3
По прилете в Архангельск Турецкий занял кабинет в областной прокуратуре города, куда он прилетел вместе с Герой Шестаковым и экспертом-криминалистом Леней Барышниковым из своей следственной бригады.
Они некоторое время смотрели теленовости, где снова и снова все комментировали покушение средь бела дня на депутата Госдумы Петра Кольчугина, потом Турецкий прямо из кабинета соединился с Генпрокуратурой.
– Зоя, ты не в курсе, кто будет расследовать этот взрыв, где едва не погиб этот депутат?
– Константин Дмитриевич просил передать, чтобы вы там не задерживались, а как можно быстрее возвращались в Москву, – сказала Зоя. – Насколько я поняла, дело о покушении на депутата Кольчугина собираются объединить с делом об убийстве его помощников, которое вы ведете.
– Резонно... Кто-нибудь из наших осматривал место взрыва?
– Да, туда уже выезжали ребята из вашей группы...
– Соедини меня с ними... Прямо сейчас.
Пока она разыскивала членов его оперативно-следственной группы, оставшихся в Москве, Турецкий еще раз пробежал взглядом протокол биологической экспертизы, произведенной в автобусе, сгоревшем недалеко от места, где был убит Афанасьев, бывший помощник депутата Кольчугина. По всему выходило, что погибли двое так и неопознанных мужчин. А теперь еще этот взрыв в Москве. Хоть разорвись! Значит, дело разрастается как ком... Конечно, эти материалы по взорванному автобусу следует присоединить к делу об убийстве Геннадия Афанасьева, хотя никаких видимых поводов для этого пока нет. Турецкий вопросительно взглянул на Геру, пыхтящего своей трубкой, от которой исходил сладковатый дым.
– Как хочешь, но у меня все равно не идет это из головы, – сказал Гера. – Ну кому нужно нанимать дорогостоящего киллера, привыкшего расслабляться после трудов праведных в московских ночных клубах, привыкшего связываться по сотовому с заказчиком или с дорогими шлюхами, и тащить его в эту дыру под Архангельск, чтобы застрелить какого-то несчастного зэка в телогрейке, от которого давно никому ни холодно ни жарко?
– Ты это уже говорил, – кивнул Турецкий. – И по-прежнему не знаешь ответа. Как будто с нами играют в телеигру или в жмурки...
– Скорее, в жмуриков, – согласился Гера. – Или каприз у них такой? Или кто-то решил нас отвлечь этим взрывом в Архангельске от взрыва в Москве? И все равно: почему в Кольчугина стрелял не тот же снайпер, не знающий промаха, а его попытался взорвать какой-то неумеха... Вот в чем вопрос!
– Какие-нибудь еще идеи есть?
– Нету! Все мысли только об одном! – воскликнул Гера. – Если профессионала высокого класса используют, чтобы замочить уголовника, который два года мотает срок и который сам про все забыл, да и про него думать забыли! Почему его не застрелили сразу, как других?
– Чтоб ты ночи не спал и мне не давал, задавая этот вопрос...
– Почему его застрелили только сейчас? А видного и действующего всем на нервы депутата пытаются взорвать какие-то дилетанты, и в результате пострадали невинные люди! Ведь куда проще было замочить этого Афанасьева ночью в бараке – за бутылку, нет, за стакан водки! Уверен, там можно было найти десяток таких урок. Да хоть сосед по нарам! Вот почему, а?
– У меня пока есть одна версия, только я тебе ее пока не скажу, – хмыкнул Турецкий. – Чтобы ты и дальше терзался этими вопросами. Вдруг в них что-то сверкнет? Итак, еще раз, – обратился он теперь к Барышникову. – Ты хочешь сказать, что экспертиза ДНК из тканей сгоревших в автобусе...
– Пока ничего не дала! – развел руками Леня. – Фиг с маслом, если точнее. Только что я звонил в Москву. Экспресс-анализ показал, что в нашем банке данных снайперы, или ворошиловские стрелки, с подобными ДНК не числятся. Конечно, будут делать более углубленный анализ, но на это уйдет время. Пока что ваша теория, будто в этом автобусе ликвидировали известного киллера, не подтверждается.
