7
Алекпер, сын Президента Азербайджана, лежал на теплом песке пляжа в Акапулько и смотрел сквозь солнечные очки на восходящее солнце. Он до сих пор не мог поверить в случившееся. Так быстро его схватили, увезли, загрузили в самолет, вкололи какой-то наркотик, посильней того, к которому он привык со студенческой скамьи.
И вот он здесь. В Акапулько. В далекой Мексике, о которой когда-то мог только мечтать. Такое впечатление, что похитители знали о его заветном желании отдохнуть и поразвлечься по другую сторону Атлантического океана. И учли это, разрабатывая свой план.
Кому он говорил о своем желании? Разве что Деларе. Но она не могла его предать. Кому еще? Отцу после откровенного разговора...
Отец говорил, что пора бы заняться каким-то делом. Что ему нельзя так дальше жить. Все в городе только и говорят о похождениях его сыновей. Что Делару придется забыть...
Как ее забудешь. Если и сейчас она буквально стоит перед глазами: он видит ее смеющийся рот, ощущает прикосновение ее груди... Плевать на карьеру, плевать на красоты Акапулько, если ее нет рядом.
Его похитители говорят то же самое, что и отец: плюнь и забудь! Ты посмотри, какие здесь девушки! И они правы: девушки здесь необычайно хороши и податливы. Даже слишком податливы. Им не хватает гордости и нежности Делары, ее обаяния... Не получится из меня государственный деятель, как о том мечтает отец. Из Рахима, младшего брата, тоже не получится.
Другая среда, другое воспитание... Только Самед, троюродный брат по линии отца, еще интересуется политикой. И кажется, имеет на то основания... Его надо было похищать. С ним вести разговоры, его шантажировать. На меня где сядешь, там и слезешь... Но как бы им не пришло в голову точно так же похитить Делару. Это бы подействовало сильнее и сделало бы его куда сговорчивее. И они, кажется, начинают что-то понимать. А то каждый вечер допоздна, сменяя друг друга, уговаривают, угрожают, стращают... Какие-то дебилы. Им не понятно, что можно кого-то безоглядно любить, пусть даже чужую жену.
Мечтать о ней. Слышать ее голос, делая при этом вид, что слушаешь их. А эти, простые русские парни, закончившие в свое время ПТУ, ничего не понимают. Усвоили только, что все на свете лабуда и твое только то, что смог взять силой. Пусть банк, пусть строптивую девицу, пусть сына Президента суверенной страны. Один из них, Андрей, от которого вечно пахнет местной водкой, текилой, говорит мало, больше смотрит и совсем не доверяет... Хотя куда тут убежишь от них?
Как и в России, на Урале, по их словам, у них здесь все схвачено, все куплено... И похоже, не хвастают. В этом заливчике со всеми здешними коттеджами, ресторанчиками и массажными кабинетами, не говоря уже о спасательной станции с моторными лодками, дельтапланами и парапланами, все смотрят им в рот. Скорее испуганно, чем подобострастно. Наверное, их не столько купили, сколько запутали эти бывшие пацаны откуда-то из-под Свердловска, прожившие детство в коммуналках рабочей окраины, и вдруг в один прекрасный момент увидевшие мир во всем его красочном многообразии. Не такой ли стимул сработал в свое время для бедных сицилийских парней, высадившихся в свое время на Брайтон- Бич? Все на свете можно взять, если постараться. Если приложить силу тех, кому нечего терять, к тем, кому терять есть что.
— Послушай, Алик, — лениво сказал лежащий рядом второй охранник по имени Серега. — А если мы привезем к тебе сюда твою мадам? Говорят, она старше тебя, это правда?
Алекпер промолчал. Ведь привезут! Похитят нагло, грубо, схватят, изломают, засунут в багажник... А у нее больное сердце, она не выдержит...
— Тогда и разговора не будет, — ответил Алекпер.
— А его и сейчас нет, — приподнялся на локте другой охранник — Андрей. — А это ты, Серега, придумал самое то. Привезем ее сюда, раз такая любовь... Ты хоть ее видел?
