Глава четвертая
Военный совет
1
Меркулов пристыдил-таки Грязнова, и тот назначил съезд гостей.
Собственно, это были вовсе и не гости, а старые товарищи, да к тому же одни, без жен, что больше напоминало не дружескую вечеринку, а военный совет. Ибо у всех в головах роились сходные мысли: что делать с этими наглыми посылами чиновника от мэрии?
То есть что делать конкретно именно с посылами, было ясно: пересылать их подальше, по уже давно известному адресу. Но чисто этические соображения указывали на необходимость делать это по меньшей мере элегантно. Все ведь вокруг играют не только в новую для себя демократию, они еще и пытаются сохранять при этом светское выражение на лицах, так что о подлинной, забытой римской прямоте, стоящей, как известно, дорогого, не может идти и речи. Поэтому и первый, заданный Грязновым вопрос прозвучал именно в этом ключе:
– А что, нельзя популярно объяснить президенту, что на этого типа никто и не собирался покушаться? Зачем тратить драгоценные минуты жизни на расследование явно ложной версии?
– У тебя сразу две логические ошибки, Вячеслав, – спокойно охладил разгоряченного хозяина медлительный сегодня Меркулов. – Первая, прошу заметить, касается адресата. Никто, ни один человек, с кем бы я ни разговаривал, не может ответить с полной уверенностью, что таково было указание президента. Они сами узнали это от мэра, который был накануне у президента.
– Так это его была идея? – не унимался Грязнов, с треском отрывая от курицы-гриль румяную ногу и жестом показывая, чтобы его примеру последовали другие.
– И мэр тоже не имеет к этой идее, как выясняется, никакого отношения.
– Ну так кто же?! – почти возопил Грязнов.
– Обстоятельства, Славка, – ответил за Меркулова Турецкий. – Я верно разбираюсь в ситуации, Костя?
– Абсолютно, – ответил тот. – Но! Прошу учесть, господа юристы, что всякая ложная версия имеет свои несомненные плюсы. И это второе, как, скажем, в данном случае. И тут я полностью согласен с твоим мнением, Саня.
– Как?! – красиво возмутился Грязнов. – У него уже имеется свое мнение, отличное от моего?! Ты когда успел, двурушник?!
– Пока ты раскачивался, – со смехом заявил Турецкий. – Вчера я побывал сразу на двух объектах. Даже на трех, если быть точным. И сделал для нас соответствующие выводы. Косте я их частично изложил сегодня, а тебе собирался сейчас, но, оказывается, у тебя собственный взгляд на события. Нехорошо, генерал, отлынивать от работы и еще делать вид при этом, будто ты единственный носитель истины.
– Это оскорбление! – начал Грязнов, но куриная ножка выглядела так аппетитно, что он переключил свое внимание на нее. – Ты авари... авари... – жуя и чавкая, махнул он обглоданной вмиг куриной костью и прицелился уже на вторую ногу.
Кроме Грязнова, курица больше никого пока не привлекала, друзья налегали на белугу, которая хорошо шла под коньяк.
– Официально делая вид, что мы носами роем землю, работая над этой версией... ложной разумеется, мы тем не менее убиваем одновременно двух зайцев, – заметил Александр Борисович.
– Зайцы? – оторвал взгляд от курицы Грязнов – заядлый рыболов и охотник. – Это интересно!
– Слушай дальше, будет еще интереснее... По предварительному заключению «молодого дарования» Сережи, я говорю про квартиру Баранова на Саввинской набережной, заряд, аналогичный, как уже известно, тому, что рванул на Бережковской набережной, ставил профи. Никакими наркоманами, которые собирались бы замочить доктора, там не пахло. Я имею в виду исполнителя.
– А почему говоришь об одном, а не о нескольких? – спросил Вячеслав.
– Объясняю. Замок в квартиру был открыт, как тоже сообщил наш Сережа, хитроумной отмычкой, есть следы, царапины на механизме этого секретного замка. И человек тот был весьма хилого телосложения. В пользу такого вывода говорит то обстоятельство, что при открывании или закрывании двери длина растяжки была очень невелика, понимаете? Бомба должна была рвануть сразу, едва пришедший домой Баранов потянул бы дверную ручку на себя, ну... сантиметров на тридцать, не больше.
– Но ведь она же не рванула! – возразил Грязнов.
– Вот именно. И это тоже, по моему убеждению, входило в планы исполнителя. Когда мы проводили следственный эксперимент, Баранову пришлось – что он, кстати, и продемонстрировал нам во второй раз и что также запечатлено видеокамерой – в буквальном смысле растянуться на полу, чтобы заметить тросик натяжения. А в первый раз, демонстрируя, как все было, он просто присел у двери – и сразу «увидел». Зачем присел? Вот вопрос. Почему не лег на пол? А потому, что все уже знал заранее. И где бомба, и где тросик должен «блеснуть». Вот ты, Славка, возвращаясь домой, всякий раз обнюхиваешь свою дверь? И на пузо ложишься на лестничной площадке?
– Не говори глупости! Да и кому я нужен?
– Ну хорошо, тогда на меня несколько раз устраивали покушение. Вернее, попытки были. Я что, тоже ложусь и оглядываю дверь снизу доверху?
– У тебя семья все-таки, – заметил Грязнов.
– Ладно, а у тебя ее нет, ну и что? Отвечаю: липа это, дорогие мои друзья и коллеги.
– Да, но, зная, что бомба уже как бы заранее засвечена, исполнитель вполне мог сам не рисковать и поставить тросик подлиннее? Почему же он этого не сделал? – задумчиво спросил Костя. – Хотя, в общем-то, ответ напрашивается...
– Вот именно. Он уже думал о тех, кто полезет в квартиру через окно, а не войдет через дверь! Будь тросик длинным, дверь можно было бы беспрепятственно открыть и снять заряд, установленный фактически у порога. А тот мужик наверняка знал, как полезут эксперты-взрывотехники через окно и что они там должны будут увидеть. Поэтому я настаиваю: бомбу ставил профи. Скорее всего, из бывших военных. Таких сейчас у нас как собак нерезаных. Но примерный внешний вид, точнее, его телосложение, нам уже известно. Тощий! Вот такого субъекта и надо искать на Бережковской набережной. Не убедил?
– Погоди, а почему не возле дома Баранова? – спросил Грязнов.
– А потому, что там уже практически все опрошены, и никто такого типа не видел. Возможно, что работа была проведена ночью, так как Баранов явился домой только в половине седьмого утра. А ночами люди имеют обыкновение спать. Тем более что в подъезде только старый кодовый замок, который я сам открыл, не зная нужных цифр, – просто по вытертым кнопкам.
– А на Бережковской есть надежда что-то узнать? – спросил теперь Меркулов.
– Там, по-моему, проще. Растяжка вела от мусоропровода к двери на лестницу. Это уже как удалось восстановить криминалистам – по обломкам в основном. Но лестница посещаема. Прежде всего мальчишками, там все стены ими исписаны. А бомбист точно знал, что Артемова всегда ходит только пешком – странность у нее вот такая, каждый день спускаться и подниматься на девятый этаж без лифта. Время возвращения ее известно. Заранее ставить заряд и тем более закреплять растяжку было бы просто самоубийственно. Значит, она была поставлена в последний момент. Надо учитывать и то, что Алексеев уже находился дома. И если б пожелали взорвать его, заряд поставили бы так же, как и Баранову, у квартирной двери – чтоб наверняка. А здесь все было проделано в расчете именно на женщину, тяжело поднимающуюся по лестнице и не обращающую внимания ни на какие мелочи вроде того же блеснувшего тросика. Идея понятна? Больше того, я даже не исключаю, что тот взрывник мог находиться еще где-то в доме, чтобы собственными глазами убедиться в выполнении заказа. Его могли видеть жильцы. Вот на это в первую очередь мы и должны бросить все наши силы. Вы довольны?
– Вполне, – кивнул Вячеслав, за разговором успевший прикончить курицу. – А ты не пробовал, Саня, объяснить все это тому олуху из мэрии?
– Даже не пытался, ибо сей шаг посчитал бессмысленным.
