Глава восьмая
Будем просить подкрепление
Московский поезд прибыл в семь часов утра. Ясное солнце уже вовсю светило с умытого ночным дождем голубого неба. На перроне было не так уж много людей, и, когда Вячеслав Грязнов, Владимир Яковлев и Галя Романова спустились по ступенькам на платформу, Турецкий сразу их увидел и радостно бросился обнимать.
– Ну, Саша, ты будто век нас не видел! – рассмеялась Галя, уворачиваясь от его пылких поцелуев.
– Когда с любимой в разлуке, день как год тянется. А неделя – как век... – трагическим голосом произнес Турецкий и так же рьяно обнял Грязнова и Яковлева.
– На какой тачке поедем? – деловито спросил Яковлев, закидывая тяжелую сумку на плечо.
– Что у тебя там? – удивился Турецкий. – Если ты думаешь здесь дожить до Нового года – и не мечтай! У нас в Москве работы выше крыши...
– Это не у меня, а у тебя! – усмехнулся Яковлев. – Тебе Ирина Генриховна передачу собрала. Боится, оголодаешь на казенных харчах.
– Шутишь? – недоверчиво спросил Турецкий и оглядел всех по очереди. Друзья заулыбались и дружно закивали.
– Зуб даю! – поклялся Яковлев. – Но велено на вокзале не распаковывать, никому не показывать. Называется сюрприз. Ирина Генриховна обещала, что там на всех хватит. Еще она сказала, чтобы мы тебе в глаза посмотрели. Если уловим твой блудливый взгляд – все наше будет. А если твои глаза будут смотреть на нас честно и открыто, то нам все равно что-то достанется. В любом случае мы в выигрыше. А ну, Саша, посмотри нам честно в глаза, гулял?
Галю душил смех, и она с трудом его сдерживала, глядя на смущенного Турецкого.
– Смущается, – обратила она внимание своих друзей на физиономию Турецкого. – Сдается мне, у него взгляд человека, который наслаждается жизнью, не брезгуя даже ее порочной стороной.
– Дурачье, – обиделся Турецкий. – У меня затравленный взгляд замордованного неблагодарной работой человека. Я спать ложусь, когда нормальные люди уже на работу встают.
– И чем же ты, друг сердешный, занимаешься ночами? – вставил свое слово Грязнов.
– И ты, Брут! – выдержав паузу, драматично изрек Турецкий. Все рассмеялись, и Саша повел москвичей на привокзальную площадь, где усадил друзей в новенький, словно только что сошедший с конвейера «мерседес».
– Оп-паньки! – восхитился Яковлев, любуясь машиной. – Это откель же такое чудо?
– Это нам Гоголев обеспечил. Представительскую...
– Видать, здорово мужика прижало, если он на представительскую расщедрился, – по-своему расценил Грязнов широкий жест Гоголева.
– Согласен, прижало... – согласился Турецкий. – Но об этом на месте, а сейчас едем в гостиницу, закинем вещи, перекусим, – облизнулся он, провожая взглядом сумку, которую Яковлев бережно поставил в багажник.
Благодаря обаянию Турецкого, подтвержденному сразу четырьмя удостоверениями работников МУРа, следователей поселили на одном этаже гостиницы.
И когда наконец в номере Турецкого открыли заветную сумку, все едва сдержали вздох восхищения. В пластмассовое ведро Ира заботливо уложила румяные пирожки, которые распространяли такой аромат, что Турецкий невольно сглотнул слюну.
– Ну, Ирка, ну жена у меня! Все-таки хорошо, что я на ней женился сколько-то лет назад! – приговаривал он, раскладывая пирожки на журнальный столик на любовно расстеленные Галей бумажные салфетки.
– Это еще не все, – заглянул в сумку Яковлев. – Тут еще есть всякие пакетики со всякой снедью, баночки...
– На чужой каравай рот не разевай! – приструнил его Грязнов и первый потянулся за пирожком. Тем временем Турецкий извлек банку квашеной капусты, соленые огурцы, маринованный чеснок – все то, что так хорошо идет под водочку, но с утра никто, конечно, пить не станет. А вот и она сама. «Путинка» – с уважением прочитал он, разворачивая газету, в которую Ирина бережно ее запаковала.
– Сплошные витамины, – опять заметил Яковлев, отправляя горсть капусты в рот.
– Водочку вечером разопьем, – предложил Турецкий.