— Видел, — зевнул Серега. — Актриса. На афишах видел. Фигура что надо. Как она в деле, а? — ткнул он в бок Алекпера. — Груди-то, сиськи, прямо колышутся, а? Тот старичок се, ну из министерства, не тянет, поди? Знаешь, как у нас говорят: на такой батон твой ножичек маловат будет. Я не про тебя, твой в самый раз, я про ее мужа.
— Перестань, — сказал ему Андрей. — Значит, Алик, не желаешь? Ну как желаешь. Только счетчик-то стучит. Сколько нам еще на уговоры осталось?
— Четыре дня, — ответил Серега, переворачиваясь на спину.
Местные уже перестали удивляться этим загадочным русским, загорающим втроем с утра до вечера. Если бы не требовали себе каждый вечер по новой девушке, можно было бы подумать, что это трое голубых, в своем роде любовный треугольник, в котором двое светловолосых спорят из-за третьего, черноголового, которому здешние втайне сочувствовали. Но даже самые любопытные не старались к ним приблизиться, зная их свирепый нрав, и только гадали, о чем они постоянно говорят, в чем убеждают симпатичного и такого грустного парня с темными курчавыми волосами.
— Четыре... — повторил Андрей. — Слушай, Алик, расскажи-ка про своего отца. Я про него много слышал, мол, порядок вместе с Андроповым наведет. Не навел. Не дали. А теперь и в своем Азербайджане навести не может. Эти армяшки гоняли вас по Карабаху как хотели... Сам там бывал?
— Нет, — покачал головой Алекпер.
— Ну да, сын Президента, — вздохнул Сере- га. — Был бы у меня папаша Президент...
— Тогда бы вы поменялись местами, — засмеялся Андрей.— Он бы твои жилы на палец наматывал.
— А ведь придется, — отозвался Серега. — Отведем тебя в горы, там у нас домина стоит. Как раз для таких дел. Там тебя никто не услышит, ори не ори... Там испанский сапог у нас. Слыхал про такой? Самое то для таких, как ты. Вот через пару дней и займемся тобой. Посидим с тобой напоследок в ресторанчике, выпьем текилы, споем, спляшем, а наутро отвезем тебя на «чероки» в эту хижину. Там воздух знаешь какой? Тишина.
— Вы мне еще не сказали, на кого работаете, — глухо произнес Алекпер.
— Да тебе какая разница? — хмыкнул Сере- га. — На кого надо, на того и работаем.
— Если честно, мы сами не знаем... — сказал Андрей. — Иной раз голова кругом, как представишь. Думаешь, ну все, это и есть твой хозяин, а он — нет, сам перед кем-то спину гнет, окурки убирает. Так что лучше не задумываться. Ну чем тебе здесь плохо, не понимаю. Съездил за счет фирмы туда, куда мечтал. Отдохнул, понимаешь, набрался сил, как в пионерском лагере. Но ведь за это платить надо.
— Я могу вам соврать, — сказал Алекпер. — Совру, мы вернемся, и отец обеспечит мне такую охрану, что никто близко не подойдет. Так что вам мое слово? Что вам мое согласие?
— Опять ты об этом, — сокрушался Серега. — Ну сколько тебе объяснять? Папаша тебе — охрану, а мы ему — народное возмущение, переходящее в дворцовый переворот. Не знаешь, как это делается?
— А что, вы уже это делали? — спросил Алекпер.
Охранники усмехнулись.
— Да не мы, конечно... Думаешь, трудно найти майора или полковника, которого наградами обошли? Не мы, мы — тьфу! Никто! Но есть другие, которых мы никогда в глаза не видели, хотя их приказы исполняем. — Серега подмигнул Андрею. — Вот и дадут они приказ наступление в Карабахе возобновить. Армяшки так и просят подбросить им танков. Кто имеет деньги, тот и делает политику. Неужели папочка не объяснял?
К ним приближалась девушка лет четырнадцати-пятнадцати, восторженно глядя на Сергея.
— Сырожа... — сказала она негромко. — Ты вчера обещал...
— Ну раз обещал, стало быть, сделаю. Знакомьтесь, Кончита.