– Хорошо, тогда насчет сил, – продолжил Грязнов. – Он кого имел в виду, Костя, нас с тобой?
– Нет, – без улыбки ответил Меркулов, – скорее всего, твоих ребят, Вячеслав.
– Да-да, Славка, твоих. На первый случай Яковлева с Галкой Романовой, а там посмотрим. Может, кого из бывших муровцев подключим. Опять же агентуру.
– А что, своих уже нет? – сварливым тоном возразил Грязнов.
– Мне асы нужны! – вздохнул Турецкий, перемигнувшись с Меркуловым.
Вячеслав Иванович просиял.
– С этого вам и следовало начинать... И как ты их хочешь использовать? – Он посмотрел на Турецкого.
– Галку пустить по квартирам – для опроса. Там народ проживает важный, не к каждому подступишься, а Галка умеет находить общий язык как с господами, так и с прислугой. А Володю? Для него у меня заготовлена работенка куда более интересная и, мягко выражаясь, пикантная. Одну лукавую девушку надо охмурить. И при этом остаться живым.
– Что, так опасна? – ужаснулся Вячеслав.
– Косте только не говори, – громко сказал Турецкий, прижав к углу своего рта ладонь ребром, будто он сообщает важную тайну. – Я бы сам взялся, да, боюсь, сил не хватит. А там опозориться просто никак нельзя.
Грязнов, естественно, «догадался» и загоготал этаким молодым жеребцом. А Костя помрачнел прямо на глазах.
– Эй, вы чего там затеваете? Молодежь мне развращать?! На самих давно пробы ставить негде, так теперь за молодых взялись? Я с таким трудом вырвал из-под твоего, Саня, влияния беднягу Поремского, так вы теперь другого испортить хотите? Не позволю! Сами, так уж и быть, черт с вами, бездельники, а молодых не дам развратить!
– Костя, да какой же там разврат? – мягко возразил Турецкий с укоризненным видом. – Всего и дела-то – постараться полностью расслабиться и отдаться во власть девушки. Быть с ней вежливым. А потом, когда она, как та пиявка, сама отвалится, аккуратно и нежно расспросить кое о чем. И все дела! Подумаешь! Инструктаж я бы поручил Славке. Девица, кстати, молодая, но, на мой взгляд, достаточно опытная. А что касается, к примеру, меня, то я боюсь, что наложение одного опыта на другой – понимаешь? – Турецкий пошлепал одной ладонью о другую, – может случиться совершенно непредвиденное. Девица быстро со мной соскучится и станет неразговорчивой.
Турецкий сам едва сдерживался, а Грязнов гоготал уже без перерыва. Костя посмотрел на него – стареющего льва, когда-то огненно-рыжего, от чего остались лишь пегие клочья вокруг настоящей генеральской лысины, и тоже заулыбался, чувствуя, что это был их очередной розыгрыш.
– Ну если только так, – сказал наконец снисходительно, чем вызвал новый приступ хохота – теперь уже у обоих «бездельников».
Отсмеявшись и вытерев слезы с глаз, Вячеслав спросил:
– А ты еще что-то про агентуру поминал, Саня? Это в каком смысле?
– Тут сложнее... – посерьезнел Турецкий. – У меня ощущение, что дела Баранова не совсем чистые. Нарколог, наркотики, понимаешь, масса всяких соблазнов, да та же девица в приемной, готовая на все... Там наверняка имеются зацепки, которые надо вычислить.
– Это у тебя ощущение или уверенность? – перебил его Меркулов.
– Уверенность, Костя, появится тогда, когда наша девушка откроет наконец рот. Вот в этом я убежден. Но она должна сделать это добровольно. Потому я и хочу ей всемерно помочь в этом вопросе. Вплоть до обещания жениться.
– Ничего себе запросы! – воскликнул Грязнов.
– Это только первый шаг, Славка. А второй последует после того, как наш агент, в смысле твой, сумеет вычленить из общей массы знакомых Баранова, всякого рода сволоты и наркоманов, вьющихся вокруг него, нужного нам человека. Я – вот тут уже почти – уверен, что киллера надо искать где-то рядом с ним или с его знакомыми. Неплохо бы, вообще говоря, установить и слежку за ним...
– Да, и прослушивание телефонов и мобильной связи, – в тон ему добавил Меркулов, – а ты сам не наглеешь, Саня? Откуда ты возьмешь соответствующие санкции? Лично я тебе их обеспечить не смогу.
– Но, Костя, – с фальшивым пафосом воскликнул Турецкий, – ты же сам только что обсуждал с нами президентскую тему! Уж если ты не совсем, извини, в курсе, то что могут на это ответить какие-то там судьи, от которых будет зависеть решение о прослушке? Да они в пыль разобьются, чтобы помочь органам выполнить строгий наказ президента! Ведь мы ж не о бомже, в самом деле, речь ведем, а о самом заместителе московского мэра!
– А что, Костя, Саня абсолютно прав, – поддержал Вячеслав.
– Ну хорошо, а чем вы оправдаете свой интерес к Баранову, расследуя дело вокруг Алексеева? – спросил Меркулов.
– А кого будут волновать такие тонкости следственных мероприятий? – сварливо ответил Турецкий. – Костя, ты меня иногда ну так удивляешь... прямо до изумления!
– Не хами! – отрезал Меркулов. – Там, где есть логика, там она есть, – уже примирительным тоном продолжил он. – Я разве возражаю? Я выясняю для себя, насколько вы сами уверены в своей правоте.
– Ну да, – Турецкий пробурчал, цитируя старинную реплику Карла Маркса, – «ваша правота по отношению к моей правоте столь бесправна, что я вправе...». Ты это имел в виду?
– Примерно! – с вызовом ответил Костя. – И ты не вправе, понял? Поэтому поступим так. Я попробую кое-что провентилировать. Насчет скоропалительных мер – не обещаю. Но отдельные вещи сделаю. Вы поднимайте свои кадры и начинайте облаву со всех направлений, на раскачку времени больше нет.
– Так мы и не... – попытался возразить Турецкий, но Меркулов остановил его решительным взмахом руки:
– Скажите своим, чтобы они ни на миг не забывали об отвлекающем моменте – то есть постоянном присутствии если не в самом доме на Бережковской набережной, то рядом с ним. И это должны видеть жильцы и проникнуться, ясно?
– Так точно, ваше высокопревосходительство, – взял под воображаемый козырек Турецкий.
– Ну а раз так, то военный совет закончен. Можете проводить меня. Но не напивайтесь после моего отъезда до состояния полной бессознательности!
– Костя, не обижай! Ты когда-нибудь такое видел?
– Вот и говорю, что боюсь увидеть...
2
Рабочая версия была подробно изложена собравшемуся уже назавтра наличному составу участников следственной группы. Собственно, для них и было предназначено совещание в кабинете заместителя директора департамента Грязнова. В своей комнатенке Турецкий не стал собирать народ. Люди могли бы просто не поместиться. Да и потом, в Генеральной прокуратуре столько посторонних лиц, явившихся к первому помощнику генерального прокурора, наверняка вызвали бы нездоровый интерес, который был никому решительно не нужен. Тут ведь как! Чем тише, тем ближе к истине.
Помимо грязновских оперативников и Поремского на совете присутствовали еще начальник следственного отдела межрайонки Кучкин, которого Александр Борисович твердо приписал к своей группе, а также «молодое дарование» Сережа Мордючков, которое уже умудрилось с утра «отметиться» пивком. Немного «вчерашний» Вячеслав Иванович, сидевший, естественно, на председательском месте, хищно поводил крупным своим носом в направлении эксперта-криминалиста и завистливо вздыхал. Турецкий, наблюдая, внутренне рыдал от смеха – сам он чувствовал себя, особенно после обещания Кости, уже на улице, у автомобиля, добиться санкции на установления прослушки, – в общем, нормально. Даже Ирина, супруга, не могла дома не оценить его старательных потуг появиться дома после дружеской попойки пусть и навеселе, но в абсолютно пристойном виде, что и было отмечено максимально благожелательным и обещающим поцелуем.