– А водочкой Ирина Генриховна велела отпраздновать день закрытия дела, – вспомнил наказ жены Турецкого неугомонный Яковлев.
– День знакомства, день закрытия дела, – пробурчал Турецкий. – И когда ты успел с ней так подружиться?
– Да я с ней давно знаком, даже не помню, с какого дня, – удивился Яковлев нотке ревности, прозвучавшей в голосе Турецкого.
– Я о своем... дне знакомства, – неразборчиво пояснил Саша, откусывая большой кусок. – Вот что мне нравится в Иркиных пирожках – она их всегда большими делает, прямо как лапти. – И залюбовался на крупные пироги, лежащие перед ним горой.
– Ну, сравнил, – рассмеялась Галя. – Я думаю, Ирина Генриховна не очень-то порадовалась бы такому сравнению...
Плотно позавтракав, опергруппа отправилась в Управление внутренних дел, где их уже с нетерпением поджидал Гоголев. Обменявшись общими рукопожатиями и крепкими мужскими объятиями, следователи приступили к работе. Когда Гоголев ввел их в курс дела, Турецкий заключил:
– И все нападения маньяк-убийца совершал в праздничные дни: Новый год, старый Новый год, Рождество, Восьмое марта, Первое мая... Только последняя дата какая-то непонятная – семнадцатое мая.
– Может, она ему тоже чем-то дорога, – заметил Грязнов.
– Да, и это лишний раз подтверждает, что серийные убийцы крайне редко изменяют своим привычкам. В серии этих убийств уже после третьего эпизода мы составили формально-логическую модель преступления. И в дальнейшем все остальные случаи идеально вписывались в эталон. Не говоря уже о том, что медэкспертиза подтвердила: все биологические материалы принадлежат одному и тому же человеку. Вопрос только в одном – кто он? – Гоголев задумчиво посмотрел на следователей.
– И где он! – продолжил его мысль Турецкий.
– Неужели метод «просеивания» на дал хоть какую-то подсказку? – поинтересовался Грязнов.
– Ты не представляешь, Слава, сколько сил мы на это бросили. Использовали уже готовые списки избирателей и по ним работали с населением. Каждый раз, когда находили очередной труп, расширяли круг поиска. Ты думаешь, мы только в Центральном районе работали? Хотя все убийства совершены именно в Центральном, прихватили Адмиралтейский, Фрунзенский, Московский... У нас, оказывается, полно одиноких мужиков, которые вызывают подозрение, или семейных, склонных к агрессии и насилию, их жены на себе не раз испытали... Я вам покажу таблицу, которую составили наши ребята, туда включены все параметры с учетом информации, которая у нас есть на убийцу. Кстати, когда беседовали с женщинами, которые признавались, что их мужья или сожители проявляют по отношению к ним агрессию, ни одна не захотела заявить на своего благоверного. Зачем терпят, понять не могу. Если бы он хоть семью содержал, так ведь нет – женщина его кормит, поит, а в благодарность от него же грубость, побои...
– Если дело коснулось побоев, то это происходит, как правило, в семьях с низким социальным статусом. А заниженная самооценка – плод воспитания в семье и многолетнего внушения нашего общества, что женщина без мужчины ничто. Помните, еще в фильме «Родня» одна из героинь высказалась: «Быть незамужем – неприлично». Она ведь выразила мнение общества... – вмешалась Галина.
– Судя по описанию свидетельницы Кузововой, столкнувшейся в своем дворе с выбегавшим убийцей, ему между тридцатью и сорока годами. Хорошо хоть это заметила, – вернулся к сообщению Гоголев. – Эта деталь, конечно, помогает сузить круг поиска.
– Скорее всего, этот человек настолько примелькался жителям района и патрульным группам, что его уже как бы и не видят... – размышлял вслух Яковлев.
– Добропорядочный гражданин, которого не распознаешь по поведению, – продолжил развивать его мысль Турецкий. – Мы уже убедились, что преступник умный и хитрый человек.
– Да, к сожалению, вид и манеры сексуальных маньяков почти никогда не вызывают у окружающих опасений и подозрений. Они легко контактируют с людьми и производят положительное впечатление. Сексуальные насилия и убийства всегда совершают трезвыми. – Вячеслав Грязнов уверенно рисовал портрет сексуального маньяка, поскольку в его богатой практике приходилось расследовать подобные дела.
