Расстояние было не менее трехсот метров, но в прицел хорошо видно широко открытое, освещенное окно казино «Монте-Карло», где возле рулетки толпились игроки, как правило в черных смокингах, а также роскошные дамы с обнаженными плечами.

– Видишь его? – негромко спросил Михайлов, не отрываясь от бинокля. – Я пока не вижу. А по идее, должен был быть уже где-то здесь.

Корнеев пожал плечами, оторвался от прицела, чтобы еще раз взглянуть на фотографию этого воротилы из Колумбии, которого им заказали. Наверно, какой-нибудь наркоторговец, от которого решили избавиться конкуренты.

Неделю назад Корнеев успел уже придремать в номере, просмотрев журналы и не выключив телевизор, когда пришел Михайлов с большой спортивной сумкой, откуда вытащил некий черный чемодан с никелированными заклепками. Потом опустил жалюзи на окнах и вывесил снаружи на ручку двери табличку «Не беспокоить!» на немецком языке.

После чего открыл чемодан. И подмигнул, довольный впечатлением, Корнееву.

– Признайся, Леха, такого у тебя еще не было!

В чемодане тускло светилась нержавейка и вороненые части спортивной винтовки.

– Кажется, такими пользуются биатлонисты? – спросил Корнеев. – Видел такую у одной эстонки возле села Большие Атаги в Чечне. Белые колготки, может, слыхал?

– Ты ее замочил? – с интересом спросил Михайлов.

– Ну... – кивнул Корнеев. – Еле-еле эту сучку опередил. А то бы меня здесь не было... Она много там пацанов нащелкала. Чечены ее берегли, прикрывали огнем. Я ее неделю выслеживал. Она-то выстрелила почти наравне со мной. На долю секунды, представляешь, запоздала? Моя пуля ее достала, наверно, когда на спуск нажимала, и ее пуля прямо над головой по волосам погладила. Чуток, видно, вверх дернулась, когда в лоб ей влепил. Глаза открытые остались, волосы белые, натуральные, от ветра, помню, шевелились.

– Вон почему тебе блондинки нравятся... Прямо в лоб? – недоверчиво спросил Михайлов. – Это с какого же расстояния?

– Метров двести, не больше... А это что? – спросил Леха, указав на небольшой оптический прибор, отдельно лежавший там же.

– Немецкий дальномер. Не всегда можно доверять себе, верно? Доверяй, но проверяй.

Михайлов, напевая, быстро собрал винтовку, установил прицел, посмотрел через него на Корнеева.

– Смотри! – и протянул ему собранную винтовку. – А! Видал? Стреляй, не хочу, – воскликнул возбужденный Михайлов. – А патроны? – он высыпал их на стол. – Прямой выстрел – два с половиной километра!

– Таких не бывает, – недоверчиво сказал Корнеев.

– Смотря для кого. Специальный патрон, – важно сказал Михайлов. – Завтра же пойдем пристреливать.

...Сегодня это была уже вторая их акция за время европейских гастролей, за которую они получили на двоих по десять кусков, как за пробу, из общей суммы гонорара, перечисленного на счет Коляна. Два дня назад звонил Свирид и передал от Коляна, что в случае успешного окончания акции им отстегнут из гонорара уже полсотни кусков и дадут неделю отдыха. А здесь есть где оттянуться, есть... Насмотрелись за две недели пребывания в этой альпийской республике.

– Смотри, Леша, как следует смотри! – возбужденно шептал Михайлов. – Ты уж постарайся. Не пропусти, должен сейчас подъехать, говорят, он всегда в это время приезжает...

Корнеев не ответил. Он достал свой неизменный пузырек «визина», не спеша закапал и осторожно протер глаза.

Они сидели на чердаке трехэтажного отеля с баром и рестораном, где Корнеев сам выбрал огневую позицию. Далековато, конечно, зато безопасно. Справа и слева, ближе к казино, находились еще два особняка, неизвестно кому принадлежавшие, и полиция скорее кинется туда – кому в голову придет, что можно с трехсот метров попасть в толпе в голову того, кто был заказан?

Корнеев опустил прицел вниз на автостоянку.

– Какая у него тачка, напомни.

– Да что ты в темноте заметишь?..– махнул рукой Михайлов. – И что там увидишь?

– Освещение есть, все нормально... Вон «Ауди-960» только что подъехал, цвета «электрик», его? Вот только что...

