10
Николай Григорьевич курил, сидя в кресле и ожидая, когда Елена Артемова выйдет из ванны.
Она вышла, завернутая в махровую простыню, села рядом на подлокотник, обвив его шею руками.
– Тебе было хорошо? – шепнула на ухо.
– Недурственно, – хмыкнул он, отодвигаясь. – Значит, ты твердо решила занять место Тамары?
– Что значит – занять? – Она отодвинулась. – Хочешь сказать, в твоей постели? Ты с ней спал?
– Ну, в общем, где-то да, – кивнул он.
– И как тебе покойница?
– Нормально... Только давай без этого, хорошо? Сейчас будешь спрашивать, кто хуже, кто лучше... А я этого не люблю.
– Вот даже как... – протянула она. – Все-таки что тогда значит – занять ее место?
– Ты же хочешь жить в том доме?..
– В моем доме, ты хотел сказать?
– Он пока что не твой.
– Я еще не успела оформить документы, ты про это?
– Не только. На самом деле дом принадлежит Петру Авдеевичу Кольчугину. По всем документам, которые Тамара видела, а ее адвокат подтвердил их законность. Она не успела тебе этого рассказать?
– Нет... – Лена изменилась в лице. – Значит, нас с мамой оттуда выгонят?
– Я же сказал: ты там будешь жить. А твою маму лучше устроить в хороший хоспис, с хорошим уходом. Сама понимаешь, сиделка из тебя ни к черту.
– И что я, по-твоему, должна там делать? – спросила она, встав с подлокотника.
– Там ты будешь вести образ жизни богатой светской львицы. Ведь снова замуж ты пока не торопишься?
– Чтоб второй раз попасть на такого же козла? Ну уж нет. Пока не приду в себя, даже не подумаю... А что, разве кто-то собирается сделать мне предложение?
– Считай, я его тебе уже сделал.
Она подозрительно посмотрела на него:
– А, поняла. Это насчет светской львицы? Вернее, шлюхи?
– Конечно. Не под венец же. Жена у меня уже есть.
– А я и впрямь подумала... Аж ноженьки подкосились. Только на какие шиши я буду там торчать? Принимать гостей, то-се...
Он усмехнулся:
– Об этом можешь не беспокоиться... Ты согласна? В тот же дом, где ты уже живешь, на место Тамары?
– Да уж... Лучше занять ее место там, чем на кладбище. А что будет, если не соглашусь?
– В лучшем случае вернешься к себе в провинцию, – пожал он плечами. – И будешь там проводить лучшие годы жизни рядом с больной мамой. И каждый день ей врать, что ее сын вот-вот приедет, ибо ее нельзя расстраивать...
– Да, это ужасно... Просто духу не хватает, ведь врач сказал, это ее убьет... Постой, а в худшем? Хотя что я спрашиваю... – Она попыталась закурить сигарету, но ее зажигалка никак не хотела загораться, и он спокойно поднес ей свою, уже зажженную. – Спасибо... Я все поняла. Тамара в гробу, вся в цветах, венках и лентах, всегда будет у меня перед глазами. Потому что девушка, на свою беду, слишком много захотела и узнала.
– Дело не в том, что она много узнала...
– Ну да, а в том, что ей не терпелось поделиться своими знаниями с прокурорами, чтобы отомстить за своего Пашку. Я угадала?
– Ты же умная женщина, – поморщился он. – И все должна понимать с полуслова. И, кстати, могла бы сообразить, что это лучший способ найти себе нормального мужика... А мне вот пришлось столько времени объяснять тебе очевидные вещи.
Он взглянул на часы.
– Кого-то еще ждешь? У тебя назначена встреча очередной дурехе, которая должна пройти кастинг в твоей постели?
– Я этого не слышал, а ты этого не говорила. Да, мне должны позвонить. А с чего ты так нервничаешь?
– Тут есть еще одно обстоятельство. – Она прикурила новую сигарету. – Не знаю, что на меня хотят повесить, но по поводу смерти Тамары меня уже вызывали повесткой в милицию, а там сказали, что дело со дня на день будет передано в прокуратуру. Ничего особенного не спросили, просто в каких я была с ней отношениях... Это ты тоже возьмешь на себя?
– С этого надо было начинать, – сказал он. – В следующий раз, когда вызовут, сразу мне позвони и расскажи в подробностях. А так тебе нечего опасаться. Ни прямых, ни косвенных улик против тебя нет и быть не может. Так что они могут давить и шантажировать сколько влезет, а ты держись спокойно.
– А мотив? Они ж намекали. Как в кино, следователи и прокуроры говорят: ищите, кому это выгодно.
– Поменьше смотри и читай детективы. Это далеко не всегда верно. Если отец умрет и его наследство перейдет к сыну, то выходит, что сын виноват в его смерти? Чушь собачья. В общем, ты все поняла?
– Попробовала бы не понять...
Послышался звонок, и он снял трубку, недовольно взглянув в ее сторону. Елена пожала плечами и стала быстро одеваться, прислушиваясь.