– Добавь к этому, что они достаточно полно прогнозируют объективное положение вещей, хорошо ориентируются в ситуации, легко преодолевают преграды на пути к достижению своей цели, – и у тебя получится психологический портрет преступника. Гоголев достал из папки несколько сшитых листов: – Ознакомьтесь и делайте выводы. Я очень рассчитываю на вашу помощь. Не часто нас посещают такие специалисты.
– Не посрамим Москву! – Грязнов достал из кармана очки, водрузил на свой крупный нос и углубился в изучение бумаг. Содержимое нескольких папок с накопленными материалами следствия перекочевали в руки следователей, и в кабинете наступила тишина.
...Черная старенькая «Волга» мягко катилась по дороге.
– Дим, а как тебе удается так плавно переключать скорость, что даже ничего не чувствуешь? У меня машина всегда немного дергается. Как ни стараюсь, все равно рывком получается. Инструктор нервничает...
– Опыта у тебя маловато, ты над сцеплением работай. Небось, отпускаешь его быстро, вот рывок и получается.
– А так она у меня глохнет.
– Я тебе говорю – опыта мало. Только неделю на курсы ходишь, а хочешь уже Шумахером быть.
– Дай я сейчас за руль сяду, заодно потренируюсь. А то у меня времени совсем не остается после работы.
– Ну, ты совсем... Нашел время. Вон наш спортсмен идет, едва тащится. Набегался, наверное, притомился. Вот кому не позавидуешь. Пять раз в неделю с мячом скакать часами. Я три раза в неделю в спортзале занимаюсь по два часа, и выжатый, как лимон, прихожу...
– Зато у них зарплата какая. А у нас?!
– А ты чужие деньги не считай. Они ему даром не даются. Знаешь, какой у спортсменов высокий процент травматизма? Моя Валюшка работает в оздоровительном центре. Как начнет рассказывать, чуть не плачет. Жалостливая она у меня. Про одну гимнастку недавно рассказывала. Молодая совсем, девчонка. Во время тренировки с брусьев слетела, позвоночник сломала. Лежит в спинальном отделении уже полгода. Пока чемпионкой была, все о ней знали, всем нужна была, а стоило из обоймы выпасть, хоть бы раз начальство ее проведало. И ведь не встанет уже, на грошовую пенсию будет жизнь доживать. Хорошо, мать-отец есть, присмотрят. А помрут?
– Жива, и слава богу, – вздохнул Петя. – А те девчонки, которых наш маньяк загубил... Представляешь, сколько слез их родители пролили? А мы все катаемся, катаемся... Вон наш майор потопал. Смотри, какой пакет здоровый тащит, интересно, что у него там?
– Труп расчлененный, – ухмыльнулся Дима.
– Да ну тебя, скажешь тоже. Жратву на всю семью накупил. Что-то я проголодался.
– Рано еще. Вот еще кружок сделаем, тогда закусим. Хотя не правы мы с тобой. На сидячей работе пузо отрастим, будем, как Петрович, – вспомнил он старшего следователя из соседнего отдела.
– Тьфу-тьфу, – сплюнул Ковалев и помолчал с минуту. Потом вдруг что-то вспомнил и рассмеялся: – Ну, тогда липосакцию сделаем. Моя тетка с Украины такое брюхо отрастила, а она заведующая магазином. С деньгами тетка, понятно. Поехала в Киев на липосакцию, решилась все-таки на старости лет. Уйму денег заплатила, сделали ей операцию. Все подружки завидовать стали, постройнела она, помолодела, а жрать-то привыкла от души, меры не зная. Подумала – раз кусок живота отхватили, еде негде будет накапливаться, проскакивать она будет за неимением места. Ну, и опять пузо нарастила, прямо стыдоба. Подружки потешаются, говорят, деньги ты про... Лучше бы в Турцию дважды съездила отдохнуть, – расхохотался он, вспоминая теткину историю.
– А австралиец наш уехал, – вспомнил вдруг Дима.
– А, тот, что с кошельком на животе. Это ты по аналогии с Турцией его вспомнил?
– Да, я когда его паспорт смотрел, кучу виз видел. Он и в Турцию намылился, и еще бог знает куда... Чуть ли не половину земного шара облетит. Даже в Америке побывает. – В голосе Димы прозвучала зависть.
