Турецкий. Москва. 10 сентября, 12.10
– Саша, я не могу в это поверить! – заявил Меркулов, обескураженный результатом Турецкого. – Спикер Думы связан с Призером?! Ну и что с того, что он прислал машину его встретить прямо к воротам тюрьмы? Но ведь именно Сапожников привлек Генпрокуратуру к расследованию убийства Богачева?! И почему Призер молчал в таком случае? Чего ему бояться?
– Допустим, Призер молчал, чтобы не компрометировать Сапожникова самим фактом связи с ним, бабушкинским «авторитетом». Но это – досужие домыслы. Есть только один способ это проверить?
– Какой?
– Задать этот вопрос самому спикеру.
– Ну да, и он, конечно, все расскажет, – скептически протянул Меркулов.
– Увидишь, – пообещал Турецкий. – Но мне нужно, чтобы ты был рядом. Обещаешь? – Он тут же позвонил в секретариат Сапожникова и тоном, не терпящим возражений, заявил: – Генеральная прокуратура. Как чья?! Западной Самоа! Вот именно. Моя фамилия Турецкий. Передайте господину Сапожникову, что я приеду поговорить с ним в течение ближайшего часа. Все.
– Сомневаюсь, – снова сказал Меркулов. – У них сейчас непрекращающиеся прения по поводу... по поводу... короче, без всякого повода. Можем проверить, вот прямая трансляция. С этими словами он включил канал РТР.
«– Уважаемые депутаты! – сказал краснощекий спикер, словно ждал этого включения. – Поступило предложение отложить обсуждение законопроекта до шестнадцати часов...»
– А ведь будешь когда-нибудь Генпрокурором, – пробормотал потрясенный Меркулов и выключил телевизор. – Как пить дать.
– Буду, буду, – пообещал Турецкий. – Какой-нибудь Западной Самоа. А в нашей стране на меня компромат только ленивый не соберет. Поехали. Я тебе покажу, как это делается.
По дороге Турецкий достал из своего пресловутого кейса видеокассету со словами:
– Люблю пиратскую продукцию!
Меркулов недоуменно посмотрел на подчиненного, но ничего не сказал.
В 13.30 они были в кабинете Сапожникова в здании на Охотном ряду. Сапожников принял их немедленно и был подчеркнуто радушен. Меркулов, согласно уговору, молчал, Турецкий принял игру на себя.
– Что же вы, уважаемый Иван Максимович, делаете, а? – И укоризненно покачал головой.
Сапожников, однако, пребывал в такой комплекции, что если даже и волновался, то внешне это никак не проявлялось.
– Рад вас видеть, товарищи! – по-партийному приветствовал он гостей. – Надеюсь, расследование продвигается стремительными темпами?
– Быстрее, чем вы думаете, – внушительно заверил Турецкий. – И в несколько ином направлении.
– Буду рад послушать. – И Сапожников поудобнее устроился в кресле.
– Да нет, это мы приехали вас выслушать.
– Простите? – удивился Сапожников.
– В каких отношениях вы были с покойным Леонидом Богачевым?
– В дружеских, разумеется.
– А с Геннадием Карамышевым?
– С кем?
– А с депутатом Коклюшкиным? А с его машиной? С ней вы состояли в интимной близости, не так ли?
Загиб, подумал Меркулов. Это явный загиб. Хотя, с другой стороны...
Сапожников от такого откровенного хамства лишился дара речи, что дало возможность Турецкому продолжить атаку.
– Я хочу услышать немедленно, здесь и сейчас, аргументы вашей и Карамышева непричастности к планированию, подготовке и исполнению убийства Богачева. Карамышеву нужен рынок – это доказано! Вы взаимодействуете с Карамышевым – это доказано!!! Ну?
Ва-банк, подумал Меркулов. Сейчас мы можем провалиться в тартарары.
Видя, что совершенно смятый Сапожников безуспешно пытается выговорить какие-то слова, Турецкий приблизил к нему ухо:
– Что такое?! Уж не о депутатской ли неприкосновенности вы там шепчете? Забудьте об этом. У нас есть кое-что на пленочке, чтобы превратить ее в дым. – С этими словами он хлопнул об стол припасенной видеокассетой, при появлении которой глаза спикера чуть не вылезли из орбит.
– Валидол? – искренне предложил Меркулов.
– Кроме того, заместитель Генерального прокурора по следствию Константин Дмитриевич Меркулов готов немедленно выступить перед депутатами, чтобы посвятить их в перипетии одной большой дружбы.
Меркулов, потрясенный не меньше Сапожникова, разумно промолчал и подумал, что выступает сейчас в роли Кисы Воробьянинова с его сакраментальным «Да уж!».
– Леня... – хрипло сказал Сапожников. – Я убедил Леню сотрудничать с Призером... То есть с Карамышевым. Вот и все...
– Чего?! А доказательства этой муры вы как думаете фабриковать?
– Поверьте! И у Богачева, и у Карамышева должны быть договоры...
– И конечно, Богачев держал этот договор на даче, в Крыму, – констатировал Турецкий. – Ладно, допустим. И в чем они должны были сотрудничать?
– Карамышев уже почти готов наладить производство отечественных препаратов. Я знал об этой программе еще три года назад, когда свел его со Швейцером, который искал спонсора. Стоило, между прочим, немалых трудов убедить их обоих... А потом уже наша с Призером задача была – убедить Богачева, как монополиста внутреннего рынка, продавать именно отечественные лекарства.
– Ну, допустим. Но вам-то какая выгода?
– Ну как же. Как русский человек и патриот...
– Понятно. Вы не могли допустить, чтобы ваш любимый электорат жрал немецкий аспирин? Иными словами, у вас лично, или вашей фракции в целом, был хороший процент от этой сделки, – констатировал Турецкий. – И, презрительно указав на кассету, добавил: – Можете оставить себе.
– Ты в это веришь? – спросил Меркулов уже на улице, садясь в машину.
– Нет. Единственное, что говорит в пользу такой версии – что такого договора между «Махаоном» и бабушкинскими бандитами мы не нашли. То есть Богачева пришили и бумаги забрали. Но с другой стороны, легче легкого придумать похищение того, чего не существовало в природе. Документы мы не нашли, потому что их похитили или потому что их никогда не было?
– Да, а что там правда на пленке-то? – спохватился Меркулов. – Чем я должен был депутатов поражать?
– Да просто пиратская кассета. «Последнее танго в Париже». Ирке кто-то принес, она еще даже не смотрела. Сегодня дома будет скандал.