– А что, видно, да? Номер нужен? – Михайлов лихорадочно шарил по карманам в поисках записанного номера автомобиля этого Луиса-Антонио, как прозвали они его про себя.

– Номер отсюда все равно не увидишь, – сказал Корнеев. – Похоже, это он... С девкой. Она рыжая, выше его ростом, в короткой шубе...

– Все точно, – кивнул Михайлов. – Может, прямо сейчас, а? Чего ждать?

– Там темно. Плохо видно, и она его загораживает, – сказал Корнеев. – И потом, они быстро идут, спешат, наверно. Какое тут упреждение брать, черт его знает...

И снова поднял прицел на освещенное окно. Не дай бог, его закроют, если кому-то из дам покажется холодно, и стекла запотеют.

Появление Луиса-Антонио с дамой в игровом зале было шумно встречено. Лощеные мужчины его обнимали, хлопали по спине, целовали руку его рыжей в декольтированном платье, которое, казалось, почти с нее соскочило, но в последний момент зацепилось за соски высокой груди.

– Вот это баба, – прошептал Михайлов. – Такую трахнуть – и умереть. Ты бы как, согласился?

– У него спроси. Где-то здесь должен быть наш заказчик, как ты думаешь? – спросил Корнеев. – Вон тот низенький, с белой бабочкой, тебе не кажется, что это он?

– Он самый. Алиби ему, вишь, нужно, – кивнул Михайлов. – Чтоб все его там видели. Мол, был рядом и сам при этом жизнью рисковал... Точно, он! Это ты сразу засек... Ты смотри, а?.. Не глаз, а алмаз. И еще он сам на окно все время поглядывает, заметил? Мол, чего тянете кота за хвост?.. А ведь больше других своего Луиса-Антонио обнимал, сука, всего облизал, а теперь, вишь, его сторонится, тварь позорная...

– Так мне в кого стрелять? – спросил Корнеев. – В заказчика или в заказанного?

– Нет, ну ты что, в натуре? – растерялся Михайлов. – Ты чего говоришь? Кто нам бабки даст?

– Ну так замолкни, – сказал Корнеев. – И не отвлекай...

Через минуту, не меньше, он почувствовал наконец это знакомое состояние единства с прицелом и с черно-седой шевелюрой Луиса-Антонио, когда тот встал и перегнулся в сторону крупье через круг рулетки, чтобы забрать свой выигрыш. Всего-то на несколько десятых долей секунд он мелькнул в рамке прицела, но этого было даже слишком много.

Приклад ощутимо толкнул в плечо, и Корнеев успел увидеть, как темная кровь брызнула из благородной седины Луиса-Антонио на белоснежную грудь его рыжеволосой спутницы, после чего он ткнулся головой в круг рулетки, а все вокруг сначала замерли от ужаса, потом попадали на пол.

После этого Корнеев и Михайлов неспешно спустились в ресторан, где до этого заняли столик, сделав заказ – венский шницель с тушеными овощами (они узнавали: это блюдо готовится не менее получаса, и Михайлов при этом недовольно сказал официанту, что здешним поварам сначала нужно поймать и зарезать теленка).

Шум и возбужденные разговоры среди присутствующих по поводу убийства в соседнем казино начались уже тогда, когда за окном отзвучали сирены полицейских машин, а они в это время разделывали ножами принесенные шницели, предварительно выпив по стакану местного вина.

– А что хоть случилось? – спросил по-немецки Михайлов у кельнера. – Отравился ваш клиент? Кто-то умер?

– В казино, рядом с нами, только что застрелили какого-то почтенного бизнесмена, – сказал тот. – Представляете, какие они теперь понесут убытки?

Еще через полтора часа, когда все более-менее утихло, они вышли из ресторана, сели в свою «тойоту» и не спеша отправились по ночному шоссе в сторону Базеля. Их несколько раз останавливали полицейские, смотрели документы, но все было в норме: паспорта польских бизнесменов и содержимое их багажника, поскольку свою винтовку спрятали под днище машины, куда полицейские ни разу не заглянули.

На другой день, когда выяснилось, что за ними никто не гонится и не ищет, Михайлов позвонил по сотовому в Москву Свириду, сказал, что гастроли проходят успешно, и тот от имени Коляна разрешил отдохнуть. То есть на время залечь и не высовываться. Они остановились в небольшом высокогорном мотеле «Карлхен», окруженном сосновым лесом. Внизу с одной стороны блестело озеро с живописными берегами, с другой была пропасть, над которой вилась кольцами узкая шоссейная дорога. Несмотря на позднюю осень, в гостинице было полно молодежи, а также семейные пары с многочисленной детворой.