Подробное, с остановками, попутными разъяснениями, ответами на возникающие по ходу дела вопросы, изложение основной версии, а также и второй, используемой ими в качестве прикрытия, не заняло долгого времени.
Затем, когда общее любопытство было утолено, каждый из участников следственно-оперативной группы получил свое персональное задание. Не обошлось и без курьеза – это когда коснулись задания Володи Яковлева.
Слово для обозначения основных его задач, а также вариантов подхода к намечаемому объекту, было предоставлено Турецкому как человеку, ближе всех остальных знакомому с темой. А уж он постарался немного отвлечь молодых коллег от мрачноватых предчувствий – иного ощущения долгая и кропотливая, рутинная работа, которой им предстояло вплотную заняться, и не могла вызвать у них. А тут отвлеклись немного, посмеялись, накидали молодому капитану милиции дружеских советов, после чего разбежались – каждый по своему заданию.
Александр Борисович, как человек пунктуальный в делах, которые требовали обычно особого внимания, попросил Яковлева немного задержаться. Он хотел высказать еще ряд уже чисто личных соображений, о чем не мог, естественно, говорить вслух в присутствии Гали Романовой.
Вячеслав Иванович посмеивался, Володя краснел, как застенчивая девица, – само задание подобного рода ему еще не поручали, хотя в оперативной работе, он прекрасно знал, случается всякое, а уж подобное задание всегда представляется скорее приятным, нежели наоборот. Но тут, правда, как посмотреть – с каких позиций и какими глазами...
А Турецкий предложил Яковлеву следующий вариант действий.
Итак, шеф – это, разумеется, он, Александр Борисович Турецкий, возвратившийся из диспансера в рабочий офис, – всем своим видом и тем более восторженными репликами объяснил узкому коллективу, что случайно познакомился с девушкой такого высокого класса, что просто потерял душевное равновесие. И разговаривает он теперь, общаясь к сотрудницам и называя их по ошибке Варварами, Варьками, даже Варежками, таким проникновенным и ласковым голосом, что стало уже заметно всем окружающим – залетел шеф. И вот теперь он, Володя Яковлев, отчасти как доверенное лицо своего шефа, получив задание проверить кое-какие факты, касающиеся деятельности наркологического диспансера, решил выяснить для себя наконец, в кого это с такой неожиданной силой втюрился Турецкий. И потому он здесь. В смысле на телефонной трубке ее мобильника, номер которого самым наглым образом списал с одного рабочего документа у Александра Борисовича.
Задача? Немедленно познакомиться с воображаемой дамой его сердца, и желательно как можно ближе. Лучше совсем вплотную.
Юный, цветущий вид капитана, его краснощекое, особенно с улицы, лицо, говорящее о прекрасном здоровье и не растраченных еще физических силах, должны были определенно привлечь внимание Варвары, с утра до вечера болтающейся между врачами, пропахшими лекарствами, и наркоманами с алкоголиками, тоже провонявшими известно чем.
Кстати, неплохо бы и самому слегка освежиться перед первым свиданием туалетной водой – подороже и поприятнее. И почаще потом менять свой запах – многие женщины это по-своему ценят. Последнее было уже из собственного опыта Александра Борисовича – по молодости, разумеется.
Куда с ней деваться? Да куда угодно, хоть и на отцовскую дачу в Фирсановке, – не раз, случалось, бывали там прежде Грязнов с Турецким на шашлычках, это еще когда отец Володи пахал в МУРе, в заместителях у Славки. Дом хороший, зимний, это они оба помнили, так что и для приятного свидания имеются все условия.
Можно использовать и второй вариант. Пусть Вячеслав отстегнет на короткое время – а долго этот роман длиться и так не будет – одну из своих старых конспиративных квартир. Сохранил, поди, кое-что для служебных-то нужд.
Короче говоря, под флагом зависти к Турецкому, который загорелся минутным сладострастием, и ничем иным – поскольку об этом многим сотрудникам уже известно, – Володя собрался быстро и решительно перебежать шефу дорожку. В любви никакие договоры и условности не существуют! Другими словами, вот он тут: в одной руке цветы, в другой – хороший коньячок, в кармане шелестят купюры, выделенные на оперативные нужды, но в данном случае предназначенные для утоления неожиданных желаний, и звякают ключи от хаты, где никто любовников не побеспокоит. Причем конспиративная квартира может быть даже лучше, поскольку она хранит аромат неожиданности, а также причастности к служебным тайнам.
Это первый шаг.
Второй надо сделать только после того, как девушка действительно сочтет себя полностью удовлетворенной и даже частично чем-то обязанной за такой стремительный подарок любви. Этот следующий шаг обозначит мягкий и ненавязчивый переход к той теме, которая уже была, как бы между делом, заявлена Володей заранее. То есть проблемы наркологии. Что должно интересовать? Контингент пациентов. Нет ли среди них таких людей, которые бы смертельно завидовали Вячеславу Сергеевичу?
Кстати, о нем следует говорить только с повышенным пиететом – как о личности значительной, неординарной, перспективной и соответственно требующей особой к себе заботы и внимания. Кроме возможных «злодеев» неплохо было бы услышать и о друзьях доктора. Или о близких ему людях. Или о товарищах, собутыльниках, женщинах, с которыми он встречается, являясь холостяком, так что ничего зазорного в этом нет. Володя тоже ведь холостой, хорошо понимает его. Как и девушку Варю, которая также стремится урвать от жизни, пока молодая, как можно больше удовольствий и наслаждений. Это тоже нужно подчеркивать, ибо возведение даже обыкновенной похоти в ранг высоких материй, причисление ее к области возвышенных чувств, непременно будет способствовать самоутверждению данного объекта и, как говорил один сатирик, возвышать его (ее) над самим собой, любимым (любимой).
Попутно было бы неплохо выяснить, кто посещал доктора в последнее время, с кем он встречался на работе, к кому ездил в гости или просто на встречи. Особо это касается тех лиц, которые являлись во внерабочее время, из-за которых доктору приходилось задерживаться после окончания рабочего дня. Словом, необходимо изучить все его окружение. Но сделать это надо так, чтобы сам он ни о чем не догадывался, даже не помыслил, что его пасут. Или, не дай бог, прослушивают телефонные разговоры. Это табу.
И если девица согласится принять участие в такой вот игре, которая для нее самой, с одной стороны, покажется действительно шутливой и абсолютно неопасной забавой, а с другой – явится неоценимым подспорьем в расследовании, можно будет считать, что дело выгорит. И тут чем больше искренности и юношеского наива, тем лучше. Ведь она наверняка полагает себя опытной сердцеедкой, если не сказать большего.
Вячеслав Иванович, также внимательно слушавший поучения Александра Борисовича, лишь ухмылялся и покачивал головой.
– С такой глубокой и детальной психологической разработкой, Саня, я бы плюнул на свое кресло да сам пустился во все тяжкие! А что? Никакого же риска!
– Так за чем же дело? – усмехнулся Яковлев, так и сверкавший глазами.
– За тем, что задание поручено тебе, а, к сожалению, не мне, – вздохнул Грязнов. – Мне бы такого учителя в моей оперативной молодости, Володя, я бы далеко пошел!
– Да вы и так вроде...
– А был бы еще выше. Ну, надеюсь, у тебя нет существенных возражений? Просьб никаких?
– Только одна, – вдруг, смутившись, сказал Яковлев.
– Валяй какая? – Грязнов с Турецким незаметно перемигнулись.
– Чтобы это... ну чтоб мое задание, вот как сейчас, больше не обсуждалось. Я имею в виду при Гале, ладно?
Старшие товарищи снова переглянулись и почти одновременно уверенно заявили:
– Да ты чего, Володь?..
– Как тебе в голову такое могло прийти!.. Это ж важнейшее оперативное поручение!..
– Это как разведчик в глубоком тылу врага! Ну как Штирлиц!..
– Нет, Саня, Штирлицу было проще, к нему даже жену на свидание привозили, ты вспомни. А тут придется все самому. Все до последней мелочи. И каждый шаг свой при этом контролировать.
