Инициатива наказуема — эту непреложную истину просто не может не знать всякий нормальный человек в нашем обществе. Но есть два фактора, которые подвергают сомнению это положение. Первый — непроходимая тупость самого человека, и второй — повышенное самомнение, которое не позволяет ему трезво оценивать собственные дела и возможности.

Вероятно, Игнат Русиев, почувствовавший уже определенный вкус своеобразной личной власти в губернаторском окружении и поощряемый к тому же своими прямыми и непосредственными работодателями, забыл, кем является на самом деле. А прежняя природная смекалка уступила место уверенности в том, что уж с ним-то ничего случ'иться не может. И это его сгубило.

Устроившись «под крылышком» у Шустрого, чему тот вовсе не обрадовался — это было заметно Игнату, он, недолго думая, поспешил сообщить своему хозяину, что у него все в порядке и он ожидает дальнейших указаний. Ничего худшего на свою голову придумать было нельзя. Но Русиев не анализировал своих по-, ступков, он действовал как заведенная машина. Сказано было сообщить, он и сообщил.

И не мог он, конечно, знать того, что думал о нем хозяин, умевший угадать и его, и свою собственную перспективу, которая, кстати, довольно четко рисовалась теперь в действиях сыщиков, в буквальном смысле обложивших его, словно волка. Несмотря на все заверения Игната о том, что все им было проделано чисто, Юрий Петрович не мог не видеть, как бездарно тот наследил, и понимал, что его собственная судьба напрямую зависит от того, будет схвачен Игнат или нет. Сможет он дать показания или же заткнется навсегда, прежде чем появится у него такая возможность.

Но Игнат не догадывался, что менты уже вышли на его след и свободная шконка в камере на десяток уголовников в ближайшем будущем едва ли не единственный для него спасительный шанс. Потому что все остальные варианты фактически не оставляли ему вообще никакой надежды.

А вот Киреев, так и не вспомнивший, когда он давал команду Игнату сообщить о месте своего нахождения, обрадовался неожиданному известию. И он сделал то, к чему старался не прибегать лично, прежде действуя исключительно через посредников. Но теперь нельзя было терять времени, решение требовалось принимать мгновенно, как и убирать с дороги опасные проблемы. Киреев позвонил Глухому и назначил этому «законнику» стрелку. По телефону такие вопросы не решаются.

И еще он достал из ящика туалетного стола Юлии пачку фотографий, среди которых были и отдельные и групповые снимки. На одном из них его жена была запечатлена вместе со своим «бодигардом», мать его…

Киреев ножницами аккуратно вырезал из фотографии одного Игната, а остатки машинально скомкал и швырнул в корзинку для мусора.

Глеб Карякин, которого свои звали Глухим, и он не обижалс'я, хотя слух имел отменный, предложил для встречи маленький ресторанчик в порту, который «крышевали» его братки. Юрий Петрович не стал разыгрывать из себя важную персону и приехал один, без охраны, на своем джипе. Возможность наткнуться здесь на кого-то из следственной группы была практически нулевой.

Киреев загнал машину во двор, куда показали ему двое «быков», охранявших своего бригадира. Через служебный вход он прошел в отдельный кабинет, где уже сидел невысокий, тщедушный мужичок, стриженный ежиком, со впалыми, туберкулезными щеками, обтянутыми серой кожей.

— Садись, — сказал тот, не вставая и не протягивая руки. — Ешь, пей чего хочешь. Ну что, совсем затрахала тебя ментовка?

— С чего ты взял? — пытаясь сохранять спокойствие, равнодушно пожал плечами Киреев.

— Да беспокойный больно. Сам полез, доверие к своим потерял? Ну, да ладно, это я так, для затравки, чтоб базар скорей пошел. Чего надо-то?

«А он прав, — подумал Киреев, — нечего тянуть…»

И, ничего не стесняясь и называя вещи своими именами, понимая, что никаких магнитофонов эти уголовники не придумали, а если и установили где-нибудь, то на свою же голову, рассказал, какая у него нужда. Надо быстро и тихо убрать Сибиряка. Есть его адрес в дачном поселке под Питером, где он сейчас один. Дорога в оба конца и срочная работа оплачивается по закону: половина — сразу, хоть сейчас, а расчет после того, как будут представлены доказательства. И тоже без базара.

— А чего это ты с ним так грубо? — язвительно сощурился Глухой.

— Не хочу этот вопрос обсуждать. Ты берешься, Глеб, или нет?

— Да вот не по закону получается. Это мы выносим свои приговоры. Что братва скажет потом?

