4
Следователь Генпрокуратуры Миша Камельков пребывал в отвратительном расположении духа. Сегодня утром Юля Иванова уехала с мамой на курорт. За полчаса до выхода из дома она сказала Камелькову, что им нужно непременно расставить все точки над «и». Миша понятия не имел, что это за точки, и почему их нужно расставить «непременно», но согласился. Голова его в этот момент была занята совершенно другим, однако он попробовал сконцентрироваться на разговоре, даже достал из кармана «сникерс» — ведь, как известно, шоколад улучшает циркуляцию крови в мозгу и тем самым способствует лучшей концентрации внимания.
Разговор состоялся на кухне, при закрытой двери. Начала Юля издалека:
— Понимаешь, Миша… В жизни людей бывает много моментов, когда они — в силу определенных обстоятельств — совершают ошибки. Даже не ошибки, нет, а… Ну, в общем, в экстремальных ситуациях люди поступают не так, как в обычной жизни. И когда экстремальная ситуация проходит, они стараются ввести свою жизнь в прежнее русло. Ты меня слушаешь?
Он откусил «сникерс» и кивнул:
— Слушаю, ангел мой. Продолжай.
— Так вот… — Юля нахмурилась и принялась перебирать пальцами кисти шали. — Нам было хорошо вместе. По-настоящему хорошо. И я тебе очень благодарна за все, что ты для меня сделал. Но сейчас, когда все беды позади, пришло время более здраво взглянуть на все, что произошло между нами. Ты согласен?
— А что между нами произошло? — Миша пожал плечами. — Ничего не произошло. Просто мы любим друг друга, вот и все. Чего тут усложнять?
Юля посмотрела на него и грустно улыбнулась:
— Ты мне дорог. Правда очень дорог. И ты мне нравишься. Но… Понимаешь, мы с тобой слишком разные, чтобы быть счастливыми.
— Разные? Что ты имеешь в виду?
Юля собралась с духом и сказала — четко и честно:
— Миша, ты очень милый, но меня многое раздражает в тебе. Ты все время ешь, ты пропадаешь где-то целыми сутками. И потом, я устала постоянно бояться, что тебя убьют на этой твоей дурацкой работе.
— Что за чушь? — поморщился Камельков. — Кто меня убьет? Я ведь не солдат и не оперативник. Я следователь. Я работаю с бумажками.
Юля покачала головой:
— Ты ведь знаешь, что я права. В общем… — Она перевела дух и закончила фразу: — Я приняла решение: мы с тобой должны расстаться. Мы можем быть хорошими друзьями, но жить вместе у нас не получится. Вот, я все сказала. А теперь извини, мне нужно проверить вещи.
Пока Камельков сидел с открытым от удивления ртом, Юля прошла к двери. Перед дверью она остановилась и сказала:
— Ты можешь проводить нас, но только, ради бога, не говори ничего маме. Я сама ей скажу… Потом.
Юля отвернулась и вышла с кухни.
Вечером того же дня Миша Камельков напился. Зверски. Он два часа сидел в баре «Кружка» неподалеку от «Белорусской». Пиво здесь было невкусное, но зато дешевое. И к тому же из огромного окна заведения (а сидел он на втором этаже) открывался великолепный вид на церковь. Смотреть на белеющую в сумерках церковь и пить пиво было очень грустно и романтично.
На шестой кружке пива Камельков решил остановиться. Он заказал шаурму, съел ее и… велел принести седьмую кружку. После седьмой у Миши кончились деньги.
Покинув бар, он долго шел куда глаза глядят. А глядели они вперед. Остановился Камельков лишь тогда, когда почувствовал в ногах нечеловеческую усталость. Тогда он вздохнул и тяжело опустился на землю.
Потом он немного подремал, а потом откуда ни возьмись появилась Алена Никитина.
— О господи! — воскликнула она. — Камельков! Ты ведь сидишь прямо на земле!
— Оставь меня, — устало сказал он и снова закрыл глаза.
— Ты что, пьяный? Господи, да ты и впрямь пьяный. А ну вставай! Вставай, не ленись. Рассказывай, что с тобой случилось?
Камельков поднял на Алену мутные, усталые глаза и проговорил заплетающимся языком:
— Грусть и лень — фактически антиподы. Не очевидная вещь, но алкаши пьют и смущаются. А лень — это таинственная, очеловеченная, тантрическая работа… Она может анархизировать небытие… Понимаешь, о чем я говорю?
— Не очень, — сказала Алена. — А ты?
Камельков на секунду задумался, затем покачал головой и грустно сказал:
— Я тоже не очень.
— Оно и видно, — резюмировала Алена. — Эх ты, «камелёк, птичка певчая». Завтра у нас операция, а ты нализался до поросячьего чириканья.
— Поросята не чирикают, — сказал Камельков. — Они лают. Или кукарекают… Точно не помню.
Алена наклонилась, подхватила Камелькова под мышки, с трудом подняла его и взгромоздила на скамейку.
— Уф-ф, — она перевела дух. — Какой же ты тяжелый, Камельков. Быстро говори, что произошло.
— Она уехала, — сказал Миша.
— Кто?
— Юля.
Алена нахмурилась:
— Насовсем?
Камельков кивнул:
— Да— Горе ты мое луковое, — сказала Алена. Ее аккуратные, красивые брови дрогнули. — И куда ты сейчас?