– Да ладно вам, ей-богу! – совсем уже засмущался Яковлев.
– Ты как с высоким начальством-то разговариваешь? – шутливо рассердился Грязнов, но, продолжая улыбаться, добавил: – Ладно, тайну сохраним. Удачи тебе. А ключик все-таки возьми.
Он открыл ящик письменного стола, пошарил там и вытащил обыкновенный ключ от английского замка, прикрепленный к визитной карточке.
– Тут и адрес. С собой не таскай, но запомни твердо. Постарайся быть постоянно на связи. Свободен, привет родителю...
3
Галя Романова, которой досталась самая нудная и неблагодарная оперативная работа, но которая требовала особой тщательности и чисто женского обаяния, умения разговорить незнакомого собеседника, отправилась на Бережковскую набережную.
Задание осложнялось еще и тем, что со дня взрыва, унесшего жизнь женщины и разрушившего несколько лестничных пролетов со всеми службами – мусоропроводом, лифтами, выбитыми в доме стеклами, – дыры удалось отчасти залатать – люди-то продолжали жить, ходить на работу, выгуливать собак, водить детей в школу. Никто ж их не выселял. Объявили, что взрыв был четко направленного действия, то есть организован специалистом, поэтому так мало пострадавших. В противном случае жертв было бы несравненно больше.
И вот теперь, по прошествии двух недель, мало кто хотел вспоминать то, что случилось.
Прежнюю консьержку, допустившую проникновение в дом террориста, сразу уволили, а ее место заняла пожилая женщина, как сказали Гале в ЖЭКе. И теперь очередная стражница сидела все в той же застекленной конторке и внимательно читала объявления в толстой цветной газете. Если бы Галя сама ее не окликнула, она бы и не обратила внимания на пришедшую женщину. Вечная и неразрешимая проблема...
Оказалось, что в том же ЖЭКе даже не знали, где проживала прежняя консьержка. Пришлось искать ее с помощью новой стражницы. И вот тут уже очередная «работница охраны» проявила «бдительность». Она назвала адрес своей предшественницы только после того, как сама внимательно ознакомилась со служебным удостоверением Романовой. А квартира прежней сторожихи по фамилии Еропкина находилась в этом доме, этом же подъезде на втором этаже. Галя смотрела протоколы опросов – Еропкина ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знает. Она еще и глуховатая, оказывается, была.
На дверной звонок откликнулся писклявый старушечий голос:
– Иван Захарыча нету еще, приходите позже.
– А он мне не нужен, – отозвалась Романова. – Мне надо срочно поговорить с Ксенией Никифоровной Еропкиной. Где она?
– Она – это я буду, – отозвался голос. – А кто ко мне? Я без хозяина никого не пущу! Не велено!
– Я из милиции. Откройте дверь, и я предъявлю вам свое удостоверение.
За дверью воцарилось молчание, затем послышалось:
– Ладноть, только я на цепочку.
В образовавшуюся щель сверкнул любопытный глаз. Посмотрел, прочитал, и... цепочка упала. Дверь открылась. На пороге стояла невысокая пожилая женщина в платке и пытливо разглядывала Галю.
– А зачем я вам понадобилася?
– Я должна задать вам несколько вопросов относительно того взрыва, который произошел в вашем доме две недели назад.
– Эва! – всплеснула руками женщина. – Я уж и забыла!
– Придется вспомнить, – жестко заявила Галя, ставя ногу и не давая закрыть дверь.
– Да что ж это такое?! – вдруг истошным голосом завопила бабка.
На ее крик из глубины квартиры появился солидный дядечка в полосатой рыжей пижаме и домашних шлепанцах. Он сурово взглянул на Романову и приказным, командирским тоном закричал:
– Кто такая? Что надо в моем доме?
Вероятно, это и был Иван Захарыч, которого «не было дома».
Галя спокойно объяснила и предъявила удостоверение, которое тот буквально вырвал из ее рук. Но, прочитав, задумался. Потом сказал, возвращая удостоверение:
– Я не знаю, что вы можете еще узнать у этой... – Он даже не соизволил назвать бабку по имени-отчеству. – Ее, насколько мне известно, уже допрашивали, она все сказала, что знала. Ну сколько это может продолжаться? – стал он заводиться.
Но и Галя тоже была не лыком шита – вся в свою бравую тетушку, генерала милиции, частенько говорили ей об этом те, кто знал Александру Ивановну, Шурочку...
Чуточку взволнованным голосом она объяснила, что показания, данные гражданкой Еропкиной Ксенией Никифоровной, были сняты с нее формально и по этой причине не могут удовлетворить следствие. Вот и вынуждена она теперь терять драгоценное служебное время на повторение вопросов.
Но Иван Захарыч был неумолим, можно подумать, что он обладал особой какой-то властью над прочими смертными. Он заявил, что никакого нового допроса не допустит и по этому поводу готов немедленно звонить в ту организацию, которая прислала Галю.
– Сделайте одолжение, – немедленно и охотно согласилась Галя. – Только вам придется сделать не один, а два звонка, но вы не волнуйтесь, я продиктую оба телефона. Первый – это помощник генерального прокурора России Турецкий, а второй заместитель директора Департамента уголовного розыска МВД России генерал Грязнов. Будете записывать номера или так запомните?
Громогласный хозяин еще немного подумал и заявил:
– Ну хорошо, в конце концов, чтобы не отвлекать подобными мелочами занятых людей, вы можете задать ей, – он обернулся к бабке, – свои вопросы. Это устроит?
– Так точно, – ответила Галя и добавила: – Если вы считаете женщину несовершеннолетней либо неспособной отвечать за свои слова и действия, можете лично присутствовать при допросе.
– Мне это совершенно ни к чему, – ответил хозяин уже вполне нормальным тоном. – Можете вместе с бабой Ксюшей пройти на кухню. Только это... – он брезгливо взглянул на ноги Романовой, – пальто снимите и сапоги, вон есть тапочки...
Галя сняла верхнюю одежду, сапоги – вполне хорошие еще, во всяком случае надраенные до блеска, и прошла за бабкой на кухню. Там села на поданный ей стул, разложила на столе листы протокола и задала первый вопрос:
– Вот в прежнем протоколе сказано, что вы, находясь в служебной конторке, не слышали взрыва. Объясните, чем вы в тот момент занимались, если не слышали, когда все жильцы показали, что взрыв был такой силы, что даже дом качнуло?
– Вздремнула, наверное, – честно призналась та. – Ходють цельный день без конца туда-сюда. Вот глаза от ихних хождений сами и смыкаются. А что качнуло, не то чтобы не слышала, а только потом сообразила, когда народ-то побежал да милиция понаехала. Да, стало быть, качнуло, было такое. Я тоже говорила, да, может, они не записали.
– Кто – они?
– Да там молодой такой был вроде тебя, девонька.
– Кого из посторонних, не проживающих в вашем доме, вы видели незадолго до взрыва входящими в ваш дом?
– Дак это... Я их и не пускала.
– Значит, вы можете утверждать, что ни одного незнакомого человека не пустили в дом?
– Ну... могу, а чего?
– А таковые были?
– Дак я, считай, всех знаю, которые ходють! Из ЖЭКа которые, сантехник, электрик, этот еще... забыла. Телефонный мастер, он на девятый приходил, к Ляксеевым же, да!
– В какое время?
– А днем, точно, вспомнила, был такой. Сказал, что Ляксеев и вызвал.
– А где в это время был сам Алексеев? – спросила Галя, вдруг почувствовав, что, кажется, становится «горячо».
– Так он и был дома уже. Приехал, значить.
– А у вас не принято звонить жильцу, проверять, был ли вызов?
– Дак то ж Ляксеев! – со значением произнесла фамилию бабка. – Чего ж его-то проверять? Он сердитый.
– Как выглядел тот телефонист? Можете вспомнить и описать максимально подробно?
– Максимально-то нет, милая, ты чего, куда мне. А так обыкновенный. Нос, два уха... Худой больно и старый. Я еще удивилась, чего это он работает, не на пенсии? А он с чемоданчиком прошел к лифту и уехал наверх.
