На удачу Игната Русиева, эмвэдэшная система не умеет еще работать без сбоев. Он, правда, не знал о том, что его объявили в федеральный розыск, хотя и предполагал, что его исчезновение из города все равно озаботит ментов, что бы им про его отпуск ни говорил хозяин. Важно было сейчас просто выиграть время, чтоб осесть на дно и отлежаться, пока шум не утихнет. Но найти Шустрого сразу не удалось, он словно почуял назревающие неприятности для себя и залег. С немалым трудом удалось «раскачать» одного алкаша-соседа Семыкина. И тот только после крупного возлияния «вспомнил» про дачу, на которой мог обретаться Федот.

Но до этого пришлось несколько дней скитаться по съемным углам у теток, дежуривших в ожидании выгодного клиента у пяти железнодорожных и двух автовокзалов северной столицы. Без конца это продолжаться не могло, в конце концов его замела бы милиция. И вот сосед раскололся.

От неожиданного везения, а также чтобы сосед кому-нибудь не рассказал о приезжем хотя бы в течение недели, Игнат на радостях купил ему ящик дешевой водки — пусть зальется до полной потери памяти. А сдохнет, так еще лучше.

Федот встретил своего давнего подельника без радости. Он ожидал мести со стороны человека, которого, по сути, сдал ментам, желая отмазаться от чужой крови. Но Игнат, казалось, забыл про старое. Он сказал, что ему надо спрятаться на время. Дачка Шустрого была не самым подходящим местом для такой цели, надо было найти что-нибудь более отдаленное от ментовки, но и более комфортное.

Шустрый немедленно согласился с ним. Зная, на что способен Сибиряк, он и без расспросов догадывался о причине появления Игната у себя «в гостях». Отказать в такой ситуации было то же самое, что подписать себе немедленный смертный приговор. И тогда Федот предложил Игнату денек-другой пожить у него тут, пока он сам съездит кое-куда, тут, неподалеку, в области, и договорится об «отдыхе» своего приятеля.

Ну а далее он сообщил о своем отъезде настырным охранникам, которые по два раза на дню обходили все участки, следя, не взломаны ли двери и окна, особенно у тех хозяев, которые по каким-то причинам отсутствовали на своих дачных участках, и во все щели совали свои носы. Он и Игната представил им как старого приятеля, который поживет здесь немного, не более недели, пока сам он съездит в деревню, к далекой родне, чтоб привезти на зиму картошки и других овощей для собственного погреба.

Дело было для всех привычное, и никто не придал ему значения.

А сам Федот решил больше не искушать судьбу общими заботами с Игнатом и действительно уехал в деревню, в Кировскую область, поставив себе задачу как можно дольше оттуда не возвращаться. Сибиряк не сможет безвылазно сидеть на даче. Ну, со жратвой еще как-никак, а что делать без выпивки? Особенно когда тебе делать нечего и выходить наружу можешь только темной ночью, да и то с опаской. Короче, однажды исчезнет он, а отговорок для себя Федот мог найти сколько угодно. А что не звонил по мобиле, так подзарядку забыл, да мало ли причин!

И этого всего тоже не знал Игнат Русиев. Да если бы и знал, что сумел бы предпринять? В любом случае приходилось сидеть и ждать. Разве что хозяину иногда позванивать, сообщать, что жив и здоров.

Он уже узнавал сменных охранников, которые регулярно обходили участки и внимательно оглядывали замки на калитках нежилых домов. А где жили, туда заходили, спрашивали, как и что, все ли в порядке. Сам же без нужды за порогом не появлялся. Даже ведро приспособил для себя, которое выносил и выливал в сортир в углу участка только глубокой ночью, в полной темноте. На всякий случай — береженого, известно, и Бог бережет…

Через щелку в занавесках на окне он внимательно разглядывал неказистый дом напротив, в котором никто сейчас не жил. Наблюдал внимательно и в разное время, словно чуял, что там могла притаиться неизвестная опасность.