— Не знаю, — сказал Камельков, потом немного подумал и философски добавил: — Куда-нибудь.
Алена обхватила подбородок тонкими пальцами и нахмурилась. Думала она долго. Наконец, когда Камельков сделал такой резкий крен в сторону, что едва не упал со скамейки, она решилась:
— Ладно, Камелёк, пойдем ко мне. На твое счастье, мои предки чалятся на даче. Твоим я позвоню, объясню ситуацию.
— Только не закладывай меня начальству, — жалобно попросил Камельков. — Я не хочу, чтобы меня считали конченым человеком.
— Не буду, — пообещала Алена. — Но только в том случае, если ты спокойно ляжешь спать и не будешь буянить.
— Хорошо, — согласился Камельков. Потом растерянно огляделся и столь же растерянно уточнил: — А куда я лягу спать? Здесь же вокруг мокро.
Алена улыбнулась:
— Не беспокойся, Камелёчек, в лужу я тебя не положу. Будешь спать в чистой, уютной постели. Что надо сказать тете?
— Спасибо, — промямлил Миша.
— Соображаешь, — похвалила его Алена. — Значит, ты не совсем потерянный для общества человек. А теперь обопрись на меня — и пошли. И не вздумай орать по дороге песни. Издашь хоть один непотребный звук — придушу собственными руками, понял?
— Понял, — вяло кивнул Камельков. — Кстати… а как ты здесь оказалась?
— Где? — не поняла Алена.
— Здесь.
— Ну ты и балбес, Камельков. Это же мой двор. А это… — она показала рукой на горящие огни окон, — мой дом. Так что, Миша, странно совсем не то, что я здесь, а то, что ты тут оказался.
— Я не нарочно, — виновато сказал Камельков. — Ноги привели.
Алена улыбнулась:
— Значит, ноги сами привели тебя сюда? — Хм… Интересно, с чего бы это вдруг. Ладно, Сусанин, пошли.
Через десять минут они добрались до квартиры. А еще через десять Камельков лежал в Алениной постели и сладко посапывал во сне. Сама Алена пристроилась в гостиной на диване. Несколько раз за ночь ее будили громкие стоны Камелькова. Она вставала и шла в спальню. Однако, как и следовало ожидать, с Камельковым все было в порядке. Если, конечно, не брать в расчет слез, блестевших на его худых щеках.
Утром Алена разбудила Мишу в семь часов.
— Вставай, Ромео! Тибальт воскрес, Джульетта вышла замуж. Пора начинать новую жизнь.
Миша с трудом разлепил опухшие веки. Затем долго и обалдело смотрел на Алену. Потом оглядел комнату, и взгляд его стал еще более обалделым.
— Алён, где я, а? — испуганно спросил он.
— У меня дома, — сказала Алена.
— А почему?
Алена насмешливо пожала плечами:
— Сама не знаю. Наверное, потому, что я слишком жалостливая.
— Ты что, — удивленно спросил Камельков, — напила меня на улице?
— Примерно, — кивнула Алена.
— Н-да… — Миша потер пальцами сонные глаза.
— Не три! — строго сказала ему Алена. — Пальцы грязные, занесешь инфекцию.
— Подумаешь, инфекция, — горестно усмехнулся Камельков. — У меня личная жизнь рушится, а ты — инфекция.
Алена внимательно посмотрела на Камелькова. Поняв, что дело серьезное, она села на кровать рядом и покосилась на его искаженное страданием лицо.
— Так, давай по порядку, — спокойно сказала Алена. — Ты вчера сказал, что от тебя уехала твоя Юля, правильно?
— Правильно, — со вздохом ответил он. — Она считает, что мы не пара. Ей не нравится, что я шляюсь где попало и ищу на свою задницу приключения.
— Это все?
Камельков удрученно покачал головой:
— Нет. Еще она сказала, что я слишком много ем.
— Ну ешь ты и в самом деле немало, — согласилась Алена. — И что самое неприятное, ешь все подряд.
— Я всегда думал, что это достоинство, а не недостаток, — заметил Камельков.
— Это как посмотреть. Избирательность в еде придает мужчине черты интеллигента и аристократа. Ну да ладно, бог с ней, с едой. А вот что касается всего остального… Она ведь знала, кем ты работаешь, когда связывалась с тобой?
Камельков издал такой душераздирающий вздох, что Алена чуть не прослезилась.
— У нее не было выбора, — грустно ответил Камельков. — Я навязал ей свою дружбу, помнишь?
Алена задумчиво потеребила подбородок тонкими пальцами:
— В таком случае она права. Посуди сам, Камельков, на фиг ты ей такой сдался? Ты не бизнесмен, не телезвезда, даже не врач-стоматолог.
— Так и есть, — признал Камельков.
— Ну а раз так и есть, значит, вытри сопли и собирайся на работу. Через полтора часа нам нужно быть на месте. — Алена встала с кровати и взъерошила Камель-кову волосы: — Эх ты, Ромео.
— Хватит обзываться, — нахмурился Камельков. — Лучше скажи, у тебя есть что-нибудь пожрать?
Алена насмешливо всплеснула руками:
— Ну слава богу! Узнаю прежнего Камелькова! Яичница с сосисками тебя устроит?
— Смотря сколько будет яиц и сколько сосисок, — изрек Миша.
Алена усмехнулась:
— На твою душу хватит.