– А может, и подтверждается... – не переставал хмуриться Турецкий, по-прежнему держа трубку возле уха. – Допустим, фейерверк с автобусом и посторонними людьми устроили, чтобы мы этого стрелка больше не искали. Нас просто попытались ввести в заблуждение и отнять время на лишние ходы. Что нашим противникам вполне удалось. Но даже если в автобусе был тот самый снайпер, это не значит, что он в нашу картотеку когда-то попадал. Но в одном ты прав: не так уж много стрелков такого класса, и все они, как правило, наперечет.... Чтоб с такого расстояния, в толпе, и прямо в лоб... Такие нарасхват, на вес золота. За ними охотятся криминальные группировки, отбивая их друг у друга... Но ведь не убивают же! Алло, кто это?
– Это я, Дима Голиков, – ответили в трубке, и Турецкий сразу представил себе краснощекого, с голубыми глазами практиканта с юрфака МГУ. – Здрасте, Александр Борисович! Как вы там? Гере и Лене привет...
– Что нового?
– Александр Борисович, возвращайтесь скорее, а то нас всех распоряжением Меркулова бросают на это дело с покушением на Кольчугина, – пожаловался Дима. – Второй день осматриваем и прощупываем место взрыва.
– И правильно сделали! – буркнул Турецкий. – А ты как хотел? Сидеть в кабинете? И через лупу разглядывать окровавленные кружева графини? Короче. Просейте там всю уличную пыль, пропустите, как старатели-золотоискатели через сито, окрестную грязь, облазьте все крыши, но найдите мне хоть какие-то остатки от взрывателя!
– Это все? – обиженно спросил Голиков.
– Дима, только не обижайся, но пора бы знать, что наш хлеб черствый, а романтики все меньше и меньше, и потому привычка у меня такая гнусная – напоминать об этом...
– Да все нормально... Ну все, пора, – закончил Голиков. – Труба зовет, машину подали, пора ехать.
– Давай! Найди обязательно, это моя личная к тебе просьба.
Барышников вопросительно посмотрел на нахмуренного Турецкого, положившего наконец трубку.
– Можно продолжать? Значит, версию о том, что снайпера убрали...
– Можно с чистой душой отмести, – закончил Турецкий. – Но все равно я бы не спешил. Нам стоит закинуть сеть пошире. Во-первых, узнать, не пропадал ли за последние дни кто-то из здешних жителей. Кого хватились родственники или власти? Если не хватились, значит, они приезжие... Не факт, конечно, но все равно, возможно, это охотники, которые приехали пострелять в здешних лесах дичь.
– Или зэков... – буркнул Гера.
– Это уже твои трудности, – сказал ему Леня, кивнув на телефон. – Звони, узнавай, требуй, наводи справки. Найди мне тех, кому эти самые ДНК подойдут.
Гера пожал плечами, мельком взглянул на промолчавшего Турецкого и стал набирать номер на диске.
– Это Герман Шестаков, – сказал он, когда послышался щелчок, означавший, что сняли трубку в другом кабинете прокуратуры. – Еще раз здравствуйте, Елизавета Петровна. Теперь нам нужны сведения о всех находящихся в розыске либо, если еще не объявлены, сведения от участковых о пропаже граждан начиная с того дня, когда сгорел этот автобус.
– Минуточку, – ответил мелодичный голосок Елизаветы Петровны. – Я не очень поняла насчет участковых. Вы хотите сами их опросить?
– Пока нет, – сказал Гера. – Это может сделать ваша милиция. Пусть доложат срочно начальству: есть такие или нет. И еще. Мы просили у вас сведения, что за автобус, откуда взялся, где зарегистрирован и числится, искал ли его кто-нибудь?
– Я помню, ищем, пока сведений никаких... – оправдывалась она своим мелодичным голоском. – Как только узнаю, сразу вам сообщу.
– Спасибо, Елизавета Петровна, – вежливо ответил Гера. – Премного вам благодарны. И с нарастающим нетерпением ожидаем продолжения нашего сотрудничества.
– Елизавета Петровна, – фыркнул, покрутил головой Леня, когда Гера положил трубку. – Царица, можно сказать. Дочь Петра. Ты хоть в глаза ее видел?