– Эх, найти бы этого маньяка, нам бы премия привалила, и сами бы куда-нибудь смотались.
– В город Житомир.
– Да хоть куда. А то никаких впечатлений, одна рутина...
– Мало тебе впечатлений! Тут девушки одна за другой погибают, а ему скучно!
– Да, Дим, – вспомнил Ковалев, – у нас тоже ведь спецкурс по серийным убийствам начался. Твой Кобыщанов читает. Уже профессор! – похвастался Петя. – Ты про Кожепарова слышал?
– Что-то не припомню.
– Ну, значит, Кобыщанов вам об этом не рассказывал, а то бы запомнил. Тоже серийный убийца. Представляешь, мальчику глаза выколол иголкой, чтобы тот его не опознал. А через три дня вернулся в тот же двор, стал выведывать у соседей о судьбе этого мальчика, выяснять, что говорят об этом случае. Соседи заподозрили неладное, в милицию сообщили, описали его внешность. Художник изготовил его рисованный портрет, показали в соседних домах, так один из жильцов узнал его!
– Нашего кто бы увидел. А то только рост и возраст знаем, да размер ноги.
– Приставить бы к каждому такому по «хвосту»! – размечтался Петя.
– А это уже наша задача – на хвосте сидеть. В патрульной милиции сейчас немало народу задействовано. Главное, бдительность не терять. Так что хватит трепаться, Петро, сосредоточься!
Галина Романова, размешивая ложечкой растворимый кофе, убеждала оперативников:
– Я просто не вижу другого выхода. Если у вас возникли какие-то другие версии, пожалуйста, излагайте. А я на данный момент считаю, что эту версию тоже стоит отработать.
– Ну ладно, я – «за», – согласился с ней Грязнов. – Вы, ребята, иногда забываете, что перед вами не просто женщина, а опер высокого класса.
– Да кто ж спорит? Просто «приманка» – это всегда риск. – Турецкий прихлебывал горячий кофе и откусывал белыми крепкими зубами большие куски от бублика с маком. – Галя – наш боевой товарищ. И мы несем за нее ответственность перед Родиной и семьей.
– Ой, держите меня четверо! С каких пор ты, Саша, стал у нас таким трибуном? – сдержанно рассмеялась Романова.
– А я всегда таким был, – с напускной скромностью ответил Турецкий. – Просто вы не замечали. Нет пророка в своем Отечестве!
– Версия не хуже других, – вставил свое слово Гоголев. – Не вижу причин отказываться от нее. Проведем оперативный эксперимент, только подготовимся к нему основательно.
– Хорошо бы парик раздобыть. Все жертвы были блондинками или светловолосыми девушками. Это одна из особенностей объектов влечения маньяка.
– А нашу красавицу природа и ростом не обидела...
– И силушкой тоже.
– Да и ума ей не занимать, – засыпали они комплиментами свою любимицу.
– Да бросьте вы, ребята, – засмущалась Романова, – совсем захвалили.
– Но я предлагаю, чтобы в остальных квадратах тоже прогуливались блондинки. Нам нужны изящные парни среднего роста, желательно умеющие передвигаться на высоких каблуках, – предложил Турецкий расширить зону эксперимента.
Гоголев велел пригласить нескольких оперов, и еще около часа члены опергруппы выбирали подходящих кандидатов на роль «приманки», которые должны были действовать под прикрытием оперативных групп.
И когда, наконец, утвердили еще четверых, Турецкий провел инструктаж.
– Наиболее ответственным является момент задержания преступника с поличным. Поэтому надо действовать крайне осмотрительно: с одной стороны – быстро, чтобы маньяк не успел нанести «приманке» телесных повреждений и убежать с места преступления.
А с другой – без лишней поспешности, чтобы не дать себя обнаружить преждевременно. А то можно его спугнуть и не получить повод для задержания. Вспомните случай со Стороженко, когда группа прикрытия слишком рано себя обнаружила, и у следствия не оказалось доказательств попытки нападения на женщину. Стороженко после задержания отпустили, а он после этого в течение трех лет совершил двенадцать убийств с изнасилованием, шесть изнасилований и два покушения на изнасилование.
– А парики где возьмем? – непринужденно спросил Крупнин, которому тоже выпало сыграть роль «приманки».
– В университетском студенческом театре, у меня там жена ведет студию художественного слова, – ответил следователь Чернов, которого именно с этой целью и привлекли к оперативному эксперименту.