Звонил Свирид.
– Коля, это обычная прослушка в виде чипа... Я про ту, что была в «Волге».
– И что, такую сейчас любой пацан купит на радиорынке? – хмыкнул, перебив, Николай Григорьевич. – Слыхали...
– Ну, не совсем обычная, – терпеливо сказал Свирид. – Через нее разговор может записываться на магнитофон или передаваться на другой телефонный номер.
– То есть, опять же, может записываться на магнитофон? – снова перебил Николай Григорьевич, поглядывая в сторону Елены.
– Соображаешь, – сказал Свирид.
– А на какой номер эти разговоры были параллельно переадресованы, это сейчас возможно установить?
– Нет. Только когда второй абонент подключен. Я пробовал сам включиться, все работает, все пишется, но параллельный абонент уже отключился.
– Хочешь сказать, когда он услышал мой разговор с этим катуарским ментом, то сразу сообразил, что я все понял и ему пора отключаться? – встревоженно сказал Николай Григорьевич, оглянувшись на Елену, уже стоявшую в дверях. – Понимаешь, что это значит?
– Что у прокуроров теперь есть запись твоего голоса, то есть им осталось его идентифицировать...
– Кстати, это ты мне его сосватал, – приглушил голос Николай Григорьевич, оглянувшись на одетую Елену, стоявшую в дверях. – Одну минуту...
Он подошел к ней, положил руки на плечи.
– Ну, с Богом. И держи меня в курсе.
– А если этот Кольчугин опять будет домогаться? – спросила она. – Уже подкатывался, козел. А от самого воняет... Он и Томке житья не давал.
– Возьми его за яйца, – подмигнул ей Николай Григорьевич. – Пусть сначала подпишет дарственную на дом. Ты – способная ученица. Почти как покойница. Не мне теперь тебя учить, как и в какой именно момент его взять.
– Как забудешь такой урок?.. – хмыкнула она.
И подставила ему щеку для поцелуя, прежде чем он закрыл дверь. После чего Николай Григорьевич вернулся к телефону.
– Ты не один, небось опять бабу привел? – хохотнул Свирид.
– Ты мне зубы не заговаривай, – сказал Николай Григорьевич. – Прямо сейчас подъезжай ко мне. Есть разговор.
– Я тут рядом, – сказал Свирид. – Из машины говорю. Через минуту буду.
Он появился, правда, через десять минут, сослался на пробки. Они сидели и пили французский коньяк «Курвуазье», настороженно поглядывая друг на друга.
– Ты меня вывел на Коровина, этого мудозвона, а тот после наших акций даже шины не поменял! – сказал Николай Григорьевич. – хотя я ему несколько раз напоминал. Недостаточно, мол, его профинансировали! А новые шины продал налево! Нет, воровство когда-нибудь погубит эту страну... Черт! Знал бы, с кем имею дело, на свои бы купил...
– Он их тоже загнал бы кому-нибудь... Это ж такой народ.
– Ты прав... А в итоге, пока я с этим козлом трепался, прокуроры мой голос записали.
– Да подожди, не гони волну, еще ничего не известно!
– Это я тебе точно говорю... Прослушку кто поставил? Скажешь, его жена? Меня нюх, он же интуиция, в таких делах никогда не подводит. Иначе бы они не отключились от прослушки, когда поняли, что я их раскусил. И, может, как раз в эту минуту идентифицируют мой голос... Это ты виноват, что меня с ним свел, ты и думай, как теперь быть.
– У меня нет доступа к банку данных, – серьезно сказал Свирид. – Не могу ничем помочь. А если даже уничтожу запись твоего голоса, это тем более насторожит следаков, особенно если они уже провели идентификацию. Время у нас еще есть. Пока найдут, пока проверят...
– Привык ты все топором да топором, – вздохнул Николай Григорьевич, подливая коньяк. – А особенно там, где лучше всего хирургическим ланцетом. Например, можно внести какие-нибудь небольшие изменения, шумы или искажения в исходный образец. Никто ведь не заметит, а голос будет уже другой.
– Наверно, можно, – обиженно буркнул Свирид. – Только не мне, а кому-то другому поручить, кто имеет доступ, за хорошие бабки... А ты это неплохо придумал. Ну да, ты у нас известный аналитик. До сих пор, сам слышал, в твоем управлении гадают, с чего вдруг ты ушел?.. Такой, мол, перспективный, подающий надежды...
– Захотелось настоящего дела, – вздохнул Николай Григорьевич. – Чтоб побольше денег и адреналина...
– Так им и передать? – хмыкнул Свирид. – Если спросят?
– А пошел ты!.. Так у тебя там, кстати, в лаборатории, остались знакомые?
– Есть кое-кто... Но опасно, черт...
– Это твой шанс, – холодно сказал Николай Григорьевич. – Если меня наколют, загремим вместе.