– А когда ушел?
– А вот как уходил, не видала, милая. Может, в квартире у Ляксеева работал?
– Хорошо, этот факт я проверю. Но вы точно этого телефонного мастера прежде не видели?
– Да уж чего я, совсем, что ль, милая? – возмутилась было бабка. – Говорю, не видела!
– А вам известно, что, возможно, этот ваш неизвестный мастер приходил, чтобы убить Алексеева? Взорвать его!
– Да ты чего?! Скажешь такое! Может, еще думаешь, я его нарочно пустила?
– Вы говорите глупость! – раздался властный голос из коридора. Видно, хозяин подслушивал разговор и вот не выдержал. – Это чушь! Можете так и заявить своему начальству! – добавил он, выходя в кухню. – Убита была Татьяна Васильевна, супруга его, а не он сам!
– Да что ты говоришь такое, Иван Захарыч?! Да как же оно можно, Татьяну-то Васильевну – за что? Ай, господи, грех какой! – всполошилась бабка, будто впервые услыхала об этом.
А может, она и в самом деле того? С выкрутасами в мозгах?
– Почему вы так уверены? – повернулась к хозяину Галя. – А вот сам Алексеев категорически утверждает обратное! И мы работаем именно над этой его версией! – запальчиво произнесла она.
«Пусть все в доме знают об этом, – подумала Галя. – Еще встретить парочку таких вот Захарычей, и весь дом будет в курсе дела. А значит, и Алексеев наконец успокоится, узнав, что вышло по его требованию...»
И еще она подумала, что Александр Борисович, видимо, был прав, указав на худощавого исполнителя. Надо бы только узнать о нем побольше. Возможно, кто-то еще видел его в доме, так что надо бы составить фоторобот преступника.
Хозяин пробурчал под нос что-то сердитое и покинул кухню.
Нарываться самой на свирепого Алексеева Гале совсем не хотелось, она была готова предоставить эту радость любому из своих начальников. Да, впрочем, его и дома наверняка не было – рано еще.
Она поблагодарила Ксению Никифоровну, дала ей расписаться на листе протокола и ушла. Решила пройтись по всем этажам, может быть, кто-то еще видел пожилого телефониста. А потом надо будет зайти на районную телефонную станцию и узнать про мастера, не исключено, что там ни о каких вызовах в квартиру Алексеева не слышали и этот человек как раз и может оказаться тем самым исполнителем-взрывником...
Отчасти Гале Романовой повезло, отчасти – нет.
Большинство из тех немногих жильцов, которые находились не на работе, не видели худощавого, пожилого мастера с телефонной станции с чемоданчиком. В основном расспрашивать приходилось стариков-пенсионеров. И вот среди них нашлись двое таких, что действительно смогли что-то сказать.
Один пожилой мужчина с десятого этажа вспомнил, что, когда он выносил из квартиры целлофановые пакеты с хламом, чтобы опустить их в мусоропровод, он услышал, как резко и противно заскрежетала крышка закрываемого, видимо, этажом ниже мусоропровода, хотя гула от падения брошенного в него мусора не было слышно.
А второй, его же возраста мужчина, отдыхал у входа в подъезд на лавочке и видел, как из арки появился пожилой человек в куртке, на спине которой было написано белыми буквами полукругом: «Телефонная служба». И был у него еще потертый чемоданчик в руке. Сейчас подобные редко кто уже носит. Коричневый такой, небольшой чемоданчик с металлическими наугольниками. Запомнилось, что мелькнула мысль: смотри-ка, старый уже, а все вынужден работать. Вот она жизнь наша нынешняя – неблагородная, нет, никакого уважения к возрасту. А этот, видно, серьезно болен – до того худ, прямо до истощения. Но вот лицо его жилец почему-то не запомнил. Такое оно и было – простое, морщинистое, незапоминающееся. Разве что глубокие складки у носа и сам нос – висячей грушей. Похож на вышедшего из запоя алкоголика. Но шел прямо, не горбился, и движения были уверенные. Такой вот парадокс, понимаешь...
Записав номер телефона и фамилию жильца, Галя вежливо предупредила старика, что его помощь может понадобиться следственным органам при составлении фоторобота этого человека, который подозревается в совершении преступления. Дед начал немедленно отказываться, говоря, что он нетранспортабельный, что рисовать не умеет, да и рассказчик из него никудышный, но Галя похвалила его за наблюдательность и ушла поскорее. Все-таки это была удача.
Дожидаться возвращения с работы Георгия Витальевича Алексеева она не стала, на это мог бездарно уйти весь день. Проще было тому же Александру Борисовичу либо Вячеславу Ивановичу позвонить важному чиновнику на службу и прояснить вопрос с телефонистом.
Сама же Романова отправилась в районный телефонный узел.
Но там, как скоро выяснилось, не работал телефонист, которого, со слов свидетелей, описала Галя. Впрочем, она в этом и не сомневалась.
4
Вячеслав Иванович долго копался в своей старой записной книжке. И так ее листал, и этак. Ворчал что-то под нос, наконец ткнул пальцем:
– Вот! Я же говорил? – удовлетворенно сказал самому себе.
Кому он и что говорил, понять было невозможно, поскольку в кабинете он находился один.
Еще какое-то время ушло на телефонные переговоры, выяснения, какие номера пришли на смену старым, и вот после очередного набора цифр, которые Грязнов тщательно вписал, вместо забеленных замазкой старых, абонент отозвался:
– Брискин у телефона, вам кого?
– Тебя, Исай Матвеевич, именно тебя мне и надо, – радостно ответил Грязнов. – Как жив-здоров? Сто лет тебя не видел! Грязнов побеспокоил, помнишь такого?
– Век бы тебя не помнить, Вячеслав Иванович, – с ходу ответил Брискин, – да куда от вас от всех денешься! С чем звонишь-то? Ты учти, отошел я от дел, никого давно не встречал, кто жив еще, а кто уже нет, не знаю. Да и знать не желаю, вот так!
– А мне всех и не надо, Исай, мне только некоторых. Ты лучше вот что скажи, на гитаре своей играешь? Все косишь под Розенбаума?
– Есть такой грешок, – обрадовался перемене темы бывший патологоанатом, которого в свое время Вячеслав Иванович взял на наркоте, но по мелочи, и решил не привлекать, а оставить у себя в загашнике – до будущих времен.
Он, этот лысый, чем-то отдаленно напоминавший известного питерского певца – тоже из медицинских работников, – носил кличку Розенбаум – за лысину и, естественно, за хриплый, блатной голос. Ну и за гитару еще, на которой постоянно бренчал. И чего-то у него даже получалось.
– Мне бы тут посоветоваться с тобой, Исай, надо. По старым твоим связям. Где тебе было бы удобно, так чтоб мы оба не особо светились, а чуток посидели, как в добрые прошлые времена?
– Ну домой я тебя не зову, нечего тебе тут делать. А вот посидеть... Ну давай у метро «Щелковская». Пивной бар найдешь? Спросишь Розенбаума, меня там всякая собака знает.
– Уж больно место шумное ты выбрал, а потише где нельзя? – недовольно ответил Грязнов.
– Так в шуме самая и тишина. Я обычно в правом дальнем углу столик занимаю. Вот и подходи. А ежли чего, можно и в кабинет перейти, к Васе, – друган у меня в официантах, он устроит. Но там подороже, за обслугу.
– Понял. Ну подгребай туда к шести, что ли. И я подойду. Крайний в правом углу, да? Найду...
Говорят же, кто с наркотиками связался, тот с ними уже до смерти не развяжется. А Розенбаум – не певец, конечно, а патологоанатом – давно сидел на мягких наркотиках, типа «кислоты» – таблеток «экстези», «голландских марок». Покуривал «план» и прочую возбуждающую дрянь. Похоже, организм его был изначально здоров и не хотел поддаваться издевательствам над собой. Вот к крепкому спиртному патологоанатом был всегда равнодушен, хотя имел спирт под рукой, но больше предпочитал пивко, и в немалых количествах, хотя и оно не шло ему на пользу – как был ходячей каланчой, так и не смог раздобреть телом. Разве что теперь, в старости, когда организму небось надоело терпеть насилие над собой.