Вероятно, интуиция закоренелого преступника не подвела его и на этот раз. Был в том доме наблюдатель. Он прятался за проемом чердачного окна, вкривь и вкось забитого почерневшими от дождей дощечками.

Сидел там сотрудник уголовного розыска славного города Санкт-Петербурга и в бинокль разглядывал через узкие щели между досок дом, стоящий напротив, пытаясь уловить хотя бы колыхание занавесок на окнах, огонек, блеснувший в глубине комнаты, чтобы сделать вывод о находящемся внутри человеке. Но вот уж сутки прошли, а движения никакого.

Игнат по устоявшейся привычке не подходил близко к окну. Вот и сейчас он увидел знакомую картину. По узкой улочке, заросшей вдоль заборов кустарником, двигались, громко разговаривая — голоса слышались, но слов было не разобрать, — двое охранников. Одного из них Игнат уже видел, другой появился впервые. Они что-то обсуждали, держа в руках пачку белых листов бумаги.

Возле калитки дома напротив они постояли, потом знакомый охранник взял из пачки, что держал в руках второй, один листок и, свернув его пополам, просунул сквозь щель между штакетинами в почтовый ящик, висевший на внутренней стороне ограды. После этого они повернулись и пошли через дорогу к дому Федота Семыкина.

У Игната что-то сжалось внутри. Рука машинально потянулась к пистолету с навинченным на него глушителем, лежащему всегда рядом, на тумбочке у кровати. Он стал вспоминать, закрыл ли за собой дверь, когда выходил в последний раз под утро уже. Но вспомнить не мог. Кажется, закрыл. Но на всякий случай быстро лег на кровать, взял в руку пистолет и накрылся одеялом, будто спал.

На ступеньках послышались грузные шаги. Поднимались двое. В дверь постучали, потом подергали ее. Игнат услышал голоса.

— Дома он наверняка.

— А чего не отвечает? Помер, что ли? — засмеялся другой.

— Да не, это он еще с рыбалки, видать, не вернулся. На канале…

— А ты видел его?

— Так он, видать, в обратную сторону пошел, там дыра в заборе, и через лесок — напрямки.

— Ну, так давай оставим ему повестку, придет — прочитает. Пошли дальше…

Игнат вспомнил, что говорил охранникам перед отъездом Федот. Мол, родственник приехал, порыбалить на канале хочет, отдохнуть. Как же это он упустил из виду?

Шаги удалились. Но звериная осторожность не позволила Игнату немедленно выглянуть за дверь и посмотреть, что за листок оставили ему охранники — может, что-нибудь важное, а может, пустяк. Что за повестка? В суд, что ли? Мелькнула такая дурацкая мыслишка. Вызов на допрос к следователю? И чего только голова не придумает… Он решил сделать это вечером, когда стемнеет, а пока не высовываться.

Игнат пошел на кухню, единственное окошко которой выходило к сараю и погребу, включил электроплитку и, вырезав ножом крышку у банки с тушенкой, вывалил содержимое на сковородку. Водки почти не осталось. И это было плохо. Если в ближайшее время Федот не появится, придется самому как-то выбираться к шоссе, где есть магазины. А на виду у всех этого делать очень не хотелось.

Махнув последний стакан и зажевав его горячей тушенкой, Игнат улегся на кровать и, почувствовав под рукой холодный металл пистолета, заставил себя заснуть.

Наблюдатель видел, как охранники, один из которых был, как и он сам, сотрудником угрозыска, кнопками прикрепили к двери дома Федота Семыки-на, проходившего в картотеке отдела под кличкой Шустрый, лист бумаги и ушли. Да, это была толковая ловушка. Если в доме обосновался убийца и не высовывается наружу, значит, у него есть на то веские причины. Но он же просто обязан поглядеть, что на той бумаге. А вдруг там то, что может грозить ему серьезной опасностью?