Когда все детали предстоящей операции обсудили и москвичи остались с Гоголевым одни, он мощно потянулся, захрустев косточками, и уставшим голосом объявил:
– Перерыв до завтрашнего дня. Предлагаю совместный ужин вкупе с щедрым возлиянием. Расслабиться хочется, – пояснил он свое вполне предсказуемое желание.
– Тогда милости прошу к нашему шалашу! – радушно пригласил друга Турецкий. – Ирка гостинчики передала – пальчики оближешь!
– Сегодня хочу пивка выпить, по водке что-то нынче душа не томится. Прихватим по дороге пива. – Гоголев запер кабинет, и все дружной толпой направились к лестнице. Дежурный на первом этаже, провожая завистливым взлядом оживленную компанию и угадав по некоторым признакам, какое мероприятие им сегодня предстоит, решил про себя, что после сдачи дежурства непременно напьется. Уже две недели, как он и обещал жене, не брал в рот ни капли спиртного. Свое слово сдержал, и теперь пора напомнить, кто в доме хозяин.
– Давайте поговорим о чем-нибудь повеселее, – предложил Володя Яковлев, когда разговор оперативников уже в который раз вернулся к обсуждению предстоящей операции. – Надо хоть немного расслабиться, а то у меня уже мозги пухнут.
– А вот сейчас зальем твои мозги алкоголем, сразу полегчает, – пошутил Грязнов, доливая каждому в стакан пива. Потом любовно обвел взглядом накрытый стол, задержав его на остатках пирожков, и удовлетворенно произнес:
– Хорошо гуляем!
– Не хотите о веселом поговорить, я вам сам милицейскую байку расскажу, – не сдавался Яковлев.
– Давай, валяй, развлеки нас... – охотно отозвался Гоголев и стал энергично лупить вяленой рыбой по подоконнику. – Потерпи, Галочка, я недолго, – извинился он перед Романовой на всякий случай, хотя она просто улыбалась, глядя с сочуствием на его тяжелую мужскую работу.
– У меня соседка есть, Катя Синицына. В одном дворе живем. Когда дети были маленькие, гуляли с ними, так и подружились. Встречаю ее как-то, она мне рассказывает, что на праздник Первого мая ей какой-то алкаш в окно бутылкой запустил. Она баба отчаянная, выскочила, погналась за ним, говорит – убить хотела. Но он прыткий оказался, сбежал. Она прямым ходом в милицию, а уже поздно было, пол-одиннадцатого ночи. Пришла, нашла дежурного... Написала заявление, ждет, пока он обратит на нее внимание. А у него телефон звонит, рация орет, менты мельтешат – в общем, трудовые будни нашей милиции во всем своем неприглядном виде. Дежурный мечется – то принимает от ментов рации, сверяет в журнале, номера отмечает, то к телефону бежит, отвечает на звонки. Видит Катерина, кого-то выслушал, потом орет в рацию: «Одиннадцатый, там у вас в Яузе труп плавает. Посмотри, на вашем участке или нет?» Ей как-то даже не по себе стало. И фраза эта сильно удивила. Думает: какая разница, чей участок? Раз труп плавает, его же вытаскивать надо... Заявление он принял, и она ушла, полна новых впечатлений. На следующий день приходит к ней домой инспектор, молодой симпатичный парень. Очень по-деловому окно рассмотрел, акт составил. Она ему и говорит: «Вчера я слышала, у вас в отделении милиции о трупе в Яузе говорили. Страсти какие!» А он ей: «Да, точно, сегодня выловили. Целую неделю плавал». Она: «Как же так – неделю? И почему вчера же и не выловили?» А он ей объясняет, спокойно так: «Так у нас милиция есть речная, а есть береговая. У каждого своя территория. Речная труп к берегу толкает, а береговая назад, в Яузу, так всю ночь и толкали туда-сюда...»
– Веселая история, ничего не скажешь. – Галя насмешливо смотрела на Яковлева. – Сейчас умру от смеха!
– А я знаю еще веселее. – Гоголев после выпитого пива подобрел, на щеках появился здоровый румянец, морщины на лбу разгладились. – В Питере было дело, года два назад. На одной из улиц, которая разделяет два района. Ночью патруль обнаружил труп и, недолго думая, оттащил его метров на десять соседям. Те, в свою очередь, патрулируя свой район, увидели труп и перетащили его этим. Так и таскали они полночи, пока кто-то из жителей района не увидел это безобразие и не позвонил в 02.