Серега поднялся. Невысокий, кривоногий, в цветастых шортах, на полголовы ниже девушки, смотревшей на него с робким обожанием.
— Вишь, как по-нашему говорит? — сказал Серега Алекперу. — Ну я отойду, тут недалеко. Потом продолжим разговор. До обеда время еще есть.
— А что ты ей пообещал? — спросил Андрей, не сводя глаз с девушки.
— Ребеночка, — ответила она, на мгновение оторвав взгляд от своего божества.
— Так у меня лучше получится! — оживился Андрей. — Видела двойню у Ракел? Один — мой, другой — его. Первый как раз мой!
Кончита засмеялась, по-прежнему немного конфузясь, переступая с ноги на ногу.
— Видал какая! — сказал Серега Алекперу. —
Разве сравнить с твоей старухой? Она ж, говорили, на десять лет старше тебя.
Алекпер не мог оторвать взгляда от Кончиты. Дикая грация, стыдливый румянец на смуглом личике, опущенные подрагивающие ресницы и великолепная, почти как у взрослой девушки, грудь.
— А вот он — еще лучше, — сказал Андрей, показывая на Алекпера. — Он сын Президента, понимаешь? Он сделает тебе мучачо...
Кончита медленно перевела взгляд на Алекпера и покачала головой.
— Я от Сырожи хочу. Чтобы глаза у моего сына были, как небо, — сказала она.
У Сереги действительно были небесно-голубые глаза.
— Она тебя не хочет, но это поправимо, — сказал Андрей Алекперу. — Захочет, еще как, если попросим. Ты, я вижу, свою актрису уже забыл. И правильно. Куда твоей старухе до здешних телок... Ну так что? Условие сам знаешь какое.
Алекпер отвел взгляд от девушки. Эти ребята уже всех здесь обучили русскому языку. Они по- русски щедры и даже по-своему справедливы. Но они жестоки, с чем этой девочке, этим барменам и уборщикам еще предстоит столкнуться. Алекпер вспомнил глаза Дел ары. Он не предаст ее. Он ее не забудет.
И он, отвергая слова Андрея, покачал головой. Нет, он не предаст ни отца, навязавшего ему пост нефтяного босса республики, ни своих братьев, не предаст и возлюбленную.
Серега и Андрей переглянулись. Они понимали друг друга без слов.
— Кончать надо эту волынку, — негромко сказал Серега, по-хозяйски положив руку на плечо девушке. — После обеда отвезем его... — И показал рукой в сторону зеленых гор.
Кончита жалостливо посмотрела на Алекпера, что-то такое она поняла. Ее жалость была сродни жалости к курице, которую собираются зарезать.
Русских здесь любили. Они были великодушны к местным жителям, не такие жадные, как французы и американцы. Последние, впрочем, почти перестали наведываться в этот район «русских национальных интересов». Русские были добры к местному населению, но в отношении к своим бывали иногда свирепы и жестоки. Уже не раз труп очередного русского, что-то не поделившего со своими соплеменниками, всплывал в одной из бухточек этого райского уголка Нового Света. Говорили, что это не совсем русские, а какие-то «новые русские». Но никто здесь в этом не разбирался — новые, старые... Главное, чтобы местных жителей не обижали.
Алекпер поднялся с песка. Он был выше, стройнее, несмотря на свои сорок лет, этих парней. У него было красивое, одухотворенное лицо, черные глаза и девичьи губы. Кончита, разглядев его, даже неприметно вздохнула. Но нет, ее дети все-таки должны быть от «Сырожи», чтобы глаза, как небо...
Алекпер и Андрей смотрели, как парочка уходит в сторону бунгало, прикрытого широкими листьями разросшихся бананов.
— Завидуешь? — спросил Андрей. — Только я бы на твоем месте о другом сейчас думал... Дурак ты, дурак, потому что себя не жалеешь.
И опять лег спиной на песок, прикрыв лицо широким сомбреро.
Он был слишком уверен в себе. Сверх всякой меры. Этот азер — куда он денется? Чуть прижмешь яйца плоскогубцами — и весь моральный долг перед отечеством испарится.
