Пророчества «важняка» начали сбываться уже утром следующего дня.

Вообще-то на работу он собирался прибыть только к обеду, а до того – навестить Вовика Молчанова в клинике и показать ему фотографии Болтунова. Вероятность того, что Вовика в свое время обрабатывал именно он, была достаточно высока. Не могут же все поголовно в УНОНе быть продажными, скорее всего, контингент сволочей там все-таки ограничен, иначе они просто бы давно уже засыпались. И если Вовик согласится свидетельствовать против доблестного старлея Болтунова, то будет в его обвинении еще одна статья: принуждение свидетеля к даче ложных показаний посредством запугивания оного. Не бог весть какой аргумент, конечно – капля в море остальных обвинений, но, может, именно эта капля и переполнит чашу его терпения и он наконец расколется и запоет, как народный хор имени Григория Веревки.

Но на полдороге к клинике на Соколиной Горе пейджер повелительно возвестил о желании К. Д. Меркулова видеть А. Б. Турецкого у себя, и немедленно. Пришлось ехать к начальству, на Дмитровку.

Костя был не то чтобы зол, но страшно расстроен.

– Ну что вы там с Грязновым опять наворотили? – устало спросил он, привычно массируя левую половину груди (видать, сердце у него в последнее время сбоило все чаще и чаще).

– О чем это ты? – Турецкий все еще надеялся, что это запоздалая реакция генерального на их с Денисом грандиозно-провальную попытку подсунуть вице-премьеру Промыслову лже-Жеку.

– Вчера из УНОНа телега на тебя пришла генеральному.

– А на Грязнова? – живо спросил Турецкий.

– А на Грязнова – его министру, и не только на Грязнова, но и на рубоповцев. Короче, Кривенков завалил жалобами все инстанции, про которые вспомнил, даже, говорят, лично премьеру собрался жаловаться.

– И все из-за какого-то одного арестованного уродца, который продался с потрохами наркоторговцам и от которого товарищу Кривенкову полагалось бы открещиваться как от чумного? – изумился Турецкий.

В том, что хода этому делу не дадут, он, собственно, и не сомневался. Однако в этой ситуации вполне можно было ожидать, что Болтунов вдруг окажется уволенным из рядов милиции, скажем, позавчерашним числом. Или что его объявят невменяемым, или добьются для него замены меры пресечения на подписку, а потом он вдруг попадет под асфальтовый каток, благо дороги сейчас в Москве строят активно, как никогда, но такой наглости «важняк» не ожидал. Надо же, они со Славкой еще и виноваты!

– Цитирую по памяти: «Некомпетентные, скоропалительные и неоправданные действия сотрудников МУРа, которые руководствовались непродуманными и противоречивыми приказами начальника МУРа генерал-майора Грязнова В. И. и старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ Турецкого А. Б., не просто поставили под угрозу проведение крупномасштабной операции по выявлению дилерской сети наркоторговли в Москве и прилегающих районах, они фактически привели к срыву операции, на подготовку которой потребовалось огромное количество времени и большие затраты людских ресурсов». Но больше всего, Александр Борисович, возмутил генерального даже не сам факт того, что операция у них не разложилась, а твое непосредственное участие в описанном безобразии. И я тоже не пойму: ты же вроде ищешь Промыслова, так при чем тут уноновцы?

– Ну, положим, я к этому имею весьма отдаленное отношение, – возразил Турецкий, – ни в каких задержаниях, допросах и прочем криминале лично не участвовал и идейным вдохновителем не был, обо всем вчера от Славки узнал, так что Кривенков нагло врет. Но это я тебе говорю, перед генеральным оправдываться не намерен, потому что Кривенков – просто вонючий козел, ему самому место на нарах, рядом с этим его Болтуновым и прочими уродами.

– Стоп! – прервал Меркулов. – Кончай демагогию разводить, доказательства его козлизма у тебя есть?

– Нет.

– Факты, по которым можно возбуждать против него уголовное дело, есть?

– Нет.

– Так какого черта ты тут Дон-Кихота разыгрываешь? Генеральный требует объяснений в письменном виде. Напишешь, отнесешь лично. Не участвовал, так и напиши.

– А может, я тебе отдам?

– Не может, – отрезал Костя и уже мягче добавил: – Он сегодня в десять отчаливает в Думу, попробуй успеть до этого времени.

– Разрешите исполнять? – поинтересовался Турецкий, по-своему истолковав последний Костин совет: если протянуть с рапортом, то вызова на ковер сегодня не будет, а возможно, не будет и вовсе.

– Исполняй, – позволил Меркулов. – И в следующий раз, я тебя умоляю, ставь меня в известность хотя бы о наиболее важных своих и грязновских начинаниях.

Турецкий сел писать рапорт и, памятуя, что лучшее средство защиты – нападение, начал с конкретных обвинений. В первую очередь написал про то, как уноновцы установили за ним (следователем Генпрокуратуры!), несанкционированное наружное наблюдение, что явно выходит за рамки их компетенции. Писал даже с удовольствием, к концу второй страницы (мелким почерком) добрался наконец до многих тысяч долларов, которые Кривенков вряд ли успел так быстро оприходовать, особенно если сам же половину и потратил. Потом перешел к героину.

«Даже в рамки самой крупномасштабной операции по выявлению дилерской сети наркоторговли с трудом вписывается регулярное снабжение героином наркоторговцев сотрудником УНОНа МВД...»

Эпистолярный пыл несколько угас. Турецкий перечитал написанное, подумал, что не совсем понятно, кто, кого и чем снабжал, но так даже лучше, генеральный сам додумает, как ему покажется более идеологически верным. Когда «важняк» уже окончательно застрял в канцелярских экзерсисах, появился мрачный Грязнов.

– Тебя тоже вздрючили? – поинтересовался Турецкий.

Грязнов молча выставил на стол бутылку коньяка, – значит, вздрючили. Турецкий посмотрел на часы и заторопился, было без двадцати десять. Генеральный, наверное, уже собирается. Хотелось бы столкнуться в дверях, когда ему некогда будет читать нотации и в то же время «важняк» как бы продемонстрирует подобающее рвение.

– Сейчас вернусь. – Турецкий дописал последнюю обличительную фразу и поскакал в приемную Генпрокурора, по дороге репетируя оскорбленную добродетель.

План почти удался: они действительно столкнулись в дверях, только отделаться от нравоучений «важняку» не удалось. Генеральный завел уже порядком заезженную пластинку о корректности, аккуратности и выдержанности как о необходимых качествах прокурорского работника, которые в Турецком, очевидно, атрофировались, о сущности межведомственной координации, о том, что все мы делаем общее дело и сила наша именно в коллективизме и сплоченности, а выскочки и авантюристы своим стремлением выбиться в герои, ценой попрания усилий других, будут безжалостно выдавливаться из сплоченных рядов мужественных борцов с преступностью.

Они уже дошли до машины, и генеральный даже уже влез внутрь, но все никак не мог остановить свою пламенную речь, которая в результате закончилась строжайшим распоряжением впредь все свои действия, могущие иметь хоть какие-то последствия, согласовывать лично с ним...