Но день прошел без происшествий. Хозяин не появился, его гость, если он действительно все еще находился в доме, тоже ничем не выдал себя. У наблюдателя складывалось ощущение, что дом пустой и они, по существу, ловят, как говорил герой известного детектива, черную кошку в темной комнате, не зная, что ее там нет. О том, что эту пословицу придумали еще древние китайцы, наблюдателю ведомо не было. И он уже отчасти успокоился.

Позже, когда совсем стемнело, он скорее для порядка взглянул в бинокль на дверь дома напротив и… обомлел. Бумажного листа на ней не было.

Прозевал! Проспал, мать его!.. Ну, не ветром же сдуло! Ведь коллега прикрепил его на совесть… И значит? А что значит? Надо немедленно докладывать! Ведь группа захвата дежурит в «рафике», на стоянке, возле конторы дачного поселка.

Сказано же, убийца, если он в доме, живым не сдастся, слишком много на нем висит трупов. Вот никто и не хотел рисковать зря. Но если бы появилась твердая уверенность, тогда другое дело, тогда можно и спецтехнику применить. А так только спугнешь, и тогда вообще пиши пропало!..

Никто в течение второй половины дня к дому не подходил. Нет, мимо-то проходили, видно, местные, из этого поселка, но любопытства они не проявляли. Выходит, сам не удержался.

Предполагая, что его дальнейшее сидение здесь никому не нужно, наблюдатель сложил в сумку разложенные предметы, передернул затвор пистолета на случай, если придется стрелять, и взял телефонную трубку, чтобы сообщить руководителю группы о своих наблюдениях и соответствующих выводах.

Старший выслушал и велел никаких шагов не предпринимать, оставаться на месте и продолжать производить тщательное наблюдение, а он сейчас же доложит обстановку Виктору Петровичу, который, не исключено, сам захочет возглавить операцию по захвату преступника.

Наблюдатель снова достал бинокль и улегся на подстилке, а сумку свою оставил в покое. Неизвестно, сколько еще придется так лежать, таращась на темный силуэт дома, в котором даже огонька от спички за столько времени так и не мелькнуло…

И вдруг он увидел — сперва подумал, что показалось, — каким-то боковым зрением, оторвавшись от окуляров бинокля, он заметил мелькнувшую слева по земле полоску света. Он немедленно направил туда бинокль.

По дороге, прижимаясь почти вплотную к забору, двигались два совсем темных силуэта. Вот снова вспыхнул, пробежав по штакетнику луч карманного фонарика — теперь это было ясно. Он только мелькнул и погас на бегу. И снова возник на краткий миг, упершись в светлый номер на стене дома — 142.

Тихо отворилась калитка, тени неслышно скользнули во двор, так же бесшумно оказались у двери, и напряженный слух наблюдателя уловил легкий стук в дверь. Он немедленно стал нащупывать рядом с собой телефонную трубку, но вспомнил, что, ложась к окну, сунул ее в сумку. Чертыхаясь про себя, нашел ее наконец, а когда снова взглянул в бинокль, никого на крыльце не увидел. Словно и не было там двоих пришельцев. Почудилось, что ли? Да не может такого быть. Или он заснул, и во сне?..

Его новый телефонный звонок всполошил команду, отдыхавшую в «рафике». С минуты на минуту ожидали, что прибудет начальство и само отдаст приказание. Но ни сигналов, ни фар на дороге не было видно и слышно. И тогда старший дал команду приготовиться и быстро обложить указанный дом со всех сторон, чтобы даже мышь из оцепления не проскочила. А сам остался дожидаться прибытия Виктора Петровича Гоголева и еще какого-то важного генерала из Москвы. «Смотри, какая честь убийце оказана!» — думал он, беспокойно вглядываясь в темноту дороги, ведущей к поселку от шоссе.

Острый слух Игната различил осторожные шаги на ступеньках крыльца. Но еще раньше полусонным взглядом он успел заметить вспышку фонарика, луч которого вскользь задел занавеску.