Для посещения бара Вячеслав Иванович и оделся соответственно – снял форму, надел гражданское, кепочку взгромоздил на лысину и стал похож на обыкновенного посетителя пивной. А уезжая на служебной машине в район метро «Щелковская», подумал, что, вообще-то, мысль о кружечке пивка сидела в голове еще с утра, когда он унюхал кисловатый запашок от входившего криминалиста Сережи, и остро позавидовал тому. Видать, тут что-то фрейдистское, как сказал бы Саня. Думал, думал – и вот на тебе!
Он остановился в отдалении и пешочком прошел пару кварталов до бара. Посмотрел на часы – было еще без четверти шесть.
Бар уже наполнился посетителями. Но Грязнов сразу прошел к дальнему правому столику и, увидев, что он занят молодыми людьми, ни один из которых ничем решительно не напоминал Розенбаума, остановил первого попавшегося ему на глаза официанта и спросил, где найти Васю. Тот, не оборачиваясь, показал рукой в сторону темного коридора. Грязнов пошел туда, и единственный официант, который шел ему навстречу с большим подносом, уставленным закусками, оказался искомым Васей.
– Тут мой знакомый Розенбаум, ну Исай Матвеич, сказал про тебя, Вася, что ты можешь организовать кабинетик. Как насчет этого? Я не поскуплюсь.
– Сделаем, – коротко изрек Вася и кивком пригласил следовать за собой.
Занеся в очередной кабинет поднос, он вышел и опять кивком позвал дальше. Своим ключом открыл следующую дверь и гостеприимным жестом пригласил войти.
– Что прикажете?
– Пивка подносик, Вася, и легкой закусочки – на твой выбор. А когда появится Розенбаум, позови его, пусть подойдет сюда, лады?
– Будет сделано-с! – четко ответил Вася и удалился, прикрыв за собой дверь.
В комнатенке, освещенной настольной лампой, без окна, больше похожей на кладовку, стояло еще два стула. Понятно, для приватных встреч – именно то, что и надо. Но Грязнов обошел всю комнату, огляделся внимательно и подумал, что здесь, должно быть, чисто. Однако проверить не мешало, но не сейчас – позже.
И когда Вася принес на подносе шесть кружек пива с обильными шапками пены над каждой, а с ними большое блюдо, заполненное раками, крупными креветками, нарезанным сыром типа «Рокфор» и прочими вкусными мелочами, Грязнов не преминул тихо спросить:
– У нас тут разговор – не для чужих ушей, понимаешь? Так здесь у тебя все чисто? Проверять не придется? – И Вячеслав Иванович строго посмотрел на него.
– Можете не сомневаться, как для себя, – вышколенным тоном ответил Вася и слегка поклонился. – А им я передам-с.
«Им – это наверняка означало Розенбаума. Смотри-ка, пользуется еще старик, ишь ты!..» И Вячеслав Иванович сел за стол – было уже совсем невтерпеж.
Розенбаум подошел к третьей кружке.
Вошел в комнату как к себе домой. Походя сунул Грязнову жилистую руку с длинными узловатыми пальцами и тут же взял кружку, которую опорожнил в два глотка. Отодвинул пустую, придвинул новую и стал присматриваться к ракам, переворачивая их и подергивая пальцем шейки – это он проверял, живыми их варил повар или уже снулыми. Выбрал наконец самого крупного и с хрустом разломил панцирь, после чего стал плоским ногтем соскабливать с внутренней стороны розовый жир и обсасывать палец. Делал он это хоть и не очень «вкусно», зато профессионально. От большого рака остались лишь рожки да ножки.
И вот отгреб от себя по столу высосанные лапки и прочие несъедобные части, вытер бумажной салфеткой пальцы и уставился на Вячеслава Ивановича.
– Какие вопросы? – без имени, без отчества, как к постороннему.
– Тут у тебя как? – спросил в свою очередь Грязнов, обводя рукой стены.
– Нормально. Кто тебе нужен?
– Я хочу, чтобы ты выслушал меня очень внимательно, Исай, и хорошо подумал, прежде чем отвечать. Есть такой коллега у тебя, бывшего. Нарколог Баранов, главврач диспансера в соседнем округе, слыхал?
Исай утвердительно кивнул.
– Это хорошо. Окружение его тебе известно?
Исай помолчал и неопределенно пожал плечами. Спросил:
– Дело ему шьешь?
– Ему пока нет, а ты что, заботишься о нем? Помогает с этим? – Грязнов потыкал пальцем себе во внутренний сгиб локтя.
– Ты же знаешь, я не по этой части. Я больше травкой балуюсь. Как в Голландии, где совсем не запрещена наша дорогая отечественная Марь Хуановна, сечешь? Там люди живут!
– А у нас кто? – улыбнулся Грязнов, уже зная ответ.
– А у нас волки позорные!
– Так уж! Тебя разве кто трогает?
– Я другое дело. Я специалист, свое знаю... Так кто тебя из окружения-то интересует? На кого глаз положил?
– Да ты пей, пей. И закусывай. Я вот еще кусочек сыра съем и все остальное тебе оставлю, для кого заказывал-то?.. И вообще, хочу дать тебе подзаработать. Или ты тут бесплатно устроился? За харчи?
– По-разному, – словно бы засмущался Исай. – Через часок выйду туда, – он кивнул на дверь, – поиграю им маленько... Так кто конкретно, говори.
– Если б я сам знал, Исай... Ты вот сообрази. Если б я решил кого напугать до смерти, понимаешь меня? И отыскал бомбиста, который смог бы организовать... громкий шум по твоей бывшей части, ну связанной с моргом, я бы к кому обратился за помощью? А после, чтоб отвести от себя подозрение, повторил бы то же самое у себя дома, но только уже без шума. Как на такое дело смотришь?
– Ты, что ль, про исполкомовский дом? На «Киевской»?
– Слышал уже, значит?
– А кто не слышал? На лепилу намекаешь?
– Чего это ты так его, коллега твой все-таки в прошлом!
– Хрен он мне, а не коллега. Кликан у него такой среди наркошей. Так что, ему тоже подсунули?
– Нашли, говорят, да только не сработало.
– А-а, ты вот о чем? – Исай задумался, стал обеими ладонями, прямо-таки со скрипом, тереть свой лысый череп. Наконец прекратил это дело. – Тут недавно один коньки отбросил... Точней, нырнул. И не вынырнул больше. Темный тип, Додиком звали. Вообще-то, он Давид. Грицман фамилия. Наш человек. На тачке угодил прямиком в Яузу. Говорят, был уже вусмерть обдолбанный. Он вроде в друганах ходил у лепилы. Но я за это не отвечаю.
– А почему считаешь, что темный тип?
– Так говорят, – туманно ответил Исай и снова принялся за очередного рака, которого он предварил все тем же приемом – кружкой в два глотка. Ну и глутка у человека! Но с другой стороны, понял Грязнов, при халяве иначе и нельзя, можешь не успеть. А кто не успел, – известно, тот опоздал...
А про этого Додика надо будет посмотреть в оперативных сводках, наверняка факт утопления на автотранспортном средстве зафиксирован в милицейском протоколе.
– Лепилу-то ты сам знаешь? – спросил Вячеслав Иванович. – Или только по слухам?
Исай снова неопределенно пожал плечами, усиленно занимаясь раком. Мешать ему, отвлекать – было делом бесполезным.
– Я с ними не кантуюсь, – соизволил наконец ответить Исай.
– С чего это? – пренебрежительно заметил Грязнов. – Гордый, что ли, стал?
– Не-е... Я предпочитаю со своими ребятами...
– Да откуда у тебя свои-то, всю жизнь был волком-одиночкой, – возразил Грязнов.
– Был, да сплыл... Я теперь с «гиппократами» дружу.
– Чего-то новенькое?
– Да не, частная клиника. Иногда приглашают... помочь.
– И в чем же помощь?
– Разное... Нет, что-то я не по делу разболтался. А чего тебе надо от «гиппократов»? Они крепкие парни... Хи-хи! – мелко засмеялся он.