– Кстати о банке данных, чуть не забыл... – припомнил Свирид. – Из той же Генпрокуратуры, точнее, из ее Следственного управления пришел запрос на данные анализов крови и ДНК бывших сотрудников Конторы. И наше начальство дало согласие. Может, это кого-то из твоих ребят касается?
– Час от часу, – озабоченно сказал Николай Григорьевич. – На кого пала тень подозрения, сможешь узнать?
– Как, каким образом? – спросил Свирид. – Если в запросе вообще никто не назван! Речь пока идет только о доступе.
– Возможно, кто-то из наших орлов где-то след оставил... – пробормотал Николай Григорьевич. – Например, порезался. И где-то нашли пятно крови... По нашему или по какому-то другому делу.
– О других делах нашей Конторы с Генпрокуратурой мне ничего не слышно, – напомнил Свирид. – Я бы уже знал. Слушай, может, это Вильгельм Телль оставил след? Или слюну, если плевался... Например, в последний раз на чердаке? А следаки нашли и взяли пробу?
– Скорее всего... – подхватил Николай Григорьевич. – Тем более запрос совпал по времени с его последней акцией... Но он, кажется, никогда не работал на Контору. Сейчас проверим...
Он набрал номер на своем сотовом.
– Гена, это я. Слушай, там наш стрелок далеко?
– Тут, рядом сидит, – сказал Михайлов, что-то жуя. – Позвать?
Леха, по-видимому, сидел с ним рядом и потому сразу взял трубку. В отличие от Михайлова, он ничего не жевал.
– Скажи, Леша, – обратился к нему Николай Григорьевич без длинных предисловий. – Ты там, на чердаке, где был в последний раз, ну, ты понимаешь, случайно не поранился?
– Да, там стекло в чердачном окне было разбито, пока его вытаскивал, порезал руку. А что?
– Еще вопрос. В правоохранительных органах или в Конторе служил? И если да, врачебную комиссию проходил?
– Нет, только в армии, в Чечне воевал... А что случилось?
– Ничего особенного, – не без облегчения в голосе сказал Николай Григорьевич. – Спасибо, отдыхай. Как там Гена Михайлов, не тиранит тебя?
– Да нет вроде...
– Говорит, в нашей Конторе он, Леха Корнеев, не служил, – сказал Николай Григорьевич, отключив трубку. – С чего бы ему врать? Если проверить, раз плюнуть, и он это знает. Но ты на всякий случай посмотри там, у вас, на файлах личного состава.
– Уже, – облегченно вздохнул Свирид. – Припоминаю, сам проявил инициативу и просмотрел файлы, когда он только что появился в поле нашего зрения... Нет его там. Значит, нечего и бояться. Пусть проверяют сколько влезет.
– Тогда меня настораживает другое, – продолжал Николай Григорьевич. – Похоже, эти следаки-важняки, в лице Турецкого, в этом деле видят руку бывших работников Конторы. И здесь они правы. Впрочем, ты тоже прав, что они почти опоздали. Времени у них осталось в обрез. Дело, считай, сделано, и можно пока залечь на дно, но...
– Бабки из «Империала» уже перевели куда надо? – не поверил своим ушам Свирид.
– Да, на счет этого свечного, то бишь сахарного заводика, на Кипр. До конца дней всем хватит. Но увольняться по этому случаю не спеши. Ты мне здесь нужен. И я закончу свою мысль, если ты не против. Лучше всего отлеживаться, точно зная, что все концы отрублены.
– Хочешь сказать, еще что-то осталось?
– Да. Сестра этого урки, кажется, Коптев из Архангельска.
– Я поставил ее телефон на прослушку. Пока ничего интересного. Мои ребята там потоптались вокруг дома, говорят, ничего криминального. Сидит она дома с грудным ребенком, только выходит с ним погулять, а муж, дагестанец, работает на рынке. А что, нужно проследить?
– Черт его знает... – сказал Николай Григорьевич. – За всеми не уследишь. Хоть разорвись.
– Да уж, топтунов у нас в обрез, – подтвердил Свирид. – Ну и как решим?
– Да и что она может сказать и что она знает, если следователи вдруг на нее выйдут? – задался вопросом Николай Григорьевич. – Хотя смотря какие следователи.
...Леха положил трубку и взглянул на Михайлова.
– Что смотришь? – спросил тот. – Собирайся, сейчас с такими девками тебя сведу, закачаешься. Там ты свою рыжую быстро забудешь... Только уговор дороже денег: в течение ночи пару раз обменяемся. А то опять западешь на первую же, как на Гретхен или Зинку, и еще жениться пообещаешь!
Он хохотнул, и Леха пристально взглянул на него.
– Это Зина тебе сказала?
– Ну а кто еще? – удивился Михайлов. – Что смотришь? И что ты за моду взял, не понимаю? Со шлюхой разок переспал, и сразу ее в загс? Да, она мне рассказала... Ладно, не смотри на меня, как Буш на бен Ладена. Я этих девок специально для тебя отбирал, по каталогу, – он кивнул в сторону компьютера. – Стоят дорого, так фирма платит! Ну что, готов?