– Нет еще... По голосу лет двадцать, не больше.
– Ну так есть повод, как ты считаешь? – подмигнул ему Леня. – Вечерами здесь, наверно, с тоски удавишься.
Гера не ответил. И снова взглянул на Турецкого. Тот расхаживал по комнате.
Вопрос о пропавших, потерявшихся людях можно было поставить сразу, думал Александр Борисович, как только сюда прибыли. Хорошая мысля приходит опосля. Зря только время потеряли... Хотя, с другой стороны, если пропал мужик, в этих местностях, да по сегодняшним временам, пару-тройку дней его вряд ли хватятся... И в Москве еще конь не валялся. Есть следы обуви, есть следы в классе, откуда стреляли в Сергея Артемова, Слава Грязнов проверяет данные о милицейских патрулях, которые незадолго до убийства там проезжали, может, уже известны результаты этой проверки... Придется набраться терпения. И пожить здесь еще несколько дней. Тем временем познакомится Гера с этой самой Елизаветой Петровной. А та найдет подругу для Лени и для него, Турецкого... Так что пусть она хоть что-то сообразит для начала по поводу этого сгоревшего автобуса. И сразу можно будет поговорить о видах на сегодняшний вечер...
Звонок заставил его встрепенуться и переглянуться с поскучневшим Барышниковым. Первый звонок с тех пор, как им дали этот кабинет. Причем не из Москвы, не междугородний. Неужто не зря здесь торчат и есть какой-то результат?
– Сделай паузу, вдохни поглубже, – подмигнул Леня.
– Это Александр Борисович или Герман Шестаков? – вежливо спросила Елизавета Петровна.
– А вы кого бы предпочли? – хмыкнул Турецкий и кивнул Гере на параллельный. – Тебя...
– Мне все равно. Для вас поступила информация. Автобус принадлежит акционерному обществу закрытого типа имени Ильича...
– Какого еще Ильича? – буркнул Гера. – Вы ничего не путаете?
– Ну, так теперь называется, это бывший колхоз имени Ильича, – пояснила она. – Говорят, он был угнан за день до того, как его обнаружили сгоревшим. И там даже знают, кто угнал. То есть старушка какая-то видела, будто какие-то ребята ночью угоняли.
– Что б мы делали без старушек, которых замучила бессонница, – пробормотал Турецкий.
– Это вы мне?
– Нет, извините...
– И вроде она знает, кто угнал, но не говорит. Боится.
– Где она? – спросил Гера. – В смысле, где ее искать? Нам нужно ехать туда прямо сейчас, понимаете?
– Это село Семенихино, сорок километров от нас... Вам, насколько я знаю, уже выделили машину. Сейчас позвоню нашему дежурному.
– Смотайтесь туда, а мне, к сожалению, придется, видимо, возвращаться. Из-за этого чертова Кольчугина! Только зря с вами летел. Сейчас буду звонить Косте...
Елизавету Петровну Гера и Леня увидели десять минут спустя и разом удивились бездонности ее светлых, как полярное сияние, глаз. И румянец непроизвольно вспыхнул на ее свежих, тугих щеках, когда она увидела и почувствовала неподдельное восхищение гостей.
– Это вы и есть Елизавета Петровна? – спросил восхищенный Леня шепотом. – И вы будете нас сопровождать в акционерное общество имени Ильича?
В его голосе звучала столь откровенная надежда, что девушка покраснела еще больше.
– Да, вы имеете что-то против? – сказала она, стрельнув взглядом в сторону молчаливого Геры.
– Нет, что вы! – воскликнул Леня. – А если вы возьмете с собой еще и подружку для моего коллеги, – кивнул он на Геру, – совсем будет хорошо.
– Почему же для вашего коллеги? – удивилась она. – Может быть, для вас? У меня есть подруга Настя, мне кажется, она вам скорее подойдет.
– Обсудим потом, – недовольно сказал Гера, стараясь не смотреть в ее сторону. Если девушка начинает нравиться, это всегда только отвлекает от дела, таков его принцип, которого он старался придерживаться. – Где ваша машина? – спросил он у Елизаветы Петровны.