И тут Вячеслав Иванович заметил, что Исая, кажется, понесло. То есть повело куда-то в сторону. Так, будто он уже принял где-то основательно, а сейчас лакирнул по привычке пивком и поплыл. О каких-то «гиппократах» понес. Кто такие? Зачем? Бандиты, что ли?.. Но не перебивал.
– Там очень крутые... да еще покруче будут, один Борька-Боксер троих будет стоить... А про Шкафа и говорить нечего! Никитка ого-го! – продолжал развивать свою мысль Исай, поглядывая на Грязнова уже мутноватыми глазами. – А они с лепилой того... давно уже... – Он скрестил пальцы и, сжав, потряс ими, показывая, возможно, крепость отношений лепилы и неведомых «гиппократов», но тут же сосредоточился на другом – внимание его отвлекла очередная кружка пива, которую он и опрокинул в себя уже испытанным способом.
Даже то немногое, что Грязнову удалось вытащить из впадающего в странный кайф Исая, требовало определенного раздумья. Да и вообще, пора было заканчивать пиршество.
Вячеслав Иванович поднялся, сказал, что ему надо уходить, но что он готов вскоре встретиться снова и тоже посидеть, и спросил, сколько, на взгляд Исая, это застолье будет стоить. Тот был еще, кажется, в себе, посмотрел, поднял голову, что-то прикидывая, и изрек:
– Штука.
Тысяча рублей? Жирновато за такие сведения, но ладно, главное – теперь Розенбаум на связи. Вячеслав Иванович положил на стол голубую новенькую купюру с серебряной полоской, по-приятельски похлопал Исая по плечу и вышел из кабинета.
Он почти не обратил внимания на пристальный, неприятный какой-то взгляд Васи-официанта, который его обслуживал. А чего обращать, если Исай сказал, что они приятели? Но ведь все до поры... И потом, почему у официанта обязан быть приятный взгляд? Это ведь желаемое, а не действительное... И забылось.
Поскольку от «Щелковской» до его дома на Енисейской улице было относительно недалеко, Грязнов велел шоферу отвезти себя домой, где и отпустил машину.
Уже из дома он позвонил на мобильник Турецкому. Тот оказался еще на работе.
– Саня, если найдется свободная минутка, заскочи ко мне на Енисейскую. Я тут пивком побаловался и кое-что накопал. Давай обсудим. Не бойся, это не продолжение дружеского банкета, а, скорее, окончание военного совета.
– Если так, – ответил Турецкий, – тогда жди. Мы с Поремским подскочим. Тоже имеются кое-какие соображения.
– Очень хорошо! Вот он-то и будет нам нужен! А я все думал, кому бы поручить?..
5
Пока гости ехали на военный совет, Вячеслав Иванович успел сделать несколько телефонных звонков по службе.
Ему подтвердили, что в прошлую пятницу на Яузе, в районе Курского вокзала, произошло ДТП со смертельным исходом. Автомобиль «Ауди-100» девяносто девятого года выпуска, значит, – уже не новый. Продиктовали и госномер автосредства, который ничего не сказал Грязнову. Водитель, судя по найденным при нем документам, Грицман Дмитрий Яковлевич, семидесятого года рождения... проживал по адресу... и так далее. Проводилось опознание тела, присутствовала жена покойного, Грицман Ева Абрамовна, проживавшая по тому же адресу... Окончательный диагноз – механическая асфиксия. Судебно-медицинская экспертиза показала, что в крови погибшего в результате автомобильной аварии и утопления транспортного средства вместе с водителем в воде имелась крупная доза сильнодействующего наркотического вещества. На то же указывали и многочисленные следы уколов – «дорожки» на венах обеих рук. Так что можно сделать вывод, что само утопление человека, потреблявшего тяжелые наркотики, произошло в результате отключения его сознания, когда он ехал в машине.
Короче говоря, заснул за рулем и нырнул, сбив ограждения на набережной и так уже и не проснувшись. После вскрытия тело было передано родным и близким покойного, который и был похоронен на Троекуровском кладбище.
«Вот за этот факт надо бы зацепиться Володе, – подумал Грязнов о Яковлеве, брошенном на охмуреж секретарши Баранова. – Надо срочно ему сообщить...»
Мобильник Яковлева отозвался сразу.
– Ты чем сейчас занят? – строго спросил Грязнов.
– Собираюсь на свидание, – явно улыбаясь, ответил Володя. – Мне назначено на восемь. Вроде поедем к какой-то подруге.
– А как прошел первый контакт?
– А вот он теперь и состоится, пока только по телефону. Но девушка оказалась решительная, сказала, что согласна познакомиться... А на Сан Борисыча она, оказывается, успела уже обидеться. Видимо, за то, что он не воспользовался ее предложением. В общем, если погибну, считайте меня этим... коммунистом.
– Запомни такой факт...
И Грязнов подробно пересказал Володе все то, что только что услышал от служб ДОБДД и судмедэксперта, занимавшегося вскрытием.
– Не знает ли она его? Видела ли? Когда? Постарайся все выяснить и про прошлую пятницу, а также про все, что было накануне или за несколько дней до этого. Бомбу-то у него нашли еще до того во вторник. Имей это в виду. Галке не звонил?
– Звонил. Похоже, она нашла бомбиста, словом, все, как мы и думали. Но концов его нет.
– Почему?
– Там странная история. Галка выяснила, что на узел звонили и те обещали прислать мастера. В квартире действительно не работала связь. Это они сразу проверили. Но мастер пришел только к вечеру, когда уже было не до него. Там, говорят, такое творилось! Какие телефоны?! Там дом рушился. Вот и все.
– Интересный случай, – задумчиво произнес Грязнов. – А ты продумай для себя и такой вариант. Покойник – приятель нашего Баранова. Возможно, тот, как доктор, и держал своего дружка на игле. И, может, именно таким изощренным способом постарался избавиться от свидетеля, когда тот выполнил свою задачу, понимаешь?
– Не больно хитро? – усомнился Яковлев.
– А наркоманы – народ изобретательный. Сами вряд ли возьмутся, а вот организовать исполнение могут в лучшем виде. Так что нам, видимо, придется хорошенько прощупать теперь и его, этого покойника, окружение. Там у него вдова, говорят, осталась, надо попробовать.
– Что?! Опять я? Да побойтесь бога! – закричал Владимир.
Грязнов захохотал:
– Я не в том смысле! Хотя... кто его знает, что это за вдова такая?.. Ладно, пока действуй, а там посмотрим...
Тут и подъехали Турецкий с Поремским. В дверь позвонили, и Грязнов отправился открывать.
Чувствуя себя полностью «поправленным», Вячеслав Иванович, как гостеприимный хозяин, предложил и своим гостям, если есть желание, немного того, вместе со свежезаваренным чайком. Но Поремский поблагодарил и решительно отказался, а Турецкому после этого уже ничего не оставалось, как сосредоточиться на деле. К чему он тут же и приступил, заставив Грязнова подробно пересказать все обстоятельства его встречи с агентом. Особенно его заинтересовали данные о Додике. Ну и, разумеется, о возможной находке Гали Романовой.
– А что, похоже, сдвинулось, Славка, с мертвой точки?
– Да, похоже на то. Если бы еще эта Ева Абрамовна что-то знала, – добавил Грязнов задумчиво.
– Кто такая? – нахмурился Турецкий.
– А я разве не сказал? Вдова Додика, о коем рассказывал вам битый час.
– Ах ну да, – закивал Турецкий. – Адрес есть? Давай сюда. Давненько что-то я оперативкой не занимался! Ты как считаешь? Сколько ей может быть лет?
– Додик был семидесятого, вряд ли она старше.
– Ну вот и посмотрим, – ухмыльнулся Турецкий.
– Я-то думал Владимира твоего попросить, – кивнул Вячеслав Иванович на Поремского, слушавшего их с улыбкой.
– Мне кажется, что я это сделаю быстрее, – как отрезал Турецкий, и они перешли к следующей теме.