— Братве хватит и твоих собственных объяснений. А я могу сказать тебе только одно: Игнат очень грязно выполнил свою работу. Причем дважды наследил и вывел на свой след ментовку. Выход сейчас один — запечатать ему рот. Пятьдесят кусков даю, поскольку он — не авторитет, а обычная пехота.

— Боишься, если ему вилы покажут, станет дятлом? — усмехнулся Глухой.

— Почти уверен. Совсем гнилой стал.

— Ну, твой суд — тебе и масть держать. Маляву давай. И хрусты.

— Когда твои отправятся? Лучше самолетом, — посоветовал Киреев, доставая из кармана три пачки долларов. — Можешь не считать, тут ровно двадцать пять.

— Заранее приготовил? — Глухой ощерился белыми вставными зубами. — А если б я борзанул?

— Среди «законников» вроде тебя дураков нет, — возразил Киреев. На бумажной салфетке он написал адрес дачного поселка «Вымпел» и номер дома, в котором спрятался Игнат Русиев, его верный слуга, исполнявший любые желания своего хозяина. До поры, до времени. — Да я бы, может, и не стал торопиться, если бы он сам меня за галстук не взял, — добавил он, отдавая записку. — Другого выхода не вижу.

— Крепко ты своих, однако..: А отправятся, когда я скажу. Ну, налей и себе — на дорожку.

— Не могу, за рулем, а ментам сейчас только повод дай, совсем скурвились…

Глеб Карякин после ухода Киреева еще долго сидел в кабинете, попивая горячий чаек с молоком и раздумывая над предложением Киреева. Ничего необычного или опасного в нем не было. Но возникло неожиданно другое, более удобное да и простое, как ему показалось, решение проблемы. Зачем гонять братанов через полстраны, заставлять их работать в незнакомой для них обстановке, когда можно позвонить в тот же Питер и передать «заказ» кому-нибудь из местных авторитетов? Важно только договориться. Разве там своих достойных бойцов нет? И они там — у себя дома. А кого мочить, им без разницы, да и двадцати кусков им выше крыши. А доказательства — не самое главное, найдут у него в карманах что-нибудь. Опять же и экономия…

И он, порывшись в своей богатой памяти, нашел-таки человека, которому мог со спокойной душой передать «заказ». Ну а уж созвониться с корешем и договориться о том, что двадцать кусков уже сегодня будут положены на его счет в банке, проблемы не составило. Они продиктовали друг другу все, что им было нужно. Глухой пообещал также, чтоб верняк получился и не вышло ошибки, немедленно передать по факсу фото того «заказанного» блатаря — не в пустыне живем, пользуемся достижениями двадцать первого столетия! Но тут собеседник Глухого словно насторожился. По телефонной паузе почуял это Карякин. Потом тот сказал, что ему нужно подумать, и наконец пообещал дать окончательный ответ ровно через час.

Сергею Конюшову, с немудреной кличкой Конь, с которым договаривался о «мочилове» Глухой, действительно было о чем задуматься. Не сам вопрос, — как ловчее выполнить «заказ», озаботил его, а странное совпадение. Не далее как вчера, в середине дня, ему позвонил сам Зыря, легендарный питерский «законник», которому в обед, что называется, сто лет стукнет. Но его интерес касался только Шустрого, которого хорошо знал Конь, поскольку по своей работе он изредка пересекался с этим домушником. Зырю интересовали адреса, по которым можно было найти Шустрого. Конь знал и квартиру, и дачу его, где, бывало, даже отсиживался накоротке, избегая излишнего шума и милицейского шмона. Признавая высокий авторитет Зыри, Конь не задумываясь подсказал ветерану воровского труда, где может быть сейчас Шустрый.

И вот теперь новый звонок, и другой «законник», но гораздо моложе, уже с Кубани, просит его убрать затаившегося на даче у Шустрого какого-то Сибиряка. И двадцать штук предлагает, когда там, может, красная цена — всего две штуки. Странно и подозрительно. Но ведь и старика тревожить со своими сомнениями тоже негоже. Может, и Шустрый здесь вовсе ни при чем, не о нем же речь. Ведь не называл его клички Глухой.

Словом, подумав и так и этак, Конь наконец отмахнулся от своих доводов и стал звонить Глухому, чтобы теперь продиктовать ему номер факса, на который можно сбросить фотографию. А сам тем временем подумывал, кому из своих братанов поручить это тонкое и деликатное дело. С Шустрым из-за какого-то там Сибиряка ему «бодаться» совсем не светило, как не желал он и себя выставлять в некрасивом виде перед стариком Зырей. А работа есть работа. На то имеются и свои «игровые», то есть исполнители.