– Она нас дожидается у крыльца, – сказала она, явно оробев перед грозным следователем из Генпрокуратуры.
Они увидели «уазик», как бы заранее заляпанный осенней грязью, – возможно, он был предназначен для разъездов по области и отмывать его было бесполезно.
– Вот... – Елизавете Петровне было явно неудобно перед столичными гостями за замызганную машину, на которую она показала.
Гера сел рядом с водителем, Барышников и Елизавета Петровна – на заднее сиденье. Всю дорогу Гера ловил себя на том, что прислушивается к разговорам сзади, и злился на себя еще больше, если встречался с ней взглядом в зеркальце заднего обзора.
– Почему вы упорно называете себя Елизаветой Петровной? – заигрывал Леня. – Вам так хочется, чтобы вас называли по имени бывшей императрицы?
– Да ничего мне не хочется! – По-видимому, ей уже надоел этот треп. – Просто так у нас принято.
– Тогда сделайте для меня исключение, – не унимался Леня. – Вернее, для нас. Позвольте называть вас Лизой?
– Пожалуйста! – сказала она и, чуть отодвинувшись от него и прислонившись головкой к окну, закрыла глаза. Но вскоре ей пришлось их открыть и сесть прямо, поскольку они свернули на проселочную дорогу.
Бедная Лиза, подумал и чуть не сказал Гера, в очередной раз встретившись с ней взглядом в том же зеркальце. Прямо по Карамзину. Девушка из провинции, которую собрался обольстить фат из столицы. Разница только в том, что она все прекрасно видит и понимает: приехал пижон аж из самой Москвы и думает, будто все здешние девицы должны при виде его падать от восхищения... И она, слава богу, это понимает. А доказывать ей, что Леня классный парень и отличный профессионал в своем деле, уже бесполезно. Воспринимать его она теперь будет только как трепача, решившего накоротке охмурить провинциалку, и никак иначе. А переубедить будет трудно. Да и надо ли? А может, это и к лучшему?
В Семенихино они приехали, когда уже вечерело. Здесь уже все говорили о сгоревшем автобусе, стареньком и единственном, на котором возили школьников в школу, а стариков в районный собес.
Местный участковый, знавший об их приезде, встретил их возле околицы, хотя моросил занудливый осенний дождик. Рядом с ним стояла высохшая и согбенная старушенция в стареньком пальто и платочке, по-видимому, та самая, которая знала, кто угнал, но боялась говорить.
– Старший сержант Колодин, – представился он, когда Гера и Леня выбрались из машины.
– Даже не хотите посмотреть наши документы? – рассеянно спросил Гера, оглядываясь.
– А чего смотреть, «козел» этот я издали узнаю, Митьку-водилу тоже... Здорово, Митяй! – Участковый обменялся рукопожатием с водителем. – А уж Лизу тут кто не знает! Она ж из наших краев, в соседней деревне жила! Пацаны на танцульках, дискотеках этих, все как один передрались, когда приходила! Здорово, Лизок!
– Здравствуйте, Поликарп Иванович, – покраснела от этой аттестации Лиза. – Все выдумываете?
– Моя фамилия Шестаков, называть можете Герман Николаевич... Простите, а вы и есть здешняя жительница, видевшая угонщиков вашего автобуса? – вежливо представился старушке Гера, все-таки сунув в руку словоохотливому участковому свое удостоверение, которое тот стал рассматривать, сдвинув от напряжения фуражку на затылок.
– Ну, я самая, Любовь Федоровна, – кивнула старушка. – Видела, да. Но не скажу.
– А что ж мы стоим с вами на дожде? – спросил Гера. – Может, пригласите к себе домой?
– Да у меня с утра ничего не готовлено, полы не мыты, – махнув рукой, засмущалась старушка.
– Чай-то найдется? – поинтересовался Леня.
– Чай найдется, – кивнула она. – Ладно, чего уж, гостями будете, куды вам здесь еще податься?.. Сахару вот только нет. И зубов нет. Пряники есть, так я их в кипяточке вымачиваю, – словоохотливо объяснила она. – До магазина довезите, я у Верки-продавщицы попрошу в долг до пенсии, скажу, из самой Москвы приехали, она даст. Она добрая, Верка-то, пьет, правда, как Егорку ее второй раз посадили, но до пенсии даст... – это она уже бормотала себе под нос, ни к кому не обращаясь. Леня подал ей руку и усадил в машину рядом с Лизой, так что девушка поневоле оказалась к нему прижатой.
