«Следователь. Вы Кожаев Руслан Русланович, 1974 года рождения, гражданин Таджикистана, прописанный по адресу: поселок Горный Тельмановского района, улица Красная, дом 5?

Кожаев. Конечно.

Следователь. Вы знакомы с постановлением московской городской администрации о правилах регистрации иностранных граждан?

Кожаев. Какие правила, дорогой? Я к другу приехал. Меня друг пригласил. Он у меня дома гостил, мне сказал: приезжай тоже, гостем будешь.

Следователь. То есть по приезде в Москву вы не зарегистрировались?

Кожаев. Зарегистрируюсь, дорогой, выйду от вас и зарегистрируюсь, мамой клянусь.

Следователь. Фамилия друга и адрес?

Кожаев. Иванов фамилия, а адрес не знаю, забыл. Он у нас в миротворческих силах служил, от бандитов охранял. Хороший человек. Я его обязательно найду.

Следователь. Предупреждаю, за отказ или злостное уклонение от дачи показаний вы несете ответственность по статье 308 УК Российской Федерации, а также по статье 307 несете ответственность за дачу заведомо ложных показаний. Вот здесь в протоколе записано: задержанный предупрежден об ответственности за отказ от дачи показаний и дачу ложных показаний, видите? Теперь поставьте свою подпись и сегодняшнюю дату.

Кожаев. Какие показания, дорогой?!

Следователь. Что вы делали сегодня с двенадцати до тринадцати тридцати на платформе станции метро «Курская-кольцевая»?

Кожаев. Поезда ждал.

Следователь. В течение полутора часов?

Кожаев. Конечно, у вас метро красивое, с детства хотел посмотреть. Стоял смотрел, насмотрелся, хотел ехать уже, а тут этот, ну неизвестный, подошел и стал мне что-то в руку совать. А потом милиция прибежала.

Следователь. То есть вы человека, подошедшего к вам с полиэтиленовым пакетом, видели впервые?

Кожаев. Конечно. В первый раз видел.

Следователь. Объясните, пожалуйста, происхождение изъятого у вас героина?

Кожаев. Какой героин, дорогой? Я не знаю, кто такой героин. Это все тот, которого вы тоже арестовали. Он мне подбросил. Мамой клянусь. Я друга в Москве ищу. Я в метро пришел на красоту посмотреть.

Следователь. Перед вами фотографии, где отчетливо видно, как вы передаете, по вашим словам, совершенно незнакомому вам человеку газетный сверток. Вы признаете, что на фотографиях изображены именно вы?

Кожаев. Не знаю, дорогой. Похож на меня, но не я. Точно не я.

Следователь. А вот фотографии, сделанные вчера, на которых тот же незнакомый вам человек снова передает вам такой же пакет, а вы ему – сверток. Как вы это объясните?

Кожаев. Никак, дорогой, это опять не я. А... знаю. Знаю! Это монтаж! Меня подставить хотят, я друга в Москве ищу.

Следователь. А незнакомый человек тот же?

Кожаев. Не знаю, я же говорил, дорогой, первый раз его сегодня видел.

Следователь. Довожу до вашего сведения, что этот незнакомый вам человек является сотрудником Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Так что вам будет предъявлено обвинение не только по распространению наркотиков, но и по подкупу должностного лица при исполнении служебных обязанностей. В свете вышесказанного вы не желаете изменить свои показания?

Кожаев. Не желаю».

– Ну и чему ты радуешься? – поинтересовался Турецкий, дочитав протокол. – Расколоть-то их не получилось. Ну, с Кожаевым понятно, сядет, никуда не денется, а этот уноновец Болтунов? Что с ним-то делать?

– Щемить! – решительно заявил Грязнов.

– Как?

– Сильно и больно. Любимов точно повязан, поэтому в настоящее время с ним никто говорить не собирается и даже ставить кого-либо из УНОНа в известность об аресте их доблестного сотрудника пока рано. Пусть посидит наш Болтунов в СИЗО, там хорошо, прохладно, пусть подумает, может, и надумает чего, особенно если свои его выручать не поторопятся. А вообще, этим пусть теперь соответствующие товарищи занимаются, я им злодея преподнес на блюдечке с голубой каемочкой, а они пусть потрошат.

– Остальные наркоторговцы тоже в отказе? – справился Турецкий, заранее предвидя положительный ответ.

– Угу, – кивнул Грязнов, от общения с Турецким энтузиазма у него явно поубавилось, он больше не светился и все чаще многозначительно поглядывал на сейф. – Думаешь, опять не выгорит ничего?

– Ставлю коньяк, если выгорит.