С первого же дня Корнеев обратил внимание одну смеющуюся розоволицую и стройную блондинку, стоявшую возле стойки бара с каким-то высоким черноволосым мужчиной. Она неожиданно ему улыбнулась, так что Леха растерялся, а ее парень оглянулся и смерил Корнеева оценивающим взглядом. Михайлов, заметив эти переглядки, нахмурился, но ничего не сказал. Они сели за столик, и Михайлов заказал по-немецки две бутылки пива.

Пили, потом заказали еще, и за это время Корнеев пару раз переглянулся с той девицей. Теперь она смотрела на него ясно и прямо, ничуть не скрываясь. Зато ее спутник явно нервничал, но, похоже, не позволял себе сделать ей замечание. И опять Михайлов нахмурился, но ничего не сказал. Наконец мужчина обнял ее за талию и отвел к столику, где сидела пожилая пара, судя по всему ее родители.

Когда они пошли к своему номеру, Корнеев еще раз оглянулся. Она смотрела ему вслед, а мать со строгим видом подтолкнула ее локтем.

– Леха, предупреждаю сразу. К здешним девкам, которые при мужьях или женихах с папашами, лучше не цепляться, – сказал Михайлов уже в номере, распаковывая сумки. – Никакой любви с первого взгляда, ты меня понял? Скандалы нам ни к чему. А то, смотрю, глаза уже разбежались, а губы раскатались... Потом поедем к морю и найдем тебе шлюшку. А здесь даже не вздумай! Опасно, можно попасть знаешь как? Лучше иметь дело со своими. Но наши шалашовки сюда пока не добрались, а эти, которые тебе улыбаются и глазки строят, запросто могут позвать полицейского, и судья за сексуальные домогательства даст срок. Тюрьмы здесь хорошие, не спорю, получше наших интуристовских гостиниц, но там ни черта не заработаешь. Вот когда переедем поближе к морю, в Ниццу, там с этим будет попроще. Там и землячек будет полно, можно их задействовать. Хоть поговорить сможешь. Лучше наших все равно никого нет, понял? Это не я говорю, так в книге Гиннесса записано.

– Ты откуда знаешь? – буркнул Корнеев. – Читал ее?

– Имею опыт. И знающие люди говорили. Мол, эти здешние бабы – только видимость одна. Поскольку одни бабки у них на уме. Ты думаешь, чего она с этим сюда прикатила? С родителями знакомить женишка, верно? Наверняка он мужик денежный. Не успели расписаться, а эта шалава уже приключений себе ищет. И прямо при нем.

– А если она передумала? – стоял на своем Корнеев. – Видал, как на меня поглядывала?

– Ну, ты у нас симпатяга, особенно если тебя в ванной помыть да постричь... Но это ничего не значит, ты понял? Оттягиваться будем только вместе, под моим приглядом, и в другом месте. А здесь ты только вежливо улыбайся, – строго сказал Михайлов. – Ну, можешь пригласить за стойку кофейку попить. Но так, чтобы ее папа с мамой могли вас контролировать с соседнего столика. А этот ее хмырь при этом отсутствовал. Аперитивом угости. Только не вздумай ее лапать или приглашать в номер! Никаких танцев-обжиманцев, ты понял? В крайнем случае за талию подержи, если сделает вид, что поскользнулась, и только! Здесь наша задача как следует обжиться, никому не бросаясь в глаза. Колян голову оторвет, если сорвем дело.

– Ген, а что хоть за дело? – спросил Корнеев. – И что за человек этот Колян? Может, скажешь, наконец?

– Есть такой человек, но ты его не знаешь, – сказал Михайлов, быстро и последовательно оглядывая и ощупывая настольную лампу, телефонный аппарат и прочие электроприборы, о назначении которых Корнеев даже не догадывался. – И не советую его знать. Лучше спать будешь. Твое дело телячье. Знай мочи пипл, который тебе заказывают, и получай свои «зеленые». Мне бы такую работу.

– А чем твоя хуже? – удивился Корнеев.

– Хуже. Я тоже, было дело, мочил по заказу. Но это другой разговор, это всегда лицом к лицу, и я мог и сам напороться... Главное, потом муторно становилось, ночи не спал. И потом, в этой ситуации я завишу от тебя, а не от себя. Я твой продюсер, оруженосец, массовик-затейник и телохранитель. Если будешь работать с браком, выгонят нас обоих. Или замочат, даже не успеем понять за что. Так что уж постарайся. И все заказы будут наши. А они уже есть.