Вопрос стоял серьезный – как помочь Гале Романовой. Все понимали, что бросать девушку на поиск конкретного исполнителя очень опасно, даже несмотря на то что она оперативник хоть и с небольшим, но все-таки стажем, однако на прошлых делах ей, случалось, не хватало выдержки, именно когда уже обозначался след. Вот отыскать в куче соломы почти незаметную иголку она могла. Тут терпения и смекалки ей хватало. Но когда цель поиска уже обозначалась, Галя могла забыть обо всем и ринуться напропалую. Тут и подстерегала ее опасность.
Но и помогать ей следовало так, чтобы эта помощь для нее самой не выглядела этаким благодеянием – обидчивая девушка, вполне способна неправильно понять заботу о ней же. И налепить одну ошибку на другую. А потом беги выручай ее! Сколько уж раз бывало подобное...
И двух мнений быть не может, что если бомбист действительно профи, он без всяких размышлений уберет Галю с дороги. Он лишь исполнитель, а думают за него другие.
– У нее, кстати, просьба была, – заметил Грязнов. – Она Яковлеву ее передала, а сама отключилась. Не выходит на связь, я уже начинаю беспокоиться.
– А что за просьба? – спросил Турецкий.
– Надо позвонить Алексееву домой и выяснить у него, вызывал ли он к себе в тот злополучный четверг мастера с телефонной станции, и, если да, то приходил ли он и как выглядел?
– Ну так звони, чего ждем?
– Я думал, тебе это удобнее, ты же знаком с ним.
– Давай аппарат, – решительно ответил Александр Борисович.
Алексеев был дома и звонку Турецкого не удивился. Даже не спросил, как идет расследование. А когда Турецкий поинтересовался, почему не спрашивает, тот ответил:
– Да тут у нас уже весь дом говорит... Не знаю, правильно ли мы с вами поступили, Александр Борисович. Впрочем, ладно, что сделано, того назад не воротишь... Так что вы хотели?
И Турецкий рассказал про телефониста. Алексеев помолчал, а потом спросил:
– Это имеет какое-нибудь значение?
– Имеет, и серьезное. Я вам позже объясню. Мы подозреваем, что он поможет нам выйти на убийцу.
– Вон как? Даже так? Что ж, попробую вспомнить...
Он действительно велел вызвать мастера, поскольку городской телефон, когда Алексеев приехал домой, не работал. Просто молчал, будто где-то перерубили кабель. Подобное уже бывало, вокруг несколько лет назад кипела стройка, и с телефонами было одно мучение. К тому же тогда еще далеко не в каждой семье имелись мобильники. Это сейчас только что в футбол ими во дворе малышня не играет...
Звонил, естественно, не сам. Велел это сделать Вене, личному шоферу. Тот позвонил со своего сотового и вызвал. Обещали прислать еще до вечера, поскольку узнали, кому требуется. Но позже произошел взрыв, потом приехала милиция и врачи, а потом вообще стало уже не до городского телефона. Они, кстати, после взрыва чуть ли не во всем доме перестали работать.
Турецкий отметил для себя водителя Вениамина Каменского, чтобы позже связаться и с ним. Ни одного факта ведь нельзя оставлять непроверенным, хотя с общей картиной этого происшествия у него уже в голове прояснялось. И он поделился своими соображениями со Славкой и Володей.
Дело, скорее всего, было проделано совершенно элементарно. Явившийся в дом якобы по вызову Алексеева телефонный мастер мог попросту сам отключить на щите связь. Потом он, возможно, дождался приезда Алексеева и установил взрывное устройство. После чего мог подняться, к примеру, на верхний этаж и оттуда проникнуть в чердачное помещение, где и дождаться взрыва. Чтобы потом спуститься к подъезду вместе с паниковавшей публикой, убедившись предварительно, что задание им выполнено.
– Примитивно, ребята, просто! – воскликнул Турецкий. – А когда наконец явился подлинный телефонный мастер, в его услугах в доме уже никто не нуждался. Было не до него. Вот и весь расклад. Здорово придумано!
– Что-то больно легко у нас все получается... – пробормотал недовольным тоном Грязнов. – Не нравится мне это дело, Саня.
– А кому нравится? Тут вся штука в том, что они оставляют следы, будучи при этом уверенными в своем, скажем так, алиби. Но преступления без следа не бывает, для этого должен быть не один, а поголовно все настоящими профессионалами. Однако в нашей современной жизни этого быть не может по одной простой причине – сейчас время не профи, а обнаглевших дилетантов. И так во всем! Вот и результат.
– Согласен. Но как же нам тогда нащупать твоего бомбиста?
– Он может неожиданно всплыть в окружении того Додика. Странный парадокс, смотри: человек утонул, а свидетели выплывают вместе с ним! Как тебе?
– Я думаю, по твоей философии рюмка плачет, – ответил Грязнов.
– Ну что ж, раз так, наливай! И давай сюда домашний телефон Додика. Его, кстати, уже похоронили, не знаешь?
– Наверняка, неделя, считай, прошла.
– Отлично!
– Чего ж тут отличного, Александр Борисович, я тебя не понял? – вмешался молчавший доселе Поремский.
– А тем, что на похоронах обычно бывают провожающие. Не отрицаешь?
– Не отрицаю, иначе гроб некому нести.
– Правильно. А еще многие стараются при этом запечатлеть свой лик на память для потомков. Мол, он-то уже того, а мы еще ого-го! Фотографы-то, поди, были, куда от них сегодня денешься? Особенно если провожали «верные друзья»?
– Согласен.
– Вот и посмотрим на их скорбные лица... Алло? Ева Абрамовна? Извините, не могу вам сказать «добрый вечер». Какой уж он добрый!.. Да-да, я знаю... Примите мои самые искренние соболезнования... Простите, я, кажется, не представился... – Турецкий зажал ладонью микрофон трубки и сказал громким шепотом: – Ребята, просто охренеть, какой голос! – И продолжил в трубку: – Я первый помощник Генерального прокурора России Турецкий, а зовут меня Александр Борисович, и я готов предвосхитить ваш вопрос и объяснить, какое отношение имеет Генеральная прокуратура к безвременной и трагической гибели вашего супруга...
Он снова зажал микрофон ладонью.
– Сейчас она вытрет слезы и продолжит слушать... Дело в том... – В голосе Турецкого вдруг появились такие глубокие и взволнованные нотки, что Грязнов с Поремским изумленно переглянулись. – Дело в том, – повторил Турецкий, – что гибель вашего супруга рассматривается нами в контексте целого ряда преступлений, совершенных в последнее время одной опасной мафиозной группой. И этот факт стал немедленно предметом рассмотрения следственных органов. Вот в этой связи, прекрасно понимая при этом ваше нелегкое душевное состояние... да, мне известно, что вы его недавно похоронили... но я, как руководитель следственно-оперативной группы, просто вынужден вас побеспокоить. Надо задать несколько вопросов, которые, могу искренне обещать, не будут вам в тягость... Как, разве уже поздно? – искренне удивился Турецкий. – А мы у себя еще пашем вовсю! Нет, но, если вы продиктуете мне адрес, по которому находитесь, я постараюсь быть у вас ну, скажем, в течение ближайшего получаса... Где это? Ах ну да, на «Семеновской», разумеется, это же фактически рядом. Но мне необходимы все ваши дверные коды, чтобы еще раз не беспокоить напрасно... Записываю! Благодарю, еду!
Турецкий положил трубку, подумал, оглядел товарищей несколько отсутствующим уже взором и сказал:
– Пожелайте мне удачи. Иду на растерзание, так мне почему-то кажется...
– А может, не стоит? Может, запустим вперед молодежь? – подначил Грязнов.
– Старый конь борозды не испортит.
– Но и глубоко не вспашет...
– А поглядим. Голос вдовы, во всяком случае, волнует. А потом ее приятно удивило, я чувствую, что разговаривал с ней сам помощник генерального. Ну как послать после этого к ней обыкновенного «важняка»? А никак! Раньше надо было думать!
И Турецкий вышел, сопровождаемый нахальным смехом Вячеслава Ивановича и Владимира Дмитриевича.