Коротким бесшумным броском он оказался у входной двери и сбоку прижал к ней ухо. Послышался короткий легкий стук, не то шорох, больше похожий на корябанье ногтей по дереву. Игнат выждал и услышал шепот:

— Сибиряк, ты тут?

С новой силой вспыхнуло ощущение острой опасности. Он выждал и тоже прошептал:

— Кто такие?

— Привет от хозяина. И малява от Шустрого.

— А чего надо?

— Сам смотри. Открывай скорей! — шепот торопил, хотя, понимал Игнат, никакой надобности в этом не было. Тем более ночь на дворе, ни черта не видно, чего гнать-то? И при чем здесь сразу и Шустрый и хозяин с юга? Фуфло! Кто-то, видать, хочет взять его, как дурную рыбу, даже не на приманку, а на пустышку…

— Сейчас открою, — шепнул Игнат и на цыпочках отошел от двери.

Он взял длинное удилище, стоявшее в углу сеней, и, плотно прижавшись спиной к противоположной стене, продвинулся в направлении двери. Пистолет с глушителем держал наготове, а левой рукой начал наискось тыкать тупым концом удилища возле замочной скважины, хотя дверь была закрыта только на щеколду, обильно смазанную керосином, чтобы не скрипела — не лязгала.

— Сейчас, сейчас, — нетерпеливей и громче повторял он, делая вид, что в темноте неловко вставляет в скважину ключ.

И вот тут не выдержал, поторопился «исполнитель» Коня — раздался характерный щелчок, треск, и пуля насквозь прошила дверь как раз возле замочной скважины.

С ходу последовал ответный выстрел из сеней, на крыльце громко вскрикнул и покатился по ступенькам человек, а затем послышался яростный мат — нападавшие уже не сдерживали себя.

— Сука! — вопил один, тот, в которого попал Игнат.

А другой бил в дверь ногой и, стреляя — тоже через глушитель, отчего слышался только треск прошиваемого пулями дерева, повторял без передышки:

— Ну, падла, ты сам подписал себе…

Игнат вторично выстрелил наугад, но не попал, а только разозлил нападавшего. Тот заорал громче.

Под этот крик, на который наверняка сейчас сбегутся охранники, надо было немедленно уходить. Игнат это уже понял — дорога не минута, а каждая секунда. Он метнулся в комнату, подхватил свой рюкзак, в котором были сложены все необходимые ему вещи, и, перебежав в кухню, под шум на крыльце распахнул единственную створку небольшого окна. Пролезть через него можно было с трудом — он давно прикидывал такой вариант, если случится непредвиденное и надо будет тихо уходить огородами. Да теперь-то какая тишина? Весь поселок, поди, разбудили, сволочи!

В открытое окно полетел рюкзак, а затем Игнат, подставив табуретку, забрался на нее и ласточкой сиганул вперед головой в более светлый квадрат, словно в воду, чтобы приземлиться на руки и не поломаться при этом. Но прыжок получился коротким и слишком мягким. Он рухнул не на землю, а на чьи-то подставленные руки, которые немедленно жестко скрутили его — да с такой силой, что у него даже дыхание перехватило.

Игнат попробовал извернуться, дернуться, но почувствовал себя словно в железных тисках, которые мертвой хваткой держали его ноги. Он еще услышал крик на улице, с другой стороны дома, и был он громким, словно колокол судьбы:

— Всем прекратить сопротивление! Отдаю приказ стрелять на поражение!

И тут же абрис стены дома осветился ярким лучом прожектора.

— Успокоился, Русиев? — почти заботливо спросил неизвестно чей голос, и Игнат… заплакал — молча и зло: скрутили, словно козла перед закланием! Не повернуться, не продохнуть… — Поднимайте его, — приказал тот же спокойный голос. — Поехали, Сибиряк, тебя давно Ждут, с покаянием.

Кто-то, невидимый в темноте, засмеялся, кто-то, жестко ухватив его за шиворот, приподнял, другие руки подхватили за предплечья и ноги, и Игнат поплыл, спеленатый, как младенец, навстречу своей, недалекой уже судьбе…