– А можно на ночь глядя не про трупы? – взмолилась Галя, которой по молчаливому согласию мужчин достался последний пирожок и она его с аппетитом доедала.
– А про что ты хочешь? – c готовностью спросил Яковлев.
– Про что хочет дама? Конечно же про любовь! – усмехнулся Грязнов.
– Чур, я расскажу про любовь, – развеселился Турецкий. – Это моя любимая тема.
– И не только тема, – заржал Яковлев и заговорщически подмигнул Турецкому.
– А я не о той любви, о которой ты думаешь, поскольку не всем дано сие возвышенное чувство.
Я о любви к напиткам.
– Фу, как примитивно, – опять осталась недовольна Галя. – С вами даже о любви не поговоришь. Какие же вы черствые, не тонкие. Уйду от вас...
– Не уйдешь, – не испугался Турецкий. – Тебе без нас никак. Лучше послушай о любви, например, к пиву. Знаешь, к какому выводу пришли немецкие психологи? Поклонники пива отличаются хвастливостью, всезнайством и эгоизмом. В том числе и в интимных отношениях.
– В точку, – поддела Галя Турецкого. – Эгоисты, даже тему сменить не захотели!
– А насчет эгоизма в интимных отношениях еще можно поспорить, – обиделся за любителей пива Яковлев.
– Ой, только не надо уточнять про интимные отношения! – Галя испугалась, что мужчины пустятся в откровенные воспоминания. – Лучше расскажи про любителей красного вина. Хочу что-нибудь новенькое и про себя узнать.
– А вот таковые могут постоять за себя и довести задуманное до конца. Так что дерзай, подруга, надежда только на тебя!
– Сколько про меня сказано хорошего! – обрадовалась Галя. – А про любительниц кофе что там твои немцы заметили?
– Я тоже кофе люблю пить по утрам. – Гоголев с интересом слушал Турецкого.
– А кофеманы нерешительны, недоверчивы и подозрительны.
– Первое исключено, это не мы с Галей, а остальное нам по долгу службы положено!
– А кто пьет кока-колу? – поинтересовался Яковлев.
– Они, как правило, не отличаются верностью данному слову.
– Надо же, в точку! – удивился Яковлев. – Моя дочка врет на каждом шагу и никогда слово не держит. Каждый вечер обещает с утра постель свою застелить, но ни разу этого не сделала. В школу, видите ли, она опаздывает.
– А как насчет любителей минералки? – подключился к игре Грязнов.
– Тот, кто пьет минералку, по натуре одиночка, которого трудно завоевать.
– Вот это да! – восхитилась Галя. – Самые романтичные – любители минералки.
Турецкий, заметив, что Яковлев налил себе в стакан апельсиновый сок, встрепенулся:
– А к любителям соков нужно относиться с особой осторожностью, они склонны изрекать истины в последней инстанции.
Яковлев хотел возразить, но поперхнулся и закашлялся.
– Правда глаза колет! – ехидно заметила Галя, и все рассмеялись.
– В тебе, Валера, умер великий артист! – заметил его друг Корчинский, наблюдая, как тот готовится к ночной операции.
Крупнин ничего не ответил, только хмыкнул, с довольным видом рассматривая себя в зеркало.
– Представь себе, даже в школьном драмкружке никогда не играл. А тут вчера прогуливался в женском прикиде и заодно каблуки осваивал. Правда, так и не освоил. Так вот, гуляю по Озерной, а ко мне какой-то мужичонка стал клеиться. Если бы хоть крупный какой-нибудь, не так обидно было бы. А то совсем хиляк, к тому же едва на ногах держится, поддатый здорово. Так надоел, все время одно и то же долдонит: «Девушка, вам не страшно? Может, вас проводить?» А мне с ним в разговор никак не хотелось вступать, голос у меня больно грубый, но я не выдержал и взвыл: «Мужик, отвали, не мешай работать». Так он как бросится на меня: «Ах ты гад, так ты еще и трансвестит?!» Так что с виду совсем убогий, а такие оскорбительные слова знает. Я даже расстроился, врезал ему слегка, а он с копыт... Салтыков потом ругался. Говорит, что я раскрылся. Если бы маньяк увидел мой хук правой, сразу понял, что никакая я не девица. Пригрозил отстранить от операции. Едва уговорил дать мне еще шанс. Но потом подумал, хорошо, что мне этот придурок подвернулся, я теперь в себе уверен, раз он меня за девушку принял. Ладно, пока, мне пора! Хоть бы сегодня повезло! Так хочется этого маньяка скрутить!