— Пойду искупаюсь, — сказал Алекпер, глядя на загорелый кадык Андрея, под которым был заметен белый шрамик.
— Иди, только далеко не заплывай, — не открывая глаз, лениво произнес Андрей. — Хотя какой из тебя пловец...
Алекпер внимательно присмотрелся к его шее — такой сейчас беззащитной, с чуть пульсирующей жилкой. Перевел взгляд на отдыхающих. Половина русских. И почти все дремлют под солнцем. Никто ни на кого не обращает внимания. Ушла Кончита, на которую они все только что пялились, и опять над пляжем нависла скука.
Песок крахмально поскрипывал под босыми ногами Алекпера. Андрей спал, приоткрыв рот и раскинув руки. Алекпер подошел к нему и голой пяткой наступил на его кадык. Быстро и решительно перенес на пятку всю тяжесть своего тела. Послышался короткий хруст, невнятное мычание. Алекпер увидел вытаращенные глаза, затем послышалось тихое хрипенье. Несколько голов отдыхающих приподнялись и посмотрели в их сторону, но ничего не увидели, поскольку Алекпер уже убрал ногу с горла мертвого парня с Урала. Окружающие увидели лишь то, как он заботливо оправил на лежавшем свалившееся сомбреро и не спеша побрел к воде купаться.
Задача была одна: не привлекать к себе внимания. Хотя так и подмывало взять напрокат моторную лодку и — быстрее отсюда... Но наверняка здешнему лодочнику было велено не давать моторку этому азеру, а здешние мексиканцы беспрекословны во всем, что требуют от них богатые клиенты. К тому же надо взять деньги в раздевалке. А потом, шум мотора привлечет внимание пляжников: кто это раскатывает в такую жару?
Алекпер плохой пловец, но он постарается. Если плыть вдоль берега бухты, то можно выплыть за тот мыс. А там, говорят, другая бухта, там кончается сфера интересов «новых русских». Там отдыхают немцы и американцы.
Сколько он сможет плыть? Вернее, сколько будут отсутствовать Серега и Кончита? Они молодые, жара их только распаляет.
Алекпер плыл вдоль берега, хотя так плыть было дольше. Он боялся потерять сознание от теплового удара и утонуть. В голове шумело, время от времени он опускал ее в воду, стараясь охладить, но вода была теплой, как в ванне, и он плыл почти в забытьи, ничего не видя, ничего не слыша, стараясь экономить силы.
Он не видел, как на берегу поднялась суматоха. Кто-то обнаружил труп Андрея, и теперь все бегали, искали его товарища, только что ушедшего купаться. Уже запускали моторку, уже вырвался из жарких объятий Кончиты Серега, заслышав шум на берегу.
Когда Алекпер услышал шум моторки, он подумал, что лучше всего сейчас утонуть. Но потом желание жить пересилило в нем страх перед расправой.
Он выбрался на берег и спрятался в колючих кустах. Солнце сжигало затылок, колючки нестерпимо впивались в кожу, он плакал от боли, кусая губы и стараясь не смотреть на море, где его искали.
Там ныряли аквалангисты, блестя своими темными подводными костюмами, там орал, носясь по берегу, Серега...
Алекпер дождался ночи. И потом снова поплыл. Теперь море слегка пощипывало его полусожженную кожу и приятно охлаждало.
Он завернул наконец за мыс и увидел огни на берегу. Этот залив был совсем небольшой, вроде бухточки, в которой вода во время прилива поднималась одновременно везде и точно так же опускалась. Люди на берегу заметили его.
— Я сын Президента... — говорил, теряя сознание, Алекпер. — Позвоните отцу... — Он повторял это по-русски, по-английски, по-азербайджански. — Меня похитили, я бежал...
Вскоре он начал бредить. Утром пришел в себя и потребовал, чтобы его доставили в посольство. Вертолетом его отправили в российское консульство, представлявшее также интересы республики Азербайджан. Алекпера по-прежнему лихорадило, его ожоги мучительно болели, но он требовал только одного': чтобы его поскорей отправили к отцу, в Баку.