Поговорить им здесь не с кем, подумал Гера. Вот и рады первому встречному. Когда машина остановилась возле местного сельпо, он махнул рукой на попытки Любови Федоровны выйти из машины, и вылез вместе с Леней. Они вошли в магазин, дверь которого была приоткрыта.
Морщинистая, с подбитым глазом, густо накрашенная продавщица курила, пила растворимый кофе и ела печенье прямо из картонной коробки, стоявшей возле нее на прилавке.
– Мужчины, закрыто! – сказала она Гере. – Неужели не видите объявления?
– Там его не видно, – сказал Гера.
– Ну, раз уж вошли, – подтолкнул его в бок Леня, – неужели не обслужите?
– А, это вы никак прокуроры, что ли? – спросила она. – Баба Люба всем растрепала. Говорит, допрашивать ее из самой Москвы прилетели. Под это дело в кредит у меня просила. Да еще за проценты. Думала, врет. Я ей говорю, МВФ я ей, что ли, проценты эти брать? Сами знаете, какие сейчас могут быть кредиты, денег ни у кого нету...
Продолжая жевать и говорить, она достала откуда-то из-под прилавка бутылку армянского коньяка и подмигнула подбитым глазом. Леня вопросительно взглянул на Геру, тот ничего на это не сказал.
Они вышли из магазина нагруженные всякой всячиной и направились к машине. Уже через несколько минут все были в доме Любови Федоровны, где хозяйка разожгла самовар, охая и ахая на снедь, вываливаемую московскими прокурорами на стол.
– Ну так, допрашивать-то когда будете? – подтолкнула хозяйка Геру, когда он помогал ей открывать банки с вареньем и маринованными помидорами.
– А что, не терпится? – спросил Леня.
– Ну а чего время-то терять? – удивилась она. – Допросите сначала, потом выпьем самогоночки за знакомство. Когда еще ко мне из Москвы приедут?
– А все расскажете? – спросил Гера.
– Нет, – помотала она головой. – И даже не проси. Вот за чай спасибо, попью с вами, но чего не скажу, того не скажу.
– Да не знаешь ты ничего! – подначил ее участковый. – Цену набиваешь, баба Люба! – И погрозил ей пальцем.
– Хоть бы и не знаю, – сказала она. – Тебе-то что, Поликарпушка? Вот им бы сказала, чтоб люди зря в такую даль не ехали, а тебе вот не скажу. И даже не проси.
– А за недоносительство знаешь что бывает? – одновременно растерялся и обиделся участковый. – Если твой отказ занесем в протокол?
– Так заарестуй и составляй свой протокол, – поджала она губы. – А я все равно тебе не расскажу.
– Можно, мы потом поговорим? – обратился к участковому Барышников. – Раз уж напросились в гости к свидетельнице.
– Никакая я вам вовсе не свидетельница! – обиделась хозяйка. – Я вот вас с чистой душой, чисто по-человечески... – она прижала руки к груди. – В таку даль, говорю, люди собрались, я б сроду на то не решилась, чтоб сюды лететь, коли знала бы, что все равно мне ничего там не скажут!
Ее глаза наполнились слезами, она громко всхлипнула.
– Мы просто поговорим, – негромко сказал ей в полной тишине Гера. – Зададим пару вопросов, без протокола, – сказал он с нажимом, глядя на участкового. – Хотите – отвечайте, не хотите – не надо. Что сами сочтете нужным, то и скажете. Но только – правду. Договорились?
– А вот тебе скажу, – заулыбалась она. – Никому больше.
Через некоторое время, когда они поели с дороги и выпили по стопке коньяка за знакомство, отчего хозяйка вся раскраснелась и ее голос стал громче, участковый, водитель Митя и Лиза вышли на крыльцо покурить, Гера приступил к своим вопросам, помогая ей убирать посуду.
– Любовь Федоровна, вы ведь знаете этих людей, которых видели в автобусе? – спросил он.