– Удачи тебе, Валерик. Ты только вышагивай не таким широким шагом, и руками не размахивай, не на плацу. Иди изящно, можно немного бедрами повиливать. Ну, не так резко! Ой, Валера, что-то я погорячился насчет артиста. Зря ты не посещал драмкружок. Считай, молодость прошла зря.
С утра Турецкий не поехал в управление, а решил посидеть в номере, поработать над материалами, которые ему предоставил Гоголев. Он как раз знакомился с отчетами ночных патрулей, как в дверь кто-то поскребся.
– Не заперто! – пригласил Турецкий скромного посетителя. В комнату зашла Галя, с которой Турецкий не виделся со вчерашнего утра.
– О! – обрадовался он. – А я уже успел соскучиться. Ну, какие новости?
– Тебе сначала хорошую или плохую?
– Начни с плохой.
– А хорошей-то и нет... – грустно ответила Галя.
– Люблю я твой замечательный юмор, – рассмеялся Турецкий.
Галя тоже в ответ улыбнулась.
– Но если серьезно, от моих ночных прогулок никакой радости. Неделя, считай, прошла впустую. Маньяк как сквозь землю провалился.
– Подожди, – успокоил ее Турецкий. – Если он тебя приметил, за неделю мог решить, что ты живешь в его районе. Так что будь начеку. Парни тоже ноют, такие все нетерпеливые. Один даже умудрился подраться. Мы его в другой сектор перевели. Ты мне пока расскажи, попадался тебе хоть один человек высокого роста? Ну, чтобы походил на розыскной портрет маньяка...
– Человек пять видела. У меня каждый раз даже сердце екало.
– Пугалась, бедняжка? – участливо спросил Турецкий, хотя раньше что-то не замечал за ней боязливости. Галя была человеком очень решительным и бесстрашным.
– Да ты что? Не знаешь меня? Когда это я пугалась? У меня от радости сердце екало. Думала: вот сейчас зайду в условленную подворотню, мужик за мной, я к лифту – он следом. И только начнет в лифте приставать, я ему как дам промеж ног, а тут и наши ребята, и схватят его... Знаешь, как разочаровывалась каждый раз? – загрустила Галя.
– Я сам расстроен. Но у меня есть еще версии. Как раз сижу, обдумываю.
– Могу помочь. Я уже позавтракала и, пока пила кофе, как человек недоверчивый и подозрительный, решила тебе предложить кое-что перепроверить...
Турецкий поднялся на третий этаж дома № 18 по улице Некрасова. На его короткий звонок кто-то протопал из глубины квартиры к двери и детский голос спросил:
– Кто пришел?
– Позови, малыш, папу или маму, – попросил Турецкий, не разобрав, кому принадлежит звонкий голосок-колокольчик – девочке или мальчику.
– Мама на рынок ушла, а папа уже идет! – проинформировал с готовностью голосок, и дверь открылась. На пороге стоял симпатичный молодой мужчина такого высокого роста, что Турецкий удивился и при случае решил непременно поинтересоваться, какой же рост у хозяина квартиры.
– Вы к кому? – cпросил он, рассматривая Турецкого.
– Я из уголовного розыска, – открыл он удостоверение и показал мужчине.
– А я Ершов Николай. Но вы, наверное, и так знаете, раз пришли ко мне. Заходите, пожалуйста. – Мужчина посторонился, пропуская Турецкого вперед, и закрыл за ним дверь. Из комнаты с любопытством выглядывала черноглазая девчушка лет четырех. Она держала за лапу большого плюшевого медведя, которому по виду можно было дать лет сорок.
– Ой, кто это? – Турецкий с деланным испугом посмотрел на мишку. Ему показалось, что в его детстве был такой же мишка, только грязно-белого цвета.
– Такой большой и не знаешь? – удивилась девочка. – Это же Топтыгин, он у нас теперь живет.
– Давно? – поинтересовался Турецкий.
– А как дядя Вася уехал, так и живет. Его не с кем оставить, он нам отдал. А сам в Америку улетел. Знаешь такое слово – Америка? Она большая! – с уважением объяснила девочка.