– А что, когда, где, кого?..

– Не бери в голову. Время осмотреться и подготовиться у нас есть. Словом, хорошо стрелять будем – хорошо жить будем! Учти, здесь платят не как на малой родине...

И Михайлов пренебрежительно хмыкнул, вспомнив родные березки, стоявшие по колено в грязи.

– Сейчас отдыхай, смотри телевизор... Плюй в потолок, листай журналы. «Плейбой» тут специально для тебя принес, чтобы отвлечь от здешних телок. А я только съезжу в одно место, через пару часов вернусь.

– Я не знаю немецкого языка, – сказал Корнеев, кивнув в сторону телевизора.

– Там есть каналы на французском и английском, – ответил Михайлов, быстро собираясь.

– Я их тоже – ни в зуб! – признался Корнеев.

– Леха! Все претензии – к родителям! – строго сказал Михайлов. – Которые не обеспокоились дать тебе образование. Или надеешься, что я выпишу тебе из Москвы переводчицу?

Оставшись один, Корнеев подошел к окну, отогнул жалюзи, приложился к прицелу. Поводил стволом по окрестностям. Увидел поле для игры в гольф, узнал ту блондинку с клюшкой, рядом был тот самый ее парень... По периферии поле прицела было затемненным, зато центральный кружок был, напротив, просветленным, с крестом посредине. Он навел этот крест на лоб парня, на котором была повязка для стягивания волос, и задержал дыхание. Они оживленно разговаривали, ни о чем не подозревая.

Утром, когда после завтрака, доставленного им в номер, они вышли с чемоданом, чтобы заново отъюстировать прицел перед очередной акцией – стрелять придется с большой дистанции, – им снова встретилась та парочка. Они шли навстречу друг другу по коридору, и девушка даже запнулась и замедлила шаг, увидев Корнеева.

– Гут морген, – почти неслышно сказала она.

Корнеев только приоткрыл рот, но сначала промолчал. Потом поспешно ответил:

– Здравствуйте...

– Гут морген, – поспешил добавить за него Михайлов, но она даже не посмотрела в его сторону. А ее парень зло оглянулся. – Здрасте, наше вам с кисточкой... – передразнил, покрутил головой Михайлов. – Ну, Леха, с тобой не соскучишься. Теперь они знают, что мы русские. Вот чего от тебя не ждал так не ждал... И я тоже. Ну, все уже, кажется, учел. Но кто ж знал, что на тебя клюнут здешние телки! В России, поди, тоже клевали, только я – ноль внимания. Черт... Но только не вздумай, предупреждаю еще раз, с ней говорить! Ты понял? – И погрозил перед носом пальцем.

– Да понял... – мрачно ответил Корнеев.

– Ромео хренов... Джульетту ему подавай, – ворчал Михайлов. – Понимаю, в тюряге они тебе только снились, а здешние бабы от безделья с жиру бесятся и клюют на таких, вроде тебя, изголодавшихся. Эти суки вас издали чуют.

Корнеев не ответил.

Они прошли в лес, углубились как можно дальше, вышли на поляну, огляделись.

– Воздух, а? – глубоко вдохнул Михайлов, пока Корнеев собирал винтовку. – А питание? После тюремной-то баланды... Сюда бы приехать с клевой телкой, да на месяц-другой. Или чтоб отдохнуть да подлечиться перед новой отсидкой.

Корнеев достал свой непременный «визин», закапал в глаза, затем приложился к оптическому прицелу.

– Сперва проверим дальномер, – сказал Михайлов. – К этому прицелу надо еще привыкнуть.

И приложился к своему немецкому артиллерийскому дальномеру, определявшему расстояние на большую дальность с точностью до пяти метров.

– Вон та ель, видишь, слева, выше других, на без десяти минут на восток?

– Вижу, отсюда триста, нет, триста пятьдесят метров.

– Врешь, почти четыреста, смотри внимательнее...

– Привыкнуть снова надо, – недовольно сказал Корнеев. – Смотрится по-другому... А у тебя самого прибор не врет? Ты его хоть выставил, отъюстировал?

– Ах, черт! – присвистнул Михайлов. – Забыл, а! Ведь собирался, да закрутился тут с тобой и твоей первой после тюряги любовью... Сейчас сделаем.

Он какое-то время возился, настраивал, потом присвистнул и повернулся к Корнееву.