– Как не знать... – вздохнула она. – Да и ты можешь на них поглядеть, у нас в больнице в морге лежат. А я их тогда ночью разглядела, автобус-то под фонарем стоял, а они в него сначала камушками кидались, все попасть не могли...
– Это кто вам сказал, что именно они? – И тут же, видя ее настороженность, добавил: – Иначе зачем вам скрывать незнакомцев. Тем более что они погибли. Верно?
Она доверчиво посмотрела на него, улыбнулась. Потом погрозила пальцем:
– Ох, хитрый! Конечно, знаю... Но только одного. Ладно уж, скажу, а то все равно схоронить его некому. Так и будет в морге лежать, никому не нужный... Родителев-то в живых нету... Только ничего подписывать не буду, говорю сразу!
– Что ж, договорились так договорились... – развел руками Гера.
– Да не одна я его признала! А все, кто там в морге был и их видел. Только кто признается Поликарпушке, участковому нашему? Никто и не скажет. Он же пил с ним, вся деревня знает. Думаете, он его не признал? – Она махнула рукой. – Врет он... Ну вот, говорят, лежат, значит, обожженные оба, только наш-то для кого-то, может, неузнаваемый, а тут его с малых лет как облупленного помнят. И знают, где у него какая бородавка или там шрам... он же драчливый был! Как из тюрьмы вернулся, только пил, работать не хотел, за девками гонялся да дрался. Его тут все боялись. И еще знакомцы к нему из города приезжали, вот... Для них, поди, они автобус этот угнали... – Она вздохнула. – Как теперь детишки до школы, а мы до собеса добираться будем?
– Так, может, назовете его?
– И назову. Мне-то чего бояться? Степка Калашников. Мать померла, так и не дождалась, когда из тюрьмы выйдет.
– А второй?
– Второго не знаю, врать не буду. Вроде приезжал со Степкой сюда прежде...
– Степан Калашников здесь жил постоянно? – спросил Гера.
– В городе больше, иногда сюда приезжал, здесь изба ихняя, на отшибе, – она неопределенно кивнула головой в сторону окна. – С приятелем своим.
– Но эти обгоревшие трупы в автобусе вы сами не видели? – спросил Гера, подумав.
– А чьи ж еще? – удивилась она. – Чего мне на Степку смотреть? Я-то видала, как они вечером прибыли, без машины, кто-то подвозил их со станции... Уж не знаю кто. Раньше, бывалочь, на машинах девок навезут, музыка до утра. А тут все тихо. Огонь у них вроде горел. А утром рано, четырех еще не было, слышу, сначала фонарь разбили, а потом, слышу, автобус заводят. В окошко выглянула, Степка из кабины приятелю кричит, залазь, мол, времени нет.
– Второго вы разглядели? – спросил Гера. – Его вы сможете описать?
– Нет, – покачала она головой. – Волос вроде темный. – А там иди знай, какой он... – Она хитро посмотрела на Геру. – Ты небось это... На магнитофон меня всю записал, а? Что я тут наговорила? Так я и сейчас скажу! На суде от всего откажусь, вот так! Вот как хочешь!
– Обыщите! – Гера, улыбнувшись, расстегнул пиджак. – Найдете диктофон – подарю. Только я его в номере гостиницы оставил...
– А не врешь?
– Голову на отсечение... Так где его изба? – Он поднялся из-за стола, подошел к окну.
– А вон та, кособокая! – указала старушка. – Хочешь, вместе туда подойдем.
– Тогда не будем терять времени. Я только Леню с собой возьму, – сказал Гера, надевая куртку. – Он у нас эксперт. Там ему найдется что поискать... Теперь скажите, родственники у него есть? У Калашникова, я имею в виду.
– Есть тетка в Ермилино, в соседней деревне. И крестная вроде там живет.
В избе Леня собрал с подушек и с пола в целлофановый пакет несколько волосков – рыжих и темных, потом, подумав, добавил к ним наволочки.
– Пот тоже имеет ДНК, – сказал он Гере в ответ на его вопросительный взгляд. – Наволочки грязные, давно не меняли, значит, дадут результат, куда денутся.