– А паспорт у него есть? – Турецкий показал пальцем на Топтыгина.
– Нету... – растерялась девочка. – А надо?
– Конечно, надо!
Девочка расстроилась:
– Дядя Вася нам его паспорт не дал. Вы его теперь заберете?
– Нет, конечно, пусть у вас останется.
Девочка обрадовалась и ускакала в комнату. Через мгновение она появилась, волоча за руку малыша, который был немного моложе ее.
– А это мой братик, Арсюша, – представила она его. – У него тоже нет паспорта. Но он с нами всегда живет. Он наш.
Малыш серьезно смотрел на Турецкого и сосал палец.
– Дети, идите поиграйте, – отправил отец детишек и пригласил Турецкого в комнату.
– У вас ко мне какие-то вопросы?
– Всего несколько, я не стану вас долго задерживать. У вас такие забавные ребятишки, – добавил он, прислушиваясь к голосам детей в соседней комнате.
– Да, детишки у меня замечательные, только я их редко вижу. Я ведь спортсмен, баскетболист, постоянно в разъездах, на соревнованиях... А когда в Питере – на тренировках.
– Вчера вы здорово обыграли «Химки», – проявил свою осведомленность Турецкий, – я по телевизору смотрел.
– Да, только в третьей четверти продули, 14:21.
А в общем сыграли неплохо – 83:75.
– Маккарти таким отличным броском счет открыл...
– А пять бросков подряд Букера? Классный игрок.
– Ну, ваши два дальних тоже классные. Я от дальних попаданий всегда балдею. Всегда думаю: это результат специальной подготовки или врожденное мастерство?
– Даже не знаю, что сказать. Когда бросаю, даже не прицеливаюсь. Как-то по наитию, что ли, получается. Но почти всегда чувствую – попадет мяч или нет. Он летит, а я уже чувствую. Иногда глаза закрываю, пока он летит, чтобы себя проверить.
– Но Маккарти вчера у вас что-то расхулиганился... Его чуть ли не половина команды удерживала.
– Горячий американец... Если бы он не травмировал вчера левое запястье, мы бы с бульшим отрывом выиграли.
– Ну, не скромничайте, вы сыграли отлично.
За последние две минуты пять раз поразили кольцо из-за дуги! Фантастика!
– Видно, вы большой любитель баскетбола. Анализируете игру прямо как спец! Сами играете?
– Да есть немного, любитель. Раз в неделю играем с ребятами из прокуратуры.
– В нападении или в защите?
– У меня лучше в защите получается. У нас есть один игрок, майор, невысокий, сухощавый, сутулый, крыть практически совсем не умеет, рост не позволяет. Но дальний бросок у него – фантастический. Процентов девяносто попаданий.
– Вот это да! Дайте его нам! – пошутил Ершов.
– Самим нужен!.. Кстати, а у вас какой рост?
– Да всего ничего – два метра четыре сантиметра. У нас человека четыре выше меня.
– А на праздники тоже уезжаете на игры?
– Когда как... На Новый год дома были, зато на Рождество в Португалию летали. Они же католики, у них Рождество двадцать пятого декабря.
– А на Восьмое марта? Жену удалось поздравить?
– Какое там... Она привыкла, не обижается. Мы в Италии были. Я ей оттуда подарков навез, здесь цветы купил, мы вернулись пятнадцатого марта. Вот тогда и отметили.
– А на майские?
– Дома были, с украинцами встречались. С ними болельщиков понаехало – мы даже удивились. Вроде бы и страна бедная, жалуются, а на трибунах сидят со своими желто-блакитными флажками, размахивают, орут: «Бей москалей». И за что они нас так не любят? Мы же никогда не кричим: «Бей хохлов!» Глупость какая-то...
– Приятно было с вами познакомиться. – Турецкий встал, собираясь уходить.
– А вы же у меня ничего не спросили.
– Все, что хотел, уже узнал.
В комнату зашли детишки. Девочка тащила братца за руку, он покорно плелся за ней следом.
– Как тебя зовут? – спросил на прощанье Турецкий, обращаясь к девчушке.
– Доченька.
– А тебя? – cмеясь, наклонился Турецкий к ее братцу.
– Мальчик.
Отец расхохотался и погладил обоих по разлохмаченным волосам.
