сомневаться свидетелей, предлагал различные варианты, сам подсказывал, как ему казалось правильнее. В общем-то, довольно муторная работа, но она у Мордючкова получалась. Турецкий это отметил и возвратился в гостиницу, где сразу уединился с Грязновым.
Володя Яковлев, ничего не предполагая о дальнейших планах Александра Борисовича, решил отложить разговор с ним до завтра, до утра. Но отдал наушники и попросил прослушать информацию Поремского.
Тот выслушал диалог, сказал, что по большей части догадывается, о чем у милиционера с бандитом шла речь, и добавил, что Турецкого надо посвятить в это дело обязательно. Так, общими благими намерениями, они и закончили. Беспокоить начальство не решились, легли спать, чтобы утром заняться очередными делами.
Но утром узнали, что Александр Борисович еще на рассвете выехал в двадцать вторую колонию. Выехал один, ничего, естественно, не зная о том, что бандиты, с подачи этого Казарина, готовят там для него ловушку.
Оба Владимира кинулись к Грязнову, который брился и мурлыкал что-то себе под нос. Увидев обеспокоенных своих сотрудников, спросил, что случилось.
Яковлев без объяснений сунул ему наушники и включил запись на воспроизведение. Грязнов слушал молча, все более хмурясь.
Весь диалог не занял и пяти минут, но Грязнов за это время успел накалиться докрасна. Давно не видели его сотрудники в таком гневе.
– Вы с ума тут уже посходили? – тихим от едва сдерживаемого бешенства голосом спросил он их. – Вы что, не понимаете, что натворили? Почему еще вчера мы не знали об этом? Я спрашиваю вас, капитан Яковлев! Молчите! – тут же приказал он. – За такое служебное упущение вас гнать надо со службы самой поганой метлой! А вы, следователь Поремский? О чем вы думали?..
Второй Владимир размышлял, прежде чем ответить на простой вопрос: о чем он вчера думал. И его подавленное молчание немного успокоило Грязнова. Словно из генерала понемногу вышел весь воздух, будто сдулся он, подобно детскому воздушному шарику. Он достал телефонную трубку, посмотрел на нее строго. Потом кивнул Яковлеву:
– Возьми, – он взглядом показал на чемоданчик с «акулой», – и быстро обойди весь номер, а также проверь в коридоре. Бегом!
Володя сорвался с места и через три минуты доложил:
– Все чисто.
– Чисто у них, – сердито пробормотал Грязнов и снова взялся за мобильник.
Турецкий откликнулся сразу, словно только и ждал звонка.
– Саня, у нас чепэ, – совершенно спокойным голосом начал Вячеслав Иванович. – Наши молодцы не решились вчера потревожить начальство. Ну благодарность им за этот шаг мы с тобой еще обсудим. Слушай главное. Наш майор вчера встречался с посланником Журы. Разговор шел об Игоре Коробове и о тебе. У них есть план твоего перехвата. Скорее всего, они планируют это сделать на обратной дороге. Цель – какие-то переговоры. Не исключаю, что близко к тому, о чем мы вчера с тобой рассуждали. Есть еще одна интересная деталь, но мы ее обсудим уже после твоего возвращения. Теперь главное. Я бы задействовал вариант с комбатом, как ты на это смотришь?
– Я думаю, тебе не стоит об этом думать.
– Почему?
– В самом деле, а почему?.. А потому что капитан наш уже и сам настроен весьма решительно и даже воинственно. Мне даже сдерживать его отчасти пришлось. Ну, в конце концов, я бы, наверное, не возражал, если бы они меня встретили на обратном пути. А пока я за собой ни «хвоста», ни погони не вижу. Вероятно, сегодня братва меня просто прозевала. Но раз ты говоришь, что очень хотят видеть, значит, нагонят. А ребятам скажи, чтоб меньше ворон считали. Думать пора, не дети уже. Пока, до следующей информации.
– Вам горячий привет, – сказал Грязнов, отключая телефон. – Посмотрим... Если б я вчера знал... я бы Саню одного не отпустил. Соображать же надо, ребятки, не мальчики. Ну, будем надеяться. А этому комбату... они его Хромым называют, да?.. Я сейчас перезвоню. Ладно, идите занимайтесь своими делами. Володя, – обратился он к Яковлеву, – теперь с этого Казарина глаз не спускать, понял?
– Так точно.
– Свободны, – очень неласково буркнул Грязнов и продолжил бриться.