– Ну ты даешь! Глаз – алмаз. С меня бутылка, отсюда ровно триста тридцать плюс-минус пять метров. Ну чего, попробуем разок?

– Сначала наверни глушитель, – сказал Корнеев. – А в кого хоть стрелять? Ворон что-то не видно.

– А белки, вон их сколько развелось, – кивнул Михайлов на резвящихся на окружающих деревьях белок. – Как собак нерезаных... Или жалко?

– Белок жалко, – согласился Корнеев. – Людей нет.

– Скажи, боишься промахнуться! – подначил его Михайлов, наворачивая тем временем на ствол глушитель.

– Вон видишь на той же ели шишку, слева, почти на самой макушке?

– Ну, вижу... – недоверчиво сказал Михайлов, снова приникнув к дальномеру. – Неужели попадешь?

– Больше не увидишь...

Послышался резкий щелчок, винтовка чуть дернулась в его руке, и он успел заметить в прицел, как рядом с шишкой отлетела срубленная пулей ветка.

– Не кажи гоп, – осуждающе сказал Михайлов. – Пристреляй сначала.

Корнеев достал ружейную отвертку и, не отрываясь от прицела, чуть повернул винт настройки влево-вправо, сведя перекрестье к срезанной ветке.

– Больше не увидишь! – повторил он.

Михайлов увидел в свой прибор, как шишка мгновенно исчезла, похоже разлетевшись вдребезги на мелкие брызги, и даже поежился.

– Не понимаю, если честно, что ты, Леха, здесь делаешь, – сказал он, – тебя бы на олимпийские игры, на чемпионат мира по стрельбе. Весомый вклад в копилку золотых медалей сделал бы для сборной России. Хотя бабки там, конечно, не те, что при нашей работе.

Корнеев не ответил. Сначала застопорил винт настройки прицела, потом передернул затвор, наконец стал отворачивать глушитель. И все молча, пока не разобрал винтовку.

– Может, еще разок, для закрепления, попробуем? – спросил Михайлов. – Шишек тут полно. Патронов велено не жалеть.

– Хорош, – сказал Корнеев. – Винтовка что надо. Я таких в руках не держал. Все четко, все видно, сбоя не будет.

Вечером они снова спустились в бар. И Корнеев сразу увидел пару вместе с родителями за отдельным столиком. Ее лицо вспыхнуло, она отвела было взгляд, поскольку этот парень, ее жених, нареченный, или кто он ей, сидевший к ней лицом, а к Корнееву спиной, сразу напрягся. И... оглянулся. Взгляд, который он бросил на вошедших, был недовольным и подозрительным.

– Спокойно, Леха! Ситуация под контролем. Если полезет, я его враз уделаю. Но только сам не напрашивайся, ты понял?

Они сели было за свободный столик, так что Корнеев оказался к ней лицом, но Михайлов, помотав головой, встал и приподнял его за плечи.

– Ну-ка! Поменяемся местами, я тоже посмотреть хочу на твою телку. Чего ты особенного в ней нашел? Да я тебе приведу десяток таких, и получше!

Корнеев беспрекословно сел на его место, к ней затылком, и будто почувствовал ее взгляд на своей спине.

– Могу сказать, – глухо сказал Корнеев. – Она похожа на ту эстонку, которой я влепил пулю в лоб.

Михайлов замер, глядя на него. Потом встряхнул головой.

– Я твой оруженосец и телохранитель, но в психиатры к тебе не нанимался. Словом, сиди, не дергайся, и даже не смотри в ее сторону, пока я не принесу пива, – сказал ему Михайлов. – Чипсы с чесноком будешь? Очень советую.

И отошел к стойке бара. Потом принес сразу несколько бутылок и пару пакетов чипсов к пиву. Какое-то время они молча пили. Михайлов видел, как ее жених, или кто он там ей, что-то оживленно говорил ей и ее родителям, кивая в их сторону.

– Не нравится мне это все, – сказал он. – Я пойду отлить, а ты сиди пока и не нарывайся.

И смолк на полуслове, глядя на Корнеева, потом обернулся и увидел в зеркале над баром, как скрестились взгляды его напарника и девушки, сидевшей между женихом и родителями.

– Ну, Леха... – покрутил он головой. – Сиди и не дергайся! Только этого не хватало... Это не твоя эстонка, ты понял? Тебе почудилось.

Михайлов встал и направился в сторону туалета мимо этой семейки, и они сразу замолчали, когда он проходил мимо.